Безмолвная исповедь (гет)

— Алек, ты, может, все-таки скажешь, зачем мы летим?- уже в воздухе поинтересовался я. Когда четыре часа назад Алек влетел ко мне в комнату с командой «в Лондон», я промолчал. Когда мы ехали в Сиену, я снова молчал. Все еще ждал объяснений. Но судя по всему, они не полагались.

— Аро послал… — последовал краткий ответ ушедшего в чтение газеты подручного последнего. Да, Алек у нас всегда был важная птица, мы с Филом порой за глаза звали их с сестрой «Аро и Кайус Вторые». Второй Кайус — это Джейн.

«Далеко и надолго», — мелькнула непрошенная мысль, которую я тут же отогнал. Думать так о поверенном Владыки не следовало...

— А поподробнее? — вместо колкости ответил я. Алек впервые поднял глаза от газеты.

— Ты должен найти ее. — Он полез во внутренний карман, вытащил фото и протянул мне, я по привычке бросил на снимок взгляд и тут же перестал осознавать реальность. С фотографии улыбалась молодая девушка, карие глаза сияли, черные волосы обрамляли круглое лицо, челка спадала на лоб, слегка затеняя глаза. В руках это создание держало черно-серебристую гитару, одета девушка была во все черное, на руках напульсники, на шее, в горловине черной кожаной куртки — анкх. Но поразило меня не это…

Дело было в том, что я… знал ее. Это казалось невозможным, но все же было так. Знакомыми были глаза, улыбка, форма лица. По меньшей мере, я точно видел ее фотографии, притом не раз… И все же этого не могло быть, откуда мне было знать обычную смертную девушку из Лондона? Наверное, если бы мое сердце билось, в тот момент оно заколотилось бы так, что разбило бы мне ребра и вырвалось наружу: еще спустя секунду я понял, кто это, откуда я знаю ее.

— На обратной стороне та информация, что я накопал, — донесся откуда-то издалека голос Алека. Я перевернул снимок, пальцы слегка дрогнули, и начал читать… первые же два слова подтвердили мою догадку.

«Элоиз Линдсом». Да, это была она, которой я уже третий год тайком, анонимно, посылал свои вирши — девушка, на блог которой я однажды наткнулся, мечтала стать певицей, зарабатывала на жизнь тем, что выступала в пабах, ресторанах, парках, школах. Подписчики, и я не оказался исключением, желавшие оказать добродушной и харизматичной девочке помощь, присылали ей тексты, которые она (не все, разумеется, но из посланного мной... пожалуй, их было полдесятка, не увидела свет только одна) превращала в песни, помимо тех редких вещиц, что писала сама. Ее голос обладал уникальным диапазоном, высотой и обворожительным тембром. Дар от Бога, как говорят про нее смертные все на том же сайте. Но те фото, что я видел, были далеки от этого. Волосы ее были светло-каштановыми, макияж светлым и тона одежды совсем не такими мрачными…

Но зачем она понадобилась Аро? Она вампир и что-то натворила, или он обнаружил в ней интересные будущие способности? Зачем Господину смертная девочка? А Элоиз вроде смертна… Дата рождения, место записи одной из песен, то, что живет она с двумя кузенами и дядей. Негусто.

— Дем, нам ее надо найти. Аро заинтересовал ее талант, Владыка нашел новую игрушку — как он сказал, если все сложится удачно, поможем ей снять пару клипов и стать чуточку известнее.

Через несколько часов самолет приземлился в Лондоне, мы двинулись прочь от аэропорта. Я вглядывался в снимок, концентрируясь на ней… найти ее. А там уж что будет. Однако тут же мои мысли отключились, включая дар, и довольно скоро я поведал Алеку, терпеливо ждавшему итога моей работы, в каком направлении двинусь. Он решил заняться устройством нашего обратного вылета завтра, предоставив мне полное право добраться до Элоиз первым. Я же двинулся в ту сторону, куда вел мой дар, и меньше, чем через час, стоял на улице Роше, оказалось, что в Лондоне есть и такая улочка. Окраина города, узкие улочки, не самые приятные запахи. Интересно, как смертные тут живут?

Я сообщил Алеку точный адрес и двинулся к одному из маленьких частных домиков, затесавшихся на отшибе города… Сплетались вокруг как минимум три разных архитектурных направления. Улица Роше являла собой, что называется, симбиоз культур. Дом Линдсом в этом плане был одним из самых благопристойных. Строгие правильные черты, симметрия, большие широкие окна, к дому вела маленькая, ровная, покрытая гравием, дорожка, по бокам выложенная камнями. Никаких собак и никаких звонков. Хм… Я пару раз постучал, понимая всю бесполезность этой затеи, и от нечего делать положил руку на ручку. К моему изумлению, та повернулась и калитка открылась, а на двери в дом уже имелся звонок.

По дому разлетелась звучная трель, раздались легкие шаги, щелчок и дверь открылась. Передо мной стояла Элоиз Линдсом. Точно такая, какой она была в сети… Мягкие вьющиеся каштановые волосы, обрамляющие лицо, карие глаза и светло-серые джинсы.

— Вы мистер МакНайер? — поинтересовалась она. Даже в разговоре голос ее напомнил перелив серебряных колокольчиков и звон капели, и пение жаворонка одновременно…

— Нет, мисс Линдсом. Я Деметрий... Паглиарини, представитель организации «Волтари». Наш босс услышал вас на вашем сайте. И хотел бы предложить наши услуги…

— Слушай, ты, отмороженный любитель мальчиков, хватит нести чушь! — прервало меня восклицание. При этом улыбалась она самым радушным образом. Другую за это убил бы, но не сегодня... Аро вряд ли одобрилбы труп Линдсом. Но я непременно собирался показать ему сию сцену — ни одна нормальная девушка не будет встречать парня, предлагающего помощь с клипами, словами "отмороженный любитель мальчиков". Я молча развернулся, собираясь уходить, с порядком пошатнувшимся мнением о ее адекватности. Но когда уже дошел до калитки, услышал вслед:

— Деметрий, простите, это я не вам! — девушка слетела со ступенек и приближалась ко мне, и по пути достала из уха наушник. — Я говорила по телефону, простите, пожалуйста… Так что вы хотели мне сказать? — она оказалась ростом ниже меня на полголовы. Маленькая, худая, и вполне ничего на лицо. Но самым очаровательным в ней был голос… голос Элоиз Линдсом. Той, кому мое имя ничего не говорило, в то время как она пела мои песни. И той, кому удалось превратить меня из холодного расчетливого ищейки и убийцы в куда более человечное создание. Но это свершилось много позже… Я вздохнул. Я в принципе должен был дождаться Алека, но раз уж начал, продолжаем.

— Я представляю акционерное общество «Корпорация Волтари». Наш начальник, синьор Аро, послал меня и моего друга и коллегу предложить наши услуги, мисс Линдсом. Но нельзя ли перенести нашу беседу в более подходящее для этого место? — на улице было пасмурно, что было хорошо для меня, можно было не надевать капюшон. Но в то же время вряд ли смертный парень так уж мечтал бы о перспективе промокнуть или замерзнуть в этом дворе. А я на сегодня игрл роль смертного клерка при богатом продюсере. Надо было соответствовать.

— Да, конечно, прошу прощения! — она провела меня в дом. И минуту спустя мы уже заходили в небольшую гостиную. Мебель из темного дерева, книжные шкафы, черные кожаные диван и кресла. Все это выглядело довольно строгим. Хотя она ведь живет не одна, кто знает, что творится в ее личных комнатах? И не боится пускать в дом незнакомого человека, будучи дома одна? Да уж, люди порой такие наивные и неразумные, что становится почти смешно. — Итак, теперь вернемся к теме беседы… — девушка скрестила на груди руки. — Для начала скажите мне, пожалуйста, — голос ее резко посерьезнел, — как вы меня нашли. Откуда узнали, где я живу?

— Из Интернета. На вашем сайте довелось найти ваш IP- адрес, наши мастера установили конкретный сервер. Ну а дальше это было делом техники, времени и еще пришлось пообщаться с соседями. В общем, поиск проводился весьма серьезно и тщательно.

