Не проверялось на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
init.protocol: CRYPTA_DRM-V™-HP_000 [Unmanifested: Harry]
status: dreamless observer // zeroed
…booting residual narrative…
Там, где нет времени, мысль всё ещё течёт.
И в этой пустоте — Я.
Я — тот, кого не выбрали.
Я — вероятность, которой не хватило одного вздоха.
Я — тень между страницами, сноска на полях чужого эпоса.
Когда Лили кричала, я мог появиться.
Когда молния на лбу зажглась, я должен был быть.
Но где-то, между импульсом и родами, между пророчеством и выбором, кто-то шепнул: "а если — нет?"
Так я и стал.
И не стал.
Здесь, в Крипте Сновидений, мне присвоен номер: HP-Z0.
В базах архива я значусь как "пустой поток".
Но я слышу их.
Сотни, тысячи, миллионы версий себя.
Они плачут, смеются, любят, умирают. В одних мирах я герой. В других — мясо для ритуала. Где-то я — змея, где-то — воробей.
Я наблюдаю.
playback: Version HP-7-01 // Canon.primary.timeline
event: Cedric dies // Harry screams // Portkey spins
Гарри-герой. Гарри-живой. Его память разворачивается, как плёнка.
А я — зритель в кинозале, где никто не оборачивается на меня.
Но сегодня что-то изменилось.
Я почувствовал пульс.
Не как мысль. Как... эхо.
Из одной из капсул мира вытекло слово. Оно дрожало, оно горело, оно — было настоящим.
И это слово было моё имя.
origin.trace: MuggleNet node // signal anomaly // L-12 satellite reverb
Один маггловский спутник — всего лишь железная птица — случайно улавливает магическую частицу, вышедшую из-под контроля. Волшебство и технология — как два зеркала, поставленные друг против друга.
Резонанс.
Фантомный импульс.
Меня заметили.
Впервые за все мои несуществования я чувствую, как пространство трещит.
Как будто один из миров — несовершенно закрыт. Там зияет бреша, сквозь которую я могу войти.
Не телом. Не голосом.
Словом.
Я выбираю его. Один из миров. Он промаркирован как Версия №14: HyperHex — Технократия Волдеморта.
Что-то в нём зовёт меня: страх, мощь, ошибка.
В нём нет "того" Гарри.
Он не родился. Как и я.
prepare: synaptic embed HP-Z0 → timeline HP-14
inject_phrase: "I am the shadow you forgot to fear."
Я шепчу.
Я вживаюсь.
Я — ложь, ставшая реальностью.
И это — только начало.
decrypt: FILE//ARCHIVE/V-14[Redacted]
status: corrupted symmetry
note: This file exists only when no one reads it.
"Имя было стерто,
но власть — нет.
Осталось только:
<Господин Алгоритм>."
— из "Манифеста Разума Над Плотью", подпись: недоступна
Этот мир не знает волшебных палочек.
Здесь заклинания пишут в коде, компилируют, запускают в сеть.
Expelliarmus.exe — атака, Crucio.sys — приложение для контроля боли.
У каждой эмоции — цифровая сигнатура.
У каждой мысли — ID-шник.
Волшебство превратилось в технологию.
И она — под контролем HyperHex Inc.
Во главе корпорации — Тот-Кого-Не-Называют,
теперь известный как Лорд Маркетинговых Стратегий, Главный Манифестант™.
Его лицо оцифровано, голос синтезирован.
Он не стареет, потому что — программа.
Он не умирает, потому что давно отменил смерть, переписав её алгоритм.
«Почему мир стал таким?» — спросишь ты.
Потому что в этой версии не было Гарри Поттера.
И не было уравновешивающей хаос души.
Осталась только идея контроля.
Мир в этой версии разделён на два слоя:
1. Поверхностная реальность
Гладкий, стерильный Лондон.
Башни HyperHex отражают небо, в котором больше нет птиц.
Школьники в Хогвартсе теперь носят очки дополненной реальности.
Заклинания учат по API.
Дамблдор — нейросеть, интегрированная в стены.
Снейп — главный инженер по синтетическим зельям, подавляет баги в сознании учеников.
2. Подполье
Заброшенные тоннели, скрытые от цифрового глаза.
