Поднос. Последняя линия обороны (гет)

Горо проснулся под лёгкий утренний шум: где-то за тонкими стенами звучали неспешные шаги, слышались приглушённые голоса, и скрипела дверь кухни. Воздух в комнате был прохладным, пах древесиной и свежестью, которую приносят с собой горные ветра — и тем особенным, прозрачным теплом, которое бывает только в начале лета. Комната была скромной, чистой и новой: разложенный матрас, аккуратные татами, низкий столик у стены, на котором лежали вчерашние бумаги из издательского дома. Всё — на своём месте.

───

❧ татами — плотные соломенные маты, традиционное напольное покрытие в японских домах.

Он поднялся, оделся быстро и по привычке — собранно, почти как по уставу. В простом укороченном хакама цвета тёплого дерева — летнем, чуть ниже колена — и белой рубашке он выглядел скорее как временный посетитель, чем как жилец. Но по факту, он действительно жил здесь. Уже третий день.

───

❧ хакама — свободные складчатые штаны, которые выглядят как длинная юбка.

Здание, в котором он находился, внешне напоминало рёкан — но на деле было общежитием, принадлежащим издательскому дому «Яэ». Построенное с умом и вкусом, оно располагалось на склоне, немного в стороне от оживлённых улиц, за банями «Аиса». Здесь жили в основном сотрудники издательства и жрицы — те, кто предпочитал городскую жизнь уединению при храме, или просто проводил здесь выходные… и, говорили, даже сама Эи была тут нередким гостем.

───

❧ рёкан — традиционная японская гостиница с татами и раздвижными дверьми.

Он вспомнил, как это всё началось. Яэ Мико между делом попросила его помочь с логистикой и перепиской в издательстве — вроде бы ненадолго, «пока не разберут завал». Он решил, что это — как обычно, и не особо раздумывая согласился. А уже на следующий день обнаружил, что живёт здесь.

Сначала она с невинной заботой обронила, что дорога от его дома до издательства слишком утомительная — особенно для такого «дорогого генерала». А потом, будто между делом, протянула ему ключ от комнаты — так непринуждённо, что он сам не заметил, как уже держит его в руке.

— Ты ведь не хочешь, чтобы я каждый день волновалась, дошёл ли ты целым? — её голос был мягким, как будто она говорила не в шутку, а почти всерьёз.

Сделав лёгкую паузу, чуть наклонилась, глядя прямо на него, и с довольной полуулыбкой добавила:

— А здесь — всего три минуты пешком… и я всегда смогу проверить, не забыл ли ты позавтракать.

Он открыл было рот, чтобы возразить, но… вещи уже были в пути, а он остался стоять с ключом в руке, чувствуя себя не как генерал, а как… наивный новобранец. Всё выглядело так естественно, так убедительно, будто решение принял он сам. Хотя, конечно, это была ловушка. Очередная.

Теперь каждое утро он просыпался в этом странно живом, дружелюбном месте, где пахло варёным рисом, утренним чаем и свежей тканью, развешанной на просушку. За тонкими стенами звучали пожелания доброго утра и приглашения к завтраку, а с кухни доносился приглушённый смех. За окнами лениво покачивались ветви сакуры, пряча от глаз уютный дворик с горячим источником. Всё здесь казалось слишком уютным, слишком простым, слишком лёгким — и, может, именно это его и тревожило больше всего.

Он вышел из комнаты, едва касаясь пятками пола, и пошёл вниз по коридору, стараясь не думать о том, как быстро он стал частью всего этого.

На кухне уже пахло свежим рисом и жареным тофу. Пара жриц смеялись у плиты, другие обсуждали чей-то забытый бэнто. Эи сидела у окна с чашкой чая и ворочала нос, глядя на тарелку с солёными сливами, будто те собирались её укусить. Её уже в третий раз уговаривали попробовать — безуспешно. Горо занял неприметное место у окна и тарелку рисовой каши.

───

❧ бэнто — японский обед в коробке, с рисом и закусками, который берут с собой.

Он только успел взять палочки, как услышал за спиной знакомое мурлыканье — ленивое, довольное, с хищной ноткой, будто кто-то только что обнаружил очередную уязвимость:

— Какие трогательные ушки… словно вы всю ночь провели в бою с подушкой.

