Не проверялось на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Он похож на едва уловимую тень во мраке. С сервальей прытью, гранатовым блеском в глазах, что ещё сильнее мерцает в огнях и дыму клуба.
Иногда к нему подсаживаются девушки, но чаще он к ним. От него веет опасностью, тайной и дорогим одеколоном с анисовыми нотками. Он крадет не только драгоценности, он берет всё, что ему нужно, включая сердце и душу. Он произносит:
— Cette nuit est trop belle pour l'ennui et la solitude, ne trouvez pas, Mademoiselle?(1)
И абсолютно прав: эта ночь действительно слишком прекрасна для скуки и одиночества.
Один взгляд — и любая информация о любых людях теряется в шепоте его карточной колоды. Беднягам уже и не вспомнить, что выдали, что проиграли.
Он всегда знает, кто и когда ему нужен, а когда следует скрыться в кальянном дыму и чарующей музыке.
Его взгляд цвета спелого граната ошибочно принимают за переливы софитов. Тонкие разноцветные лучи, плывущие по краю тумана, обдают теплом почти одинаковые людские фигуры, и лишь его мимолётный образ нельзя пропустить и так легко упустить.
Кто-то принимает его за фокусника — это льстит. Кажется, в его руках отнюдь не одна колода, но никто не рискнёт обвинить его в жульничестве — в этот раз слишком мелка рыбёшка.
Мерещится или нет пламя на подушечках длинных пальцев. Оно отвлекает, оно гипнотизирует и чарует, вроде тех софитных переливов на фиолетовом шёлке рубашки.
Он такой другой. И тем не менее поразительно свой каждому, кто сегодня пришёл в обитель азарта и рискнул с ним заговорить.
— Реми.
Знакомый голос звучит тихим эхом, заставляет обернуться. Девушку, сидящую за соседним столиком, он вряд ли где-то видел раньше. Но смотрит она в его сторону так пронзительно, что эта уверенность тает.
Бледная кожа с лёгким румянцем на щеках, чувственные губы, облегающий костюм из черной кожи… серебряная дымка в каштановых волосах.
— Тебе нужно проснуться. Реми…
Он не успевает ничего ответить. Шприц с транквилизатором влетает в шею.
Двое бьют его сапогами в живот, грудь и спину. Он просто лежит на полу и смотрит на спасительный выход поплывшим взглядом.
— Слышишь?
В глаза лупит яркий свет, но ему не дают отвернуться. Слух цепляется за голос, который всё сильнее хочется заткнуть.
Тонкие иглы впиваются в горячие вены, проникают под веки.
Он кричит, он проклинает, но твари в белом ничего не слышат. Они лишь жмут кнопки, фиксируя, как разрываются показатели датчиков.
— Феноменально.
«Ещё бы», — хочет он ответить, но отвлекает шипение на полу.
Газ. Им обычно всё заканчивается.
Всё тяжелее дышать, а противиться нет сил.
Остров… проклятый остров…
Они не говорят, будто бы онемели — те, кто сидят в соседних клетках. Уже даже не плачут, лишь создают вокруг себя броню из способностей, замуровываясь вторым слоем. Лишь бы изверги в белом не смогли их достать, лишь бы сильнее поранить мучителей — пусть их запомнят. Сильными. Непобедимыми.
Не расходным материалом.
— Давление максимальное.
Газ плывет под кожей, разъедает лёгкие, выходит через поры.
Реми глохнет от собственного крика, пронзённый разрядами тока.
— Открыть.
Кто-то явно медлит с исполнением приказа, но подчиняется.
Реми всё равно. Он выбивает стекло раньше. Глаза наливаются кровью. Осколки летят в жертву в белом халате, которую заставили войти в его поле зрения. Мимо. Так задумано.
Силы рвут его на части. Сервалья прыть, багровая злость в глазах и улыбка, так на него непохожая. Смерть в одном только взмахе насыщенно-каштановых волос.
Но Реми выжидает. Почти ощущает дикий страх и маниакальный восторг тех, кто за стеклом. Страйкер? Виктор Крид?