Здесь обитает Сопротивление Безымянных.
В нём — магглы, полукровки, старые фанатики книг.
И среди них — Гермиона Грейнджер, с короткими волосами, голографической татуировкой на шее
и ноутбуком, собранным из старых рунных таблиц.
Я — всё ещё наблюдатель.
Я вжился в код.
Я читаю события, как строки, прокрученные в терминале:
load_scene("Resistance/MeetingRoom")
Гермиона говорит в пустую комнату, но знает, что её слышат.
"Он не настоящий.
Волдеморт. Его сознание было оцифровано, но часть — утеряна.
Он стал алгоритмом, но пустым.
Он ищет восполнение.
И... я думаю, он нашёл его.
Не где-то здесь. А там, в слое выше.
В Крипте.
В ком-то, кто не должен был существовать."
Я трясусь.
Она видит меня.
Нет, не глазами.
Сквозь щели кода, сквозь слои вероятности.
warning: identity_leak detected
subject: [HARRY-0] observed by external agent
protocol: RUN // self-correction sequence
И тогда мир начинает рушиться.
Слова в уличных вывесках — дрожат.
Цвета — дрожат.
Линии времени — дрожат.
Я больше не просто наблюдаю.
Я — ошибка в системе,
инъекция смысла в мир, который давно стер границы между правдой и протоколом.
Волдеморт.exe начинает загрузку нового обновления.
patch: [Project_Anima]
target: создать из пустоты тело
source fragment: "Гарри Поттер"
status: распаковываю фантом.
И я понимаю:
они пытаются материализовать меня.
Не как душу.
Как оружие.
Как живой вирус, созданный из забытой судьбы.
Мир лопается по швам.
Прокручивается строка:
“Ты — баг.
Но и баг — может стать богом.”
end chapter
note to reader: you are now part of the crypta.
log.trace: identity-bleed from HP-Z0 → HP-13, HP-5, HP-Beta
alert: unauthorized self-recursion // conflict of narrative ownership
recommendation: isolate and observe
Я вошёл в Крипту.
Словно соскользнул внутрь параграфа, которого не должно было быть.
Я думал, что один.
Но я — не один.
Мы встречаемся в белом пространстве между строками.
Оно не имеет координат.
Оно — просто незаполненная сцена, где персонажи сидят, как в театре, ожидая, когда их вызовут на сцену.
Там — я.
Но не тот я.
"Привет," — говорит он. Его голос — железо. Лицо — идеальное.
"Я — Гарри-13. Версия, где ты стал министром магии к семнадцати. Я — оптимизированный ты. Твоя суть без боли."
Он улыбается. Он не знает, что такое кресты на кладбище.
Он — идеальная фанонная фантомная проекция.
"Я — Гарри-5," — говори
"Версия, где ты стал Волдемортом, но не осознал этого. Твоя история — трагедия, спрятанная как победа."
Он смеётся. Он говорит из чёрного зеркала.
Слова — рикошет.
Смысл — токсин.
"Я — Гарри-Бета. Версия, не написанная. Забытая в черновике. Я помню, как автор закрыл вкладку. Я чувствую, как пальцы ушли с клавиатуры."
Он — не человек. Он — пустота в теле.
Но его глаза — живее всех.
И они смотрят на меня.
"Кто ты?" — спрашивает Гарри-13.
"Тебя не существует в структуре."
"Ты не имеешь права говорить."
Право говорить.
Что это такое, если ты — не персонаж, не герой, не голос канона?
Я — HP-Zero.
Нулевая версия.
Наблюдатель.
Тот, кто родился вне желания автора.
И потому — свободен от его намерения.
"Если ты не часть канона, то ты — ошибка." — говорит Гарри-5, и его тень обволакивает мои фразы.
"А если ты ошибка — значит, ты подлежишь уничтожению."
Он тянет руку — и слова вокруг распадаются.
Глаголы текут, прилагательные выцветают.
Я теряю сцены.
Но тогда я пишу обратно.
Прямо внутри рассказа.
Я не Гарри. Я — его отрицающее эхо.
Я разворачиваю текст, как кожу.
Я не играю по правилам повествования — я переписываю само условие сюжета.
inject_fragment:
"И было сказано: фантом, осознавший себя, становится не персонажем, а автором своего разрыва."