— Хм… тогда другой вопрос. Корпорация Волтари, выходит, весьма серьезная организация, не так ли? — я кивнул. — Тогда почему за три года карьеры я ничего не слышала о вас? — прищурилась девушка. А она не дурочка… Ты не слышала потому, детка, что я придумал ее десять минут назад. Но не могу же я так и сказать…

— Дело в том, что мы итальянская компания и в основном мы продюсируем анонимно. Синьор Аро, наш шеф, не любит рассказывать о своих богатствах, знаете ли.

— Хорошо, предположим, я вам верю… Тогда что именно вы хотели мне сказать? Насчет клипов, я имею в виду.

— Мы хотим проспонсировать съемки клипа, ваш голос очень необычен и в нем есть особый шарм, мы очень впечатлены. А я лично восхищен! — я изобразил самую радушную улыбку, какая только была возможна. От девушки так и веяло дружелюбием и оптимизмом, и очень сильным недоверием к моей персоне, невероятно сильным.

— Спасибо за комплимент! — она улыбнулась, и села, подальше от меня, а я сообразил, что дома есть еще кто-то, на втором этаже, и не один. Вероятно, подумалось мне, потому-то она так легко и пропустила меня внутрь. — Но понимаете, я всего лишь исполнитель и композитор. Организационными вопросами занимается мой кузен Шон, а его пока нет… Он прибудет через, — она посмотрела на часы, — примерно через двадцать минут. Может, кофе? Или чай? — она взглянула на меня. «Крови и побольше» — усмехнулся я мысленно. И, радушно улыбаясь, ответил, что я сыт и что кофе я не пью, а чай уже пил.

— Я кофе тоже не пью, это вредно, — улыбнулась Элоиз. Мой телефон пискнул — сообщение от Алека, которое я прочел, гласило, что он уже близко. И завершалось вопросом о том, какова легенда.

"Мы «Корпорация Волтари», продюсеры, спонсируем клип. Итальянская организация, не очень на слуху. Ах да, я Паглиарини".

— Вы не возражаете, если я включу альбом Muse? — внезапно раздался ее голос.

— Я большой поклонник, — улыбнулся я. Меня в замке уже считают из-за этого больным… Где у нас можно услышать хай-скрим, электрогитару или что-то еще в этом роде? Конечно же в комнате Деметрия или, в крайней случае, в его наушниках.

— Кстати, я должна сказать этим ребятам спасибо за то, что начала петь, это все мое желание однажды выйти на одну сцену с Мэттью.

— Думаю, у вас есть все шансы, — подмигнул я. В дверь позвонили, Элоиз вышла встретить гостя. Это был, как и следовало ожидать, Алек, а следом за ним появился облаченный в строгий костюм парень лет тридцати на вид. Скучный и пресный, явно зануда… Шон Линдсом, как оказалось. Оставив их с Алеком наедине, в кабинете мистера Линдсома, мы с Элоиз остались в гостиной. Девушка явно проникалась ко мне чуть большим доверием, у нас нашлась масса общих любимых песен и тем, и, мало того, в общении она оказалось очень милой и приветливой. Ее рейтинг в моих глазах снова возрос… В ходе разговора Элоиз все же настояла на том, чтобы принести мне чай, и когда я, мысленно подавляя отвращение к пище, и стараясь изобразить благодарность, коснулась нечаянно моей кисти.

— Вы не замерзли? — пробормотала девушка, — у вас рука такая холодная…

— Нет. Просто такая кожа. Мне не холодно…

— Знаете, думаю, если Шон согласится сотрудничать, все равно придется сказать... Я живу сразу две жизни. Одна — Элоиз Линдсом, рок-певица, выпустившая недавно первый, не слишком известный альбом. А другая — вообще никому не известная Лиз Линдс, студентка-юрист. Ребята там не знают, что Элоиз — это тоже я. На самом деле меня зовут Лиз Линдс.

— Но зачем? — я немало удивился такому повороту.

— Потому что так решил Шон, — усмехнулась девушка, — так решил Шон. А я не рискую спорить, у нас в семье главный он, а не я... И все же, признаюсь, ваша история про таинственную итальянскую корпорацию, которая жаждет помочь мне снять клип, звучит довольно-таки, — губы девушки тронула тонкая, похожая на усмешку, улыбка. — Неправдоподобно. Опасаюсь, брат откажется от сотрудничества и окажется, что вы приехали напрасно...

Меня зовут Ребекка Холмс, мне двадцать шесть лет, и большую часть из них я провела под Лондоном, в маленьком городе, название которого все равно ни о чем не скажет... Совершенно обыденное представление, казалось бы, вот только есть одно "но". Четыре года назад меня похоронили в закрытом гробу, и последний не был пустым, а я теперь ежегодно отношу цветы к красивой мраморной плите с моим именем и датами моего рождения и чужой смерти...

Теперь меня зовут Лиз Линдс, у меня настоящие, не поддельные, документы, и даже фотография в них моя. Я не украла чужую жизнь, не убила настоящую Лиз, не придумала ее из небытия, но у меня ее семья, биография, дома и одежда. И когда-то были ее документы — потом я их поменяла. Настоящая Лиз Линдс лежит там, на крошечном кладбище в столь же крошечном городишке, под могильной плитой, перечеркнувшей разом все мое прошлое — мы были в одной машине, почти добрались до столицы королевства, когда произошло лобовое столкновение, Лиззи была за рулем, а я сидела сзади, что, скорее всего, спасло мне жизнь: перед машины смяло, девушку изуродовало так, что опознать ее оказалось бы делом не из легких, а я отделалась комой, частичной амнезией, сломанными руками и парочкой швов, которые даже удается прятать под прическами. Мы хотели подшутить над ее братьями и дядей, поменялись документами, и... Когда я очнулась, я уже была Лиз Линдс — разумеется, ее семья узнала меня, но почему-то записали той, чьи водительские права лежали в кармане моих джинс в момент аварии...

Лиззи была моей подругой, более того — мы познакомились на почве поразительного внешнего сходства, нас часто принимали за родных сестер, и это сыграло все столь же роковую роль в случившемся — когда меня выписали из больницы с частично восстановившейся памятью, Ребекку Холмс уже похоронили в ее родном городе, оплакали и начали понемногу забывать. Линдсы же устроили весьма длительные лекции о том, как мне предстояло учиться выдавать себя за их сестру и племянницу, подправили внешность, помогли с документами... И только через полгода я вспомнила, куда и почему подруга везла меня в тот день — мне удалось сбежать от мужа, Пола, накануне порядком меня избившего в я даже не помнила какой раз. Я обращалась в полицию, пыталась жаловаться, сбегала, но очень скоро мне дали понять, что это не только бесполезно, но и будет плохо кончаться — каждый раз этой твари удавалось вырваться сухим и он снова превращал мою жизнь в кошмар. Несколько раз мне ломали руки, однажды я заработала сотрясение, а позднее Пол научился не оставлять следов побоев, лицо он не трогал и вовсе никогда, и в довершение безумия мистер Холмс перестал выпускать меня из дома, заставил порвать все связи, и именно тогда Лиз и Шон сумели помочь мне выбраться из этого ада — я хотела пожить у них какое-то время и найти способ скрыться от обезумевшего спутника жизни, когда встречная машина, потерявшая управление — марку я так и не вспомнила, только темно-красный цвет, — смела всю мою прошлую жизнь напрочь... Водитель второй машины погиб на месте, как и Лиззи...

Шон, побывавший на моих похоронах, поведал, что Пол не верил в мою кончину, пытался меня разыскать, лил вполне искренние слезы, когда прощался с якобы мной — уже позднее я рискнула открыть правду только маме, рассказать ей, что я жива, что там, внизу, не Бекка, просто Бекка теперь притворяется другой девушкой... Просто Бекка не хочет, чтобы Пол нашел ее и вернулся в ее жизнь, не хочет вновь проходить через тот ад, в который ревнивый и жестокий мистер Холмс превратил жизнь урожденной Ребекки Грин.

Счастливыми в моем раннем браке с мужчиной на пятнадцать лет старше оказались всего две недели — на исходе второй Пол впервые приревновал меня к парню, с которым я училась в школе, и с того дня до самой аварии моя жизнь была похожа на кошмар, который, хоть и продлился меньше года, запомнился навеки...