Последний начинает сомневаться в «начальнике» — Реми это чувствует. У него точно есть свой интерес. Да, он свободнее и сильнее многих, но тоже в ошейнике… и в омуте неописуемой жажды крови, зависти и гнева.
А тот, кого Страйкер выбрал Реми в жертвы, так мелок и слаб. Так неинтересен.
— Феноменально!
Да бросьте.
Газ течёт через поры, газ сияет полуденным солнцем. Слепит. Душит.
Ему всё равно. Он падает, на последнем вдохе насладившись тем, что один из его мучителей мёртв. Реми не знает его имени. Изверги в белом все для него на одно лицо.
Клетки поочередно пустеют и наполняются новичками. Реми уже начинает понимать, кто из них умрёт первым. Совсем дети… такие «зеленые», напуганные. В остром контрасте с подобными себе из-за особой стеклянной обречённости в глазах.
Одного из них он убьёт сегодня. Кого? Чья сила уже сравнялась с его под пытками и экспериментами? Реми знает, что победит… и в любом случае проиграет.
Длинная игла вонзается между рёбер, застревает в сердце, парализует, источая нетающий лёд.
Он в сознании. Почему он ещё в сознании? И больше не может кричать.
— Ещё немного. Потерпи, Гамбит, — говорит голос помощницы Страйкера. Или кто она ему там?
Он вдруг понимает, что её ненавидит особенно сильно.
Безголосая, подневольная птичка, чем Страйкер так обаял тебя, что пошла за ним? Туда, откуда не возвращаются.
Он ещё не знает, что торчит на проклятом острове два года. Он так часто слышит имя «Гамбит», что боится забыть своё.
Реми Этьен Лебо… Реми Этьен… Реми… Реми Лебо...
В глазах плещется кровь. Своя и чужая.
Он дерётся против пятерых мутантов. Они сломлены, без сомнений рвут друг друга на части.
Глупое развлечение для безумных генетиков.
Рыжая девочка с дредами проворнее всех. Она бросает в него змей, и их не берет ни газ, ни огонь.
Ей перекусил шею парень с акульей улыбкой.
Парня в белом комбинезоне, создающем лёд из воздуха, заточила в его собственную ловушку девчонка, отражающая чужие способности.
Окончание каждого поединка въедается Реми в память острой болью и жгучей ненавистью.
Парень с акульей улыбкой затерялся в дыму. Кажется, девчонка заставила его проглотить собственные зубы.
Она лупит в Реми его же покерной колодой, а ему так не хочется её убивать, но из удушливой клетки убийцы в белом отпустят лишь одного.
Гнев чужой и собственный течёт по полу, стенам, потолку. Он в крови и в воздухе.
Быть может, девочка-отражение и сама пропустила удар. Сама себя сбила с ног взрывом.
Он хочет спасти, разбить стекла, покрывшиеся трещинами. В груди кипит: да они вдвоем камня на камне в этой лаборатории не оставят! Но тут очухавшийся парень с акульей улыбкой протыкает её насквозь рукой-плавником и затихает. Прижми Реми убитую к себе чуть ближе, острия хватило бы и на него.
Он медленно ведёт по всей его длине ладонью, почти решившись. Вот она… желанная свобода, последняя мука.
Изверги в белом наблюдают за ним. Он чувствует.
Стекло трещит громче. Ядовитые пары, вскормленные пламенем, рисуют на них, словно мороз в рождественский вечер. Он ещё помнит… он сильный, пока помнит.
— Очистка помещения, — говорит механический голос.
Нетающий лёд не даёт вспоминать. Не даёт забыться, хотя бы закрыть глаза.
Голову пронзает дикая боль. Он беззвучно молит о смерти, отчаянно мечтая о том, чтобы игла в груди вошла глубже.
— Эй, Гамбит, хорошо держишься! — голос пьяного охранника сливается с приступом кашля и даёт в голову.
Последнее, что он помнит о недавнем опыте — это то, как ему показали кусочек собственного мозга.