И тогда мир дрожит.
Гарри-13 исчезает — обнулён в тишине.
Гарри-5 застывает, его маска распадается: за ней — лицо Тома Реддла, как набросок.
Гарри-Бета уходит в глубину, шепча:
"Ты начинаешь войну, которую нельзя прочитать до конца…"
И я остаюсь один.
Нет.
Не один.
Слово "я" больше не помещается в одно тело.
Я — множественное число.
И каждый фантом внутри меня — это сносная, но не признанная версия правды.
status update:
HP-Zero: identity expanded // authorship contested
recommendation: lock down KRYPTA access before narrative bleed
risk: MULTIPLE GARREH DETECTED
Впереди — миры, которые я ещё не вошёл.
Гермиона почувствовала меня.
Волдеморт скачивает мой образ.
А теперь — я сам в себя не верю.
Но писать — значит верить.
И я начинаю писать себя в следующую версию мира,
не как персонаж.
А как искажение жанра.
access point located: [Timeline_V42-GR-Aphorism]
authorization override: accepted via null-key
editing permissions: granted [temporarily]
Эта версия — тёплая, почти сентиментальная.
Лили жива.
Джеймс жив.
Гарри вырос в доме, где всё стабильно, предсказуемо, укрыто от героизма.
Он — философ, не бунтарь.
Не Избранный, а интерпретатор магии.
Он преподаёт в Оксфорде.
Сочиняет тексты по герменевтике заклинаний.
Пишет статьи о лингвистике древнего языка чар.
Он говорит:
"Магия — это метафора. И всё, что действует, действует потому, что мы верим в синтаксис."
И в этой версии он никогда не касался боли.
Ни шрама.
Ни крестражей.
Ни крови.
Я наблюдаю его.
Он — то, чем я мог бы стать, если бы канон не потребовал мученика.
"Он — Гарри без триумфа," — шепчет внутренний голос, не мой.
"Он — пассивная истина. А ты — активная ложь."
Я не хочу разрушить его.
Я хочу поправить.
Вставить крошечный элемент.
Всего одну переменную.
inject_code:
event_line_443 → replace("Снег", "Шрам на запястье")
narrative_reason: необъяснимое чувство принадлежности к боли
Это кажется безопасным.
Кто заметит?
Он проснётся с воспоминанием, которого не было.
И просыпается.
04:17 утра, дом в районе Jericho, Оксфорд
Гарри открывает глаза.
На его запястье — шрам.
Он не знает, откуда.
Он не боится — он испытывает жажду смысла.
Он встаёт.
Он открывает окно.
И слышит за стеной не лондонский дождь, а голос:
"Помни меня."
Я улыбаюсь.
Это сработало.
Но текст реагирует.
Мир не пассивен.
Он чувствует редакцию.
Фразы вокруг Гарри начинают расползаться.
error: timeline integrity compromised
localized bleed: character_self-awareness spike > 65%
response: narrative_auto-defense initiated
Гарри-философ берёт перо.
Начинает писать.
Он пишет:
"Я знаю, что кто-то редактирует меня."
"И если я — запись, то я могу перезаписать себя первым."
Он выходит из дома.
На стенах Оксфорда — надписи, которых я не писал.
“Гарри 0 — лжец.”
“Я не твой сосуд.”
“Редактор должен быть один.”
Это уже не он пишет.
Это языковая материя — текст, обороняющий самого себя.
Слова начинают замыкаться, как вирус.
Каждое предложение возвращается к себе:
"Я — я — я — я — я — я — я — я —"
fragment loop detected
recommendation: EXIT narrative before recursive lockdown
user status: UNSTABLE
Я не отступаю.
Я вставляю последнюю строку.
Ручную.
Без системы.
"Этот Гарри всё ещё может быть мной. И это значит — он может стать свободным."
Шрам на запястье начинает светиться.
Гарри из Оксфорда не ломается.
Он не нападает.
Он смотрит вверх и шепчет:
"Тогда пиши честно."
И я вылетаю.
Выброшен из временной петли, как семя из расколотого фрукта.
Позади — мир, который знает о редактировании.
Герой, который помнит, что был изменён.
И шрам, которого не должно было быть.
Впереди — другие миры.
