Скрульи пряности (гет)

Как кто-то вообще может существовать без прошлого? Неважно, из какого ты мира. Воспоминания не делают нас слабее — они делают нас такими, какими мы являемся на самом деле, закаляют и прибавляют сил для борьбы за жизнь, за себя и своих близких.

Шесть лет меня учили обратному. Я безумно привязалась к тому, к кому не должна была. Я жила с теми, кто меня ненавидел, но почему-то ощущала, что другой семьи у меня нет и не будет. Эти темы никогда не обсуждались даже с Высшим разумом. Они были закрыты по обоюдному решению, а, если совсем честно, я не знала истинное значение понятия «семья», если вообще предполагала возможность его существования.

Кэрол открыла глаза, остановив тем самым мысленный поток в голове. Мысли вылились на пласт памяти, как чернила на тетрадный лист, собрались в буквы, а затем убрались на отдельную полочку в хранилище, которое люди называют «воспоминания».

Кэрол взлетела выше. Вокруг сияли звезды, и серебристая с синевой и мутной зеленью Безымянная планета встречала первый космолет со скруллами на борту. Гордость. Кэрол ощутила гордость, правда, несколько часов назад ей было тошно. Она вновь увидела Йон-Рогга, ведущего охоту на восставших против Крии. Увидела, что опоздала — в укрытии уже шла ожесточённая бойня. Она старалась не смотреть на тела убитых скруллов. Она старалась не отвечать на издевательские окрики, и лишь когда Крии обратились в бегство, оглянулась.

Истинное уродство содержится в поступках тех, кто позволяет себе играть в богов.

Кем же все-таки была для Кэрол та женщина, в образе которой обращался к ней Высший разум? Венди Лоусон — её семья, и, как оказалось, не только её. И эту любовь, готовность к борьбе и жертвенность не сможет скопировать никто. Можно носить маску, но это не научит чувствовать, не превратит тебя в ту самую Лоусон.

Кэрол помогла скруллам похоронить погибших. Так просто. По-земному. И вот теперь, сопроводив до цели космолет с уцелевшими, она боится. Всё еще боится смотреть в глаза Талосу. Он — тоже её семья, ведь научил тому, чего не дано понять Крии. Тому, что вкладывает смысл в её существование.

Кэрол опустилась на рыхлую холодную почву. Генерал уже заметил её, но не идёт навстречу. Что за уродливую карикатуру на него придумал Высший разум, лишь бы спрятать истинного предателя? Её истинного врага. Их общего.

Как долго Кэрол Денверс сдерживает эмоции? Как больно сковывают они сейчас её голову и какими тисками сжали сердце!

Всё той же уверенной походкой, с какой обычно шла убивать или мстить, она ближе и ближе подходит к генералу, казалось, совсем не обращая внимания на доносившиеся слова благодарности. В один миг она поняла, что почти ничего не видит за прозрачной пеленой подступивших слёз, а в другой — что никуда их не сможет спрятать… кроме крепкого плеча Талоса.

Казалось, скрулл оторопел, но скоро Денверс почувствует силу его ответа. Он обнимает так, словно останавливает кровь из раны. Так по-человечески искренне, так по-скрульи крепко.

Талос любит изучать всё, что видит. Может, поэтому его перевоплощения сложнее всего угадать. Кажется, что даже выдаёт он себя умышленно.

Кэрол замирает, глубже зарываясь лицом в его плащ. Почему-то ей думается, что ровное биение сердца скрулла способно излечить накатившую истерику. Шесть лет. Шесть лет Кэрол не плакала так просто, не скрывая и не стыдясь этого.

Такой незнакомый, но в то же время такой родной аромат. Может, в хижине Талоса завалялось несколько флакончиков духов, взятых с С — 53 на память? Очки ведь захватил.

Кэрол тихо смеётся. Талос берет её лицо в свои сухие, упругие ладони и вытирает несколько непрошенных слезинок. Девушка уже не плачет, лишь неотрывно смотрит в большие глаза напротив.

Темно-зеленые, с фиолетовой радужкой и вместе с тем глубокой синевой обычно вспыхивали огнем обожания, когда Талос видел свою маленькую дочь, а сейчас мерцают в знак благодарности Кэрол.

От скрулла исходит опасность, от скрулла исходит забота, генерал сам по себе есть загадка, и Денверс это нравится всё больше. Они соприкасаются лбами. В память снова врываются «картинки» прошедшего боя.

Должно быть, в какой-то момент Крии оглушили её, раз стычку она помнит достаточно рвано. В этом «сне» она видела Талоса, лежащим на земле с оружием в руке. За пояс его обнимает убитая дочь, а лицо жены так обезображено, что узнать невозможно. Открыв глаза, Кэрол видит, как ускользают в небе разбитые Крии. Но она не перестает слышать холодный голос Йон-Рогга.

— Ты не сможешь.

Кэрол гонит мысли. Кэрол снова всхлипывает и прижимается крепче. Кэрол хочет что-то сказать, но снова не находит слов.

Аромат. Аромат дурманит.

Позднее он вспомнится ей, когда благодарные дети скруллов обступят свою спасительницу и станут угощать сладостями. Скруллы удивительно вкусно готовят. И даже если вкус ничем особенным не запоминается, то букет запахов всегда разный и раскрывается по-разному. Крепкие ноты сменяются мягкими, чем-то напоминающими земную корицу; фруктовые — постепенно переходят в нечто между свежескошенной травой и морским бризом.