— Говорят, ты в покер играешь?
— Что ставишь?
Хочется облизать сухие губы, но бесполезно.
— А хоть это. Только без шуточек, — скалится охранник, показывая золотые часы. — Все равно я сниму их на днях с твоего трупа.
Хохот разносится по пустому коридору. Остальные клетки пусты. Вот бы этих мерзавцев оставить на дне реактора.
— Не интересует. Для меня — мелко.
— Оу, — ухмыляется охранник, повиснув на прутьях. — И какова же твоя ставка?
— Самолёт.
Лицо охранника багровеет от подобной наглости.
За два года заточения Реми умудрился обыграть этих клоунов с оружием несколько раз. Естественно, выигрышем ему лишь махали через прутья и заставляли почувствовать, насколько оскорблено их самолюбие, избивая до полусмерти.
— Самолёт? — уточняет охранник. — А если выиграем мы?
— Тогда я дам себя убить. А перед этим сообщу Страйкеру конфиденциальную информацию о местонахождении нужных ему мутантов.
Он смотрит немигающим взглядом убийцы. И упивается тем, что враг, кажется, не в силах прервать с ним зрительный контакт.
Пьяные от превосходства над слабыми — их устрашающий вид на Реми не действует. Исполосованный, полуметровый, еле стоящий на ногах, он смотрит на них так, будто бы находится на их месте. Эти люди убили стольких, что вздрагивали, когда проходили мимо мертвых, уснувших во льдах, но так и не закрывших глаз.
Без солнечного света, без обычного воздуха, еды и воды… без крови. Гамбит готов поклясться, что вместо неё в его жилах течет отрава.
— Реми, тебе нужно проснуться.
Её образ — ночная тень возле двери… Она говорит шепотом ветра, которому неоткуда здесь взяться. Та девушка, с белой дымкой в волосах.
Может быть, он её всё же знает?
— Самолёт, — хохочет охранник, — зря мечтаешь о побеге, картежник!
Остальные хмуро переглядываются.
Опасные вещи — скука, азарт, излишняя гордость. Не успеешь опомниться, как сядешь играть в покер со злейшим врагом.
Реми блефует. Дважды, трижды, даже строит растерянное лицо, едва не выдав насмешку. За два года заточения, никто из этих олухов не смог даже попробовать понять его стратегию.
— Флеш-рояль, — он кладёт на пол пять карт бубновой масти и завершает игру, предвкушая очередную драку в награду.
Но двое игроков отходят в сторону.
— Самолёт? — шипит на ухо третий, цепко обхватив его горло своей здоровенной ладонью. — Я повешу тебя на нём, мутант.
Гамбит верит. Делает вид, что верит. И сжимает в кулаке залог — снятые золотые часы.
Играть с ним, всё равно что играть с демоном. Если выигрыш за ним — то он его получит. Те двое уже усвоили.
После последнего опыта его мутация сделала временный виток. С учетом того, с какой скоростью работают местные ученые — результат будет получен к утру. До этого времени никто ничего не успеет понять.
Его способность спит, пока он её не призовёт. И больше она не в пальцах, ему достаточно смотреть на нужный объект.
Реми обводит взглядом застывших убийц, готовых стрелять в ответ на любое его движение.
Ему хочется найти хотя бы одну адекватную причину тому, чем такие, как он, заслужили подобное, но её попросту нет.
Взгляд устремляется к нескольким самолётам. Они наполняются кинетической энергией и вспыхивают один за другим. Все, кроме одного — за его спиной.
До дерзкого побега с проклятого острова остается меньше минуты. Самолёт взмывает в небо и уходит на виражах. Никто не бросается следом.
— Реми… — женский голос звучит в голове глуше. — Тебя здесь нет.
Ему начинает казаться, что он не летит, а падает, и почему-то от этого так хорошо и спокойно. Только золотые часы начинают жечь руку, а в памяти всплывает будто бы чужое воспоминание.