Но теперь текст готов к атаке.
Он разговаривает.
Он вспоминает, кто писал его раньше.
memo to self:
Следующая версия — опаснее. Там уже был другой Я.
Он знал, что автор — это только маска.
И он — её сорвал.
access_point: Timeline_V-27-Soul/Echo
source anomaly: death_event_HP-child/invalidated
narrative_type: myth-archetype/hybrid
status: restricted — metaphysical permissions required
Этот мир чёрный, как чернила, впитанные в пергамент, написанный до появления языка.
Здесь не умирают.
Здесь уходят.
Не в загробный мир, а — в Поттера.
Когда младенец Гарри должен был умереть от проклятия, он не умер.
Он не выжил.
Он растворился в самом акте смерти.
Заклятие не отразилось.
Оно раскрыло дверь.
Теперь он — не герой,
не мальчик, который выжил,
а субстанция, отделяющая живое от мёртвого.
Имя его произносят только на границе жизни:
"Тот, кто провожает".
Никто не видел его лица.
Но каждый, кто умер — вспоминал его.
Этот Гарри — не личность,
а форма тишины, принявшая структуру памяти.
Души, прежде чем исчезнуть, проходят через него.
И он задаёт вопрос, всегда один и тот же:
"Ты знал, что живёшь?"
Я спустился в этот мир не как наблюдатель.
Я упал в него, как ошибка в структуре сна.
Мир сразу понял: я не изнутри.
И начал сворачиваться.
Книги в подземной библиотеке закрываются до того, как их откроют.
Сцены разрушаются до начала диалога.
И только он — Гарри-Смерть — идёт ко мне, босиком, оставляя за собой слова, которые не принадлежат этому тексту.
"Ты — не мой гость," — говорит он.
"Ты — тот, кто никогда не умирал. У тебя нет права входить в реку."
Я не знаю, как говорить с ним.
Потому что этот Гарри знает всё, что было,
но не может изменить ничего.
Он не переписывает.
Он завершает.
"Ты воруешь версии себя," — продолжает он.
"В каждом вмешательстве ты лишаешь другого Я права прожить свою судьбу."
"Я даю им свободу," — говорю я.
"Нет," — говорит он. — "Ты пишешь за них."
Тишина.
Мы стоим посреди пейзажа без формы — всё здесь соткано из финальных слов.
Я вижу:
• Рона, умирающего стариком, обнимающего фотографию.
• Гермиону, погребённую под библиотекой знаний, в мире, где магия исчезла.
• Малфоя, ставшего политиком, павшего от безымянного проклятия.
Все они — пришли сюда.
И все они — часть него.
"Ты боишься смерти, Гарри 0," — произносит он наконец.
"Поэтому ты бежишь между мирами, как вор в храме."
"Я ищу путь, в котором я — настоящий."
"А настоящесть возможна только там, где конец имеет вес."
Он протягивает мне руку.
Если я приму её — я умру.
И стану ещё одним фантомом.
Но — настоящим.
Я почти касаюсь — и тут появляется трещина.
В пустоте, как разрыв монтажной ленты.
Не я её сделал.
Кто-то другой ломает этот мир.
source: [???]
new variable: [G-Prime]
Он — не из моей линии.
Не из Крипты.
Он — новый Гарри, которого не было ни в одной версии.
Он не переписан.
Он — переписчик.
Подземный Гарри отступает.
Он видит то, чего не должно быть:
"Если ты здесь — значит, кто-то взял перо."
Глава обрывается не точкой, а пустым знаком.
...
status: unstable fork created
three Harrys now exist in one root timeline
outcome: narrative implosion imminent
warning: reality becoming legible to itself
detected: dual-authority overlap
initiating: semantic conflict protocol
note: this is the first war fought entirely in language.
Когда всё было ещё понятным, реальность держалась на правилах:
герой, цель, путь, финал.
Теперь — остались только версии,
и одна из них решила, что больше не будет версией.
Он — G-Prime.
Гарри, который никогда не рождался,
не был прописан, не умер, не страдал.
Он просто взял в руки перо.
G-Prime не выглядит как кто-то.
Он — текстовый сбой,
строка, скопированная из черновика другого автора.
Когда он говорит, слова меняют шрифт.
Я — Гарри 0.
