Последний приговор (джен)

Том Риддл бежал так, как будто бы от этого зависела его жизнь, однако больше всего на свете ему хотелось отмыться от невидимой грязи.

После пробуждения в неизвестном доме, после осознания того, что произошло, его охватил не просто страх — отвращение. Он знал, что с ним сделали, и чувствовал себя оскверненным, использованным...слово царапало горло, но от него было не уйти. Каждое прикосновение чудовища, прежде казавшееся нежным, теперь ощущалось липким и противным.

Ощущение не просто вины, а мерзкого стыда, опутавшего его, как паутина.

Том толком и не помнил, как покинул дом. Охваченный ужасом, он не пытался слушать жалостливые оправдания уродливой девки, мысли перевернулись с ног на голову. Его трясло, словно в лихорадке.

Дверь, нащупанная в панике, казалась спасением, и в следующий момент он уже вывалился на улицу, упав, запутавшись в своих же ногах. В ушах звенело, но не секунды не медля, оттолкнувшись от земли, Том поднялся и побежал, хрипя, задыхаясь, чувствуя, как неистово бьётся его сердце.

Не оборачиваясь.

Мольбы Меропы, ее отчаяние, даже зарождающаяся жизнь в ее чреве — всё это ему было безразлично. Отродье, не ребёнок. Он не хочет иметь ничего общего с отродьем.

Возвращение в родной дом было унизительным. Родители, Томас и Мэри Риддлы, приняли его, но в их взглядах читалось не только сочувствие, но и ужас. Сын, гордость семьи, попал в переплет с какой-то грязной девкой! Том видел, как Мэри украдкой вытирает слезы, а Томас сжимает кулаки, стараясь сохранить лицо. Позор. Неизгладимый позор.

«Что случилось, сынок? Расскажи нам» — умоляла Мэри, тихо плача, прижимая его к себе, словно он был маленьким мальчиком, упавшим с велосипеда. Но он не мог выговорить эти слова. Как объяснить, что его, Тома Риддла, затащила в постель какая-то оборванка, опоила его какой-то дрянью, воспользовалась им? Это было слишком…грязно. Он мог лишь шептать: «Я был обманут…завлечен...»

Нет, Том никогда никому не расскажет, что сейчас творилось у него на душе, в разуме — тоже. Не мог — грязно, позорно, мерзко... — он не мог...

И Литтл-Хэнглтон, самый настоящий гадюшник сплетен, не заставил себя долго ждать. Уже на следующий день на улицах только и говорили о случившимся: «Видели, с кем он связался? С какой-то прокажённой!» — перешептывались люди, бросая на Тома насмешливые взгляды.

«Наш эсквайр падок на нищенок!» — и оглушительный хохот намертво вцеплялся в его память. Они смеялись у него за спиной, не скрывая этого.

Те, кого он звал друзьями, отворачиваются, как и знакомые -избегают его взгляда. Он чувствовал себя прокаженным среди здоровых людей.

Дети, не зная как еще позабавиться и развлечься, были наиболее наглее и отвратнее, они выкрикивали оскорбления ему в след, с таким же пронзительным хохотом убегая, дабы не попасть под горячую руку.

Стайка мальчишек могла окружить его и начать петь издевательские песенки или стишки.

«Риддл и девка страшная,

любовь у них прекрасная!»

В тот момент он готов был убить их всех.

Потом, недолгое время спустя, жители Литтл-Хэнглтона сами объяснили себе его возвращение домой — нищенка Меропа Гонт, должно быть, обманула Тома Риддла, сказав, будто ждет от него ребенка, а он, наивный идиот и глупец, взял и поверил. И никто из жителей деревни не догадывался, что к правде они были ближе, как никогда. Сам Том Риддл молчал, и, к своему стыду, молился, чтобы ещё нерожденное отродье умерло, не успев сделать и вдоха.

Но куда хуже были воспоминания о Сесилии, это была настоящая пытка — она, его невеста, его любовь, утопилась спустя всего несколько месяцев после того, как он сбежал с сумасшедшей Гонт.