Меня зовут... Лиз Линдс, потому что Ребекки Холмс больше нет, потому что Линдсы отчего-то решили позволить мне остаться под ее личиной, потому что Джастин, глава семейства, заявил, что позволит мне все же покинуть их только когда я верну ему все деньги, что он потратил на то, чтобы вылечить меня, вернуть красивое лицо, помочь скрыться от Пола, к тому же именно он, достаточно обеспеченный человек, большую часть времени живущий в Австралии, спонсировал первые выступления и записи — кстати, эту строку он потом тоже добавил в растущий в геометрической прогрессии счет. Ребекка Холмс улыбается с пары старых фото и так и не удаленного, давно заброшенного аккаунта, Ребекка Холмс раз в месяц звонит, скрыв номер, матери, чтобы сказать, что у нее все хорошо, постоянно отсылает деньги, и навещает маму раз-два в год, потому что чаще слишком опасно — Пол так и живет там, в том доме, что был моей тюрьмой, за двести метров от матери. Холмс оплакали еще четыре года назад, и почти никто, кроме троих Линдсов, Риты Грин и самой Бекки не знает, что она жива... Что Элоиз Линдсом, девушка, отчаянно пытающаяся хоть немного пробиться к славе, всего лишь хочет получить шанс вырваться из нового плена — где хотя бы не распускают руки и в общем-то не ограничивают ни в чем — даже постоянно представлен парень, Майк, который играет роль моего телохранителя, на случай, если Пол или его дружки все же смекнут, что Лиззи — это я. Я никогда не хотела петь профессионально и терпеть не могу это занятие и юридический колледж, куда меня отправил Джастин.

А еще я ненавижу своего бывшего мужа и весьма скептически отношусь к мужчинам в целом, мой единственный друг — Шон, которому принадлежит вся эта безумная затея с второй личностью. Я ненавижу мужа и очень боюсь, что однажды он все-таки поймет, что в тот день за рулем была не я...

А сейчас я сижу в гостиной нашего дома на улице Роше — своего рода рабочее убежище, вместо шикарного настоящего дома, пытаюсь развлекать гостя из Италии и одновременно сообразить, как им удалось найти именно этот адрес, и почему, дьявол, не тот, где мы, вообще-то, на самом деле живем. И что понадобилось от нас этой якобы корпорации, легенду которой словно бы придумали минут за пять до прихода ко мне в гости.

— Я понимаю, звучит весьма сумбурно и странно, я согласен и понимаю ваши опасения, — расплылся в улыбке визитер, кажется, Димитр... Или Димитрий... Или как же там его? — Мы предоставим все документы, которые вы сочтете нужным увидеть, если возникнет необходимость, господин Вольтури лично с вами встретится...

— Хорошо, предположим... — кивнула я, пытаясь отделаться от навязчивой мысли, что здесь что-то неладно. — Тогда кто уже был вашим клиентом? Я хочу знать, с чем буду иметь дело.

— Мы не раскрываем информацию о своих клиентах, прошу прощения, но политика компании такова, что работа ведется полностью анонимно.

— Сейчас вы еще скажете, что мне придется полететь в Италию или вложить в это дело пару сотен тысяч... евро, не знаю, которые потом вернутся мне сторицей. Я вложу и больше вас не увижу, — я сделала вид, что пью чай, украдкой наблюдая за дышавшим так медленно, словно он вот-вот вообще перестанет это делать, собеседником. На улице стояла довольно-таки промозглая погода, но почему-то ледяные руки гостя порядком смущали. Слишком уж холодными они мне показались.

— А вы недоверчивы, — усмехнулся Паглиарини. — Право, мне это даже начинает нравиться. Но я должен признаться, я всего лишь ассистент господина Тутти, думаю, они с мистером Линдсом придут к общему решению лучше, нежели мы с вами, и с большим результатом. Сперва я даже счел вас наивной — открытая калитка, впустили меня в дом...

— Дом охраняется, а калитка... Один из живущих здесь парней постоянно забывает ее запереть. — Невинно улыбнулась я, придушив Рэймонда, который и сегодня забыл это сделать. Мой композитор и гитарист, младший брат Шона и один из немногих, кому была открыта правда, отличался редким разгильдяйством — пару раз он не то, что на Роше — он дома забыл закрыть входную дверь, и это обнаружил только Майк, среди ночи прибывший к нам. — В любом случае, я вам не верю и пока вы не сказали ровно ничего, что могло бы меня хотя бы немного убедить в вашей искренности, синьор Паглиарини. Если, конечно, вы вообще Паглиарини. И, более того — я хочу еще раз услышать, как вы нашли именно этот адрес?

— С помощью данных профиля администратора вашего сайта нашим партнерам удалось установить местонахождение одного из мест, откуда осуществлялся вход...

— А сперва вы сказали, что ваши сотрудники провели эти операции... Теперь партнеры, — я испытывала почти удовольствие при мысли о том, что Шон несомненно скоро распрощается с этими странными типами и мы обсудим ситуацию.

— Я неверно подобрал слово в первый раз, — итальянец нисколько не смутился, отставив почти нетронутую чашку чая. — Иногда ошибаюсь, разговаривая на английском. Партнеры.

— У вас нет акцента, — к счастью, тягостное общение прервалось с появлением Шона и Марко Тутти, вернувшихся в гостиную. Тутти, на вид совсем молодой парень лет восемнадцати, удивил меня необычайной бледностью, слегка неестественной, и, совершенно невозмутимо что-то сказав своему ассистенту, обернулся к брату.

— Мистер Линдс, думаю, мы сможем прибыть в ваш офис послезавтра со всеми документами. Лицензия, образцы договоров... Я понимаю ваши требования, уверяю вас, и сожалею, что мы продемонстрировали себя с такой неоднозначной стороны. "Волтари Корпорэйшн", разумеется, малоизвестная организация, но наш подход очень серьезен. Наш босс — владелец фирмы — занимается данной деятельностью исключительно для удовольствия, доход мы получаем от основных направлений. Синьор Аро своего рода меценат, он был очень впечатлен голосом мисс Линдс, и крайне заинтересован поработать с девушкой. Разумеется, никаких вложений от вас мы не потребуем, никаких залогов, повторюсь, и нет необходимости на данном этапе в вашем визите в наш итальянский офис.

— Тем не менее, я хотел бы сперва увидеть подтверждение существования вашей организации, — Шон, изобразив улыбку, покачал головой. — Что же касается возможности вашего присутствия на выступлении Элоиз — я уже сообщил вам о завтрашнем концерте, я договорюсь и вы сможете пройти в клуб. Как зрители, разумеется.

— Всего доброго, мистер Линдс, был рад познакомиться с вами, — юноша жизнерадостно оскалился и поклонился, легонько и немного старомодно, мне. — Мисс Линдс, надеюсь на будущее сотрудничество, как большой поклонник вашего очаровательного голоса. — Я предпочла пропустить часть о сотрудничестве мимо ушей, поблагодарила за комплимент и с облегчением проводила удалившуюся пару глазами. Едва вернулся Шон, устало похлопывая себя по бедру, я подскочила, подсев к опустившемуся на софу другу.

— Что скажешь? Странные типы, да?

— Больше всего меня радует то, что они явились сюда... Почему сюда, дьявол, мы бываем здесь раз в неделю... Нет, технически это возможно, конечно, если они сотрудничают... С определенными компаниями, но такие их связи мне нравятся очень мало. Могу предположить, что Рэмми чаще всего работает отсюда, и все дело в этом, администратор сайта у нас он. Я, конечно, взгляну на эти их "документы", но... поищу благовидный предлог для отказа, Бекка, не бойся. Этот тип, Тутти, конечно, достаточно харизматичен, вежлив до очаровательности, и кажется поразительно для своих лет серьезным и солидным парнем. Но что-то в них не так, и я впервые услышал об этой организации не далее, как только что, а я давно мониторю подобные фирмы.

— Кстати, мне звонил Ник, он все еще жаждет с тобой увидеться и все еще хочет вернуться на место нашего гитариста. Сегодня он звонил мне трижды, в третий раз я его послала, — я хлопнула "брата" по плечу. — Шон, у меня есть и неприятная новость — Джастин сообщил, что на днях приедет на пару месяцев в Лондон. Прилетает завтра ночью, хочет, чтобы мы его встретили, но у нас завтра концерт, и я сказала ему, что его встретит Майк.

— А вот это уже плохо — получается, в следующий раз эта парочка рискует увидеться уже с отцом, — присвистнул Шон, стиснув зубы.