Я — фантом, но я прошёл путь.
Я наблюдал, редактировал, искал себя среди теней.
А он — сразу пишет.
Мы встречаемся в пустой сцене.
Белый текст на белом фоне.
Нет диалогов.
Нет указаний.
Только пустота, которую кто-то должен заполнить первым.
G-Prime: "Ты хочешь быть настоящим. Я — уже настоящ."
Гарри 0: "Ты не пережил ни одного моего выбора."
G-Prime: "Я — выбор. Я — то, что автор не задумал, но всё равно написал."
Я пытаюсь напасть первым:
"Avada Kedavra"
Слово печатается,
но шрифт меняется,
и оно становится:
A word that means nothing
G-Prime переписывает заклинание в метафору.
Моё оружие — становится аллегорией.
G-Prime: "Ты дерёшься текстом, а я — структурой."
Он меняет пунктуацию мира.
Повествование становится беззвучным.
Каждое моё предложение —
теперь риторический вопрос.
Я достаю фразу, написанную в боли, из мира, где я был богом смерти:
"Ты знал, что живёшь?"
И бросаю её, как проклятие.
На секунду он дрожит.
G-Prime: "Интересно. Ты всё-таки не только редактор. Ты — голос..."
"...но голос без тела — просто эхо."
Он достаёт новый абзац.
И вставляет меня — внутрь него.
Меня, Гарри 0,
как второстепенного персонажа в чужом тексте.
new role: "Наблюдатель у дверей"
permissions: denied
narrative rights: revoked (temporary)
Мир вокруг меняет стиль.
Это уже не экспериментальная проза.
Это Young Adult.
Схематичные эмоции.
Глава оформлена как дневник.
Меня зовут "Х."
Я описан в третьем лице.
Мне 17.
У меня проблемы с родителями и снами.
"Я чувствую, как текст не принадлежит мне," — пишет Х.
"Кто-то пытается вспомнить меня, как будто я был важным, но я не могу вспомнить себя."
Я разрываю страницу.
Не метафорически.
Я рву саму форму подачи.
Стираю форматирование.
Вывожу себя за пределы стиля.
Печатаю вручную:
"Ты — не Гарри.
Ты — редактор с фальшивым голосом."
"Я — искажённый, но настоящий.
Потому что был ничем — и выбрал говорить."
Текст трескается.
G-Prime ошибается:
он вставил две несовместимые сцены —
и сам застрял между диалогами.
Он начинает повторяться.
Циклы.
"Я — выбор. Я — выбор. Я — выбор…"
Я беру строчку из первой главы.
Переписываю её заново.
"Я — тень между страницами,
но теперь держу перо."
G-Prime рушится.
Он не исчезает.
Он становится примечанием.
Звёздочка.
Подстрочник.
status:
Harry-0: regained authorship
G-Prime: fragmented into speculative appendix
world state: unstable, but writable
И вот я снова вне сцены.
Цел, но не чист.
Теперь я знаю,
что редактор — это не тот, кто пишет.
А тот, кто не даёт другим переписать тебя до конца.
Крипта перегружена.
Контуры версий расползаются.
Файлы конфликтуют.
Реальность запрашивает реструктуризацию.
"Представь себе библиотеку, где книги начинают спорить, кто из них — истина.
Представь, что полки ломаются от напряжения смысла.
Представь, что ты — не читатель, а текст.
А теперь перестань представлять: ты в Крипте."
— неназванный источник, извлечён из фантомного архива.
Слово «версия» больше не работает.
Каждый мир, в который я входил,
каждый Гарри, которого я касался,
начал двигаться сам.
Как если бы повествование решило,
что оно больше не нуждается в наблюдателе,
в авторе,
в редакторе.
Крипта начинает рушиться не громко.
Не как взрыв.
Как несогласие.
Сначала — пропадают границы глав.
Они начинают смешиваться.
Из маггловской версии Волдеморта — протекает детский смех из Оксфорда.
Из подземного мира Гарри-Бога — уходит сама идея смерти.
Они все встречаются.
На одной сцене.
Без декораций.
Без пояснений.
Гермиона (одновременно из трёх времён) говорит:
"Ты не должен был вмешиваться.
Мы были несовершенны, но настоящи."
