Шекспиру и не снилось... (джен)

Директор Хогвартса Альбус Дамблдор в своём весьма почтенном возрасте не был чужд свежих идей и умел красиво их преподнести, что было бы весьма похвально, если бы воплощать его замыслы не приходилось другим. Именно по этой причине и декан Гриффиндора Минерва МакГонагалл, и декан Слизерина Северус Снейп считали каждое приглашение к нему в кабинет «на чашечку чая» серьёзным вызовом собственному душевному равновесию. А уж если он звал их одновременно, как сегодня, то без драмы было точно не обойтись, ибо после победы над Волдемортом бои закончились по всей территории магической Британии, за исключением Хогвартса. Здесь опора победившей стороны — славные гриффиндорцы продолжали преследовать слизеринцев, всякий раз дававших достойный отпор. Мадам Помфри, уставшая залечивать их почти не сходящие синяки, засыпала жалобами и директора, и деканат, и даже в Министерство написала, после чего сам Министр магии Кингсли Шеклболт вызвал Дамблдора и распорядился нивелировать межфакультетское противостояние во что бы то ни стало.

— Восьмой курс должен перестать отрицательно влиять на остальные, Альбус, иначе эта вражда станет в некотором роде неприятной традицией, — сказал, печально вздохнув. — С распрями пора заканчивать, и мне всё равно, как ты этого добьёшься…

А того долго просить не надо, идея у него возникла почти мгновенно; именно для её скорейшего воплощения и были приглашены Снейп и МакГонагалл.

— Проходите, мои дорогие, нам есть о чём поговорить, — ласково сказал Альбус, когда те с несчастным видом показались на пороге его кабинета. — Кингсли, как и я, считает, что с враждой между Гриффиндором и Слизерином пора заканчивать, поэтому у меня появились интересные мысли на этот счёт.

— И какие же? — с плохо скрытым скепсисом поинтересовался Снейп, усаживаясь напротив за стол и принимая чашку чая. — Как по мне, так это из области невероятного. Ваш Поттер так ненавидит Драко, что дня не было, чтобы он на него не кидался. Ему бы в Мунго провериться…

— Ну зачем же такие крайности, мой мальчик? — усмехнулся Дамблдор. — Гарри просто ещё никак не может отреагировать связанные с юным мистером Малфоем эмоции. Тот в своё время всякого натворил, поэтому мы и имеем сейчас то, что имеем. Но есть выход!

— И какой же? — Северус вопросительно приподнял бровь.

Дамблдор внимательно на него посмотрел и достал из стола какую-то книжку:

— Вот! Дадим Гарри возможность выпустить пар. Он задушит Драко, успокоится, и гриффиндорцы, глядя на него, тоже придут в себя…

— Заду… что? — Северус поперхнулся чаем. — В смысле, задушит?!

— Действительно, Альбус, что же вы говорите?! — следом за ним возмутилась МакГонагалл. — Как такое возможно?!

— Успокойтесь, мои дорогие, никто никого душить не станет, — протягивая ей книжку, фыркнул тот. — Ну, то есть станет, только не по-настоящему. Мы поставим знаменитую пьесу Уильяма Шекспира «Отелло». Там много страстей, ребятам будет куда потратить энергию. Тем более, новый вид деятельности всегда благоприятен. Мотивируем их тем, что факультет лучшего актёра получит пятьсот баллов и, следовательно, Кубок Школы. Уверен, у нас всё получится.

— Простите, директор, я так понял, Драко вы хотите отдать роль Дездемоны… — растерянно пробормотал Снейп, не вполне понимая, как реагировать на услышанное. — Но Дездемона… женщина!

— Разумеется, мальчик мой, разумеется, — со значением покивал Дамблдор. — Да будет тебе известно, во времена Шекспира все женские роли исполняли мужчины. Уверен, Драко справится.

— А остальные женские роли тоже будут исполнять мужчины?

— Нет. Только роль Дездемоны.

— Я понял! — вспыхнул Северус, вскакивая с места. — Вы хотите унизить Драко в угоду Поттеру! Не бывать этому!

— Ну что ты, мой дорогой, ни о каком унижении речь не идёт, — приятно улыбнулся Дамблдор. — Это же просто школьная постановка. А если юный мистер Малфой откажется, нам придётся отчислить весь восьмой курс Слизерина — тогда тоже в школе наступит покой. Выбирай! У нас приказ Министерства, сам понимаешь… — Снейп в сердцах выругался, но, осознавая, что сопротивляться бесполезно, возражать не стал. Тогда Альбус обратился к притихшей МакГонагалл: — Вся режиссёрская работа ложится на тебя, Миневра. А я уж помогу с декорациями. Приступай прямо сейчас!

— Что ж, директор, не могу не оценить вашу предприимчивость, — не упустил возможности вставить напоследок свои пять кнатов Снейп, когда ошарашенная МакГонагалл, прижимая к груди томик Шекспира, вышла за дверь. — Обычно-то у нас цирк, а теперь будет театр. Это сильно…

* * *

Нервы Северуса, и прежде не похожие на стальные канаты, после известных событий и вовсе превратились в тонкие паутинки, стремящиеся вместе с попутным ветром улететь в тёплые края, где спокойно и круглый год цветут сады, полные умиротворяющих ароматов валерианы, мелиссы и плетистой розы — где можно закрыть глаза и спокойно подремать с томиком "Истории ядов" на коленях, а не вот это вот всё. Привыкший защищать Драко, он понимал, что должен как следует подготовить его к очередному испытанию, однако до стойкой мигрени боялся ответной реакции, которая могла быть какой угодно: от мрачного смирения до талантливой истерики в стиле Люциуса (со стенаниями, заламываниями рук и обещанием сей момент заавадиться при большом скоплении народа). Красивый обморок тоже не исключался. Поэтому в родные подземелья ноги Северуса не несли. Он проклинал Дамблдора, Шекспира и всех родоначальников театра, начиная с античных деятелей, и так задумался, что не заметил, как дорогу ему заступили две фигуры, при его появлении отделившиеся от стены.

— Простите, профессор, — девичьим голосом робко сказала одна фигура, — надеюсь, вас вызывали не для того, чтобы сообщить об отчислении Драко? Мы с Блейзом так переживали, что вышли вам навстречу, потому что...

— Потому что, если это так, то, во-первых, мы протестуем и объявляем голодовку, а, во-вторых, нам тогда надо Малфойчика как-то подготовить, — перебила её мужская фигура. — Ведь вы же знаете, профессор, какая тонкая у него душевная организация.

— Знаю! — рявкнул Северус, наконец узнавая Забини и Паркинсон, и скомандовал: — За мной! — План созрел в его голове почти также быстро, как до этого у Дамблдора. Там, где почти наверняка не преуспеют мудрость и опыт, юношеская непосредственность сделает своё дело. И не прошло и четверти часа, как Блейз Забини уже голосил в его кабинете:

— Профессор, да вы смерти нашей хотите! Чтобы мы сказали Драко, будто он будет играть женскую роль, да ещё и в паре с Поттером, который в итоге его задушит?! Да лучше на отработках пропасть!

— Вот именно! — не отставала от него в проявлении чувств возмущённая Панси. — И почему именно Дездемону? Надо Драко какую-нибудь мужскую роль дать, героическую. Пусть он Поттера душит! Мы не станем вам помогать!

— Хорошо, не хотите — не надо, я ж не зверь какой, — почти ласково улыбнулся на их стенания Северус. — Только тогда к завтрашнему уроку с вас обоих два эссе по пятьсот страниц каждое. Получите за них от меня ниже «Превосходно», к выпускному экзамену не допущу. Выбор за вами!

— Это шантаж, — сдаваясь, буркнул Блейз. — Неприкрытый. Мы, конечно, подчиняемся грубой силе, профессор, но делаем это скрепя сердце.

— Разумеется, шантаж, — кивнул Северус. — Как-никак мы на Слизерине. Но вы не переживайте. Уверен, Драко воспримет новости со спокойствием ленивца.

* * *

Вопреки уверениям Снейпа, на вдохновляющее известие о предстоящем артистическом опыте Драко отреагировал с «невозмутимостью» голодной мексиканской чупакабры. По крайней мере, от одного его взгляда и Панси, и Блейз почувствовали себя так, словно лишились половины запасов крови, и побледнели.

— Правильно ли я понял, наш директор решил сделать из меня, наследника чистокровного рода, потомственного аристократа, красы и гордости Слизерина, дешёвое развлечение? — В серых глазах, мгновенно потемневших до тёмного антрацита, полыхнули молнии приближающейся бури. — Даже не представляю, с чего он подумал, будто я соглашусь. Может, приболел слегка? Или всё-таки возраст?

— Драко, прости, но ты не можешь отказаться, иначе нас всех исключат, — дрожащим голосом проговорила Панси, пока Блейз пытался изобразить ободряющую улыбку. — Да и чего тебе стоит? Ну пройдёшься по сцене туда-сюда, скажешь пару реплик — и от нас наконец отстанут. У тебя потрясающе красивый голос…

— Я весь красивый! Такой что глаз не оторвать. Спать не могу — собой любуюсь! — рявкнул Малфой. — Ты в своём уме?

— Дракончик, это не мы, это всё директор, это его коварные происки, — преодолев страх, бросился на защиту подруги Блейз. — Мол, ты и Поттер так сможете избавиться от взаимной неприязни. Выплеснете эмоции на сцене. Он тебя задушит и не будет больше приставать. — Выпалив это, он зажмурился и мысленно хлопнул себя по лбу. Ну кто так делает? Зачем сразу — и о наболевшем?.. Реакция не заставила себя ждать.

— Вот как? — процедил Малфой настолько холодным тоном, что Панси почувствовала бегущие по позвоночнику ледяные мурашки. — Значит, Поттеру в этой жалкой постановке предстоит меня убить? Это ты, Блейзи, с козырей зашёл. И что мы играем?

— Да классику, чего ж ещё! — нервно хохотнул тот. — Шекспира, будь он не ладен. «Отелло».

— Не знаю, не читал… — Драко надменно вздёрнул подбородок. Театром он не интересовался, а из литературы признавал только серьёзные исторические произведения, и уж точно не пьесы. — Что ещё за Отелло?

— Венецианский мавр, — предусмотрительно отступая на пару шагов к двери, пояснил Блейз. — Он влюбился в юную красавицу Дездемону и по наущению негодяя Яго убил её из ревности. Ну и сам потом… того…

— Чего… т-того?! — теряя остатки самообладания, заорал Малфой. — Ты хоть осознаёшь, что сейчас сказал?!

— Ну, того… самоубился он… — всхлипнул Блейз. — Понял, как был неправ, и самоубился...

— Самоубился он! — передразнил его Драко. — Да пусть Поттер заранее самоубьётся — и дело с концом! Я так понял, мне Дамблдор выделил роль Дездемоны? Гад какой! Унизить меня хочет. — Он в гневе стиснул кулаки. — Передайте ему, что я ни за что не стану играть девчонку! 

— Ну, Драко, чего ты так разнервничался? Не надо так, не надо, всё будет хорошо, — по лицу Блейза понимая, что толку от того больше не будет, запричитала Панси. — Тем более, Дездемона вовсе не девчонка, а вполне себе взрослая тётенька. Да и во времена Шекспира все женские роли исполнялись мужчинами.

— Я не стану играть взрослую тётеньку, — отчеканил Малфой. — Я вообще не стану играть тётенек ни в каком возрасте. Пусть Поттер играет, или Уизел.

— Директор настаивает, чтобы Дездемону играл ты, — убито вздохнула Панси. — Но мы тебя, Дракончик, понимаем и всегда поддержим. Нет — так нет. Пусть отчисляют. Попробуем сдать выпускные в другой школе. Если нам позволят, конечно. А не позволят, ну, придумаем чего-нибудь. Жаль, у нас много всего конфисковали, а без диплома, да ещё и с порушенной репутацией хорошей работы не найти. Но мы не будем отчаиваться. Правда, Блейзи?

— Конечно, — с плохо скрытой иронией в голосе отозвался тот. — Можно попробовать посыльным устроиться или дворы мести. Или, на худой конец, нищенствовать…

— Хватит! — прерывая его на полуслове, прорычал Малфой. — Давайте вашу пьесу.

Как ни странно, история несчастной Дездемоны ему понравилась. Пока Панси читала, он понимающе кивал и время от времени записывал что-то в блокнотик. Приходилось признать, что Шекспир в своём деле был хорош и умел нагнать трагизма. Когда последняя строчка растаяла в тишине, и Панси, смахнув слёзы, отложила книгу, Драко задумчиво пробормотал:

— Надо было роль Отелло давать Уизелу… — И в ответ на вопросительное молчание друзей, пояснил: — Потому что они оба нищеброды. Ибо только нищеброды дарят дамам сердца не драгоценности какие-нибудь, а носовые платочки, которые и потерять не жаль. Да ещё и вышитые земляничинами. Никакого вкуса…

Панси и Блейз покатились со смеху, и тут в дверь забарабанили:

— Открывайте, проклятые слизни! Мы хотим на Дездемону посмотреть!

— Кажется, это Уизли, — шёпотом сказала Панси и с опаской посмотрела на Драко.

— Спокойно! — усмехнулся тот и рявкнул: — Нищебродам смотреть на Дездемону не положено. Только на Грейнджер.

— Эй, Хорёк, ты там нас с Роном обидеть хочешь, что ли?! — после возмущённого сопения, раздался голос Поттера. — А ну, выходи!

— Выйду, если только ты, мавр-абьюзер(1), собственноручно вышьешь платок земляничинами, — ехидно отозвался Драко. — Можешь приступать!

— Какой ещё абьюзер?!

— Недоделанный!..

— А что такое абьюзер?

— Это ты!

— Хорёк, ты нарваться хочешь?

— Я ж говорю, абьюзер!

— Вот ты гадина!

— Сам гадина!..

Через пару минут пререканий ор стоял такой, что Снейп вылетел из своего кабинета как ошпаренный и за уши выволок гриффиндорских нарушителей спокойствия прочь из подземелий, строго настрого запретив приближаться к Малфою в любое другое время, кроме репетиций. Баллы снимать не стал, зная, что Дамблдор компенсирует своим любимчикам их сторицей. Радовало одно: Драко согласился выйти на подмостки, а гриффиндорцы и вовсе всем факультетом восприняли идею о создании школьного театра с энтузиазмом.

* * *

Дабы «артисты» поскорее освоили новые для себя задачи и вошли в роли, было принято решение первую же репетицию провести в костюмах. Увидев Малфоя в шёлковом платье в пол и с длинными, украшенными жемчужинами волосами, струящимися крупными локонами до стройных бёдер, Гарри сначала потерял дар речи, а потом с ненавистью выдохнул:

— Я не смогу душить Хорька, пока он выглядит, как девчонка. Пусть в своём репетирует!

— А я не смогу в своём тебе, идиотина, в любви признаваться. Я и так-то вряд ли смогу, а если буду в своём — тебе вообще конец!

— Ах ты, гадина!

— Сам гадина! А ещё «страшилище, в котором мерзко всё»!

— Какое ещё страшилище?!

— А такое… в котором мерзко всё. И это не я сказал, а Шекспир устами Брабанцио, отца прекрасной Дездемоны!

— Вот же тварь твой Брабанцио! И Люциус тоже!

— А причём тут мой отец?

— А вот потому и тварь, что твой отец!..

Назревающую катастрофу быстро предотвратила МакГонагалл угрозой дополнительных занятий. Драка Отелло с Дездемоной не была предусмотрена ни одной страницей бессмертного шекспировского произведения, поэтому «влюблённую пару» решили до последнего прогона развести по разным концам импровизированной сцены, в которую после уроков теперь превращалась часть кабинета Трансфигурации. На удивление, творческий коллектив сложился быстро, и персонажи коммуницировали друг с другом самым убедительным образом. И Рон, представляющий негодяя и завистника Яго, и Лаванда Браун в образе прелестной распутницы Бьянки, и Симус Финниган — милый храбрец Кассио, и Панси, напросившаяся на роль жены Яго Эмилии (чтобы «помочь Драко, если что, и с потрохами сдать Уизела» — её слова), и остальные, кому посчастливилось поучаствовать во второстепенных ролях, были на высоте. Гарри от репетиции к репетиции всё больше походил на знаменитого венецианского мавра. И пусть бросать свои реплики разодетому в шелка и жемчуга Малфою ему приходилось с приличного расстояния, но рычал и мурчал (в зависимости от ситуации) он красиво. Беда была лишь одна: у нежной «Дездемоны», внешне почти ангела во плоти, все ответные фразы выглядели, как угрозы.

— Молись скорее. Я не помешаю. Я рядом подожду. Избави бог, убить тебя, души не подготовив… — страдальчески хрипел истерзанный муками ревностями мавр.

— Ты о моем убийстве говоришь? — должна была бы с удивлённым испугом вопрошать голубка Дездемона, но звучало всё в итоге примерно как: «Звездец тебе, Отелло! Вот сейчас тебе точно звездец!»

В конце концов устав с этим бороться, МакГонагалл разрешила главным героям сойтись в последней роковой сцене в исторически достоверных средневековых декорациях, чтобы «Дездемона» смирилась с неизбежным и осознала-таки, кто в пьесе жертва, а кто её палач. После недолгих словесных баталий точно по тексту Гарри с наслаждением вцепился Малфою в горло, и тот по его одухотворённому виду вдруг догадался, что вся постановка задумана лишь для того, чтобы кое-кто мог на самом деле его задушить, а потом бы сказали: «Наш Золотой Мальчик просто слишком талантливый и чересчур вжился в роль. Несчастный случай — что ж поделать, с кем не бывает, не в Азкабан же сажать победителя Волдеморта. Был такой пожирательский прихвостень Драко Малфой, и больше нету — вычёркиваем! И пятьсот баллов Гриффиндору за потрясающие артистические способности». Над ним уже отшептал что положено Поттер и нанёс удар тупым кинжалом (для верности), отголосила Панси, прибежали остальные действующие лица, Рон «заколол» Панси, Поттеру раскрыли глаза на то, какая он тварь, после чего тот достоверно раскаялся и самоубился, а Драко всё гипнотизировал взглядом балдахин кровати и размышлял, как не пойти по пути невинно убиенной Дездемоны в далеко не светлое будущее. Оставшиеся до премьеры дни он был молчалив и задумчив. Панси и Блейз быстро почуяли неладное, однако на все вопросы получали уверения, что всё в порядке. Драко принял твёрдое решение друзей не впутывать и стать хозяином своей судьбы без посторонней помощи. Хотят Дамблдор и МакГонагалл нежную Дездемону, «столь робкую, что собственные чувства краснеют перед ней», — получат. Да весь зал рыдать будет от её нежности, да этому недоделанному Отелло стыдно станет не то что её душить, рот лишний раз открывать, ибо звезда спектакля подразумевается только одна — дочь венецианского сенатора Брабанцио прекрасная Дездемона (а Отелло пусть расчувствовавшаяся публика Авадами закидает за беспричинную жестокость). Драко решил сыграть так, чтобы зрители забыли, что Поттер — это Поттер, пусть видят в нём лишь мавра-абьюзера, для которого ни Авады, ни Круциатуса не жалко. В волшебную силу искусства он верил, а в день премьеры окончательно поверил и в себя.

* * *

Атмосферу средневекового театра, с его бархатными балдахинами, занавесами, пышно убранными ложами бельэтажа и изящными стульями партера, филигранно воссоздали в Большом зале. Единственно, чего не было, это балкона с неизменной галёркой, но в будущем Дамблдор собирался (если первый опыт постановок пройдёт успешно) создать в границах Хогвартса отдельное театральное помещение. Возникший было спор между Снейпом и МакГонагалл о цвете убранства был решён им в пользу красного и золотого, на чём настаивала МакГонагалл.

— Так будет ярче и привлекательнее, — сказал он сердито сопящему Северусу. — А зелёный с серебром, мой дорогой мальчик, навевает тоску.

— Зелёный с серебром смотрится очень даже достойно и благородно, — резонно возразил тот. — А ваш красный с золотом — только для дешёвой ярмарки годится.

— Зато не навевает тоску.

— Смотрите, директор, чтобы сегодняшний спектакль ни на кого не навеял тоску.

— Что ты, мальчик мой, — совсем по-доброму улыбнулся Дамблдор. — Минерва говорит, что финальная репетиция была потрясающей. К тому же все ребята предупреждены о высокой ответственности: сам Министр магии Шеклболт обещался быть, поэтому, уверен, они постараются…

Кингсли Шеклболт действительно прибыл, одним из первых и в сопровождении небольшой министерской делегации. Следом за ним появились представители прессы во главе с Ритой Скитер, у которой глаза уже горели огнём предстоящих сенсаций. Других гостей на первое представление не ожидалось. Все зрительские места в партере заполнили ученики, а преподавательский состав, сотрудники Министерства и журналисты разместились в бельэтаже. «Царскую ложу», расположенную по центру, заняли Дамблдор с Шеклболтом. Зал был полон.

— Это ужасно… — пробормотала Панси, осторожно отодвигая край занавеса. — Там целая толпа, Скитер и Кингсли. Я от одного их вида текст забыла…

— Не переживай, милая Эмилия, у МакГонагалл пьеса под рукой, она обещала, если что, всем подсказать прямо в уши. Заклинание какое-то у неё есть, — вдруг раздался рядом с ней незнакомый женский голос. Сладкий и нежный, словно ванильное мороженое с клубникой. Панси резко обернулась и обомлела:

— Драко?

В прекрасной средневековой аристократке, стоящей поблизости, явно просматривались черты Малфоя, но длинное платье из белой с серебром тафты, струящиеся водопадом косы, убранные драгоценными бусинами, и сверкающая диадема на голове создавали образ настоящей принцессы. И голос определённо был женским. Панси от удивления совсем не вежливо открыла рот.

— Вот, нашёл у Северуса рецепт, меняющий тембр, сделал эликсир и — вуаля! — посмеиваясь над её реакцией, пояснил Драко. — Поттер охренеет.

— Да Поттер и так давно охреневший, странно, что ты не замечаешь, — справившись с потрясением, покачала головой Панси. — Куда ему ещё? Зачем такая тяжёлая артиллерия?

— Это чтоб он меня реально не убил, — шёпотом поделился Драко. — Думаю, вдруг под шумок покрепче пальцы сожмёт — и нету меня. Доказывай потом, что это злой умысел, а не несчастный случай. Да и доказывать никто не станет. А так, Дездемона — вроде бы я, а вроде бы и нет.

Панси обомлела, на этот раз от ужаса. Так вот почему Драко так странно себя вёл! Неужели и правда, вся эта суматоха с театром лишь для того, чтобы Поттер избавился от своего вечного соперника? Верилось с трудом, но и отметать напрочь подобную возможность было нельзя. Она задумчиво нахмурилась: по всему выходило, Драко, чтобы спастись, сделал всё, что мог, а вот она ещё своего слова не сказала. Эх, жаль Блейзу роли не дали, хоть он так просил! Из слизеринцев — только она и Малфой, остальные — гриффиндорцы. И тут её сердце ёкнуло: её взяли для отвода глаз, чтобы подлый заговор был не столь очевиден. Что ж, предупреждён, значит, вооружён. Панси решительно мотнула головой:

— Не переживай, Дракончик, прорвёмся!.. — Она хотела ещё как-нибудь его подбодрить, но не успела — в ушах у занятых в постановке прозвучал строгий голос МакГонагалл:

— Внимание! Все на исходные позиции! Мы начинаем!

Занавес медленно поплыл вверх…

* * *

Надо сказать, история ревнивого мавра и его прекрасной супруги, растерзанных клеветой и ревностью, погибших беспричинно, многие века пользовалась потрясающим успехом как у магглов, так и в волшебном мире, поэтому, чтобы успех этот усилить Дамблдор постарался, и магия Хогвартса очень натурально воспроизвела в декорациях средневековые Венецию и Кипр. Казалось, сделай из зала шаг — и окажешься в ином времени — там, где дочь благородного сенатора Брабанцио полюбила родовитого мавра, часто бывавшего гостем в их доме и услаждавшего её душу рассказами о своих подвигах и приключениях. Она его за сказки полюбила, а он не устоял пред юностью её и красотой. С первой же сцены зрители затаили дыхание, их не отвлекали даже щелчки летающих по залу колдокамер. Яго в исполнении Рона Уизли интриговал с таким талантом и усердием, что все только диву давались: как может добрый и, в сущности, бесхитростный мальчик столь достоверно изображать подлеца и завистника! А уж когда на подмостки ступил посмуглевший (стараниями МакГонагалл) до шоколадного оттенка Гарри, зал утонул в аплодисментах.

— Молодец, дружище, хорошо идём! — подобравшись к нему, шепнул Рон. — Никаким слизням нас не переиграть. Все овации будут наши.

— Думаешь? — подслеповато щурясь, также тихо спросил Поттер. Гермиона вместо неуместных в пьесе очков, приспособила ему тёмно-карие линзы, но от волнения он неудачно потёр глаза, и те немного сместились в сторону. Фокусироваться удавалось с трудом.

— Уверен! — без тени сомнений радостно отозвался Рон. — Увидишь, слизни будут повержены…

Радовался он ровно до того мгновения, когда по сценарию перед публикой появилась Дездемона и на вопрос Брабанцио (Невилла Лонгботтома): «Скажи, кому из этого собрания должна ты подчиняться больше всех?» произнесла свою первую реплику:

— Отец, я вижу — здесь мой долг двоится. Вы дали мне и жизнь, и воспитанье; и жизнь, и воспитанье мне велят вас почитать. Мой долг подвластен вам. Я ваша дочь всегда, но здесь мой муж. И долг, велевший матери моей предпочитать вас своему отцу, я так же вправе исполнять пред мавром…

«Муж» от такого дивного явления и нежно журчащего голоса снова спонтанно протёр глаза, и линзы окончательно разъехались, он начал их поправлять и одну удалось поставить на место. Прозрев, он увидел, что «Дездемона» стоит совсем рядом и нагло улыбается.

— Вот же сволочь! — свирепо прошипел Рон. — Чего вытворяет! Так не честно. Слышь, Хорёк, так не честно! Ты говоришь, как девчонка.

Драко, влюблённо взирая на трёхглазого мавра (ну, то есть двухглазого, но с тремя зрачками: в одном глазу — с тёмной радужкой, а в другом — с зелёной и тёмной рядышком), еле слышно фыркнул:

— Прекрати шпарить мимо текста, Уизел! Я, конечно, понимаю, что ты в шоке от неадекватности твоего глазастого дружка, но не забывай, зачем мы здесь.

— Ах ты, сволочь… — простонал Рон, правда, не заглушая идущую своим ходом пьесу. — Если ты выглядишь, как принцесса, и говоришь, как принцесса, это ещё не значит, что ты принцесса. — Он задумался, соображая, чего бы ещё такое выкатить Драко в качестве претензии, но тут ему в уши ворвался свирепый вопль МакГонагалл:

— Мистер Уизли, вернитесь в роль немедленно! Десять баллов с Гриффиндора!

После такой несправедливости, Рон взглядом пообещал Драко все муки ада, но от текста больше не отступал почти до самого конца: и когда бессовестно клеветал на Кассио, и подстрекая Отелло к убийству, использовав в качестве доказательства неверности прекрасной Дездемоны потерянный ею и найденный Эмилией платок (тот самый, вышитый земляникой) — первый подарок мавра, и обустраивая дело таким образом, чтобы рассказ Кассио о Бьянке Отелло принимал за бесстыдные откровения о Дездемоне…

— Чудесная постановка, — перед заключительным актом похвалил Дамблдора расчувствовавшийся Кингсли. — Кто бы мог подумать, что у Драко Малфоя такой потрясающий талант. Настолько вжиться в роль! И Гарри хорош, а Рон Уизли так прирождённый негодяй — очень органично смотрится.

— Погоди, мой мальчик, ты ещё финальных сцен не видел, самых драматичных, — с удовлетворённой улыбкой похлопал его по руке Альбус. — Впереди кульминация…

А публика в предчувствии драматической развязки уже затаила дыхание: сцена, сместившись по кругу, явила роскошные спальные покои, где на застеленном алым шёлком ложе спала прекрасная Дездемона. Волосы её цвета белого золота крупными волнами ниспадали до пола, а руки, словно в неосознанном порыве защититься, лежали на груди. И вот из левой кулисы, пошатываясь от сжигающей разум ревности, появился похожий на раненого льва Отелло. Шаг, ещё шаг, ещё — и он уже склонился над распростёртым беззащитным телом:

— Таков мой долг. Таков мой долг. Стыжусь назвать пред вами, девственные звезды, её вину. Стереть её с лица земли. Я крови проливать не стану и кожи не коснусь, белей, чем снег и глаже алебастра. И, однако, она умрет, чтоб больше не грешить… — Горькие и страшные слова разносились по залу, заставляя в ужасе трепетать сердца. А мавр всё говорил и говорил, пока Дездемона не открыла глаза и после недолгого диалога не задала (на этот раз тоном нежной перепуганной голубки) тот роковой вопрос:

— Ты о моём убийстве говоришь?..

— Убьёт ведь он её, убьёт! — вдруг раздался из зала чей-то сдавленный вопль (кажется, это была Астория Гринграсс), и Панси, ожидавшая своего выхода в правой кулисе, не справившись с нервами, рванула на сцену с воплем:

— Сюда! На помощь! На помощь! Мавр убил свою жену! Убийство! Люди добрые, убийство! — После чего вцепилась Гарри в плечи, оттаскивая от в страхе подорвавшегося с ложа Драко.

— Куда прёшь, дура?! Рано! Половину сцены пропустила! Я ещё Малфоя не задушил и не зарезал для верности! — Гарри не без труда вывернулся из её железной хватки и опрокинул Драко обратно на постель, подминая под себя:

— Распутница, как смеешь ты при мне рыдать о нём?! Обманщица, умри!

— Идиотина, ты сам половину текста пропустил, дай хоть слово вставить! — упираясь руками ему в грудь, свирепо зашипел тот. — Чего сам с собой разговариваешь? Там мои реплики есть!

— Сопротивляться?!

Зал охнул. Вот она кровавая развязка: Отелло, отшвырнув повисшую на его спине Эмилию, схватил Дездемону за горло. А дальше началось то, чего Шекспиру и не снилось. Малфой, подумав, будто без причины Панси истерить бы не стала (значит, что-то знает, значит, Поттер точно хочет его умертвить), и хоть сам по ходу пьесы склонялся к мысли, что трёхзрачковый победитель Волдеморта вряд ли настолько зловещ, чтобы расправиться с ним принародно, и что это он сам себе сгоряча надумал всякое, вцепился ему в горло в ответ.

— Ты чего творишь, скотина?! — возмущённо взвился Гарри, не зная, как стряхнуть его руки, когда у самого они заняты. — Это ты сейчас сдохнуть должен — не я, я потом самоубьюсь!

— Сам ты скотина! Убить меня решил? Не дождёшься! — процедил Драко и, изловчившись, выскользнул из его «объятий». Понимая, что совсем запороть спектакль — не вариант, он решил импровизировать и рявкнул на весь зал: — Не так беспомощна я, чтоб не ответить, о мой болезный разумом супруг! За честь свою сумею постоять!

— Это кто болезный? Это я болезный?! — взвыл Гарри, снова кидаясь на него, но на этот раз Драко был готов и вовремя шарахнулся в сторону, и когда тот, промазав, рухнул ничком на кровать, напрыгнул сверху и начал лупить его по голове подушкой, приговаривая:

— Получай, сволочь ревнивая, получай! Это тебе за Сектумсемпру!

— Мистер Малфой, вернитесь к тексту! Вернитесь к тексту! Вернитесь к тексту! — голосила в его ушах МакГонагалл, онемевшая в момент явления народу Панси и только сейчас вернувшая способность говорить, но Драко было уже не остановить. Понимая, что хуже не будет, самое страшное произошло, Минерва сдалась и замолчала, и тут с призывом: «Бей Дездемону!» на сцену вылетел Рон, а следом остальные действующие лица. Панси, догадываясь, что двум слизеринцам, один из которых занят Поттером, с настолько превосходящими силами противника не справиться, схватила напольный канделябр и приготовилась к круговой обороне, однако на помощь ей неожиданно пришла Лаванда. Обогнав Рона, она с криком: «Позор ревнивцам и изменникам!», ловко сделала ему подножку, он упал, остальные налетели на него, и получилась куча мала. Краем глаза заметив, что противники повержены, но точно ненадолго, Драко соскочил с ложа. Поттер, чертыхаясь, сполз следом. Он ничего толком не видел: линзы остались лежать где-то на алом шёлке. Воспользовавшись его временной недееспособностью и всеобщей суматохой, Драко схватил Панси и Лаванду за руки и сделал шаг на авансцену. Голос его, полный достоинства, взвился под своды зала:

— Мы, женщины, пусть кроткие голубки, но коршунами станем защищать и честь свою, и жизнь от клеветы! Чем больше нас, тем больше в мире правды! И нам не сможет противостоять: ни муж, ни друг, ни подлый обвинитель. Мы — женщины! И этим мы сильны! Да будет в мире мир и равноправность! — После этих слов он прошептал: «Кланяемся!» и сам подал пример. Лаванда и Панси следом рассыпались в реверансах, одновременно посылая в зал воздушные поцелуи.

«Всем кланяться!» — тут же велела МакГонагалл, и остальным действующим лицам волей-неволей пришлось подчиниться. Публика, едва отойдя от шока, вызванного слишком альтернативным финалом пьесы, разразилась овациями. Гермиона Грейнджер и Северус Снейп аплодировали стоя.

— Я убью тебя, сволочь, — улыбаясь и раскланиваясь, с чувством пообещал Гарри Малфою, выходя по просьбе благодарной публики на бис в пятый раз. — Как только ты из тряпок этих вытряхнешься и голос свой вернёшь, сразу и убью.

— Только попробуй меня хоть пальцем тронуть, абьюзер недоделанный, — в тон ему ответил Драко. — Один неверный шаг в мою сторону — и тебя Грейнджер пришибёт. Видишь, как она меня одобряет? Я теперь — защитник прав женщин, а с ними лучше не связываться никому, даже тебе…

* * *

Следующим же утром «Ежедневный Пророк» вышел со статьёй о премьерном представлении школьного театра Хогвартса на первой полосе, с множеством колдофото и отзывами зрителей. Статьёй настолько комплиментарной, что Дамблдор, собиравшийся было устроить Драко и Панси выволочку, оставил мысли об этом. «Отдельно хочется отметить восхитительно воплощённую Драко Малфоем в лучших традициях средневекового театра роль красавицы Дездемоны, нежной и преданной, но со стальным характером супруги Отелло, ревнивого и безответственного венецианского мавра. Свежий взгляд на классику, современные мотивы и размышление о роли женщины в осознании своих прав — вот суть этой пьесы. Пусть каждая женщина спросит себя: что есть моя сила и слабость? И вспомнит слова отважной Дездемоны: «Мы — женщины! И этим мы сильны! Да будет в мире мир и равноправность!» Браво, Дездемона! Браво!..» — писала впечатлённая Рита Скитер. Зрители тоже не скупились на похвалу (и не только для Драко; отмечали убедительную работу Гарри и Панси, последний выход Лаванды тоже завоевал сердца публики). Дамблдор был чрезвычайно доволен: школьному театру быть! Чтобы закрепить успех, он снова пригласил к себе Снейпа и МакГонагалл, на этот раз с вместе с Поттером и Малфоем, которые, столкнувшись у горгульи, успели обменяться любезностями:

— Теперь я точно тебя урою, гадёныш!

— Это ты чего, Поттер, в себя поверил, что ли? Со звездой разговариваешь!

— Звездец тебе, звезда!

— Это тебе звездец, бестолочь!..

— Мистер Поттер, мистер Малфой, чего вы там застряли?! — нетерпеливо прервала их привычный диалог МакГонагалл. — Заходите!

— Да, заходите скорее, — высунулся из кабинета Дамблдор. — У нас в планах новая постановка. «Ромео и Джельетта».

— Я не стану играть Джульетту! — едва сев в кресло, подскочил Малфой. — Сколько можно?!

— Ну что ты, Драко, Джульетту будет играть наша Гермиона, — замахал на него руками Дамблдор. — А тебе предстоит воплотить образ её кузена Тибальда. Роль Ромео, разумеется, блестяще исполнит Гарри. Ему предстоит убить тебя в поединке.

— Понял, Хорёк, конец тебе! — торжествующе прошипел тот Малфою на ухо. — Готовься!

К этому времени кое-кто прочёл всего Шекспира и знал, о чём «Ромео и Джульетта», поэтому, снисходительно отмахнувшись от Поттера, заявил:

— «Отелло» я вытянул исключительно на себе и имею право выбирать роли самостоятельно. Играть я буду милый флакончик.

— Простите, что вы сказали, Драко? Флакончик? — чувствуя подвох, осторожно спросила МакГонагалл. — Но в пьесе нет такого персонажа, или, может, я что-то пропустила… Быть может, это кто-нибудь из слуг?

— Нет, профессор, — ухмыльнулся Малфой, — флакончик — это практически центральный персонаж. Он полон яда, которым отравится Ромео.

— Ах ты, сволочь! — после минуты возмущённого пыхтения заорал Гарри. — Я тебе, флакончик, сейчас отверну твою тупую крышечку! Конец тебе!

— Сначала догони! — рявкнул Драко, срываясь с места. — Мавр-абьюзер!..

— Не кажется ли вам, директор, что идея с театром не дала ожидаемого результата? — желчно поинтересовался Снейп, едва те вылетели за дверь. — Что-то непохоже, чтобы Поттер хоть немного сбавил обороты.

— Это ничего, мой мальчик, — ничуть не смутившись, ответил Дамблдор. — Скоро начнутся репетиции, и все снова окунутся в них с головой. — Он обернулся к МакГонагалл: — Приступайте, Миневра. Прямо сейчас и приступайте. И передайте кто-нибудь Драко, что раз он отказался от роли Тибальда, то будет играть Джульетту. А откажется — исключим весь восьмой курс Слизерина. Да, и пятьсот баллов за потрясающую волю и артистичность, считаю, всё-таки получит Гриффиндор, ведь не каждый бы выдержал Дездемону-бунтарку, а наш Гарри чудесно со всем справился и заслуживает поощрения.

— Я никогда не сомневался в вашей справедливости, директор, — ядовито произнёс Северус. — Приятно, что в мире есть константы.

— Рад твоей поддержке, мой мальчик… — Глаза Дамблдора через очки-половинки сверкнули лукавством. — Лимонную дольку?

От лимонной дольки Снейп отказался, и они с МакГонагалл удалились восвояси. Она — готовить кабинет Трансфигурации к новым репетициям, он — размышлять о том, что даже если в Хогвартсе появился театр, то перманентного цирка это не отменяет. В конце концов, он не первый год тут работает и знает, о чём речь. Впрочем, на сегодняшний день и театра, и цирка с него достаточно. Спустившись в подземелья, Северус позвал к себе Паркинсон и Забини: кто-то же должен сказать Драко о том, что тот будет играть Джульетту, не самому же нервы трепать…

____________________________________

(1) Абьюзер — человек, который использует психологическое, эмоциональное или физическое давление для контроля над другими. Он может применять критические замечания, манипуляции и даже физическую силу, чтобы подчинить себе жертву.