Он вздрогнул, уши взметнулись вверх и застыли по стойке «смирно». Почти сразу Горо кинулся к ним руками — сначала по волосам, потом по ушам, лихорадочно ощупывая их с отчаянной сосредоточенностью, будто надеялся нащупать доказательство порядка.

— Ч-что? Нет, я… я просто не заметил! — бормотал он, всё яростнее возясь с ушами, будто сражаясь за утерянное достоинство.

Она только мягко хихикнула и ушла за зелёным чаем, оставив его с лицом цвета томата и горячей рисовой кашей, которую он внезапно перестал ощущать на вкус.

─── ⊹⊱✿⊰⊹ ───

После завтрака он, как это происходило уже последние несколько дней, направился в издательский дом. Дорога была короткой — по утренне тёплым плитам, ещё не раскалённым летним солнцем, — он всё повторял в уме, какие задачи нужно выполнить. Но день, конечно, пошёл не по плану.

Сначала он случайно подслушал обсуждение новой рукописи — что-то с откровенным подтекстом, в котором слишком живо описывались «сцены при луне». Горо, пытаясь незаметно отойти и не привлекать к себе лишнего внимания, повернул за угол — и уткнулся носом во что-то… мягкое и упругое.

Яэ Мико стояла к нему вполоборота, держа в руках какие-то бумаги, и, конечно же, не сделала ни шага назад. Терпкий, цветочный аромат духов, лёгкая кислинка… всё стало стало слишком ощутимо.

Она не отступила — напротив, посмотрела на него сверху вниз с лёгкой насмешкой и, будто рассуждая вслух, заметила:

— Какой вы сегодня… настойчивый, генерал. Это тоже один из ваших боевых манёвров?

Он отпрянул так резко, что чуть не сбил стопку лежащих поблизости бумаг, вытянулся по стойке «смирно»… и на секунду застыл, будто надеялся, что время даст задний ход.

— П-простите! Это было не… я не хотел!.. то есть… — пробормотал он, краснея до самых кончиков ушей, а потом стремительно ретировался, как под обстрелом.

Позже, когда он помогал сортировать корреспонденцию, она совершенно случайно оставила распечатку заметок к новой идее для лёгкого романа на самом верху стопки, которую он должен был нести в главный зал. Он замер, уставившись в слова так, будто они собирались заговорить с ним лично, а лицо горело ярче, чем костёр на летнем фестивале — лишь для того, чтобы поймать на себе взгляд Яэ из-за перегородки. Она, разумеется, делала вид, что занята другими делами. Конечно же.

День прошёл в хлопотах — и к вечеру у Горо не осталось ни минуты тишины даже в собственной голове. Мико могла появиться в любой момент — с невинной просьбой, от которой почему-то краснеешь, или фразой, которая звучит слишком просто, чтобы быть безопасной. Даже когда её не было рядом, ощущение, что она уже где-то за углом, ни на миг не отпускало. Самое опасное в Яэ Мико — это когда она исчезает из виду. Казалось, он уже смирился с тем, что всё равно проиграет партию. Просто ещё не знает, где и когда.

─── ⊹⊱✿⊰⊹ ───

Когда солнце стало клониться к горизонту, он наконец вернулся в общежитие. В теле чувствовалась усталость, которая приходит после дня, в котором он не столько работал, сколько… выживал. За дверями пахло ужином: наваристым удоном, жареными овощами и чем-то сладковатым. На кухне всё ещё сидели несколько постояльцев — кто-то лениво доедал, кто-то беседовал вполголоса — смеялись тихо, по-домашнему.

Горо снова занял привычное место у окна неподалёку. И, сам не заметив, как, расслабился. В этих голосах, в этой уютной лёгкой суете было что-то, что напоминало ему лагеря сопротивления Ватацуми — их поздние ужины у костра, когда даже самая простая еда казалась вкусной — потому что рядом были друзья, на которых всегда можно было положиться, как на крепкий щит. Общежитие издательского дома, каким бы странным оно ни казалось поначалу, вдруг ощутилось местом, где можно выдохнуть.