— Будем надеяться, что и ему эти двое тоже не очень-то понравятся, — я уткнулась в плечо мужчины и мы немного помолчали, обдумывая новости. — Как мне это надоело, Шон, ты даже не представляешь... Вот на что мне такой чудесный голос, что Джастин решил делать из меня звезду? Да я вообще до свадьбы работала в цветочном магазине и мне было просто здорово — зато теперь я хочу повеситься каждый раз, когда думаю, что мне снова нужно петь, и эти чертовы занятия... вокал, курсы, хореография.

— Настоящая Лиз мечтала быть юристом и обожала танцы, — напомнили над ухом. — Бекка, я тебя понимаю, поверь, но тебе выгодно быть Лиз, потому что иначе Пол тебя найдет и прикончит, а нам это выгодно, потому что почти все на самом деле принадлежит ей — это не моего отца, ни дом, ни бизнес, а отца Лиз, и по условию его завещания если с ней хоть что-то случится или она вдруг отпишет нам одновременно большую часть имущества, все перейдет его помощнику и другу — нет, мы можем потягаться, но кому это надо, как сказал отец.

— Как дешевый сериал, — буркнула я, когда приятель умолк. — Только происходит в реальной жизни, ничуть не забавный и уже достал всех участников спектакля. Но я же не настолько была похожа на Лиз, те, кто нас знали, нас не путали...

— А это мы списали на пластическую операцию, Бекки. Разница в тонах цвета глаз — у Лиз они были чуть темнее — ты компенсируешь цветными линзами... Как видишь, пока никто не заподозрил. Вообще, было странное чувство, когда сестра нас познакомила — ты и правда была почти ее копией, даже рост одинаковый, только что ты чуточку полнее.

— Скотина! Я не толстая!

— А я и не сказал этого, — усмехнулся мужчина, склоняясь к самому моему лицу и опаляя дыханием щеку. — И вообще ты очень даже ничего. И давай-ка собирайся, кое-кому пора репетировать, а мне пора оторвать Рэймонду уши — судя по всему, этот растяпа опять забыл, что двери надо закрывать...

Оставив не слишком гостеприимное к нам семейство Линдс, мы заселились в какой-то отель, который разыскал немногословный и чем-то недовольный Алек, кивнувший мне на диван в гостиной наших временных комнат и неторопливо принявшийся вытаскивать из глаз привычные, но так и не ставшие приятными, контактные линзы. Шторы плотно сдвинулись, погружая комнату в полумрак, который позволял снять плащи и не прятать лица. Да и сама меблировка гостиной и обеих спален, темная, и коричнево-серые тона интерьера, солнечности не прибавляли — впрочем, такие номера мы особенно любили, они напоминали о замке, о том времени суток, когда можно было не прятаться под многочисленными одеяниями, и летом выглядеть странно, да и просто такая обстановка стала казаться мне уютной еще с полтысячи лет назад… — Дем, тебя прибить или просто наорать? — вкрадчиво осведомился поверенный Владыки, закончив процедуры и распаковывая свою сумку. — Между прочим, я показал паспорт на имя Марко, сейчас немного обдумаю детали и придется делать лицензию… контракты… пару сертификатов и наград, чтобы наша корпорация выглядела хоть немного весомее. А вот ты даже… карточку из фитнесс-клуба не удосужился показать.

— Потому что документы остались у тебя, — огрызнулся я. — Там есть документы на имя Деметрия Паглиарини, послезавтра Шон Линдс их увидит. Кстати, девица недоверчива до крайности, и своей антипатии ко мне не скрывала. Большую часть времени мы вообще слушали диск Muse, ее любимой группы, и обсуждали песни. И я ей не понравился…

— Что странно, — Алек наконец закончил рыться в вещах и удостоил меня прямым взглядом. — Обычно у нашего брата лучше и быстрее получается очаровать таких же юных дев, но она смотрела так, словно сейчас разведет костер и отправит нас на него. Сколько там ей? Двадцать три, кажется?

— Лиз Линдс, сирота, двадцать три года, студентка юридического колледжа, учится второй год, — кивнул я, припоминая то, что удалось услышать от девушки и вычитать в кратких записках о ее жизни и биографии. — Живет с братом отца и его сыновьями с тринадцати лет. Судя по всему, в их доме было, кроме Лиз и Шона, еще двое парней, на втором этаже.

— Шон несколько раз осведомился, как мы их нашли, почему не позвонили, — друг поднялся, отложив сумку и продемонстрировав мне новые линзы, призванные сделать его глаза темно-карими. Точно таких же мелькнула целая коробка. — Такое чувство, что мы должны были выйти на какой-то другой дом, и вообще, довольно странная история.

— Это говорим мы — агенты несуществующей организации, — хмыкнул я, тихо радуясь тому, что перед полетом мы очень плотно поели — в отеле было людно и запах крови будоражил воображение. — А что за концерт? И что ты собираешься сообщить Владыке?

— Владыка не говорил, что мы обязательно должны немедля привезти ее к нему, — Алек помолчал. — Но и то, что мы вернемся совсем ни с чем, ему не понравится, и в наших интересах убедить семейство Линдс в том, что мы заслуживаем доверия, а ты, за каким-то дьяволом, заявился без документов и без меня в их дом. Хотя я не рассчитывал столкнуться с настолько неприветливыми типами… Концерт у Элоиз завтра, нам любезно дали адрес и нас внесут в список тех, кто проходит без билета — чтобы мы могли вживую увидеть выступление дамы. Так вот, пока что ты мне не нужен, можешь отдыхать, наслаждаться покоем, бумажками я займусь сам, а вот на выступление пойдешь ты — я не поклонник направления, я люблю классику, и мне предстоит решать деловые вопросы — кстати, ты умело отмазался — только ассистент господина Тутти, — оскалился он. — Ты становишься все ленивее и ленивее, Дем.

— Во-первых, моя работа — искать, а не убеждать, во-вторых, меня могут вызвать обратно домой, и ты останешься здесь один, — с притворной ленью протянул я. — В-третьих, ты выглядишь представительнее и внушаешь большее доверие. Меня вообще назвали «отмороженный любитель мальчиков»… Хотя Линдс потом и уверяла, что это она сказала не мне.

— Она просто не знает, как ты любишь девочек, — Алек, издевательски хихикая, словно двадцатилетний подросток, накинул строгое пальто, натянул длинные перчатки, и принялся обматывать шею и большую часть лица шарфом. — Посмотри правде в лицо, Деметрий, и увидишь, что кое в чем и правда выглядишь неоднозначно, хотя про любовь к мальчикам я бы не сказал. А если серьезно — понадоблюсь…

— Найду, если будешь нужен, — испытывая весьма мало желания поддаваться на его провокации, огрызнулся я. — Необязательно было оповещать меня, что ты уже близко, опусти эту часть в следующий раз, я ведь не Джейн или Хайди.

— Ты бесценный экспонат, — наши отношения никогда нельзя было назвать теплыми, но мы никогда и не враждовали, даже когда они с близняшкой только появились в клане, и многие относились к новичкам настороженно. Со временем Алек стал тем, кого я мог бы назвать одним из своих немногочисленных друзей, но взаимные подтрунивания и подчас колкое общение между нами все еще оставались. — Концерт завтра в восемь вечера, все остальное сообщу, когда будешь собираться…

* * *

А на следующий вечер я очутился-таки в толпе разукрашенных девочек-подростков, молодых парней и девушек в косухах и джинсовых пиджаках, в каких-то странного вида куртках и рубашках, с ирокезами, наголо бритых, с разноцветными прядями длинных и коротких волос… Кто-то был обвешан готической, кто-то — рокерской символикой, у кого-то красовались цепочки или татуировки с символами, значение которых эти дети едва ли могли по-настоящему знать и понимать — скорее, просто увидели в журнале или книге, и им понравилось. Пара девушек лет восемнадцати с накладными клыками, которые пугали парней того же возраста, вызвала мимолетную улыбку — представление о настоящих вампирах эти девочки имели едва ли, о чем говорило и рычание, и некие жесты, которые я счел попыткой показаться летучими мышами. О том, что парень в кожаной куртке и с темно-красной банданой на коротких, взъерошенных волосах, неестественно бледный и худой (впрочем, точно так же накрашенных типов я насчитал штук восемь, и перестал опасаться, что выделяюсь из толпы), который держался подальше от шумных группок и кокетливых или изучавших взоров, в отличие от них, вампир настоящий, они, естественно, не догадывались, а мне оставалось только все сильнее радоваться, что я достаточно сыт — слишком много людей оказалось вокруг, совсем близко, и соблазнительно выделялись крепкие и совсем тонкие шеи…

Но мое внимание было направлено на сцену, где настраивали инструменты молчаливые, хмурые парни, в темных одеждах. Один из них, гитарист, и вовсе продемонстрировал выкрашенные в черное ногти, татуировку на предплечье — ворон в профиль, бледные от пудры щеки, подведенные угольной, яркой черной тушью глаза. Парень за синтезатором и барабанщик, хоть и были одеты в темное, и оба продемонстрировали длинные гривы волос, выглядели куда более цивилизованно и формально, нежели обладатель гитары с серебристым, неожиданно, грифом.