Он знал, что ее смерть — его вина. Ее предсмертное письмо было выжжено у него в памяти:

«Я всегда любила тебя и была честна с тобой. Отчего же ты предпочел её мне, отчего врал и клялся в любви?

Ах, Том...я не желаю быть нелюбимой невестой, не могу этого вынести, Том. Я не хочу жить с этим, не хочу вспоминать это. Прощай.»

Он любил ее безмерно.

Дважды он пытался покончить с собой: Первый раз, когда он попытался свести счеты с жизнью, было решение повеситься. В сарае, находившемся вблизи от дома, он накинул петлю на шею и, когда собирался шагнуть, услышал звук открывающейся двери. Это была мама. Она увидела его, бросилась к нему, стала дергать за веревку, рыдая, словно безумная: «Том, мой сын! Что ты делаешь? Как же так? Как же так…» — Больше она ничего не говорила. Ее слова тонули в рыданиях, в которые перешел и он.

Второй раз, Том решил застрелиться. Взял свой старый пистолет, вышел в поле, подальше от дома, и практически нажал на курок. Но в этот момент рядом оказался Фрэнк Брайс. Садовник выбил оружие из его рук, одновременно в ужасе тараторя: «Что вы делаете, мистер Риддл? Не смейте!»

Несколько раз родители пытались обратиться к врачам, но Том отказывался. Его пытались уговорить, говорили, что ему нужна помощь. Но он лишь отворачивался, не желая, чтобы его считали сумасшедшим.

* * *

Том Риддл не был похож на самого себя. Безразличный ко всем, ко всему. Сломанный, он стал тенью того, кем когда-то являлся.

Родители от горя метались из стороны в сторону. Сын угасал на глазах, несмотря на попытки помочь. Всё было тщетно.

Шли годы. Война бушевала далеко, не тревожа Литтл-Хэнглтон. Всё было одинаково и циклично, пока в один летний вечер 1943 года к ним не постучали. Том открыл дверь. На пороге стоял юноша с ледяным взглядом. Он был словно зеркальное отражение Тома в молодости, но лишенное доброты и сострадания. Лишенное чего-то человеческого.

«Том Риддл?» — скорее утвердил, нежели спросил юноша.

«Да» — ответил Том, узнавая своего сына. Он предчувствовал, зачем тот явился. Отродье выжило.

«Где Томас и Мэри Риддлы?» — спросил юноша, проходя в дом без приглашения. Ему оно не требовалось.

Том не успел ответить. В этот момент из соседней комнаты вышла Мэри, обеспокоенная непрошеным гостем.

«Кто вы такой?» — спросила она с тревогой. Видимо, тоже чувствовала что-то.

И не зря.

Юноша вынул палочку.

«Авада Кедавра!» — прозвучали неизвестные слова и зелёный луч ударил женщину в грудь. Мэри рухнула на пол, не успев даже вскрикнуть.

Томас, услышав шум, ворвался в комнату и, увидев бездыханное тело жены, будто бы постарел на несколько лет. Ярость затмила его глаза.

«Что ты сделал?!» — закричал он, бросаясь на отродье, которое, безумно улыбаясь, направило палочку на мужчину.

«Авада Кедавра!» — еще одно заклинание оборвало жизнь Томаса.

Теперь в комнате остались только Том и его сын. Том смотрел на него и ждал. Он знал, что это конец.

«Авада Кедавра!» — прозвучал последний приговор.

Том закрыл глаза, представляя себе Сесилию. Он шептал ее имя, когда зеленая вспышка оборвала его жизнь.

* * *

В тот вечер погибла вся семья. Никто не знает как это произошло — не улик, ничего не осталось. Риддлов же похоронили на кладбище на отшибе деревни, больше не вспоминая. Дом их до сих пор стоит заброшенным.

Никто никогда и не узнает, что Том Риддл, Мэри Риддл и Томас Риддл были убиты безжалостным сыном и внуком...нет, отродьем.

Лордом Волдемортом