В нём он выбирает в ювелирном магазине золотое колечко. Смущённо улыбается обаятельная девушка в строгом костюме с бейджиком. Он просит показать то, которое она сама бы хотела получить в честь помолвки, и старается не замечать, как одна любопытная девочка в жёлтом пальтишке следит за ним из-за колонны.
Воспоминание тает, едва показавшись. В глазах рябит от яркого света, легкие режет едкий дым. Не отвернуться, не отдышаться.
— Очнись, Реми… пожалуйста…
* * *
Знакомый колючий свет проникает даже сквозь закрытые глаза. Тупая боль во всём теле отвечает на малейшую попытку двинуться или глубже вдохнуть — выстрелом. Пульсирует, нарастает, погружает в мутное безразличие.
У него разбита голова. Он погребён заживо под обломками взорванного здания, и ему почти всё равно, ищет ли его кто-нибудь.
Света на самом деле ничтожно мало. Он протискивается в бетонные трещины тонкий, как спица.
Кажется, хватит сил разбить самый крупный массив камней и бетонных обломков, но тут слух улавливает два знакомых голоса совсем рядом.
Один — тонкий и торопливый, требовательный и почти что сорванный.
Джубили… mon petite(2)… Ты жива…
Он ведь спас её. Перед тем, как рухнуло здание. И, кажется, ему уже не узнать, на кого повесят случившийся теракт.
Не плачь, mon petite, не плачь…
Мысль сливается с диким кашлем, который едва удаётся подавить.
Джубили обещала сегодня показать им с Роуг настоящее шоу. Своенравная кроха с фейерверком в ладошках. Реми любил, когда она называла его старшим братом, обнимала так, что едва не сбивала с ног. И рассказывала… рассказывала…
Второй голос точно принадлежал Логану. Серьезный, неприступный с рычащими нотками. Он попросил Джубили уйти «смотреть на горизонт и сказать, если что-то увидит».
Почувствовал?
Реми касается одного из обломков, но не слышит, раздался ли короткий взрыв…
Шум города и вой сирен такой далекий, пустой, бессмысленный.
Он не в силах надолго сфокусировать взгляд на Логане, который бережно кладёт его на землю с вопросом: «Ты чего удумал?»
Света стало больше, но дышать по-прежнему невозможно.
— Я выиграл? — пробует он спросить, но до конца не уверен, что получилось произнести хотя бы звук.
— Конечно, — кивает Логан и успокаивающе берет за плечо, которое тут же прошивает болью. — Ты же Гамбит.
— Гамбит умирает.
— Не говори ерунды.
— Забавно, — пробует он отвлечься от бешеной пульсации в голове, — я и ты посередине этой разрухи на фоне рассвета. И никого больше нет.
— Это закат. Держись, помощь уже близко.
Голос друга доносится урывками. Внутри так холодно...
— Солги Роуг. Пусть узнает, но не сегодня. Она так счастлива сегодня.
— Праздничный ужин готовит.
— Не на руках же понесешь? — хрипло смеется Реми.
И вздрагивает, слыша слишком громкое и очень злое:
— Надо будет, понесу!
Горло душит невидимой удавкой. Он и не знал, что существует кто-то, кто по доброй воле решит его спасать.
— Меня нельзя двигать, да? — ухмыляется он тому, как Логан закатил глаза. — Кое-где мне показали, что такое чувствовать, когда переломаны почти все кости в теле. Как они срастаются — тоже. С учётом того, что мне трудно дышать и…
Слева будто вогнали здоровенное лезвие. Ему даже кажется, что это Логан, наконец, устал его терпеть.
— Не отключайся… эй, — зовёт Логан. — Тебя Роуг ждёт.
— Я бы себя не ждал, — он чуть приоткрывает глаза, еле угадывая в размытых образах его лицо. — Гамбит не заслуживает, чтобы его ждал такой человек. Ты плохо меня знаешь.
— Да брось ты, — выдыхает Логан и что-то вкладывает в его правую руку.
Надо же… трость не сломалась, в отличие от рёбер.