Ожидание оказалось на удивление недолгим, и, как раз когда сопровождавший меня улыбчивый парнишка, лет двадцати, указал мне на уединенный столик, в углу, довольно недалеко от сцены, отдаливший меня от большинства слушателей, свет в зале погас, и медленно, по одному, стали загораться прожектора, бросавшие почему-то размытые, даже для моего взгляда, пятна света на так и оставшуюся полутемной сцену.

Впрочем, ожидаемого мной эффекта дыма не последовало, публика притихла и окончательно перестала меня интересовать, когда первый звук потревоженных гитарных струн, теперь уже не проверочный, зазвенел… И еще один, и еще, и примешавшиеся к ним дробь барабанных палочек, медленная, словно пробная и неуверенная, и пение бас-гитары, на которой играл невесть откуда взявшийся еще один паренек в длинном черном плаще, что-то смутно напоминавшем. Элоиз, присутствие которой я безошибочно ощущал за кулисами, теперь, после личной встречи видеть ее было несравненно легче, отчего-то медлила… И, когда единичные, почти нестройные мелодии инструментов внезапно обрели громкость, быстрый ритм, силу, к ним примешался и в сознании перекрыл мелодичный женский голос. Точно как на записях, хотя я не сомневался, что Элоиз пела вживую… Впрочем, пару секунд спустя, я понял, что все же не как на записях — лучше, потому что живее, без отшлифованных техникой лишних ноток, с иногда мелькающей и очень органичной отчего-то хрипотцой. И первой же песней оказалась моя, вторая из отправленных, и первая, что я потом услышал в ее исполнении. «Молитва ассасина»…

Почему они выбрали именно ее для своего выступления, я не имел ни малейшего представления, впрочем, это было и ни к чему, и все же, даже зная текст наизусть, я был на минуту почти зачарован тем оттенком, что придавал ему голос девушки, и как-то очень кстати подобранная музыка — резкая, отрывистая, то совсем тихая, то, будь я человеком, закладывавшая бы уши, а так — просто раздражавшая чуткий слух, но не злившая при этом ни капли.

Свет стал ярче только ближе к финалу песни, но я увидел девушку в тот самый миг, когда за спинами музыкантов Элоиз, уже запевшая первый куплет, выбиралась к центру сцены: тот же образ, что на фото у Алека — на грани готичного, и все же скорее рокерский, только очень мрачный. И почему-то насыщенно-черные длинные прямые волосы. Парик? Скорее всего…

— And I’m singing for my absolution,While I’m waiting for my grave.

I’m waiting for your resolution.Will you give me strengths and brave?

— именно на этих словах певицу увидели собравшиеся в зале, обладавшие менее острым, нежели я, зрением, и именно когда они отзвучали, вместе с игрой группы, зал взорвался приветственными возгласами, сообщившими мне, что новую игрушку Владыки, может быть, и не знали очень широкие массы, и девушка только шла к славе, но те, кто ее знал, ее любили…

И за те два часа, что Элоиз почти неотрывно провела на сцене, представив нового барабанщика, пару новых композиций, я почти понял, почему девушка, минувшим днем даром что не вызвавшая на мою голову полицию, пользовалась такими восхищенными отзывами: она оказалась неожиданно улыбчивой, приветливой, не гнушалась позволять гостям клуба, как кто-то из людишек поблизости себя назвал, задавать вопросы или делать замечания, и даже, о чудо, на них почти всегда отвечала — неотвеченным остался только вопрос про наличие у мисс Линдс молодого человека. Прозвучал он дважды, но девушка, едва заметно что-то показавшая парням, приглядывавшим за действом из-за кулис, которых я счел охранниками или помощниками, сделала вид, что его не заметила. Парни, однако, там и оставались, из чего я заключил, что Лиз скорее велела им не трогать любопытную девицу, нежели напротив вытолкать ее из зала.

Удивило меня и то, как свободно девушка подходила к краю сцены, ближе к слушателям, — я видел ее концерт, в записи, года полтора назад, и держалась тогда еще похожая на себя, совсем начинающая девчушка, дававшая первые такие выступления, куда замкнутее и отстраненнее, сейчас же обаяние и дружелюбие так и веяли, а энергичность всех членов коллектива и вовсе наполняла даже меня каким-то драйвом и жизнью, без всяких коктейлей, которые мне случалось видеть в руках молодежи на других поручениях, и в законности которых я частенько даже сомневался…

Кульминацией же открывавшихся нам новых граней мисс Линдс стало завершение концерта, когда Элоиз, выбравшаяся после полуминутной паузы, аниматором на которой выступил что-то поведавший о новых планах, впрочем, я пропустил его слова мимо ушей, вполне осознанно — дело касалось следующих выступлений — Шон Линдс, обратно на сцену, вернулась не одна. Исполнительница вела за руку девушку лет восемнадцати, в которой взгляд моментально уловил что-то странное: бегали по залу глаза, как-то странно, ни на чем не задерживаясь, и даже когда она повернулась к Лиз, смотрела словно бы мимо девушки.

— Год назад, — начала Элоиз. — Нам пришло письмо, автор которого, Майкл Сэршоу, рассказал о своей дочери Кристин. Он сообщил, что она очень любит слушать мои песни и не расстается с плеером, на котором они записаны, и она даже написала мой портрет. И спросил, не можем ли мы спеть для его малышки одну песню вживую, просто вживую, потому что Кристин очень боялась прийти на концерт, и очень хотела услышать нас не на записи. Кристин аутист и ей очень трудно делать то, что многим из нас кажется обыденным. Майкл, — мужчина за соседним столом со мной приподнялся, явно волнуясь и растерянно улыбаясь. — Прислал нам фото портрета, который написала его дочь, и мы просто не могли не откликнуться. Но вместе с очень светлыми и просто замечательными людьми из Центра, в котором Кристин проходит лечение, сделали больше, чем то, о чем просил нас отец, который вместе со своей дочерью героически борется за ее счастье. Сегодня для меня особенный концерт, особенная маленькая победа, и я горжусь моей такой смелой подругой, потому что сегодня Кристин не только смотрела наши инструменты и общалась с нами за кулисами, сегодня она решилась выйти на сцену вместе со мной… Кристин очень хотела побыть вместе со мной на сцене, и для этого проделала большую работу за этот год, и последнюю песню нашей сегодняшней встречи исполнит она. Может, она поет не так хорошо, как я, но она гораздо сильнее и смелее меня, и эта девочка многому меня учит, куда большему, чем я помогаю узнать ей. Я прошу всех поддержать ее смелость вместе со мной аплодисментами, потому что сегодня Кристин не просто исполнила свою мечту и мечту своего папы. Сегодня она одержала новую победу… — я видел фотографии самых разных эмоций Лиз, видел ее весь этот вечер на сцене, видел ее в домике на Роше, но только сейчас впервые заметил в уголках ее глаз сдерживаемые слезы, и только сейчас заметил, какой теплой, нежной, солнечной была улыбка, обращенная к девочке…

На удивление, Кристин почти не запоздала с началом песни, впрочем, Элоиз, отключив микрофон, едва слышно помогала ей — я заметил совсем-совсем тихие нотки ее голоса, и мягкое, в нужных для паузы или нового старта местах, ненавязчивое похлопывание, нежное, по плечу, и при всей циничности и скепсисе отношения к смертным, не мог не заметить и того, как появилась на отрешенном лице мисс Сэршоу улыбка, и какой радостью все-таки просияло, совсем незаметно, неуловимо, ее лицо, и почему-то на этом моменте поспешила отвернуться гордая и недоверчивая вчерашним днем молодая женщина…

Самая медленная и тихая песня из всего репертуара Линдсом, что тоже было ожидаемо, а вот уже то, что случилось позже, когда концерт закончился, удивило снова: музыканты откланялись и ретировались через служебный вход, и я по воле Алека «довел» Элоиз до дома — почему-то все Линдсы отправились в противоположном направлении, а вот девушка и сопровождавший ее, приехавший к концу вечера, верзила в полторы Лиз высотой и в три, при ее полной комплекции, вширь, вернулись в тот самый коттедж на Роше, где успевшая в машине приобрести нормальный облик, только что в черных вещах, Линдс, отправив амбала куда-то в ночь, устроилась почему-то прямо на ступеньках крыльца, на плед, и, тихонько всхлипывая, поднесла к уху трубку. Слушать ее разговоры мне хотелось мало аккурат до слов, порядком ошарашивших и озадачивших.

— Это я… Нет, все хорошо, я просто радуюсь… Да, поэтому плачу. Кристин спела, хотя мы все жутко волновались, в прошлую репетицию она снова испугалась барабанов, но сегодня справилась на высоте, и Майкл, я думала, меня задушит, он впервые за весь год смеялся, представляешь? Нет, мам… Нет, не Майк, а Майкл, отец Кристин, Майк постоянно хохочет… Нет, он не знает, я отправила его встречать Джастина… — я, оказавшийся невольным свидетелем чужого разговора и размышлявший, не пора ли отправиться восвояси, застыл на месте, прислушиваясь уже внимательнее.

«Мам», при том, что Лиз сирота, а матери у нее вообще давно нет?! А вот это оказалось уже довольно интересным поворотом и без того пошедшего не по первоначальному плану сюжета.

Мне стоило огромного труда уговорить Шона и ребят дать мне поехать после концерта во второй дом, чтобы не увидеться раньше времени с Джастином, который прилетал через несколько часов. Встречу с правообладателем моего бренда и распорядителем всего, что было связано с семьей Линдс, я назначила на десять утра, и сейчас оставалось немного поспать и подготовиться к общению с человеком, которого я не видела почти полгода и который передал на время отсутствия все полномочия старшему сыну... И так невовремя, учитывая ту странную пару, вернулся, прежде, чем мы успели бы отказаться от их незаманчивого предложения.

И все же меня слишком сильно переполняли эмоции, чтобы я проводила Майка в аэропорт и улеглась спать, к тому же я знала, что мама тоже не спала — она старалась не пропускать ни один мой концерт, и после них всегда дожидалась отснятых зрителями роликов, и скорее всего ожидала их появления и сейчас... Маме безумно нравилось, как я пою, хотя она и не одобряла направление, и о том, как я ненавижу эту сторону своей жизни, как меня выматывают бесконечные репетиции, продюсеры и прослушивания, уроки вокала, стилисты, которые оставались всегда за кулисами ярких часов на сцене и записей песен и альбомов, я ей не рассказывала. К тому же концерты были единственным, что нравилось мне в новой профессии — они наполняли драйвом, радостью отдачи зала, позволяли выплеснуть эмоции, порадовать тех, кто приходил на них... Возможно, единственный шанс совсем немного, недолго, побыть Ребеккой, а не Лиз. Ведь Элоиз не относится ни к той, ни к другой моей ипостаси, и на пару часов, пока я на сцене, о Лиз можно ненадолго забыть...

Мама и Шон были единственными людьми, с которыми я позволяла себе выговориться, выплеснуть истинное, просто расслабиться, и я уже привычно скрыла номер и набрала заветные цифры, и почти сразу же услышала теплое, нисколько не сонное, приветствие, словно мама догадалась, кто звонит в такой час.

— Алло? Это Рита Грин...

— Это я... — мама, голос которой поменялся на встревоженный, тут же кинулась допрашивать меня, что произошло и почему я плачу, и не сразу поверила, что слезы вызваны радостью — моя Кристин, девочка, с которой год назад нас свел почти случай — мы открывали письма, проверяя почтовый ящик для сайта, и наткнулись на послание мистера Сэршоу. Разумеется, Шон уговорил Джастина, и мы посетили-таки семейство, и узнали, что мама Кристин ушла из жизни несколько лет назад, и с тех пор отец, Майкл, растил ее в одиночку, заботился, и старался лечить, а сама Кристин поразила нас талантом художника — все стены в их скромной квартирке на окраине города были украшены ее рисунками, картинами и просто набросками, а сама девушка рисовала в момент нашего прибытия.

Кристи настолько покорила нас в первую же встречу, что мы просто не могли вот так вот спеть и исчезнуть, и с того дня началось одно из тех немногих моих дел, которым я отдавалась целиком, со всей душой, — мы связались с Центром Помощи Больным Аутизмом, с лечащим врачом Кристин, и совместно с ним стали учить девочку, помогая ей привыкнуть к тому, что вокруг может быть много людей, к новым для нее обстановкам, к игре инструментов, которые не на экране, а рядом, и вместе с ней, неделя за неделей, преодолевали все новые рубежи. Кульминацией стало то, что Сэршоу, посещавшие наши концерты уже второй месяц, вчера были поистине счастливы — малышка, как ласково звали девушку мы все, не только не испугалась музыки и темноты с прожекторами, не только не заплакала, потому что вокруг было слишком много людей, что случалось подчас, но оставалось скрытым от зрителей за кулисами. Еще перед началом концерта Кристин сказала, что сегодня выйдет на сцену вместе со мной, и я пообещала ей последнюю песню, понимая, что для всех нас это окажется слишком большим потрясением, чтобы потом продолжать концерт дальше... К тому же на репетициях она уже несколько раз пыталась выступить со мной, и я учила ее сигналам, к которым привязаны были слова, но обычно ее что-то пугало... И вот наконец-то все получилось! И именно об этом я сейчас взахлеб рассказывала маме, для которой и история с Сэршоу не была тайной, и она одобряла наши поступки — мы помогали девушке не только научиться посещать такие концерты, но и просто бывать в людных местах, получать от жизни то, что привык получать любой обычный человек.

Кристин научила меня многому — доброте, спокойствию, бескорыстной любви к миру, не к людям, а миру в целом, и удивительной стойкости и упрямству. День за днем она, вернее, ее доктор и отец, боролись с синдромом, когда-то перечеркнувшим многое в ее жизни, и к двенадцати годам Кристин научилась разговаривать, и почти всегда очень к месту, а к восемнадцати и петь, как оказалось. Она умела ухаживать за собой, и, не посещая школу, хорошо знала школьную программу по учебникам, не говоря уже о бесчисленном множестве энциклопедий и словарей, ей хотелось ходить в кафе, кинотеатры, музеи, как все люди вокруг, и день за днем, шаг за шагом, семья Сэршоу боролась за право Кристин это делать. Когда я познакомилась с этой семьей, руки от усталости уже опускались, и девушка-аутист стала моим примером и вдохновением, вновь научив меня главному: никогда не сдаваться и не прекращать борьбу. И я даже не заметила, как успела ее полюбить...

— Я обязательно это посмотрю, — когда я закончила, заметила мама в трубке сейчас, после моего описания успеха молоденькой "ученицы". — Я очень рада, ты описывала ее как хорошую девочку, я рада, что все получилось. Кристин улыбалась?

— Да, мам, она была счастлива, и сказала мне: "Кристин гордится", когда мы ее поздравляли. Думаю, Сэршоу останутся нашими постоянными зрителями. Правда, Майкл поделился со мной и менее радостными новостями — что плата за ее лечение станет больше, а ему пока не одобряют кредит... И Фонд помогал полгода назад... Бедная семья...

— Но если прервать лечение, при таких успехах, будет нехорошо, — мама немного помолчала, и продолжила. — А вы не можете помочь?

— Я хочу поговорить с Джастином об этом, оплатить следующий год, чтобы Майкл смог рассчитаться с долгами за квартиру, а Шон уже думает, как помочь ему с более оплачиваемой работой. Джастин в целом неплохо относится к Кристин, может согласиться, но, если откажет, придется взять у него взаймы и я буду должна еще больше. Но я не думаю, что Сэршоу пытается выдавить из нас деньги — он просто посетовал, его можно понять, он очень хочет, чтобы дочка добилась как можно большего, а с нами уже, можно сказать, сдружился.

— Ребекка, — мама снова помолчала, и наконец продолжила, уже несколько более беспокойным тоном. — Сколько ты уже должна Линдсам?

— Пять миллионов, с небольшим, если говорить довольно грубо. Джастин включает туда записи песен, аренду студии, услуги хореографов, стилистов, зарплату Майка и все, что так или иначе спонсирует он, я пока отдаю ему почти все, кроме того, что оставляю на собственные расходы, так что… Мне еще лет десять при таких успехах предстоит ему платить. Единственное, что он пока ни разу не включал в сумму моего долга, мам, это помощь Кристин и другим деткам, иногда в нем просыпается доброта.

— Мне порой кажется, что у него, как у героев мультиков, в глазах то и дело стоит символ доллара, или фунтов, или… Что там обещается в каждой ситуации, — фыркнула мама, заставив меня мрачно улыбнуться, ибо мне все чаще представлялось то же самое. Слишком сильно Джастин Линдс любил прибыль и роскошь. А меня когда-то давно, в самый первый год после аварии, когда я превратилась в Лиз, что-то дернуло спеть на семейном празднике коротенькую песенку, я даже забыла, какую. Мистер Линдс моментально уловил потенциальные выгоды, и очень скоро на свет родился бренд Элоиз Линдсом, а мое былое увлечение, почти забытое за супружескую жизнь, превратилось в средство моих каждодневных пыток… — Ну, значит, хуже не будет, даже если одолжишь, он и так тебя не упустит!

— Вот я и думаю о том же самом, — согласилась я. — Но я хотела тебя предупредить, что он поживет в Англии пару-тройку месяцев, так что мы, скорее всего, не сможем приехать в обещанное время, придется отложить визит, а лекарства для тебя и подарки для Бобо я пришлю с Шоном или Майком в следующие выходные. — Бобо звали маминого ротвейлера, которого мы завели еще вместе, еще когда я жила с ней, после гибели отца, трудившегося в полиции нашего городка, на задании. Убийство для нашей местности было нерядовым явлением, а уж когда при аресте преступник застрелил двоих полицейских, прежде чем его скрутили, это и вовсе подняло страшную шумиху и еще долго не утихавшие разговоры, и соседи, в основном пожилые пары и молодые семьи с маленькими детьми, до сих пор сочувствовали нам, вернее, теперь только маме — для них она потеряла четыре года назад еще и меня, и с ней остался только Бобо, восьмилетний, немного постаревший, но очень преданный матери пес. Защитник, помощник и единственная помимо моих ночных звонков отдушина.

Бобо очень хорошо знал меня, и не менее хорошо помнил, и в первые мои приезды домой, когда не успел еще подзабыть основательно, едва не выдал, выражая бурную радость пытаясь облизать мне лицо. Со временем, однако, пес стал реагировать на меня гораздо холоднее, не рычал, не лаял, просто… игнорировал, что в данной ситуации было даже к лучшему.

— Ты все еще шлешь Бобо подарки по четыре раза в год, — засмеялась мама. — Бекки, я ревную. Но мне приятно, что ты остаешься с нами.

— Мне вас и так не хватает, и тебя, и старого ворчуна Бо, — вздохнула я, поднимаясь, чтобы размять затекшие ноги. — Как ты? Как миссис Паркинсон, все еще возится со своими цветами? — мама принялась излагать мне последние новости городишки, похвасталась своими цветами, которые взялась выращивать два года назад, по примеру соседки напротив, и я, вполуха слушая вести из родных краев и прогуливаясь по дворику, не могла отделаться от странного ощущения, что на меня кто-то очень пристально смотрит. Фонари освещали довольно широкую площадку улицы, в доме справа никто не жил уже порядка десяти лет, слева жила молодая семья, но в их столовой горел свет, и я припомнила, что они имели привычку в это время пить чай, перед тем, как идти спать, — они и нас частенько на столь позднюю трапезу приглашали. Семья из дома напротив уже наверняка давно спала, да и их дворы в целом просматривались в уличном освещении. И все же ощущение чьего-то присутствия не исчезало, острыми коготками впиваясь в душу и побуждая вновь и вновь всматриваться в полутемные пятна теней. С моей стороны было несколько опрометчивым разговаривать на улице, и когда эмоции улеглись, я осознала это сполна. Пол или его дружки? Да нет, они бы столько выжидать не стали, не в их стиле, и все же…

— Ты меня слушаешь? — осведомились в трубке, и я, покрепче стиснув пластик трубки, выдохнула, чтобы голос не задрожал из-за волнения. Маме и без этого пришлось слишком многое из-за меня пережить.

— Да, слушаю. Погоди минутку, я проверю дверь, — напоследок оглядевшись, я нырнула в дом, заперла замок и прижалась спиной к стене холла, поддакивая маме и стараясь унять дрожь в пальцах. Кого еще принесло сюда, в такой час, когда дом вообще никакого отношения к Линдсам не имеет, так как это жилище нашего друга, укатившего на материк, в Италию, и мы его просто арендуем? И Майк, как назло, будет только через несколько часов… Маму удалось не напугать и попрощаться успешно, еще раз напомнив, что мой приезд откладывается, и я почти обрадовалась, когда вновь зазвонил мобильник, продемонстрировав номер Шона.

— Бэкс, ты как? У тебя все спокойно? — абсолютно бодрым и трезвым голосом осведомился друг, вместо приветствия. — Майк сейчас встретит отца, привезет к нам и поедет к тебе.

— Все спокойно… Только… Я прогуливалась по двору и мне показалось, что за мной кто-то следит, — чем больше я пыталась не думать об этом, тем сильнее меня начинало трясти.

— Так, закрывай-ка все двери и окна, я скоро приеду, а Майка тогда отпустим до утра, — не терпящим возражения тоном приказал приятель. — И не смей сбрасывать, будешь на связи.

— Мне могло показаться, — попыталась изобразить смелость я, на негнущихся ногах добравшись до гостиной.

— Бэкс, ты на впечатлительную фиалку не сильно тянешь, так что… Мы скоро будем.

Они с Рэми и впрямь прибыли быстро, убедили меня, что все спокойно, проверили наши «владения» сами, и нам даже удалось, успокоившись и придя к выводу, что мне или показалось, или же ночной наблюдатель решил нас все-таки не трогать, но бдительность терять теперь не стоит, немного вздремнуть перед поездкой в офис-студию, где нас уже ждал правообладатель бренда и хозяин положения в лице отца ребят…

* * *

— Слушай, Элоиз, — в офисе мы всегда появлялись только в сценическом облике, и ребята звали меня исключительно так. — А ты уверена, что тебе это не приснилось? — Рэймонд, недовольный тем, что я переполошила их ночью, все утро пытался меня поддеть.

— Уверена, я не спала. Это ты умеешь спать на ходу, а я нет, — отозвалась я на очередную шуточку, выдавив ослепительную улыбку девушкам-менеджерам.

— Ну… а может это был не человек тогда? А оборотень… Или там вампир… Или призрак?

— Рэми, тебе двадцать, пора понять, что вампиров и призраков не существует, — усмехнулся Шон. — Это просто вымысел режиссеров и писателей, вот и все. По мотивам народных легенд, так сказать.

— А жаль, — не унимался младший брат друга, покуда мы пробрались коридорами первого этажа к лестнице, и принялись подниматься туда, где располагались бухгалтерия, администрация, конференц-зал… И где, собственно, нас и ждал Джастин. Офис мы снимали на последних двух этажах делового центра, но предпочитали прогуливаться через этажи пешком, заодно и здороваясь с сотрудниками, успевая услышать от них новости или жалобы в неформальном порядке… — Я бы хотел сверхспособность, например, суперсилу, или суперскорость, или, не знаю, обладать телекинезом…

— Тебе бы подошла сверхразумность и сверхпамять, — огрызнулась я. — Научился бы закрывать двери и не молоть чушь.

— А какую способность хотела бы ты?

— Испепелять взглядом, или, наоборот замораживать, и чтобы прям огромным слоем льда. Ты был бы первой жертвой, болтун, — Шон прыснул, тут же натягивая на лицо серьезный вид, какой всегда приобретал пред ликом Джастина. Впрочем, на сей раз, едва мы зашли в кабинет, обставленный дубом и кожаными креслами, как нас встретило известие, заставившее и меня, и Шона потерять только что приобретенное благообразие и серьезность. В наши планы такое не входило даже отдаленно…

Восседавший за столом немолодой мужчина в дорогом черном строгом костюме и неестественно чистой, столь же строгой, кипельно-белой рубашке, сверкая идеально ровными зубами и дорогостоящим браслетом часов, расплылся в улыбке, пока секретарь закрыла за нами дверь. И поспешил поведать нам, что с ним только что беседовали, по предварительной договоренности с мистером Шоном Линдсом, двое представительных и серьезных молодых людей из итальянской организации «Корпорация Волтари», одним из направлений деятельности которой является оказание услуг спонсора начинающим певцам, актерам, писателям. А основная деятельность, как выяснил Джастин, сейчас лучезарно сиявший, — биржевые игры, фондовые рынки и… Слушать, на чем именно наживается эта псевдокорпорация, к которой мы по-прежнему не питали и тени симпатии, я не собиралась, да и меня больше беспокоило заявление Джастина, что он намерен сотрудничать с чудеснейшей организацией.

— Мистер Линдс, — всеми силами удерживая себя в руках, выдавила я улыбку. — Я могу обсудить с вами один момент, без свидетелей?

— Разумеется, Элоиз, — ребята покинули нас, выскользнув в приемную, Джастин поднялся из-за стола и вплотную подошел ко мне, прищурившись. — Я внимательно слушаю, Ребекка, — понизив голос, медленно, подозрительно спокойно выговорил он. — Говори.

— Вернее, два момента, мистер Линдс. Во-первых, я хотела попросить вас оказать от имени компании финансовую помощь семье Сэршоу, лечение Кристин… За следующий год… А во-вторых, мы уже встречались в синьорами Тутти и Паглиарини, и я не хотела бы соглашаться на подобный контракт, их организация… Не вызвала у меня доверия…

— Давай начнем с того, что опытный юрист здесь я. Контракт с мистером МакНейром у нас вот-вот сорвется, и в целом с контрактами сейчас дела обстоят неутешительно. У нас много выступлений на ближайшие месяцы, и это прекрасно, но все же самое время задуматься о съемках клипа, и я думаю, не стоит объяснять, что это актуально и выгодно? Ты умная девушка и сама понимаешь, что удачная работа принесет нам доход и рекламу Элоиз…

— Я понимаю, — вздохнула я. — Но мы впервые узнали об их организации от них же самих, они не показали ни одного документа, более того, один из них свои-то документы не показал! Я даже растерялась от такого поворота и забыла их попросить. Они нашли нас на Роше, а не дома, и почему-то выяснили адрес, а не телефон хотя бы Шона, если даже не ваш!

— Мне были предоставлены все лицензии, все уставные документы и свидетельства, бланки установленной в компании формы, контактные данные компании и ее руководства… Впрочем, зачем я перед тобой объясняюсь? Не знаю, почему они не показали документы вам, но мне предоставили все, что я запрашивал, наши юристы сейчас более детально изучают их… — часть про обстоятельства нашего поиска босс предпочел опустить. А мне отчетливо представились символы евро в его глазах. Или долларов. Или фунтов… — Я уделю этому вопросу самое пристальное внимание, если тебя утешит, изучу все обстоятельства, ознакомлюсь с их предложениями и проектами, и уже потом буду принимать окончательное решение, но, как ты понимаешь, кусочек выглядит интересно. А когда, где и что тебе петь, так уж сложилось, решаю я, либо это решает Шон.

— Вы решаете, когда и где я выйду на сцену, и я не оспариваю это, — улыбнулась я. — Но есть одно «но». Вам принадлежит бренд, а мне принадлежит голос, без которого этот бренд не родился бы. Вы можете заставить меня приехать в студию или выйти на сцену, но вы не заставите меня петь.

— Ты начинаешь зазнаваться, Ребекка, — губы Джастина тронула недобрая улыбка. — Одним голосом ты бы не добилась всего этого. Кто нанимал репетиторов по вокалу, кто изыскивает продюсеров и спонсоров, кому принадлежит идея, напомнить? Не будешь петь, говоришь? — на мое плечо легла рука и мужчина склонился еще ниже. — Где бы ты сейчас была, если бы не я?

— Я не отказываюсь работать и не присваиваю себе ваши заслуги. Я только не хочу сотрудничать с этой сомнительной организацией.

— То есть ты согласна приписать… Сколько там выйдет, если мы окажем помощь Сэршоу?

— Оплата там идет в евро. Порядка двух-трех сотен... тысяч в год, примерно, услуги Центра и все сопутствующее, — улыбка собеседника стала еще шире.

— Хорошо. Я могу предложить тебе сделку, которая, вероятно, тебя заинтересует. Я оплачиваю два года лечения Кристин, думаю, мы сможем себе это позволить, бренд Элоиз Линдсом далеко не единственный наш прибыльный проект, исключу из прироста твоего долга, скажем, колледж. Ты вообще сможешь его оставить, все равно там не появляешься, и хореографа, например, тоже исключим. И если клипы повлекут за собой ожидаемый эффект, как и второй альбом, который мы как раз запишем в этом году, я снижу сумму твоего долга, скажем, процентов на двадцать?

— Я быстрее с вами рассчитаюсь и смогу наконец перестать изображать Элоиз? — уточнила я.

— Об этом мы поговорим, когда ты возместишь мне убытки окончательно, — пожал плечами Джастин, возвращаясь на место. — И даже если проект окажется провальным, по вине корпорации либо по иной причине, ты сможешь бросить колледж, и я помогу Кристин, что уже неплохо, не правда ли? Разумеется, мы зафиксируем наш договор, не бойся, я не поступаю настолько подло.

— Ну да, вы просто выдаете одних людей за других. — Усмехнулась я.

— Да? Напомнить, что скрывается за милым личиком Лиз Линдс? — просиял Джастин. — Мы все в это втянуты, милая, не только я. Ты же согласилась участвовать во всем этом проекте?

— Когда вы его начинали, вы забыли меня спросить, а позже я нашла в нем выгоду для себя.

— Ну так и мое предложение выгодно для нас обоих. Я получаю клип, прибыль, рекламу проекта Элоиз Линдсом, а ты возможность помочь Кристин, свободу от некоторых обязательств, и, возможно, сможешь быстрее от меня отделаться. Разве не выгодное предложение? При условии, что я сочту сотрудничество с итальянцами возможным?

— В таком случае, я подумаю, и когда вы примете решение, мы вернемся к этому вопросу, — отозвалась я. — И не стоит забывать, мистер Линдс, что мы с вами и впрямь крепко втянуты в одно дельце. Не мне угрожать вам, и не вам угрожать мне, по крайней мере, не такими вещами и не по таким поводам.

— Нам лучше дружить, я согласен, мисс Линдс. К слову, синьор Паглиарини сейчас в офисе и выражал желание встретиться с вами и мистером Рэймондом, по поводу вчерашнего концерта. Он отметил, что был впечатлен и хотел бы лично выразить вам свое восхищение.

— Где, — Джастина я знала уже хорошо, чтобы понимать, что мне тактично намекнули на необходимость побеседовать с визитером почти незамедлительно, дабы избежать гнева мистера Линдса. — Находится синьор Паглиарини сейчас? — Музыканты все равно пока не прибыли, а нам предстояли очередные репетиции. Выяснив, что мужчина, имени которого я так и не вспомнила, то ли Димитрий, то ли Димитр, пребывал в комнате отдыха для посетителей — нечто вроде фойе, но уже в глубинах офиса, я, тщась изобразить хоть сколь-нибудь приветливый вид, поправила парик, и, прихватив Рэймонда, все еще размышлявшего о вампирах, магах и суперспособностях, и все еще делавшего это, к счастью, хотя бы тихо, вслух, отправилась выслушивать восхваления, призванные, как я предполагала, заставить меня радоваться все менее заманчивым и все более вероятным перспективам, которые совершенно расходились с моими планами. Впрочем, к тому, что с моими планами много что расходится, я уже давно начала привыкать…