Он поднялся в свою комнату, оставив внизу тихую болтовню и посуду, звенящую в раковине. Некоторое время просто стоял у окна. Улицы внизу были почти безлюдны, но не пусты: из раменной всё ещё доносился мягкий смех, с крыш поднимался тонкий пар от вечерних бань, а где-то на дальнем переулке покачивался фонарь, будто подмигивая прохожим.

Горо смотрел на эту тёплую, тихую Инадзуму — и чувствовал, как в груди начинает медленно оттаивать то, что давно хранилось под бронёй. Всё понемногу менялось. Становилось мягче. Спокойнее. Теплее — вокруг действительно начинало прорастать то, за что он столько боролся. И эта мысль согревала — тихо, глубоко. Сильнее, чем самый сытный ужин на свете.

─── ⊹⊱✿⊰⊹ ───

Горо выдохнул — долго, спокойно. И сам не заметил, как уголки губ чуть тронула улыбка.

Он всё ещё стоял у окна. Комната дышала тишиной — часы мерно тикали над входом, а занавесь у окна чуть дрожала от ночного ветерка. Где-то внизу, во внутреннем дворике, над сакурой поднимался лёгкий пар — плотный, чуть золотистый в свете фонарей. Горо следил за ним взглядом, и мысль пришла сама собой: как же хорошо было бы сейчас оказаться там — в этой тишине и пару.

Он накинул полотенце на плечо, прихватил деревянную корзинку с мылом и мягкой мочалкой — и прошёл по коридору, стараясь не нарушать ночную тишину. Раздвижная дверь в раздевалку сдвинулась с лёгким скрипом, и за ней его встретил приглушённый свет, тёплый пол и запах сушёного дерева.

Несколько секунд — и вместо хакама на нём осталось только полотенце.

Он сдвинул следующую дверь, ведущую уже к самому источнику, — и тёплый воздух обдал лицо сразу: пахло водой, деревом и чем-то едва уловимо сладким, будто воздух сам успокаивал.

Тёплые камни приятно отдавали под ступнями, и с каждым шагом казалось, будто мир становится тише. Ветви сакуры нависали сверху, прикрывая ночное небо. Несколько бумажных фонариков дрожали на воде, отбрасывая мягкие отражения. На поверхности неспешно покачивался деревянный поднос с сакэ и двумя фарфоровыми чашками — он едва заметно вращался, будто лениво следуя дыханию самой воды, над которой лениво клубился полупрозрачный пар.

───

❧ сакэ — традиционный японский алкоголь из риса, подаётся тёплым или холодным, часто в маленьких чашках.

Он опустился в воду, позволив теплу полностью его обнять. Ткань полотенца мягко легла по коже, тяжелея от воды, — и мир будто стал дальше, приглушённее, тише.

Он откинулся назад, облокотившись о гладкий камень у дальнего края, и прикрыл глаза. Вода обволакивала, пар ласкал щёки, а сквозь ветви сакуры наверху проглядывали первые звёзды — рассыпанные, как будто сами сбились с пути. Даже фонарики на воде, казалось, замирали.

Тишина держалась ровно столько, сколько позволяла судьба. Или Яэ Мико.

Дверь сдвинулась с тихим шелестом.

Он даже не сразу открыл глаза. Вода тихо плескалась у края, где-то поблизости заскрипело дерево, с улицы донёсся чей-то голос — глухо, будто сквозь бумажные стены. Пара капель сорвалась с ветки и упала в воду, и… шаги?

Не громкие, но слишком близкие. Неторопливые. Как будто кто-то шёл по каменным плитам — не спеша, с той особенной уверенностью, которая не требует разрешения.

Он поднял взгляд — и замер.

Яэ Мико неспешно приближалась по выложенной дорожке, завёрнутая в полотенце, которое держалось на ней так непринуждённо, будто само решило там остаться. Ушки чуть подрагивали — улавливая пар, движение воды, его смущение — конечно, она всё чувствовала. Волосы свободно спадали на плечи, щёки румянились от пара, а в уголках губ играла та самая улыбка, которую он уже научился бояться.

— Как удачно, генерал. — её голос прозвучал мягко, почти ласково. — А я-то боялась, что буду одна. Но вы, как всегда, вовремя.

Он дёрнулся, словно его окатили холодной водой, — и тут же вжался спиной в камень, отчаянно делая вид, что просто глубоко расслаблен. Уши подрагивали, взгляд метался — вверх, вниз, вбок — куда угодно, только не на неё.

— Я… я… я не знал, что кто-то!.. то есть, что вы… — он чуть не уронил взгляд в воду. — П-простите. Всё в порядке. В смысле — конечно. К-как вам удобно. То есть… здесь много места!

Она лишь мягко усмехнулась. Подошла к самому краю, опустила корзинку на скамейку и шагнула ближе к воде. Едва коснулась её пальцами ноги — и чуть вздрогнула, издав тихий, едва слышный звук. Щёки тронула румяная тень, но выражение лица не изменилось — лишь уголки губ изогнулись чуть сильнее.

Словно бы это действительно было неожиданно.

Словно бы она не знала, какой температуры здесь вода.

Словно бы.

Потом — медленное движение, и она опустилась в воду почти бесшумно, с той самой грацией, которая заставляла Горо чувствовать, что он делает что-то не так, даже когда просто сидит. Пар лениво поднялся вокруг неё, скользнул по плечам, чуть завился — и рассеялся, как будто почтительно уступая место, а поднос с сакэ качнулся между ними, приняв на себя взгляды, которые Горо отчаянно пытался не бросать.

— Надо же, — сказала она, — вы даже здесь умудряетесь вести себя как на посту. Это так… очаровательно.

Она взяла чашку с подноса, медленно наполнила её — движения были плавные, отточенные, будто это была чайная церемония, где каждый жест имеет вес.

— Сегодня вода особенно хороша, правда? — произнесла она, глядя поверх чашки. — Не слишком горячая, не слишком жёсткая… идеально, чтобы немного растянуть удовольствие.

Горо моргнул. Потом снова.

— Я… д-да. Вода… очень… — Он не нашёл слов. Вода была. И он в ней. Вместе с Яэ.

Он откашлялся. — В смысле — да. Всё… на должном уровне.

Она кивнула, всё так же не сводя с него взгляда.

— Я рада. Надо же, какие у нас высокие стандарты. Даже у воды. Иногда кажется, что она тоже умеет угадывать настроение гостей.

Поднос с сакэ плавно качнулся, и Горо слегка вздрогнул. Похоже, он всё ещё не понял, на кого именно работает этот поднос.

Она закрутила чашку в ладонях, сделала небольшой глоток и с лёгким вздохом закрыла глаза, откидываясь назад к тёплым камням за спиной.

— Мм… как же приятно, когда всё наконец затихает. Ни писем, ни бумаги, ни оживлённых споров за перегородкой…

Яэ потянулась — медленно, как лисица, вытягиваясь всей длиной тела, и запрокинула голову — и пар скользнул по её коже, будто по шёлку. Полотенце дрогнуло на груди, но, как и положено, осталось на месте.

Горо сделал что-то среднее между вдохом и спазмом.

Она отпила ещё немного, не открывая глаз, и голос её прозвучал лениво, почти ласково:

— Ну и как вам в нашем скромном общежитии, генерал? Устроились? Всё по вкусу?

Он пытался сосредоточиться на чём угодно, что могло бы вернуть себе спокойствие — или хотя бы видимость спокойствия: на ветке сакуры, на отражении фонарика в воде, на собственных мыслях. Но все они предательски возвращались к ней.

— Я… да. То есть, да, вполне. Всё… очень тихо. И удобно. — Он сглотнул. — Просторно. Даже слишком. Т-то есть не слишком. В самый раз!

Она чуть повернула голову — не открывая глаз — и уголки её губ будто бы дрогнули:

— Рада слышать. Всё-таки мне важно, чтобы вы чувствовали себя комфортно. Во всех смыслах.

Сделав ещё глоток сакэ, Яэ поставила чашку рядом — на тёплый камень у воды, — и, словно вспомнив что-то, потянулась к своей корзинке рядом. Достала небольшую книгу в мягкой обложке, аккуратно вынула закладку — тонкую ленту с кисточкой — и открыла ровно на нужной странице.

— Ах, да… — она произнесла почти с улыбкой. — Всё забываю дочитать. Вечно что-нибудь отвлекает.

Яэ устроилась боком — элегантно, с прямой спиной, чуть повернувшись в его сторону, как будто бы случайно. Развёрнутая обложка мягко зашуршала, и она почти сразу утонула во взгляде на строчки. Ни слов, ни вопросов — только равномерный шелест страниц, редкие вздохи и почти неуловимое движение губ. Пар тихо плыл над поверхностью, лёгкой дымкой касаясь краёв книги — будто даже он читал вместе с ней.

— Не волнуйтесь, генерал, — она продолжила после паузы, не поднимая глаз. — Я почти не буду вам мешать.

Было так тихо, что каждый звук казался особенным.

Сквозь ветви над их головами лениво проплыла капля — сорвавшись с цветка сакуры, она упала в воду и с мягким плюк и разошлась тонкими кругами. Пар закружился над поверхностью, будто прислушивался к ним обоим.

Горо отчаянно пытался не смотреть в её сторону — и тем самым только сильнее чувствовал каждое её движение. Казалось, она не читала роман. Она читала его. Страницу за страницей. Строчку за строчкой.

Яэ перевернула страницу, задержалась взглядом на чём-то — и, едва слышно, с легкой интонацией размышления, произнесла:

— Хм… любопытно.

Больше ничего. Ни объяснений, ни взглядов — только тихий звук воды и шелест страниц.

Горо будто бы ухватился за эту паузу — как за единственную возможность прийти в себя. Он чуть приподнялся, отстранившись от каменного бортика, выпрямил спину. Сделал вдох — глубокий, ровный. Даже уши, казалось, собрались — как будто и они знали, что отступать уже нельзя.

Он был солдат. Генерал. Он умел держать себя в руках. И если она собиралась просто сидеть и читать… значит, он тоже мог просто сидеть. И не распадаться на атомы.

По крайней мере, попробовать.

Он даже начал верить, что всё под контролем. Спина прямая. Дыхание ровное. Взгляд зафиксирован на чём-то безопасном — например, на фонарике. Или на воде. Или на — он не знал, что это было, но точно не на Яэ Мико.

До тех пор, пока она вдруг не закрыла книгу.

Хлопок обложки прозвучал тише, чем мог бы — но для Горо это был почти выстрел. Он вздрогнул, плечи чуть напряглись. Потом — краем глаза — заметил движение.

Яэ отложила книгу на камень и потянулась к своей корзинке.

Она достала шпильку и начала собирать волосы — неторопливо, как будто просто… чтобы не мешали. Но каждое движение напоминало сцену из романтической пьесы: пальцы, легко скользнувшие по шее, прядь, заправленная за ухо, мягкий взмах волос через плечо. И лёгкий поворот головы — не в его сторону, а будто в задумчивость.

Всё выглядело случайно. Конечно.

— А вы, генерал… — мягко начала Яэ, всё ещё закрепляя шпильку, — часто не спите по ночам?

Горо вздрогнул от внезапности её голоса. Он не был готов к разговору. Он не был готов вообще ни к чему, происходящему в последние десять минут.

Он чуть повернул голову. Кивнул. Осторожно. Неуверенно. Он всё ещё не знал, надо ли отвечать. И что будет, если ответит.

— Говорят, — продолжила она, аккуратно закручивая последнюю прядь, — отдыхать тоже надо уметь.

Она развернулась боком — плавно, как перелистывается страница. Волосы, собранные наверху, открыли шею, по которой стекали редкие капли. Пар ласково поднимался по коже, касался ключиц, растворялся в воздухе. Глаза полуприкрыты. Улыбка — тёплая, почти сонная. Почти невинная.

— Чем вы предпочитаете заниматься в свободное время? — её голос звучал легко, почти рассеянно, ни к чему не обязывая.

Горо с трудом оторвал взгляд от подноса, который лениво покачивался на воде. Он держал свой пост — прямо на грани дозволенного взгляда.

— Я… э-э… — Он прокашлялся. — Обычно тренируюсь. И-или проверяю планы на завтра.

— Ммм, — протянула Яэ, будто пробуя на вкус. — Чего ещё ждать от настоящего генерала. — Она легонько усмехнулась, с той самой ленивой уверенностью, с которой лисица наблюдает, как добыча делает шаг в нужную сторону.

Она чуть склонила голову, как бы в задумчивости. Этот наклон — и всё, что с ним — выглядели естественно. Слишком естественно. Словно именно поэтому они и были опасны.

А потом, будто только сейчас заметив, бросила взгляд вниз.

— Ах… — голос Яэ был мягким, растянутым, с тем самым оттенком «удивления», в которое никто не верил. — Похоже, полотенце совсем вымокло.

Она сказала это не с досадой, не с игрой, не с намёком — а с тем самым ленивым, безмятежным равнодушием, с каким переворачивают страницу в книге, которую уже знают почти наизусть. Будто ничего особенного. Просто жест. Просто так.

Яэ медленно потянулась к краю полотенца, провела пальцами по мокрой ткани — и так же неторопливо, как ставят пустую чашку на место, отложила полотенце на край. Без суеты. Без театра. Как будто оно само попросилось уйти.

Горо не сразу понял, что именно произошло. Точнее — он понял. Но осознание пришло с такой медленной ясностью, что казалось: каждое слово этого понимания выжигалось в сознании по отдельности. Мозг будто заскрипел, отказываясь принять входящие данные. Как будто перед ним не просто Яэ сняла полотенце — а мир на мгновение перестал работать по известным ему законам.

Яэ не прикрылась. Не сжалась. Не отвела взгляда. Напротив — мягко откинулась назад, позволив телу найти новую опору. Плечи развернулись, спина чуть прогнулась, подбородок поднялся. Всё было как в вальсе — лениво и точно.

Пар поднимался над водой, густой и тёплый, растворяя очертания. Вода играла отражениями фонарей, лениво дрожа на поверхности. Ни одна линия не была видна полностью — только намёки. Только плавность. Словно сама сцена заботилась о скромности.

А между ними — будто случайно — плавал тот самый поднос. Медленно, точно по траектории, которую заранее выбрала судьба. Или Яэ Мико.

Будто поднос знал: если дрогнет он — дрогнет весь фронт.

Горо, кажется, перестал дышать.

— Так, правда, гораздо удобнее, — проговорила она, как будто продолжала разговор о свободном времени. — Эта ткань всё равно мешала дышать.

Она протянула руку к чашке, оставленной на краю, и взяла её так, как берут тонкий фарфор — чуть дольше, чем нужно, будто смакуя саму форму жеста. Сделала маленький глоток, прикрыв глаза — уголки губ едва дрогнули — не в улыбке. Скорее в… удовлетворении. Тонком, затаённом.

Несколько мгновений она просто сидела, будто наслаждаясь не вкусом, а тишиной, паром, собственной неподвижностью.

А потом открыла один глаз. Лениво.

— Всё в порядке, генерал? — спросила она невинно. — Вы как-то… притихли.

Он дёрнул подбородком — это должно было быть кивком. Или отрицанием. Он сам не знал.

— Я… да. Я просто… — он закашлялся. — Ж-жарковато стало. В смысле, вода… немного горячая.

Она снова закрыла глаз.

— Наверное, вы просто выбрали самое жаркое местечко. Инстинкт, не иначе.

Где-то между ними, как безмолвный самурай, продолжал держать позицию деревянный поднос, заслоняя всё лишнее. Никакой сакэ в мире не знал, что его судьба однажды будет столь стратегически важна.

Тишина снова заполнила пространство — вязкая, как пар. Ни брызг, ни слов, ни шелеста страниц. Только вода, лениво дышащая вокруг.

Горо сидел неподвижно, как глиняный тануки. Даже не дышал. Или, по крайней мере, не рисковал. Любое движение казалось опасным. Даже моргнуть — уже риск.

— Как же хорошо вот так сидеть, — проговорила Яэ, глядя в отражение фонарика в воде, — в горячем источнике, забыв про время. Ни писем, ни черновиков, ни восклицаний вроде «У нас опять дедлайн?!»

Она произнесла последнее с такой точной интонацией, что в голове Горо тут же всплыло лицо ассистентки из отдела редакции — та, что всегда кричала это с видом, будто на горизонте метеорит.

Он попытался выпрямиться. Потом передумал. Потом попытался казаться расслабленным. Получилось что-то третье.

— Я… э-э… да! Очень… адекватно. В смысле — приятно. Уютно. Без… давления. Ну, кроме давления воды. Горячей. Что нормально. Да.

Вода всё так же лениво колыхалась, а пар тихо стелился над поверхностью, будто растворяясь в тишине. Где-то в стороне шелестели ветки — может, от фонаря, может, от прохладного летнего ветерка. Лепесток сакуры, отстав от остальных, тихо опустился на поверхность воды и замер.

Горо открыл рот. Потом закрыл. Потом решил, что этого достаточно.

Он почти собрался с духом, чтобы сказать что-то — хоть что-нибудь — но именно в этот момент Яэ вдруг произнесла:

— Завтра надо будет отобрать обложку для нового романа. Главное — не дать художнице опять нарисовать что-нибудь с перьями.

— П-перья? — переспросил он, будто услышал это слово впервые. — А… с ними что-то… не так?

Он посмотрел на неё. И — как назло — именно в этот момент поднос, до этого державшийся как герой, предательски качнулся. Еле заметно. Но достаточно, чтобы в его взгляде отразилась паника на уровне боевой тревоги.

— Она рисует их везде, — вздохнула Яэ. — В романах, в кулинарных книгах, однажды даже на свитке налоговой отчётности.

Она сделала глоток, задержала паузу — и, не меняя интонации, добавила:

— Недавно были пираты, библиотека, историческая драма и кулинарный роман. Угадайте, что было на всех четырёх обложках?

Она посмотрела на него. Прямо. Долго. С выражением той самой ленивой обречённости, с какой смотрят на бумажный фонарь, плывущий прямиком в костёр.

Горо молча смотрел на неё. Моргнул. Один раз.

Потом посмотрел в сторону, с видом солдата, который понял, что идёт в разведку без карты. И без оружия.

— Я… э-э… возможно, она просто… любит птиц? — выдохнул он наконец, так, будто предлагал стратегический план, от которого зависела судьба Ватацуми.

— Любит, — протянула Яэ мягко, словно подводя итог. — И явно взаимно.

Она лениво провела рукой по воде — лёгкое движение, которое вызвало крошечную волну. Поднос дрогнул. Качнулся.

Горо тут же уставился на него, будто на последнюю линию обороны.

Поднос, стойко сопротивляясь судьбе, держался. Лучше, чем он сам.

Горо не сводил с него взгляда. Секунду. Две. На всякий случай — три.

Вода утихла. Пар снова стал равномерным. Ни один лепесток не дрожал. Он оторвал взгляд от подноса, медленно, с видимой осторожностью. Словно проверял, не сработает ли какая-нибудь ловушка.

Ничего не произошло.

Несколько драгоценных секунд — и он даже почти расслабился.

Мозг, жадно цепляясь за хоть что-то знакомое, вдруг выдал список дел на завтра. Проверить свежую поставку бумаги. Отсортировать рукописи. Ответить на письмо той авторки, которая вечно пишет без точек…

Он действительно почти отвлёкся. Представил себя за столом — аккуратная стопка писем, список рукописей, полдюжины пометок, которые нужно будет передать редактору. Вспомнил, что один автор снова забыл пронумеровать главы, а другому надо бы посоветовать сократить пролог — хотя бы до одной страницы.

Он почти ухватился за мысль — почти, — как Яэ вдруг тихо чихнула.

Не громко. Почти изящно. Но вполне достаточно, чтобы по воде побежала волна — не сильная, но с точно выверенным драматическим эффектом, и…

Поднос колыхнулся на волне.

Он принял удар. Пошатнулся.

Но — выстоял. Как выстаивают только ветераны.

Потому что если не он — то кто?

Горо резко выпрямился, вцепившись глазами в поднос, как будто от него зависела его жизнь.

А может, так оно и было.

— Ох… простите, — протянула Яэ с ленивой, почти рассеянной невинностью, не глядя в его сторону. — Кажется, по ночам стало немного прохладно.

Он дёрнулся.

— Я… н-ничего… т-то есть… здоровья вам! — выдохнул он наконец, с таким напряжением, будто желал ей не просто здоровья, а благословения Архонтов.

Яэ едва слышно хмыкнула — то ли в ответ, то ли просто потому, что ей было уютно молчать рядом. Пар лениво стелился над водой, растворяясь в этой тишине, лёгкой, как сон.

Сквозь ветви сакуры наверху уже отчётливо проступали звёзды — не россыпью, а поодиночке, как будто ночь раскладывала их медленно, с умыслом. Луна была уже высоко, а свет её стал холоднее, яснее.

Где-то за садом стрекотнул сверчок — один, другой, а потом всё стихло вновь.

На втором этаже общежития больше не горел ни один фонарь.

Всё словно подсказывало: ночь уже поздняя. И тишина — не случайность, а закономерность.

Яэ не спешила нарушать тишину. Казалось, она впитывала её, как тёплый воздух — размеренно, с ленивым наслаждением. Её глаза были полуприкрыты, плечи расслаблены, а вода стелилась по коже, как лёгкое покрывало.

И всё же, спустя какое-то время, она заговорила — негромко, с той особой мягкостью, в которой пряталось и тепло, и расчёт:

— Кажется, пора бы уже и спать… — голос её звучал чуть ниже обычного, как будто ночь сама диктовала интонацию. — Пока не стало ещё холоднее.

Она лениво потянулась, словно пробуждаясь после долгого сна, и, не прерывая речи, свободной рукой вытащила шпильку из волос. Локоны с лёгким шелестом рассыпались по плечам, по спине, скользнули по груди, укрывая кожу мягкой вуалью.

Она сменила положение — чуть выпрямилась, перенесла вес на ноги.

Пар лениво всколыхнулся, вода скользнула по плечам, и…

Поднос — стойко державший фронт до последнего — дрогнул.

Словно понял, что его славные дни подходят к концу.

Он начал сдавать позиции. Медленно, по одному сантиметру. С достоинством.

Как старый самурай, уходящий в закат.

Пальцы мягко упёрлись в край камня, и Яэ начала подниматься — спокойно, лениво, так, будто вода сама неохотно отпускала её. Тонкие струйки скользили по коже, а пар обнимал плечи и спину лёгкой дымкой.

Грудь медленно поднялась над тёплой гладью, но волосы — словно задуманный занавес — спустились следом, скрывая всё, что не должно было быть увидено. Лёгкие, послушные, они лежали на коже так естественно, будто всегда были частью этой ночи.

Горо не двигался. Не моргал. Не дышал.

Уши горели так, что пар казался прохладой.

Она выпрямилась чуть сильнее, позволив воде лениво стекать по талии, по бёдрам — капли цепляли свет фонарей, оставляя на коже серебристые дорожки.

Каждое её движение было настолько неторопливым, что само время, казалось, задерживало дыхание вместе с ней.

Ещё один миг — и вода окончательно отпустит её.

Он ощущал всё — каждый плёск воды, каждый шорох пара, каждое движение её тела рядом. Всё было слишком близко. Слишком реальным.

И когда её бёдра полностью поднялись над водой, а поднос — его верный боевой товарищ до последнего — уже сдавал свои последние сантиметры, готовясь открыть последние тайны этой ночи…

Горо судорожно вдохнул.

И не успел выдохнуть.

В следующую секунду он отключился — тихо, почти беззвучно.

Тело плавно осело назад, а вода лениво плеснула о край, возвращая в горячий источник покой.

─── ⊹⊱✿⊰⊹ ───

Горо пришёл в себя под шелест страниц — и приглушённые звуки утра, доносившиеся сквозь тонкие стены.

Тёплые доски приятно грели спину, воздух пах сушёным деревом и остатками пара. Где-то неподалёку лениво поскрипывали доски, доносился едва уловимый смех, глухой стук посуды и запах жареного тофу и свежего риса.

Утро за стенами набирало силу — уже привычное, уютное.

Он моргнул. Медленно.

Потолок, деревянные балки. Тусклые бумажные лампы. Мягкий рассеянный свет сквозь раздвижную дверь. И… Яэ Мико, устроившаяся на той же деревянной лавке, у его головы — в светлом хлопковом халате, с раскрытой книгой в руках.

Она не сразу посмотрела на него — спокойно перевернула страницу, как будто завершая какую-то внутреннюю паузу.

И только когда их взгляды пересеклись, уголки её губ едва заметно дрогнули в той самой, почти невидимой улыбке:

— Доброе утро, генерал. — Яэ сказала мягко, вполголоса, будто продолжая неспешный разговор с этим утром.