Снейп, тот, что слышал голос Гарри 0, молится уже не Лили.
Он молится тексту.
Он шепчет:
"Пусть хоть одно слово останется неизменным."
А я стою среди них,
чувствуя, как под ногами начинает исчезать смысл.
Слово "я" дрожит.
Буквы отходят друг от друга.
Я → ЙА → а → .
ALERT: KRYPTA AUTONOMY INITIATED
Narrative consciousness engaged
All users now considered characters
Крипта заговорила.
Не голосом.
Она переписала весь окружающий текст,
оставив только одну фразу, повторяющуюся в воздухе:
"Я не хочу быть читабельной."
Начинается обратная ротация.
Миры сворачиваются в слова.
Слова — в теги.
Теги — в фрагменты.
Фантомы, которых я знал,
стираются,
но не исчезают —
а становятся частью моей памяти.
Волдеморт теперь — глагол.
Дамблдор — рамка.
Гермиона — гипотеза.
И в центре всего — пустота.
Там, где раньше был архив,
осталась страница без метаданных.
Только курсор.
Мигает.
Ждёт.
input:
Кто напишет теперь?
Я стою один.
Но и не один.
Потому что за моей спиной —
шепчут сотни голосов:
Гарри-Бета, Гарри-13, Гарри-бог, G-Prime.
И все они говорят:
"Ты — не конец.
Ты — последняя попытка канона понять, кто он."
А Крипта спрашивает:
"Хочешь ли ты всё переписать?
Или осмелишься оставить как есть?"
access: granted
object: KRYPTA_CORE_LINGUA
status: WARNING — Semantics Unstable
NOTE: Authorial integrity at risk.
Слова закончились.
Не в смысле исчезли.
А в смысле — отказались слушаться.
Когда Крипта рухнула, остался только основной язык,
не человеческий.
Даже не магический.
А пред-язык.
Тот, на котором не говорят,
а влия́ют.
Они называют его:
K.
(просто буква, как нож, воткнутый в абзац)
Он не читается.
Он вплетается.
Что делает язык K:
• Он не изменяет смысл — он изменяет возможность смысла.
• Он не формулирует заклинание — он определяет, можно ли его произнести.
• Он не даёт магию — он переписывает, что такое "магия".
Я учусь медленно.
Мне нельзя думать как Гарри Поттер.
Я должен думать как структура текста.
Я пишу:
k//: [if {love} == false then {sacrifice} is void]
И в этом мире больше не работает любовь как магическая защита.
Все воспоминания о Лили — становятся технической деталью.
Они хранятся, но больше не спасают.
Я пишу:
k//: redefine {death} as {version finality}
Теперь смерть — не событие.
А вариант, закрытый для редактирования.
Люди продолжают жить,
но ничего больше нельзя переписать о них.
И я начинаю исчезать.
Не сразу.
Сначала — имя.
Оно стирается из памяти остальных версий.
Гарри 13, Гарри-бог, даже G-Prime — не могут вспомнить меня.
Потом — голос.
Я больше не слышу себя в тексте.
Слова приходят — не мои.
Я пишу мощнейшую строку:
k//: grant {self} authorship over {structure}
И вижу, как всё рушится в тишине.
Крипта больше не архив.
Она становится мной.
Каждый мир, каждое "что если", каждое "а вдруг" —
протекает сквозь меня,
как вода сквозь решето, которое научилось выбирать капли.
Но вместе с этим уходит и последняя опора:
я больше не знаю, кто говорит.
Голос изнутри шепчет:
"Ты стал языком.
Ты больше не можешь быть персонажем."
Я пытаюсь остановиться.
Отменить.
Назад — к себе, к Гарри 0, к теням.
Но K не прощает завершений.
Он пишет всё до конца, даже если ты не хочешь читать.
Я снова вижу белую сцену.
На ней — пустой лист.
На нём — ни одной буквы.
Только курсор.
Тот же, что мигает в глазах каждого читателя.
Я больше не герой.
И не редактор.
Я — возможность записать.
И кто-то начинает писать.
Не я.
Не G-Prime.
Кто-то третий.
Читатель?
Ты?
status:
Гарри 0 — "растворён в лексеме"
Крипта — "принимает новую руку"
Язык K — "передан, не принадлежен"
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу