Когда молчит Хогвартс (гет)

Лили Луна Поттер сидела у окна своей спальни в доме на Гриммо-плейс. За окном тонко и холодно моросил дождь, отражаясь в мутном стекле. Внизу мать что-то шептала отцу — не ругалась, но говорила тем голосом, от которого внутри всё сжимается.

— Лили, всё хорошо, — голос Альбуса, её старшего брата, прозвучал за спиной. — Они просто… разговаривают.

— Они всегда «просто разговаривают», — пробормотала она, уставившись в окно. — А потом папа уходит. И возвращается всё реже.

Альбус сел рядом. Между ними повисла тишина, но та, в которой есть место пониманию.

— Знаешь, — сказал он наконец, — профессор Лонгботтом сказал мне кое-что полезное. Он сказал, что взрослые тоже ошибаются. Даже если они волшебники. Даже если они спасали мир.

— Ну да, — хмыкнула Лили. — А мы просто должны притворяться, что не замечаем?

— Нет. Но мы можем учиться, как не сойти с ума от этого, — сказал Альбус и, замявшись, добавил: — Он дал мне книгу. Там написано, что когда родители разводятся, это не твоя вина. Даже если ты думаешь, что мог бы как-то всё исправить.

Лили повернулась к брату. Глаза у неё блестели, но не от слёз.

— А что ещё там написано?

— Что надо говорить о своих чувствах. Не держать в себе. Хотя бы с теми, кому доверяешь. Профессор сказал, что если эмоции закрыть внутрь, они потом вырываются, как бомбардо.

— Хочешь, поговорим? — прошептала Лили. — Просто… чтобы не взорваться.

Альбус кивнул. И они говорили. Про то, как скучают по тому времени, когда все ели вместе за длинным столом, когда папа приносил с работы смешные истории из Аврората, когда мама смеялась так, что из носа шёл чай.

Они не заметили, как стемнело. И когда Гарри зашёл в комнату, чтобы сказать, что уходит — уже навсегда, — он увидел своих детей, спящих рядом, обнявшись. На их лицах была та редкая тишина, которая приходит после честных слов.

Джеймс Сириус Поттер сидел в кабинете трансфигурации, но не слышал ни слова, что говорила профессорка Макгонагалл. Он смотрел в окно, стискивая перо так, что оно чуть не трескалось в пальцах.

Весь Хогвартс уже знал, что его родители разводятся. Конечно. Он же Поттер. Стоит Гарри хотя бы чихнуть — и об этом пишет Пророк.

— Джеймс, — Макгонагалл сказала мягко, но с оттенком строгости, — ты хочешь ответить на вопрос или просто уничтожить свое перо взглядом?

Смех одноклассников пробежался по классу. Обычно он бы ответил чем-то колким, но сейчас только встал и вышел.

Он шёл к озеру. Там было пусто. Там можно было кричать.

— Почему ты всё развалил, папа? — прошептал он в воду.

Он злился. На отца, который будто сбежал от семьи. На мать, которая не боролась до конца. На себя — потому что, может быть, если бы он был лучше сыном…

— Прекрати, — сказал он себе. — Ты не виноват.

Он услышал голос профессора Лонгботтома в голове:

«Развод — это не слом, это трансформация. Сильная боль. Но она не говорит о твоей ценности. Ты — не брак твоих родителей. Ты — отдельная личность».

Он не был готов простить. Но был готов понять, что это не про него.

Он открыл рюкзак, вытащил блокнот и начал писать. Не эссе, не домашку. Он писал от себя:

"Меня зовут Джеймс Поттер, и иногда я ненавижу быть Поттером. Но я всё равно люблю семью. И, может, когда-нибудь, мы будем другой семьёй. Но всё ещё семьёй."

Он не знал, зачем это пишет. Но стало легче.

Хогсмид. Поздняя осень. Кафе «Три метлы». В воздухе пахло корицей и медовухой.

Гарри Поттер сидел у окна, мял в руках кружку, и не мог найти слов. Рядом — Джинни. Они договорились встретиться без скандалов. Ради детей.

— Я думала, мы будем кричать, — первой сказала Джинни.

— Я тоже, — усмехнулся Гарри. — Но, если честно, устал кричать.

Было странно видеть её не в доме, не на кухне, не на матчах Джеймса. Она была всё той же — сильной, живой — и уже другой.

— Альбус стал тише, — сказала она. — Пишет в блокноте. Лили разговаривает со мной чаще. А Джеймс…

— …смотрит сквозь меня, — закончил Гарри. — Я его понимаю. Я тоже злился на родителей. Даже когда они были мертвы.

Они замолчали. Но теперь в этой тишине было больше смысла.

— Я не виню тебя, Гарри. И не виню себя. Просто… мы выросли, — Джинни посмотрела ему в глаза. — И теперь должны вырастить их. Вместе. Только по-другому.

Он кивнул.

— Я подумал, может, устроим семейные обеды? Не как раньше. Не в «полноценной» семье. А как друзья. Как союзники.

— Это звучит по-взрослому, — сказала она. — Даже скучно.

— Да, но скучное — иногда то, что нужно детям.

В следующее воскресенье они собрались у «Норы» — большого, немного кривого, но родного дома.

Джеймс молчал. Лили рассказывала про новую подругу с Рейвенкло. Альбус кивал, слушая. Гарри подавал картошку. Джинни наливала тыквенный сок. Всё было непривычно. Не как прежде. Но…

— Пап, — сказал Джеймс, — можно я как-нибудь останусь у тебя дольше? Без Лили и Альбуса. Просто... побыть.

Гарри чуть не уронил вилку.

— Конечно, Джеймс. Я бы очень этого хотел.

— Я всё ещё злюсь, — добавил Джеймс.

— Имеешь право, — кивнул Гарри. — Я рад, что ты всё равно пришёл.

Лили посмотрела на них и тихо улыбнулась. Семья изменилась. Но не исчезла.

Позже, когда Гарри провожал детей в Хогвартс, он дал каждому по письму. Не формальному, не от лица взрослого волшебника, а от отца. В письмах было одно:

«Я не знаю всех ответов. Но я всегда буду рядом. В любой форме. В любом доме. В любом сердце. — Папа.»

Семья Поттеров осталась семьёй. Просто в другой форме. Не в той, что в книжках. А в той, что настоящая. С ошибками, с болью. Но с любовью. Которая не кончается — просто учится говорить по-новому.