Израненные души (джен)

Тепло, забота, человеческое общение поможет немного успокоиться. Поддержка не избавит от боли, но поможет справиться.

Джулия Самюэль

— Бармен, налейте мне виски, — говорит Кира и плюхается на барный стул.

В баре, как всегда, шумно, пахнет табаком и алкоголем. Отвратительный запах. Отвратительный день. Как же всё отвратительно! Противно!

Сегодня четырнадцатое августа, и это самый худший день в году. О, в этот день всё становится особенно противным. Слишком ярким, а люди, как будто нарочно, жизнерадостнее.

Словно и не было ничего. Словно мир радуется его смерти. Словно без него, мир стал лучше.

Хочется закричать от боли и несправедливости. От отчаяния и горя. Расцарапать руки в кровь. Оглохнуть, ослепнуть, лишь бы не видеть противных радостных лиц и не слышать их через чур громкого смеха в этот день.

Стакан виски опускается перед ней на барную стойку. Кира заворожённо наблюдает за качающимся на поверхности напитка льдом.

Виски... А ведь раньше она была против крепкого алкоголя и часто отговаривала друзей напиваться в стельку. А сейчас что? Сама в хлам напивается как минимум раз в год! Ха! Как же просто люди отступают от своих принципов...

Грохот раздаётся неожиданно. Маруяма даже не вздрагивает. Словно очнувшись от долгого сна, Кира хватает стакан и залпом выпивает его содержимое, будто от этого зависит её жизнь. Морщится от неприятного горьковатого привкуса.

«Определённо, четырнадцатое августа — это самый худший день в году», — в очередной раз думает она.

Сознание помутняется.

— Бармен, — с заплетающимся языком обращается она к парню за стойкой, — повторите заказ!

Наступает блаженное беспамятство.

* * *

Вакаса уже ничему не удивляется, когда его старый знакомый бармен-информатор Тэцуо Фудзиока сообщает о пьяной в стельку Маруяме на месте работы. Он просто тяжело вздыхает и едет забирать подругу.

Кира встречает его горькой кривой улыбкой и мутными от алкоголя синими с оттенком сиреневого глазами:

— Выпьем за мёртвых, да, Вака? — и приподнимает стакан.

Имауши тихо присаживается рядом за барную стойку. Он прекрасно её понимает. Знает, что испытывает Маруяма.

— Как же так, Шиничиро?.. Почему мир так несправедлив?.. — тихо бормочет в бреду Кира.

В глазах щиплет, они наполняются слезами. Она встряхивает свою копну коротких тёмных — и без того растрёпанных — волос, пытаясь успокоиться. Не помогает. Эмоции, так долго подавляемые, резко и неожиданно выплёскиваются наружу. Волнами накатывает истерика. Слёзы текут градом.

— Я-я не могу-у так больше, В-вакаса... Я та-ак по нему скуча-аю... — говорит она между судорожными всхлипами.

Имауши тяжело вдыхает, спускается со стула, подходит к девушке и притягивает её в свои объятия. Маруяма почти сразу утыкается ему в грудь лицом. Вакаса аккуратно начинает гладить её по спине.

Это будет долгий вечер...

* * *

Всхлипы становятся всё реже, дыхание приходит в норму, а руки Маруямы перестают до боли сжимать его торс, словно он — последняя соломинка, что отделяет её от смерти в бурном потоке реки.

— Эй, — треплет осторожно по плечу Вакаса. Сиреневые глаза в обрамлении длинных ресниц с усталостью смотрят на подругу, — ты как?

Ноль реакции.

— А-а-а, — в раздражении закатывает глаза он, — серьёзно? Как она, блять, стоя заснула? Это её талант, что ли? И что же мне с тобой делать, горе ты моё луковое? — в задумчивости обращается к Кире Вакаса.

Качает головой и, приняв мысленно какое-то решение, он разворачивается к подруге спиной. Та, то ли в пьяном бреду, то ли во сне, шатаясь, сразу утыкается лбом Имауши между лопаток. Парень чуть приседает, немного наклоняет корпус вперёд, перекидывает хрупкие девичьи руки через свои плечи и поднимает Маруяму за ноги.

Кира оказывается на удивление худенькой и хрупкой, лёгкой. Создаётся ощущение, словно от любого прикосновения она рассыпется. Кира сама по себе выглядит как красивая фарфоровая кукла: светлая кожа, невысокий рост, тёмные короткие, вечно чуть растрёпанные, где-то до середины тонкой шеи волосы, и большие переливающиеся от голубого к сиреневому глаза в обрамлении пушистых ресниц. И ведь трудно поверить, что такая «куколка» в своё время могла с непринуждённостью сломать кому-то нос.

Вакаса начинает медленно двигаться в сторону выхода. В баре уже почти никого нет. Никто не обращает внимания на колоритную парочку из странно покрашенного в сиреневый парня с проколотым ухом, точно связанного с криминалом, и красивую девушку, которой бы в модели идти, а не по таким злачным местам шастать.

Серёжка тихо звенит на ветру, убаюкивая. Белый Леопард поднимает голову вверх. Сегодня удивительно ясное ночное небо. Оно словно темнейшего оттенка синий шёлк, по которому мироздание заботливо вышивает жемчугом с серебряными нитями.

Звуки от тихих размеренных шагов эхом разносятся по пустынной улице. Уже поздняя ночь, нигде уже в окнах не горят огни, не разговаривают люди... Имауши заворачивает за угол. Здесь, тускло освещённый фонарём, стоит многоэтажный дом. Он какого-то тусклого грязного серого цвета, явно бывшего когда-то белым. В этом доме нет ничего примечательного.

Парень подтягивает ноги Киры и, почувствовав прилив сил, в быстром темпе направляется к подъезду.

* * *

Дверь квартиры тихо открывается. Вакаса впервые радуется наличию у него давно вручённых Маруямой ключей от её — как часто любит называть свою квартиру — «убежища».

Здесь, как всегда, по-домашнему уютно и пахнет ванилью. В квартире привычный всем друзьям Киры лёгкий беспорядок: обувь разбросана по коврику, несколько книг небрежно положены на диван, а на столе располагается кружка из-под кофе. Одиноко стоит фикус на окне.

Белый Леопард, не снимая обуви, несёт подругу в спальню. Аккуратно укладывает Киру на кровать. Матрас прогибается под весом тела.

Присаживается рядом. Долго-долго смотрит на нахмуренное во сне девичье лицо. Имауши наклоняется. Сухие губы бесшумно касаются лба Маруямы. В такт движению звенит причудливая серёжка. Вакаса резко встаёт и, опомнившись, быстрым шагом покидает квартиру.

А Кире ещё долго будет мерещиться мелодичный звон бусин и нежный поцелуй на своём лбу...