Гарри Поттер. Когда нас стало двое (джен)

Дом Поттеров стоял на самом краю Долины Годриков, в конце узкой улочки, где волшебство пахло яблоками и теплым деревом. Летом здесь всё было залито солнцем, а осенью — покрыто туманом, который цеплялся за подоконники, как котёнок за одеяло. Альбус любил этот дом.

Не потому что он был большим (он не был), и не потому что он был новым (точно нет) — просто в нём было тепло. Настоящее тепло, не от камина, а от голосов, шагов, запахов, от того, как мама напевала, не замечая, что поёт, как папа хлопал дверью, забыв заклинание «Alohomora», и как сова постукивала клювом в окно каждое утро.

У Альбуса был мир. Небольшой, уютный, где всё было понятно.

Он знал, что в ящике под лестницей лежат его карандаши и мятая тетрадь с кривыми рисунками грифонов. Он знал, как скрипит половица у родительской спальни. И знал, что если положить ладонь на окно в кухне в 9 утра — оно тёплое, а в 5 вечера — прохладное.

Но самым главным в этом мире были мама и папа.

Каждое утро мама поднимала его с постели, пахнущей лавандой и солнцем. Она гладила его волосы, которые постоянно топорщились в разные стороны, и шептала: «Ты мой лучший волшебник». Альбус улыбался, хотя не был уверен, что это правда.

Он знал, что папа — герой. Об этом говорили дяди, тёти, даже соседи. Папа работал в Министерстве Магии, носил тёмную мантию и приходил домой поздно. Но когда приходил — весь дом светился. Он подбрасывал Альбуса вверх, будто тот был перо, и говорил: «Мой рыцарь в зелёной пижаме!»

Альбус смеялся. Потому что тогда он точно знал — его любят.

Однажды мама позвала его на кухню. В руках у неё была чашка с какао, на лице — странная, нерешительная улыбка. Папа стоял у окна и, казалось, чего-то ждал.

— Аль, — сказала мама мягко. — Мы хотим тебе кое-что рассказать.

Альбус замер. Он сразу почувствовал: что-то важное. Взрослое. Те разговоры, к которым обычно не пускают.

— У тебя скоро появится братик, — сказала мама и наклонилась, чтобы быть на уровне его глаз.

Альбус моргнул.

— Братик?

— Да. Он сейчас у меня в животике растёт, — она улыбнулась шире. — И мы все очень ждём, когда он появится. Ты ведь будешь ему хорошим старшим братом, правда?

Альбус не ответил сразу. Он посмотрел на папу. Тот кивнул и добавил:

— Это значит, что ты теперь у нас самый главный. Ты будешь показывать ему, как всё устроено. Ты — первый.

Первые секунды он почувствовал себя важным. "Самый главный". Почти как папа. Но потом — пришло другое чувство.

Необъяснимое, колючее. Как будто кто-то подвинул его любимое кресло, и теперь оно стояло не так.

С того дня многое стало меняться.

Мама чаще лежала. Уставала. Иногда злилась на папу без причины, а потом долго молчала. Она больше не носила Альбуса на руках. «Ты уже большой, сам дойдёшь», — говорила она, когда он тянул к ней руки. Иногда он садился у её ног и просто ждал, пока она снова станет прежней. Но мама всё чаще смотрела не на него, а куда-то в окно.

Папа старался. Читал сказки, приносил конфеты, водил в парк. Но в глазах у него тоже жила какая-то усталость, которую Альбус не понимал. Будто они оба чего-то ждали. А он — просто жил, день за днём, в тени их ожидания.

Именно тогда он впервые услышал фразу, которую случайно сказала бабушка Молли:

— Ну вот, с Джеймсом всё по-другому будет. Он летний ребёнок, поспокойнее.

Альбус замер. Он сидел под столом и рисовал домики, но уши его работали, как у совы. «С Джеймсом всё по-другому». Значит — со мной было не так?

Он не понял, что такое «летний ребёнок». Но слово «по-другому» впилось в него, как заноза.

Однажды ночью Альбусу приснилось, что он стоит в пустой комнате. Комната была такой же, как их гостиная, только без мебели. На полу — его игрушки. Но все они повернуты спиной.

Он звал маму. Потом папу. Никто не приходил.

Он проснулся в темноте. Сердце стучало. Он вышел из своей комнаты, прошёл по коридору и тихонько приоткрыл дверь в спальню родителей.

Мама спала, прижав руки к животу. Папа храпел. Между ними на тумбочке лежала мягкая игрушка — медвежонок, которого мама сама сшила.

Раньше он лежал в комнате Альбуса.

Мальчик долго смотрел на него. Потом тихо закрыл дверь.

Через неделю мама повела его в детскую. Он знал эту комнату: когда-то она была кладовой, а теперь — голубая, с качелями, мобилем над кроваткой и волшебными звёздами, что светятся в темноте.

— Хочешь помочь мне выбрать для Джеймса игрушку? — спросила мама.

Альбус посмотрел на полку. На ней были плюшевые совы, деревянный гиппогриф, даже маленький зефирный гном, который при нажатии пел песню о пирогах.

Он молча указал на самую далёкую сову. Серую, не очень красивую.

— Эту? — удивилась мама. — Она же такая... мрачная.

Альбус пожал плечами.

Мама вздохнула.

— Хорошо. Джеймс полюбит её, если ты выбрал.

Он ничего не ответил. Внутри у него было ощущение, что он только что отдал что-то своё. Хотя сова ему даже не нравилась.

Вечером, лёжа в своей кровати, он прошептал в темноту:

— А я ведь тоже когда-то был маленьким, да?

Тишина.

Только ветер за окном. И еле слышный храп совы за дверью.

Роды начались ночью. Альбуса разбудил шум голосов — мама стонала, папа шептал заклинания, скрипел пол под ногами Бабушки Молли. В доме пахло мятой и тревогой.

Потом всё стихло. Альбус остался с дедушкой Артуром, который рассказывал историю про говорящий чайник, но мальчик почти ничего не слышал. Он чувствовал: мама уходит туда, где ему места нет.

Через два дня в дом вернулись мама и папа. И — кто-то ещё.

Он был крошечным, сморщенным и почему-то очень громким. Джеймс Сириус Поттер.

Альбус стоял у дверного проёма, не двигаясь, и смотрел, как папа держит на руках этого… младенца. Мама светилась от усталости и чего-то другого — счастья, наверное. Но не того, которое было раньше. Это было новое счастье, в котором ему, Альбусу, не нашлось места.

— Пойдёшь поздороваешься с братиком? — спросил папа, подходя к нему. — Он уже знает твой голос. Ты с ним говорил, помнишь?

Альбус кивнул, но не сделал ни шага. Он чувствовал, как что-то сжимается внутри. Будто кто-то прижал его к стенке.

Следующие дни были похожи на одну длинную тень. Джеймс плакал почти всегда. Мама не успевала даже поздороваться с Альбусом, папа всё чаще говорил: «Подожди минутку», «Потом», «Не сейчас, Аль».

Однажды Альбус спросил:

— А если я тоже буду плакать — вы меня возьмёте на руки?

Мама не ответила. Она просто поцеловала его в макушку, но при этом продолжала баюкать Джеймса.

Он начал пробовать разные способы вернуть их внимание. Разбросал игрушки по коридору, спрятал палочку отца, нарочно пролил сок на любимый мамин плед. Каждый раз его ругали. Но хотя бы смотрели.

И однажды случилось нечто странное. Он злился — по-настоящему. На папу, который снова выбежал из комнаты, как только Джеймс заплакал. Альбус сжал кулаки… и стеклянная кружка на столе треснула без прикосновения.

— Магия, — прошептал он, испуганно и с гордостью.

Это был первый случай, когда она вышла у него непроизвольно.

Но никто не заметил.

Ночью он снова проснулся. От крика. Но не брата — своего собственного. Это был сон. Или нет? Он увидел, как папа уходит, унося Джеймса в темноту. Мама закрывает за ними дверь. А он остаётся.

Он подошёл к зеркалу и сказал:

— Я Альбус. Мне пять лет. Я волшебник. Меня зовут Поттер.

Но отражение казалось чужим.

На следующий день он спрятался в саду, под старой мётлой отца. Было тихо. Он взял с собой кусок хлеба и яблоко. Он хотел узнать — будут ли его искать.

Прошёл час. Два.

Он услышал, как кто-то зовёт:

— Альбус! Аль! Ты где?

Это был папа. Он бежал, запыхавшийся, с растрёпанными волосами, в одной носке. Увидев сына, он опустился рядом на колени.

— Что случилось? — выдохнул он.

Альбус посмотрел на него и сказал:

— Ты любишь Джеймса больше, чем меня.

Папа замер. А потом — обнял его так крепко, что у Альбуса запекло в горле.

— Нет, — прошептал Гарри. — Я просто учусь. Я никогда не был папой. Я боюсь делать ошибки. Но я люблю тебя. Так, как только умею. Ты у нас первый. Ты показал нам, что такое быть родителями.

Альбус шмыгнул носом:

— А Джеймс?

— А Джеймс — наш второй шанс. Но ты — наш первый свет.

В ту ночь Альбус снова проснулся. Но на этот раз — от тишины.

Он встал, подошёл к кроватке брата. Джеймс шевелился во сне, посапывая. Альбус осторожно положил рядом с ним серую сову.

— Она охраняла меня. Теперь будет тебя.

Он ещё немного постоял, а потом прошептал:

— Я всё ещё Поттер. И я волшебник. А ещё я — старший брат.

Прошла неделя.

Джеймс всё ещё плакал по ночам, но уже меньше. Мама снова начала улыбаться — сначала чуть-чуть, неуверенно, потом чаще. Папа принёс из мастерской кресло-качалку и теперь вечерами читал Альбусу сказки, если Джеймс спал.

Но внутри у Альбуса всё ещё жила тень.

Он старался быть полезным: приносил пелёнки, подавал соску, иногда даже пел колыбельные, которые сочинял сам. Но каждый раз, когда Джеймс начинал плакать, мама забирала его из рук Альбуса и говорила: «Спасибо, дорогой, я сама».

И он снова становился невидимым.

Однажды утром, когда воздух за окном был мокрым и пах лужами, мама ушла вздремнуть. Папа дремал на диване. Джеймс проснулся и заплакал. Тонко, требовательно.

Альбус подошёл к кроватке. Заглянул. Брат шевелил крошечными пальцами и кривил губы, как будто собирался рассказать что-то важное.

Он не знал, что делать. Но руки сами поднялись.

Он осторожно взял Джеймса на руки. Тот был тёплый, лёгкий и странно настоящий. Пах молоком и одеялом.

Альбус сел в кресло-качалку. Начал медленно покачиваться.

— Не бойся, — прошептал он. — Здесь всё не так страшно. Я тоже сначала боялся.

Джеймс вдруг замер. Прислушался. А потом… замолчал.

И вот они — двое. Один — крошечный, другой — с сердцем, полным странной новой нежности. Альбус смотрел на брата и чувствовал, как что-то в груди разжимается.

Он не был лишним. Он был... нужным.

Когда мама заглянула в комнату, она остановилась в дверях. Папа тоже подошёл, обняв её за плечи.

Альбус не заметил. Он пел — тихо, почти шёпотом. Песню без слов. Качал Джеймса, прижимая к себе, как самое ценное на свете.

— Смотри, — прошептала Джинни. — Наш сын растёт.

Гарри кивнул. И в его глазах блеснуло что-то, что он никогда не показывал на работе, в министерстве или на страницах газет. Настоящее.

Позже, когда Джеймс уже спал, Альбус сидел у камина. Папа пришёл к нему, сел рядом.

— Ты сегодня был очень смелым, — сказал он.

Альбус пожал плечами:

— Он просто... маленький. Ему страшно.

— Точно так же, как когда-то было тебе. И нам. — Гарри помолчал. — Хочешь знать секрет?

Альбус кивнул.

— Я до сих пор боюсь. Иногда. Бояться — не стыдно. Главное — помнить, что ты не один.

Альбус посмотрел в огонь.

— Я думал, что меня забудут.

Гарри протянул руку и взъерошил его волосы:

— Мы тебя помним каждый день. Даже когда заняты. Даже когда всё вверх дном. Ты — наше начало.

Альбус усмехнулся:

— А Джеймс — наш беспорядок.

Оба засмеялись.

Перед сном Альбус зашёл в детскую. Джеймс спал, посапывая.

Альбус достал из-под кровати свой старый плед — тот самый, с оленями и звёздами. Он давно лежал там, забытый.

Аккуратно укрыл им брата.

— Добро пожаловать домой, Джеймс, — шепнул он. — Теперь нас двое.

Он поцеловал брата в лоб, словно взрослый, и тихо вышел.

В ту ночь он спал крепко. Без снов. Потому что знал:

Мир стал шире. И в нём теперь навсегда было место для двоих.