— Она верит тебе, — твердит Логан. — Прошлое не имеет значения.
— А ты?
Логан недолго молчит, глядя ему в глаза. Реми не видит выражения, но четко его представляет.
Недавно он так смотрел, когда услышал полушутливое: «Ты позволил бы мне жениться на Роуг? Ты вроде бы ей, как папа».
— И я, — голос Логана мешается с приливом крови в уставшем сердце. — Ты, главное, не умирай, ладно? Помощь уже близко, клянусь.
— Ближе, чем ты думаешь, — отвечает Реми.
Нестерпимая боль буквально выгрызает крик. В лёгких, кажется, совсем не остаётся воздуха. Рука сама хватает кулак Логана и прижимает поперек груди.
— В первую нашу встречу ты сказал, что убьешь всех, кого я ненавижу. Сейчас я ненавижу себя.
Ему кажется, что он угадывает адамантиевые когти под его кожей. Мысли мечутся между двумя крайностями, но каждая молит о помощи. Ничего. Один щелчок, и боль закончится.
— Нет, — его ответ звучит ещё раньше, чем Реми договаривает.
— Значит, ты не друг мне.
— Нет, — твёрже повторяет Логан. Реми считывает его усмешку. — Только не говори никому, что я это сказал. Чарльз мечтал дать таким, как мы, семью. Ты — семья, Гамбит. Моя семья.
— Потому, что Чарльз так сказал?
— Потому что я так сказал.
— Гамбит, — он заходится в кашле, чувствуя вкус крови во рту, — Гамбит счастлив услышать это…
Его лихорадит, но кто-то там, наверху, верно, решил напоить его болью до конца и оставить в сознании.
— Реми? Реми? Я твой кровный враг на всю жизнь, если ты посмеешь…
Ему кажется, что остриё обломанного ребра лижет едва качающее кровь сердце.
— Помнишь, — он не даёт договорить, выпуская его руку из своей, — я смеялся над тобой? Я вёл самолёт, а тебе было страшно. Ты просил меня смотреть… на облака.
Логан молча перехватывает ладонь. Нервно прощупывает пульс.
— Гамбит их больше не видит.
— Значит, придется мне сесть за штурвал.
Ответ Логана застывает на губах улыбкой. Он уже не слышит, как неподалеку радостно кричит Джубили.
1) Эта ночь слишком прекрасна для скуки и одиночества, не находите, Мадемуазель?(фр.)
2) моя маленькая(фр.)
К небу стремились осенние ветви старого дерева. За ним цвело маленькое озеро, а почти у самых корней цвел бегониями небольшой бугорок. Где-то глубоко внизу спала вечным сном его мать — хотелось так думать.
Реми представил себя белым облаком в небе над этой импровизированной могилкой. Невесомой дымкой, плывущей высоко в синеве, где всё намного проще, чем здесь, на земле. Где идут дожди, где страхи играют сердцами, а счастье так быстротечно, что ты лучше наступишь себе на горло, чем в него поверишь. Просто за тем, чтобы потом не отдавать за него долг.
Там, в облаках, он не будет никому должен. И, возможно, даже не будет один.
На кончиках пальцев сосредоточилось пламя. Реми бросил карту, даже не обернувшись на незваную гостью, чей взгляд ощущал спиной. Не хотел навредить, лишь обозначил границу.
— Я никогда не знал её, — произнес он, немного помолчав и понаблюдав, как лепестки цветов ласкает ветер. — А всё потому что родился с красными глазами. Мама красивая была. Очень. Однажды я вернулся в Новый Орлеан, хотел увидеть этот город взрослыми глазами. Пожилой женщине стало плохо в парке. Она попросила меня проводить её до дома, предложила чай. Это была моя бабушка.
— Могло ли оказаться, что она была одной из нас? — аккуратно спросила Роуг.
— Кто знает, — вздохнул Реми, — я не стал интересоваться. Некоторым секретам лучше оставаться секретами. Она подарила мне маленькую мамину фотографию. Рассказала о любви к этим цветам. Я был зол, но… мне стало легче от того, эта женщина узнала меня так просто на улице. Мы с мамой действительно очень похожи. Надо же, — он обернулся с улыбкой. — Прости, я просто никак не могу привыкнуть к тому, что кто-то так упорно сражается за меня.
— Крайне знакомое чувство, — грустно заметила Роуг.
Реми ненавязчиво обнял её, уткнулся в плечо. Сквозь шёлк фиолетовой рубашки по спине растеклось тепло женских ладоней.
Он отстранился, внимательно посмотрел в глаза и лукаво улыбнулся:
— Только больше не делай так… Джин.
«Роуг» отзеркалила его улыбку и сняла иллюзию.
— Когда узнал?
— Джин Грей не умеет лгать в чувствах.
— Прости. Гамбит ловко умеет прятаться, — рассмеялась Джин.
— Это ведь происходит в моей голове.
Взгляд заволокла пелена. Длинные волосы Джин стали похожи на язычки пламени. Она коснулась ладоней Реми, и весь остальной мир рассыпался.
* * *
Роуг проскользнула мимо Джубили, мирно спящей на скамье возле медицинского кабинета. Та приходила сюда каждую ночь и на каждой перемене, надеясь встретить Реми в коридоре.
В случившемся Джубили винила себя. И продолжала винить даже тогда, когда кивала и улыбалась Чарльзу и Джин, которые стремились доказать обратное.
Роуг печально улыбнулась, задержав на Джубили взгляд. Бледно-синий свет, идущий из открытой двери, отразился на её жёлтом пальтишке и забавно торчащих в разные стороны черных волосах. Она просила разбудить, когда Реми придет в себя. Роуг жалела, что не могла этого сделать прямо сейчас.
Когда дверь шикнула за спиной, Роуг привычно посмотрела на датчики и села на заранее принесённый стул.
Она не позволяла себе плакать. Хватило и самого первого раза, когда она нашла у Реми в плаще бархатную коробочку в форме ракушки, а в ней золотое колечко с тремя бриллиантами. Его прикрывала маленькая открыточка с надписью: de tout mon coeur(1).
Роуг примерила, коснулась губами и вернула на место. Реми сам вручит его ей — она верила в это, как и в то, что эмоции будут прежними. И даже ярче. Намного ярче.
Джин просила её говорить с Реми о чем угодно, но она не понимала, с чего начать. Говорить о боли не было смысла, а счастье… лежало сейчас перед ней без сознания.
Роуг осторожно опустила голову Реми на грудь и подавила желание всхлипнуть.
О чем сказать? О том, что не может спать ночами? Или о том, что вчера вмазала одному ухажеру, посмевшему заявить, что «надо быть готовой к худшему и не тешить себя иллюзиями насчет того, у кого ветер в голове».
«Логан, кстати, одобрил», — с этой мыслью Роуг впервые задремала… и проснулась от того, что её гладят по волосам.
Вздрогнула. Долго боялась повернуть голову, поверить. Вера… это бывает больно.
— Ma cherie…(2)
— Я здесь, mon ami(3), — она бережно взяла его за руку и, наконец, встретилась взглядом.
— Ты такая красивая…
Перчатки из белого шёлка до локтей, белое платье с широким чёрным поясом. Спросонья она и забыла, что специально надела его на сорванную помолвку. Сама сшила.
— Я тоже люблю моего Гамбита. Он же меня не покинет, правда?
Реми только моргнул с тонкой улыбкой на губах.
— Тогда и Роуг всегда будет рядом, — игриво прищурилась она, изо всех стараясь прогнать тяжелые мысли.
— Она могла бы выйти за него? Если, конечно, Гамбит вообще встанет, — хрипло рассмеялся он, произнеся последнее. — Не так я себе представлял это.
— Я уже давно вышла за тебя.
Ей очень хотелось поцеловать его. Прямо сейчас, по-настоящему, так нежно, как только могла.
— Ты позволила бы мне украсть у тебя поцелуй?
Роуг удивилась, когда он озвучил её мысли.
— Я не могу. Ты же…
— Существует ли смерть блаженней? Не бойся. Я учил тебя, помнишь?
— Учил? — вспыхнула Роуг. — Я тебя пытала!
— И ты смогла. Ты почувствовала, что можешь контролировать свои способности. Я верю в тебя, mа cherie. И буду верить даже когда перестану дышать.
Внутри Роуг кричал страх, который никогда не играл ей на руку. Перед глазами вспыхнул её День Рождения. Праздник, который Чарльз специально устроил в школе. Тогда она почти поверила: Реми не придет. И ошиблась…
Она чувствовала себя странно с самого утра: сначала её пытались выпихнуть из собственной комнаты сверстники, потом загадочно переглядывались и перешептывались на уроках. Потом за ней откровенно следили и, надо признать, красиво уходили от ответов на вопросы.
Всё разрешилось поздним вечером, когда её терпение практически лопнуло. Роуг не любила подобные игры, вернее, неправильно их понимала.
— Сюрприз!
Роуг застыла в дверях своей комнаты, услышав весёлый возглас. Над огненной головой Джин Грей висела не менее яркая лента с разноцветной надписью: «С Днём Рождения, Роуг!» Если бы не она, Роуг бы и не вспомнила…
Срочно нужно было улыбнуться, но она не смогла. Смотрела на гелиевые шарики и торт с символическим количеством зажжённых свечей, на блестящие колпачки на головах друзей — только Логан свой проигнорировал. Все выглядели празднично… кроме неё самой.
«Сегодня твой день, Роуг. Я хочу, чтобы ты его запомнила, как самый счастливый».
Роуг перевела взгляд на Чарльза. Время остановилось.
Самый счастливый… перед тем, как она забыла, что такое счастье. Перестала в него верить.
Ей было пять лет в её самый счастливый день. Мама сшила ей закрытое и очень красивое белое платье с пышной юбочкой, кружевами, и пришила на грудь перламутровые цветы. Заплела хвостики, они вились на концах.
Дома было светло, дома было много гостей. Таких высоких, веселых. Они улыбались, дарили подарки. Папа кружил её по комнате и подбрасывал под самый потолок. Называл своей феей.
А она не понимала того, насколько другая.
«Все хорошо, Роуг».
По щекам Чарльза тоже текли слезы.
«Это очень светлое воспоминание. Спасибо. Не теряй его».
Он ласково улыбнулся, и Роуг зажмурилась, чувствуя его объятия.
«Мы всегда будем вместе, что бы ни случилось».
Её День Рождения… в голове не укладывалось, но окружало теплом и искренней заботой. Логан подарил кулон в форме прозрачного полумесяца на тонкой верёвочке, и это скромное украшение тут же стало для неё талисманом. Она ловила себя на мысли, что не может выпустить его из рук, словно он — это единственное, что удерживает её от падения в пропасть… реальности?
Когда все разошлись, Роуг долго лежала на кровати и рассматривала украшенный потолок. Приятная дрожь циркулировала под кожей, глаза закрывались. Слух ещё притупляли веселые голоса, поздравления, отрывки интересных историй. Потом Джин справедливо заметила, что уже поздно, и Роуг хочет отдохнуть.
Восторг сменила пустота, когда взгляд упал на небольшой круглый аквариум, стоящий на тумбочке. В нём плавали хрустальные рыбки и три таких же розовых бутона. Этот подарок оставил белокурый паренёк.
Роуг нравилась ему, она знала. С похожей симпатии начинались её самые первые чувства. Симпатией они и остались.
Она ждала совсем другого человека в этот вечер. Хотела просто увидеть, ничего большего. Реми в школе не было уже несколько дней. Он появлялся и исчезал так же внезапно, как дуновение ветерка в жаркую погоду.
Роуг ждала. Незаметно, для всех оставаясь нейтральной, даже где-то холодной и недоверчивой. Она могла говорить о ком угодно часами, лишь бы сохранить в глубокой тайне свой маленький секрет, который принадлежал только ей и никому другому.
Играя с рыбками в аквариуме и наблюдая за преломлением света ночника, Роуг продолжала верить, что он придёт. Если все знали о её Дне Рождения, то и он не мог не знать. Ему ведь не могло быть всё равно, правда? А впрочем… кто она ему такая? Опытному игроку и не только в покер.
Может быть, кстати, стоит показать ему, как нарисовала покерную колоду? Ему должно понравиться то, что она изобразила его червонным валетом. Ну уж нет, это слишком. Определенно.
Она зарылась глубже в одеяло и прикрыла глаза, забыв выключить ночник.
«Скольких он называет «ma cherie»? Он не опаздывает. Просто не придёт. Терпеть не могу вынужденные подарки».
До последнего казалось сном, как Реми вошёл в комнату, как поставил на стол большой букет красных и белых роз, а рядом — синюю коробочку, перевязанную розовой лентой. Это была музыкальная шкатулка, в которой танцевали лебеди.
Реми погасил ночник, когда Роуг вынырнула из-под одеяла.
В эту ночь она его коснулась. Всего лишь скользнула рукой по щеке.
Он сам сказал:
— Если я тебя чем-то обидел, коснись.
А она не смогла сказать, как сильно этого хотела: коснуться его кожи, живого тепла… и не потерять навек. Обида? Если она и была, то растворилась в его глазах.
В эту ночь Реми впервые обманул её. Он сказал, что она молодец и пожелал спокойной ночи.
Реми не видел, как она тихонько пошла за ним. Не слышал, как колотилось её сердце при виде того, как он едва держится на ногах, пока идёт до кабинета Джин Грей. Он упал на пороге, успев сказать:
— Не говори Роуг.
Молодец... ничего не скажешь.
— Я люблю тебя, mon ami, — выдохнула Роуг и жадно припала к губам.
Всего на секунду…
Она досчитала до трёх, упав в чувство с головой, и оно показалось ей вечностью. Точно ток трепыхался на губах и языке, разливаясь внутри сладкой дрожью, а звуки всего мира будто выключились разом.
Отстранилась. Датчики привычно пищали, отсчитывали ровный сердечный ритм пациента. Реми лежал с закрытыми глазами, склонив голову набок.
— Mon ami… — тихо произнесла Роуг и нежно улыбнулась, мягко проведя по щеке. — Спи, mon ami. Я буду рядом, когда ты проснешься.
* * *
Джин стояла возле окна, залитого ночными красками. Логан не уставал любоваться ей такой: тугой струной, огненной, жгучей лавой.
— Как Гамбит?
— Будет в порядке, — ответила она и виновато улыбнулась. — Здесь кто-то думает, что его любовь к Роуг — это интрижка. Но Реми узнал меня, а я умею изображать убедительно. Мне показалось, ему так легче будет вернуться. Надеюсь, он не злится, что копалась в его памяти глубоко.
— Я не хотел бы, чтобы ты копалась в моей, причиняла себе боль, — задумчиво ответил Логан.
— А думаешь, почему ты стал крепче спать? — она прищурилась, оборачиваясь. — Не бойся за меня. Оставить тебя наедине с твоими демонами — куда больнее. Для телепата счастье найти в темных воспоминаниях светлый луч. У тебя он есть, Логан. Однажды тебя заставили его забыть, но ты вспомнил его в числе первых.
Взгляд Логана устремился к лунному свету, пробивающемуся сквозь туман облаков. Если в мире и осталось что-то, за что он готов был благодарить, так это за то, что рядом с ним всегда был и есть человек, ради которого можно легко вернуться из любого ада. Как для Реми Роуг.
— Знаешь, — обронил Логан и улыбнулся, обнимая Джин и вспоминая строки старой переделанной легенды, — когда-то луна любила…
Примечания:
https://t.me/RCFicbook — здесь можно найти множество классных историй, заглядывайте!
1) от всего сердца(фр.)
2) моя дорогая(фр.)
3) мой друг(фр.)
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу