Венецианский карнавал (джен)

Со всех сторон я окружён яркими красками, которые пестрят, мелькают, так и дразня случайного прохожего, не давая вдоволь наглядеться.

А глядеть уж было на что, о да.

Тысячи людей, разодетых в самые вычурные костюмы, что способно придумать людское воображение: тут тебе и инкрустированные драгоценными камнями маски, и расшитые золотом и серебром платья, и роскошные перья, которыми завершаются чудны́е головные уборы. Мероприятие воистину потрясающее своим размахом.

Здесь очень шумно. Голоса людей заглушают «Венецианский карнавал» Паганини. Слышен скрип колес, шуршание парчовых и шелковых тканей, томный смех барышень и напыщенные речи богачей.

Но разве есть мне сейчас дело до всего этого напускного великолепия? Разве интересны мне все сияния вычурных масок, когда я ищу лишь одну?

То тут, то там мне мерещится он.

Убийца.

Где-то рядом постоянно мелькает его длинный позолоченный нос, то тут, то там я замечаю взмах черного плаща.

Но что-то ускользает от моего внимания, не давая поймать паршивца.

— Figlio di putana, — негромко цежу я сквозь сжатые зубы.

Но он все равно слышит. Слышит и заливисто смеётся. Чертов подонок.

Стараясь поймать убийцу, я не замечаю, как толпа расступается, пропуская ко мне стражу.

— Ачиль, где вы были вчера вечером? — интересуется один из мужчин, мягко склоняя меня к честному ответу.

Но мне и не требуется врать.

— В бедном квартале, около дома старой Нонны.

Стражники переглядываются.

— Мужчина, пройдёмте с нами.

Я иду спокойно, но внутри словно растекается горячая лава гнева: как смеют они отрывать меня от поиска этого подонка? Разве не в их интересах, чтобы я нашел убийцу?

Хотя, естественно, о моем маленьком плане не знает никто. Так что приходится смириться и пройти в простую, но обширную комнату.

И вновь ко мне обращается плавный, тягучий голос:

— Ачиль, нам нужно сообщить тебе одну странную вещь. Вчера Нонна-старушка и ее сосед видели твое мертвое тело.

Я чувствую, как кровь стынет в жилах.

Леденящий ужас ползет по позвоночнику, подсказывая, что это — правда.

— Я понимаю, в это сложно поверить, но когда они вернулись с отрядом стражи, тело бесследно исчезло. А самое странное, что неподалеку мы нашли маску врачевателя Чумы.

Сковавший меня было лёд тут же тает от нахлынувшей горячей волны гнева. Это он, абсолютно точно он!

И все остальное, что рассказывает стражник, уже не важно. Я не слушаю, но никто и не настаивает на этом. Мне лишь вручают чашечку кофе, оставляя одного.

Кофе горький и обжигающе горячий, поэтому я отставляю кружку в сторону, оглядывая комнату.

Ее сложно назвать маленькой, но огромные стеллажи с книгами занимают кучу места.

Книги потрепанные и явно не новые, что вызывает наиживейший мой интерес.

Поэтому я, не в силах побороть свои желания, провожу пальцем по сухим корешкам древних книг, научных трактатов и старых судебных дел.

И вот уже книга собирается проскользнуть в мои руки, как что-то меня останавливает.

Ведь рядом стоит гораздо более притягательная.

Посеребренная обложка таинственно блестит, словно приглашая к чтению своих чистеньких, каллиграфически заполненных страниц.

И изящные буквы начинают свой рассказ, написанный с воистину дьявольским мастерством. Настолько, что складывается фантомное ощущение, что все это действительно происходило...

Книга толстенькая, но прочитана мною за считанные минуты. Я оглядываюсь на часы: не прошло и десяти минут.

— Fantastico!

На новеньких, отличных от остальных книжонок страницах повествуется о сумасшедшем врачевателе, что забирает людские души.

— Ачиль, думаю, ты можешь идти, — таинственно улыбается из дверного проема стражник.

— Oui, конечно, вы правы...

Как только двери за моей спиной закрываются, я понимаю, куда нужно идти.

Ноги несут меня туда, к этому большому готическому замку. Он прогнил и проржавел да самых каменных костей своих. Местечко под стать этому гаденышу.

Если пройти тяжелые кованные ворота и заплесневелые мокрые двери, то ты попадаешь в притон истинно сумасшедшего.

Старое гнилое дерево бережно хранит бесчисленные пятна крови. Они никогда не отмоются, пока не обрушится это здание.

Огромные холщовые мешки, а в них — понятно с первого взгляда — части тела.

Все здесь такое знакомое, что я невольно удивляюсь.

Где-то на улице бьют часы.

Первый удар.

Суета, сумасбродный беспорядок. Куча людей с замотанными тряпицами ранами бегут, ползут, тащатся к выходу.

Второй удар.

Чумной доктор медленно нисходит к людям по лестнице, величественный и напыщенный, словно ангел, дарующий спасение.

Третий удар.

Трупы с мокрыми шлепками валятся на пол.

Четвертый удар.

Спокойствие и тишина. Мешки покорно стоят у стен, словно смиренные гробницы своих хозяев.

Пятый удар.

В воздухе пахнет болезнью. Но он в своей огромной маске, ему это все не страшно.

Шестой удар.

Он упивается своей властью. Он — безумный, лишенный свободы калека.

Седьмой удар.

Он заперт в этой клетке. Тяжелые ворота приветственно распахнуты, да только никто не заходит. Он тоже не выходит.

Восьмой удар.

В самом центре величественной лестницы лежит безвольный манекен, лишь человеческое подобие.

Девятый удар.

Безликие остатки тела лишь догнивают, не нашедшие успокоения даже в холщовой могиле.

Десятый удар.

Возможно, невинные отомщены, отмолены родными, облюблены небом. А наказание убийцы неисчерпаемо.

Одиннадцатый удар.

Каждую ночь безразмерный замок сотрясается рыданиями и криками.

Двенадцатый же удар подобен чудесному превращению Золушки.

Кровавая зала сверкает, заполненная людьми в дорогих костюмах.

Средь пышной толпы можно встретить и старушку Нонну, и "мягкого" стражника, и даже я весело болтаю с гостями, не обременённый поиском убийцы.

Но вы больше не увидите здесь ЕГО.