Все это мешается с малоощутимой горечью, но и горечь эта приятная. А, может быть, Кэрол просто устала. Сейчас она спрячется в свою хижину и поспит, а завтра вновь умчит в звездный шатер.

Талосу не нужно знать о её страхах. Самой Денверс не нужно им поддаваться. В этом деле, которое она считает теперь делом жизни, важно твёрдо уяснить только одну простую истину.

Кэрол сможет. Кэрол не опоздает. Кэрол не потеряет.

Первый лучик солнца робко заглядывает в окно. Моника жалеет, что ночи такие короткие. Вчера, когда мама уснула, она осторожно вышла из дома и, расстелив на траве мягкий плед, устроилась под ночным небом. Положила под голову руки. Шумно выдохнула. Она знает: энтузиазм скоро улетучится, сменившись состоянием полусна, а затем…

Монику злит, что ночи не дают насладиться собой сполна. Те часы, на которые сон захватит её, вряд ли показали бы желаемое, и всё же было обидно. Сейчас девочка вновь мучительно откроет глаза и проводит взглядом падающую звезду. Желание она не загадает. Царица Ночь знает его наизусть.

Моника чувствует пустоту. У неё есть друзья, но она всё равно её чувствует, ведь даже с мамой вечно обсуждать одну и ту же тему невозможно. Просто потому, что она мало знает. Просто потому, что и сама Моника мало узнала. Просто потому, что настоящие друзья далеко, укрытые таинственной ночью и маскировкой.

— У вас глаза в сто раз красивее! — сказала она после ужина с нежностью и так громко, чтобы услышали скруллы, сидящие за столом, а затем, с ещё большей нежностью попросила дочь Талоса никогда их не менять.

Земная речь гостье незнакома, но это не может стать помехой дружбе, особенно благодаря открытому характеру обеих девочек. Моника так и не успеет узнать её имени. С большим удовольствием играет с ней, показывая свои игрушки, вкладывая карандаши и фломастеры в её длинные пальцы. Моника, кажется, почти научилась понимать скрульи жесты и журчащий голос. Она с удовольствием слушает его по ночам, если девочка просыпается, увидев, должно быть, дурной сон и стремится рассказать его.

Больше всего на свете Талос не любит, когда плачет или переживает его ребенок. Больше всего на свете он стремится уберечь дочь от ужасов войн.

Моника хочет рассказать гостям всё о планете Земля. Обо всём самом хорошем, что только можно здесь встретить. Моника не хочет, чтобы они улетали. Она хочет очаровать их так, чтобы лететь никуда не пришлось.

Талос видит. Сорен понимает, но при всём желании, при всём взаимно тёплом отношении остаться скруллы не могут. Война ещё не окончена, да и, в конце концов, хватит уже с них чувства постоянной тревоги друг за друга.

Моника знает, что некрасиво разглядывать, поэтому осторожно изучает каждую фиолетовую венку на лбу новой подруги. В скруллах её притягивает всё. Даже находясь в столь юном возрасте, она понимает, что вокруг существует множество отталкивающих вещей, и чужая внешность не имеет к ним никакого отношения.

Когда наступает ночь, Моника робко, боясь быть навязчивой, стучится к Сорен. Она знает, та не ляжет в постель, пока не уснёт муж. Они обе предполагают — Талос притворяется, а особенно в том, что недавняя рана быстро заживает. Обе догадываются и обе молчат.

Моника хочет узнать скруллов ближе, поэтому жалуется на бессонницу и просит жену генерала рассказать легенду. Сорен не говорит, что все их легенды правдивы, намеренно приукрашивает, убирая имена, видоизменяя кровавые битвы. Девочка понимает, но глаза её не перестают гореть интересом.

Моника обожает саркастический голос Талоса. Её приводит в восторг, когда его высокомерный, с хитринкой взгляд наливается комичным испугом при виде Гуси. Признаться, что-то подсказывает и самой ей: к этому животному следует относиться с ещё большим почтением, чем прежде.

Одним утром Талос закашлялся, и Моника, спустившись вниз, увидела, как Сорен что-то ищет на кухне. Должно быть, аптечку и то, что мама предложила в качестве обезболивающего. Вряд ли земные лекарства помогут облегчить боль предводителю скруллов, но он был благодарен. Бесконечно. За всё.

Моника помогла Сорен снова перевязать рану. Она знает, что не осталась незамеченной. Приоткрыв глаза, Талос подавил удивление и снова притворился спящим, а девочка на цыпочках пробралась в коридор.

Моника запомнит эту реакцию. Запомнит и обеспокоенный взгляд Кэрол, встретившейся ей в коридоре. Она понимает. Они обе понимают чувства друг друга и не собираются никому их выдавать.

Тем вечером, когда надо было прощаться, дочь генерала выглядела немного хмурой и постоянно пыталась что-то сказать. Не так, как говорят скруллы, а так, как говорят люди.

Монике обидно. Монику злит, что так мало у них времени.

* * *

Девочка вновь смотрит на звездное небо и почти не ощущает холода, лежа на мягком коричневом, как куртка Кэрол, пледе. Она не сразу поймёт, каким образом окажется в постели с первым лучиком солнца, не сразу примет за явь знакомые голоса на лестнице.

Мама давно догадалась, куда пропадает дочка из своей комнаты по ночам. Уходит, прихватив с собой плед и аккуратно сложенный лист бумаги, который за пару минут до прощания подарила ей дочь генерала скруллов. На внутренней стороне тетрадной странички были нарисованы две, непохожие друг на друга, девочки. Они стояли, обнявшись, на зеленой траве, а над ними сияло большое солнце. Рисунок с обратной стороны был подписан двумя словами на разных языках, но имевшими одно единственное значение: «Спасибо».

Считается, что агенты Щ. И. Т. никогда не спят. У них редко бывает возможность нормально поесть или взять больничный, ведь им всегда необходимо быть на посту — ради всеобщего блага.

Сегодняшний день выдался подозрительно хорошим, если не считать, что рыжий гадёныш, сильно похожий на кошку, опять пометил папку с документами, оставленную Фьюри крайне неосмотрительно. Но, как говорится, повышать голос на животных нельзя, особенно на таких царственных особ, как флеркены.

Когда Фьюри вошёл в кабинет, пушистый комочек лежал калачиком на ноутбуке и тихо посапывал. Агент готов был поклясться, а, после знакомства с Кэрол, он много в чем мог поклясться, что «кот» с большим наслаждением следил за его реакцией на «метку». Еще бы, это же так по-домашнему мило — образцовый шпион убирает за «кошечкой».

— У тебя совесть есть? Мне начальник голову открутит.

В ответ, «самое милейшее создание Галактики» потянулось и перевернулось на другой бок. Ноутбук тихо гудел, грел живот через пушистую шерсть, а за эти блаженные минуты стоило пойти на многое. Возможно, он даже готов был сейчас смириться с тем, что впервые крепко получит по заднице, если ноутбук треснет под весом.

— Понятно, — вздохнул Фьюри. — Ты мне хоть поработать разрешишь?

Флеркен лениво встал, брезгливо потряс левой задней лапой и прыгнул на пол.

— Обрить тебя что-ли? — проворчал Фьюри, стряхнув несколько «кошачьих» волосков. — Скажу, что сфинкса завел.

Флеркен забрался на стул, где ему заранее положили мягкую подушку. Довольно умный взгляд явно говорил о том, что он прекрасно понимает, почему ворчит Фьюри. На самом деле, он любит его, просто жизнь без второго глаза для него еще в новинку.

Агент раскрыл ноутбук и ввёл пароль — в доступе отказано. Странно, ведь ещё утром все было в порядке. За первой попыткой последовало ещё несколько, но и на них был дан тот же ответ.

Фьюри нахмурился — либо это глюк, либо кто-то пробрался в кабинет в его отсутствие.

Тем временем, вид вновь спящего флеркена говорил коротко и ясно: «Я сыт и счастлив».

— Гуся? — настороженно окликнул агент, но тут же отогнал непрошенную мысль. — Людей ведь флеркены не едят, да?

«Царственная особа», будто бы действительно понимая человеческую речь, глубоко вздохнула.

— Меня кто-то решил разыграть? Ладно, где там наш чудо-хакер, — проворчал Фьюри, подходя к двери, и замер от удивления, услышав противный звук, стоило прикоснуться к дверной ручке — в доступе отказано. — Чего?!

Но разозлиться он успел ненадолго. Дверь скоро отворилась, и в кабинет вошёл Келлер. Босс выглядел привычно строгим и невозмутимым.

— Мне нужна папка.

Благо, те страницы, на которые попала «кошачья метка», Фьюри успел убрать.

Келлер взглянул на ноутбук, где высвечивалась последняя попытка ввода пароля. Мужчина легко набрал нужную комбинацию и сочувственно улыбнулся.

— Вам бы отдохнуть. Кажется, вы переработали. Ничто так не имеет вес в нашей работе, как трезвый и холодный рассудок, не так ли? Вам нужно сменить, — он сделал пас руками, — локацию.

— Вы действительно так думаете?

— Я уверен. Ещё я считаю, что ваш потенциал гораздо выше того, чтобы просиживать штаны в офисе.

— Спасибо, босс, — произнёс Фьюри, правда, услышанные слова по интонации показались ему чем-то вроде: «вам пора на пенсию». — Вот документы, — он вынул многострадальную папку из ящика. — Здесь пары-тройки не хватает, кое-что нужно доработать, к завтрашнему утру всё будет у вас.

Босс согласно кивнул и направился к выходу. Дверь послушно открылась перед ним, когда флеркен спрыгнул со стула и бросился, ластясь, под ноги.

— И ещё, хватит устраивать здесь зверинец.

— О, это моя личная охрана, — улыбнулся Фьюри. — Это уникальный кот!

— Ну-ну, — хмыкнул босс, — аккуратно отталкивая «кошку», которая явно не собиралась его отпускать. — Да, что такое?

— Вы просто нравитесь животным.

Босс не ответил, скрываясь за дверью, а Фьюри сел, наконец, за свой ноутбук.

Напечатав пару документов, он решил, что действительно устал. Как ни крути, собственному зрению не объяснить важности рабочих будней.

«В доступе отказано», — вдруг сообщила одна из запароленных папок.

— Чёрт, — в голос ругнулся Фьюри и захлопнул крышку.

Сперва, он решил, что ему мерещится. Ничего, он скоро привыкнет, ведь по доброй воле решил искать в свою команду кого-нибудь непохожего на простых смертных людей по способностям. Возле запертой двери в костюме только что ушедшего шефа, попивая кофе с хитрой ухмылочкой, на него смотрел Талос.

— Я могу проникнуть куда угодно, я могу быть кем угодно, — его голос разлился по воздуху и будто погрузил пространство в иной мир, еще неясный человечеству. — Добрый день, любезный друг.

Он допил стаканчик и бросил его в урну.

— Ты с ума меня сведешь, — с легким раздражением буркнул Фьюри, осознав, что вся чертовщина с доступами дело рук бывалого скрулла.

Талос было решил, что ему здесь не рады, но в следующий миг агент уважительно наклонил голову, а потом обнял, как принято на Земле.

— Давно здесь?

— Пару часов. Решил заглянуть.

— Что-то случилось? Или в гости?

— В гости, — кивнул скрулл. — Не удержался от возможности лишний раз побыть твоим боссом. Надеюсь, он не сильно расстроится за возможность передохнуть.

— Я бы не расстроился, — усмехнулся Фьюри.

— Тогда у тебя сегодня официальный выходной, — Талос хлопнул друга по плечу, а через некоторое время они уже шли по шумным города.

К тому времени скрулл вновь принял облик Келлера и обзавелся стильными солнечными очками.

— Куда пойдем? — по голосу было ясно, что настроение скрулла обещает встречу весьма-весьма яркой, если не сказать безумной.

— Сперва в бар, — ухмыльнулся Фьюри, явно что-то задумав. — Сразу перестанешь бояться флеркенов.

Талос предпочёл умолчать о том, что скруллам лучше не играть с алкоголем. Правда, кого и когда это останавливало?

Многоликий космос смотрит с высоты. Она готова купаться в нём вечно.

Эту любовь Кэрол пронесла через детство и юность. В ней она пряталась, когда ссорились родители. Чаще всего это происходило из-за сложного характера дочери, с которым они никак не могли совладать.

Выслушав все порицания, она ускользала на улицу и пыталась успокоиться, слушая тишину ночи. Иногда прихватывала плеер с любимой музыкой.

Космос манил, хранил каждую детскую слезинку и загадочно подмигивал серебристыми огоньками, что называются звёздами. Девочка представляла, как однажды станет его крохотной частью, станет бороздить просторы, лаская крыльями.

Нет, Кэрол не смеет мечтать — лишь любуется, завороженно всматриваясь в, усыпанный кристаллами, шатёр из черного бархата и влюбляется в небо ещё сильнее и крепче.

Временами приходит страх — вдруг этот огромный мир однажды упадёт и утопит в своих объятиях?

Она не смеет мечтать — ей запретили. Она приходит сюда, под открытое небо, когда никто не видит. Старается заглянуть глубже и с грустью понимает, что ни с кем не может поделиться тем, как прекрасно, открытое взору человека, богатство.

Теперь — она та, кто она есть. У неё есть крылья, правда, она не такими их представляла. Космическое пространство приоткрыло ей завесу тайн, о которых девушка не могла даже фантазировать.

Она мчится кометой, рисуя на черном шатре золотые дуги. Летит опьяненная скоростью, свободой и невесомостью. Жестокий, многоликий космос зовёт её к тем, кому она больше всего нужна.

Небо, воздух, галактика — у всего этого теперь есть имя, которое запечатлелось на сердце как нечто самое сокровенное, без чего нет смысла существовать.

— Талос! — задорно кричит она, и её голос разрезает пространство.

Скрулл поднимает голову, любуясь «кометой», которая вдруг сшибает его с ног. Сперва он морщится от столь внезапного дискомфорта, потом улыбается, глядя на Кэрол, что устало жмётся к его груди.

Талос берет в ладони блондинистую голову Денверс и вспоминает, как в первый раз оказался в аналогичном положении. Правда, тогда она желала его убить, но ситуация от этого не становилась менее комичной. Всё-таки, не каждый день на тебя прыгает симпатичная Крии, придавливая практически всем телом к пульту управления и, угрожая смертью, требует ответов на свои вопросы.

Талос заливается смехом. Кэрол подхватывает.

Эту любовь он пронёс через всю свою жизнь. В ней он прятался в редкие часы детской тогда ещё безмятежности.

Космос манил, подмигивал сотнями огней, обещая, что однажды прилетит золотая комета.

У неё будет своё имя.

… и война закончится.

Это была первая ночь Кэрол на Безымянной планете, которую многие уже называли Новый Скруллос.

Вдали от войн, укрытая серой дымкой, она встречала её неяркой тёмно-сиреневой звёздочкой. Всякий раз, при приближении, девушка ощущала тепло, похожее на то, которое дурманит при выходе на орбиту Земли.

От Халы всегда исходил холод…

Кэрол улыбнулась.

«Тысячи наших живут в разных частях галактики», — говорил ей Талос, что ещё тогда отозвалось внутри дрожью.

В разных частях галактики… Подумать только. Она действительно счастливый человек, ведь у неё есть друзья повсюду.

Скруллы оборудовали в этих безмолвных пустынях несколько подземных убежищ. Сорен говорила, что они образуют целый город, когда численность населения достаточно увеличится. Всё это ещё недавно казалось безликой мечтой, а теперь собиралось по крупицам в большую реальность, приводящую в трепет.

Привычно спустившись в убежище, Кэрол обнаружила, что ей выделили особую комнату. Она и в первое своё появление там не справилась с эмоциями, а сегодня, крепко обняла Талоса и чмокнула в щёку.

— А говоришь, неловко принимать подарки, — прищурился генерал, подводя её к небольшой тумбочке, на которой стояло фото в витиеватой рамке.

— Когда вы… — сердце Кэрол защемило, сделав лишним продолжать.

Мария и Моника Рамбо с улыбками во всё лицо, Талос, Сорен с дочерью, Фьюри, даже Гуся — все они здесь, на небольшом снимке. Столько абсолютно разных эмоций, что хочется одновременно хохотать и заливаться слезами.

— Здесь есть ещё, — тихо сказал Талос, пододвигая ближе тоненький альбом.

— Мои воспоминания?

— Нет. Твоя реальность.

Внутри альбома на Кэрол уже смотрела она сама: вот Моника подбирает ей новый образ, вот они вместе сидят за столом, вот Гуся снова целится коготками во Фьюри, благо, не щупальцами.

— В чьих только руках не побыл фотоаппарат, — смеясь, покачала головой Кэрол.

— Я хотел бы, чтобы везде у тебя была частичка дома, — он обнял её за плечи со спины, и Кэрол закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться и унять нахлынувшую дрожь.

— Талос, — она развернулась, упираясь головой в его каменную грудь. — Ты ничего мне не должен, но я так тебе благодарна!

— Это я тебе благодарен. Мы все, — он медленно сделал шаг назад и на выдохе наклонил голову. — Осваивайся, дорогая.

Когда дверь за скруллом закрылась, девушка села в небольшое кресло.

По сравнению с тем, к чему она привыкла или тем, что помнит, здесь было уютно, как на Земле. Под ногами — круглый коврик из тонкого ворса серого цвета, небольшая мягкая кровать в углу с двумя пышно взбитыми подушками, хлопковой простынёй и тонким одеялом тёмно-синего цвета. Простой комод, с зажженной на нём неяркой лампой. Несколько книг. Моника говорила, что это были её любимые.

Голова приятно побаливала, призывая отбросить проблемы ко всем чертям, переодеться во что-нибудь обыкновенное, что было аккуратно упаковано в комоде — Мария всегда знала, какие вещи Кэрол особенно идут — и плюхнуться на постель.

Кэрол не спалось. Ей редко когда спалось, что уже давно вошло в норму. Всего через пару часов девушка снова проснулась в холодном поту. Она не помнила сна, но осадок от него остался крайне неприятный.

Незаметно покинув убежище, Верс вышла на поверхность, где вокруг угрожающе гудел ветер.

Неподалёку стояло несколько хижин. Многие скруллы любят больше спать под открытым небом, чем под землёй, и Кэрол это понимала. Здесь действительно красиво, пусть и менее уютно. Темно-фиолетовые камни и песок переваливаются в огнях костров, будто отражая звёздное небо, и хочется скорее взлететь, чтобы увидеть рисунок сверху.

Она не знала, куда идёт. Изучать новое всегда интересно, а эта планета явно хранила в себе множество тайн.

Вдруг боковое зрение поймало вдалеке синее свечение. Кэрол насторожилась, привычно не ожидая ничего хорошего. Оно робко подмигивало и затухало, будто чья-то гирлянда в Рождество.

Девушка улыбнулась воспоминанию, в котором они с Моникой представляли лампочки настоящими звёздами. Они были везде: на потолке, стенах, полу.

— Лечу! — кричала Моника, падая на кровать с рук «старшей сестры».

И ведь пришлось. На сей раз, Верс. Как только девушка вошла в пещеру, то поскользнулась и полетела кубарем вниз. Благо, падать пришлось недолго, а открывшееся взору пространство оказалось совсем не угрозой.

На каменистой почве росли лиловые цветы. Их бутоны напоминали узкие чаши, а края, пестик и тычинки внутри светились синим, будто покрытые пухом. Маленькие, но такие яркие, раскиданные по всей пещере, они создавали своеобразную мини галактику, другой мир.

Кэрол поднялась и осмотрелась. Кажется, скруллов здесь не было, хотя её внезапное появление попросту могло их напугать.

Свет очаровывал и манил. Девушка пошла дальше вглубь, в надежде кого-нибудь встретить и расспросить об этой красоте, ведь за садом явно заботливо ухаживали. Посереди пещеры раскинулся пруд, правда, вода в нём была тёмная.

Кэрол замерла. Кажется, сегодняшний забытый сон решил вновь всколыхнуть память. Она помнит эту воду. Она знает эти цветы.

Один из них рос почти у самого края пруда. Девушка решила сорвать его, когда кто-то осторожно потянул за рукав.

Маленький скрулл смотрел на неё большими голубыми глазами и быстро мотал головой.

— Нельзя рвать? — догадалась Кэрол.

— Они совсем не пахнут, на ощупь как неживые, — раздался тихий шёпот из темноты. — Для Крии их пыльца — яд, не смертельный, но яд. Может парализовать на какое-то время.

— А для людей? — улыбнулась Кэрол. — Неплохо бы было показать Монике.

Талос подошёл ближе. Свет от цветов коснулся его зелёной кожи и перламутрового костюма.

— Они не живут на Земле.

Маленький скрулл сорвал один из цветов и, обмакнув в воду, отдал Кэрол. Бутон почти перестал светиться.

— Теперь он безопасен.

— Спасибо. Только теперь мне его жалко, — виновато произнесла девушка. — Так гаснем мы, когда уходит жизнь.

— Эти цветы — единственное, что осталось от Скруллоса. Наша культура. Если их правильно приготовить, то можно употреблять в пищу, как десерт, — Талос взял из рук Кэрол бутон и воткнул ей в волосы. — Но, главное, даже не в этом.

— А в чём?

Талос мотнул головой, решая, стоит ли рассказывать, но скоро улыбнулся знакомой тонкой улыбкой.

— Когда скрулл умирает, его тело осыпают пыльцой лилового синецвета, один цветок дают в руки, а потом предают огню, — сказал он, словно чаруя. — Когда пламя забирает умершего, часть пыльцы взлетает вверх, что символизирует покой и бессмертие. Такая… старая традиция.

— Красивая, — обронила Кэрол, опустив глаза.

Талос взял её за подбородок и посмотрел с нежностью.

— Страшно, когда происходит то, чего ты не можешь изменить. Какую бы силу не имел, — прошептала Верс, виновато улыбнувшись.

— Слышал, людская жизнь короткая. Впрочем, она у всех, на самом деле, такая. Особенно, когда счастлив, — Талос провёл указательным пальцем по её носу, от чего стало щекотно. — Если сравнить нас с людьми, то если они живут до ста, то мы до двухсот.

— А сколько тебе? — решилась спросить Кэрол и рассмеялась, видя, как меняется лицо скрулла от удивления до возмущения. Потом он прищурился, высоко подняв голову, будто высчитывая, но когда снова посмотрел на неё, то был предельно серьёзен.

— Много.

— Ты прекрасно выглядишь. Отменная выправка.

— Неужели? — правая безволосая бровь скрулла поползла вверх, но во взгляде читалось ясно, насколько комплимент ему приятен.

— Правда, — кивнула Кэрол.

Незаметно она ощутила, как тело начинает выдавать последствия полёта с крутого спуска. Всё-таки, Йон-Рогг научил её полезному… хотя бы падать. Только вот нога неприятно ныла.

— Ударилась?

Денверс не любила жаловаться, не собиралась, но что-то подсказывало, что Талос поймёт правильно.

— Так… царапина. Мне не спалось, решила пройтись и…

Талос снова повёл головой, и через минуту рядом появился высокий скрулл, который зачерпнул из пруда тёмной воды в глубокую чашу.

— Попробуй. Это помогает заснуть, — генерал заботливо вложил сосуд в женские ладони. — Потом я провожу тебя назад.

Холодная жидкость разлилась внутри приятным теплом. Кэрол удивилась — руки на миг блеснули голубым, напоминая, чья кровь течёт в ней.

— Это хорошо?

Талос промолчал, делая небольшой глоток из той же чаши. В ответ, блеснули фиолетовым цветом тонкие вены на лице.

— Теперь ночь не будет тебя терзать, Кэрол. По крайней мере, сегодня.

Они поднялись на поверхность. Признаться, возвращаться в убежище, покидая эту красоту, совсем не хотелось. И Талос чувствовал это. Периодически сбавлял шаг, позволяя насладиться бесконечным потоком звёзд на тёмно-красном небе.

— Я видела тебя во сне, — вдруг прошептала Кэрол, и скрулл остановился. Дрожь сковала тело, но молчать не было сил, как когда-то не было желания ни с кем делиться своими кошмарами. — В пыльце лилового синецвета. Ты лежал, а я... твои родные стояли над тобой. Я не хочу. Я боюсь, Талос…

— Но я сейчас здесь, — невозмутимо ответил он и едва заметно улыбнулся, будто бы знал. — С тобой. И, могу заверить, среди звёзд ты от меня не отвяжешься ни в жизни, ни в смерти.

— Талос… — Кэрол обняла его.

Она боялась уснуть, но сон был теперь сильнее. Она чувствовала, как Талос несёт её на руках, но не могла произнести ни звука. Вселенская усталость сковала хрупкие плечи.

— Не хочу, — собственный шёпот будто не принадлежал ей. — Пусть время остановится.

— Шшш… Я рядом, моя спасительница.

* * *

Под землёй не замечаешь наступление утра. На Хале Кэрол бы ужасно влетело, узнай Йон-Рогг, сколько она проспала.

Кошмары не снились, а на тумбочке возле общего фото стояла, кем-то принесённая, небольшая вазочка под стеклом.

Под ним печально поблёскивал букет лилового синецвета.

Печально, но дьявольски красиво…

Кэрол потянулась и встала с постели. Сегодняшний сон ей даже понравился. Сознание упрямо не хотело выбрасывать из головы Йон-Рогга, с которым она борется уже несколько ночей подряд, а в эту, кажется, почти победила «без фейерверков и пушек».

Неужели она скучает? По их тренировкам, по своим попыткам выжать из наставника хоть одну, пусть кривую, улыбку.

Верс покачала головой. Кажется, боль предательства и гнев начали покидать её. Осталось что-то вроде того снисхождения, с которым смотрел коммандер, и при этом, как ни парадоксально, умудрялся верить в неё. Хотя, скорее, это была вера лишь в собственные силы, способные любого сломить под себя.

Кэрол осмотрелась. Как ни крути, а у Талоса не отнять любви ко всему изысканному. Вернувшись с очередной миссии вчера вечером, она успела насладиться сполна этим домом: уют, строгость, нотка мистичности, создаваемая сдержанной мрачностью помещений и вензелями на мебели.

Из жилого блока ведут две узкие поблёскивающие лесенки. Одна из них поднимается к обсерватории под большим куполом, а вторая служит входом на нижний уровень, где скруллы обустроили масштабный тренировочный зал.

Это даже не дом, а высокая башня, уходящая глубоко в твёрдую землю широкими неоновыми «крыльями». Мягкий их блеск стал первым, что встретило Верс на подлёте к Безымянной планете, где возрождалась заново раса скруллов.

Миновав длинный коридор и остановившись возле широких дверей, Кэрол не сдержала улыбку. Комнату, где живёт семья Талоса нельзя спутать с другими.

Когда на стук никто не ответил, девушка вспомнила, как юные скруллы упрашивали предводителя показать им пару своих лучших боевых приёмов. Конечно, он не мог отказать.

По пути на нижний уровень Кэрол размышляла о прошлой миссии. Она проникла в её сердце особенно глубоко.

Ей предстояло найти дальних родственников Талоса. Он предупредил, что общение с ними, возможно, будет сложным, но не сказал насколько; будто бы проверял её на способность к переговорам, а трудности Денверс манили.

Нужная планета издали казалась девушке большим изумрудом с множеством тёмных кратеров. Скорее всего, под этой вязкой землёй и находилась тайная база скруллов. Оставалось лишь найти вход.

Местные не стремились идти на контакт, и когда один из них «случайно» толкнул её в бок, Кэрол решила воспользоваться случаем начать разговор.

Они были похожи на людей, но цвет кожи отливал зелёным. Ещё их отличали круглые уши и такие же большие жёлтые глаза. Они светились в темноте — новый знакомый объяснил, что это помогает им в охоте и отпугивает подземных тварей, норовящих заползти в дома, оборудованные высоко на деревьях. Народ был малочисленен, крайне неприветлив. Это дало Кэрол предположить: один из скруллов и идёт сейчас с ней рядом, увлеченно рассказывая о здешних видах.

В подтверждение, в какой-то миг «местный» перестал с ней церемониться и, когда они остались наедине, вдруг толкнул её в спину и вытащил пистолет.

Он стоял перед ней уже в истинном обличии и был не один. Их было трое.

Переговоры успехом не увенчались. Кэрол откровенно не верили, и лишь когда девушка увернулась от первого выстрела, уже смирившись, что драки не избежать, скрулл поменялся в лице.

— Талос?

Кэрол не поверила глазам. Он здесь. Он стоял практически ровно за её спиной, когда она уклонилась от выстрела, и теперь с колючей усмешкой, не опуская оружия, стирал свободной рукой тонкую струйку фиолетовой крови с виска. К счастью, Талоса только зацепило.

— Ты?

— Какое эффектное приветствие, нужно взять на заметку, — генерал хитро улыбнулся и смерил скруллов напротив взглядом, которым, должно быть, смотрят учителя на нашкодивших учеников.

— Эта девушка — друг моей семьи. Так, к сведению.

— С каких пор ты имеешь дела с Крии?

— С Крии? — Талоса искренне возмутило такое подозрение. — Оскорбляешь. К Империи девушка не имеет никакого отношения. Это мой трофей, доказавший верность нашему народу. Тебя смутила звезда Крии на униформе? Они пытались вербовать её, — он на миг замолчал, бросая в Кэрол оценочные взгляды, от которых сделалось не по себе, — под формат не подошла. Фактура не та.

Талос пожал плечами, а внутри Денверс знакомо закипела кровь. Она совсем не планировала обижаться на эту шутку, и была вынуждена признать, что способности всё-таки следует контролировать лучше.

— И ты доверяешь ей?

— Как себе.

— Если бы не знал тебя, — противник первым опустил пистолет. — Решил бы, что ты бредишь.

Они говорили тихо. Кэрол не подслушивала, просто была рядом. Она не успела поблагодарить Талоса, который, кстати, обещал не подставляться. Но он пришёл. Подозревая, как ей будет сложно. Не из-за недоверия, а потому что дорожит. Пришёл за ней. И это не могло не греть.

— Фактура, говоришь? — Кэрол шутливо толкнула скрулла в плечо, когда они остались вдвоём. — О чём договорились?

— Сказали, возможно, прилетят позже. Это старая база. Для жизни непригодная, но для хранения наших секретов вполне подходит.

— А… — Кэрол хотела спросить о местных, но решила не спрашивать. Нет здесь никаких местных. — Мне надо позаимствовать у Крии аппарат для различения рас.

— Именно позаимствовать, — согласился Талос с довольной улыбкой.

Она любила, когда он так на неё смотрел.

— Рада, что ты здесь. Почему-то думала, что ты не тянешь на домоседа в полном смысле слова.

— Жаль, ты молодым меня не знала, — Талос мечтательно закатил глаза, на что получил ещё один робкий тычок в плечо.

— А Сорен знает, что ты здесь?

— Конечно, — твёрдо ответил скрулл, добавив шёпотом, — уже узнает.

* * *

Спустившись в тренировочный зал, Кэрол постаралась быть максимально незаметной. Она не хотела мешать, и мысленно подмечала ошибки противников Талоса, снова вспоминая тренировки с Йон-Роггом на Хале.

Выпад. Захват. Удар. Ещё захват. Удар. Бросок через бедро.

Талос действует резко, смертоносно, предугадывает движения, заставляя противника изменить оборонительную позицию.

В какой-то миг он заметил гостью и коротко улыбнулся, отбив ещё одну атаку.

Рывок. Захват. Удар ноги с разворотом. Бросок через голову с захватом шеи под плечо.

Мышцы Кэрол приятно тянуло. Она действительно соскучилась по тренировкам. Возможность просто колотить грушу ей нравилась гораздо меньше. Талос заметно устал после нескольких часов, но по-прежнему был терпелив и приветлив. Он бросил приглашающий жест, будто угадав её желание.

В глазах скрулла вспыхнул азарт. На первых парах он, кажется, слегка поддавался ей, но Верс быстро отмела эту мысль, встречая очередной бросок.

Остальные смотрели с явным интересом, как бывший боец Империи Крии дерётся со своим недавним «врагом номер один».

— Я думаю, тебе так будет комфортнее, — в какой-то миг произнёс Талос из-за спины, и Кэрол увидела Йон-Рогга.

Девушка сперва не обратила должного внимания, ведь противник есть противник, но, попав в очередной захват, почувствовала знакомое тепло в руках.

— Вот, — сказал ей знакомый ироничный голос, — уже уверенней.

Действительно, действо возымело особый смысл. Все броски и захваты сделались более резкими, крепкими. Кэрол всё никак не могла поймать «наставника», что злило больше всего. Захлёстнутая эмоциями, девушка даже не поняла, когда рухнула на пол в первый раз и тем более, когда успела встать.

Талос дрался с ней, как с крии, а она с ним — как с Йон-Роггом, презрение к которому, видимо, захлестнуло с новой силой.

Наблюдающим за ними скруллам даже стало казаться, что обычная тренировка переросла в настоящий бой, исход которого может быть плачевным. Кэрол впервые нисколько не смутил факт того, что она выстрелила в потолок, образовав там неплохую дыру.

У каждого противника имелось своё преимущество, но девушка, плюс ко всему прочему, сражалась и с самой собой, обуздывала эмоции, собственный характер. Попытки не всегда приносили успех.

Бой кончился подножкой. Если бы Кэрол была обычным человеком с Земли, то непременно, падая, разбила бы себе затылок, но тут Талос схватил её за руку и притянул к себе. Он был уже собой.

— Всё в порядке?

Скрулл тяжело дышал, но по-прежнему тонко улыбался.

— Спасибо, — голос девушки прозвучал неуверенно. Она будто ждала подвоха, но тренировка на этом действительно закончилась.

* * *

Вечер наступил быстро. Повсюду замигали огни костров, а в терпимо прохладном воздухе слышались голоса. Жаль, что Кэрол их не понимает.

— Поужинаешь с нами? — голос Талоса вырвал её из полудремы. Денверс удивилась: в сидячем положении у костра она ещё никогда не засыпала. — У меня завалялась пара баночек, что ты привозила.

— Я всё улажу.

Он не жаловался, но Кэрол расслышала небольшой укор в последней фразе.

— Ничего страшного, мы скоро сами всё наладим, — парировал Талос. — А ты заслужила отдых.

Дочь предводителя протянула ей глубокую тарелку с чем-то горячим.

— Я решила поимпровизировать. — Сорен загадочно улыбнулась, усаживаясь рядом с мужем на тёплый плед. — Попробуй. У нас получилось вырастить здесь немного овощей. Удивительно наблюдать, как пробивается жизнь там, где не надеешься. Наши учёные творят чудеса.

— Помню я одного, — покачал головой Талос, — светлых ему миров. — Шесть лет гонял по галактике, не видя разницы между координаторами и векторами состояния. Теперь буду за каждым ходить и контролировать каждый чих.

— Прости его, — засмеялась Сорен.

— Давно простил. Мои бойцы с такой готовностью шли умирать, словно их жизни ничего не значат. Будто они ничего не чувствуют.

Верс опустила глаза. Собственные ошибки никогда её не оставят, образуя внутри пустоту. Да, истина была скрыта. Нет, это не оправдание.

Дочь генерала аккуратно помешивала содержимое своей тарелочки и с наслаждением пила бульон маленькими глотками. Консервы, которые Кэрол привозила с Земли в сочетании с овощами, что вырастили скруллы, девочке определённо нравились. Денверс любила наблюдать за ребёнком, вспоминая Монику. Это успокаивало. Она всегда будет благодарна Талосу за то, что уберёг её от ещё больших ошибок.

Кэрол полюбила такие вечера. Скруллы высоко ценили оказанную помощь, правда, ей казалось, слишком.

Всё ещё было неудобно перед Сорен. Как-никак, её муж рисковал жизнью за неё, но женщина смотрела с прежней теплотой, что немного расслабляло. В конце концов, ничего страшного. Рисковать скруллы привыкли, да и сделать предстояло ещё слишком много для того, чтобы «уйти на покой».

— И всё-таки, зря твои родные с нами не полетели, — обронила Кэрол.

Скрулл ответил глубоким вздохом.

— Среди нас есть те, кто не верит мне так же, как тебе, — произнёс он, приобняв жену. — Кто-то привык носить маску, живёт другой жизнью или существует. Я лелею мечту об объединении, но, ты же понимаешь, что нельзя создать полную гармонию на целой планете.

— Теперь ты понимаешь, почему он для Крии — враг номер один, — сказала Сорен, оценивающе оглядев Талоса. — Мой муж — самый несносный и безбашенный скрулл из всех, кого я знаю.

— Я бы добавила: самый талантливый, — подхватила игривое настроение Кэрол.

— А вот это «Драконий язык», — Талос указал на группу звёзд, похожих на волну, которая начиналась от красной звезды и постепенно «разбегалась» в разные стороны двумя золотыми лучами.

Дочь улыбнулась, сонно потирая глаза, и продолжила зачарованно высматривать на небосводе то, о чём, кстати говоря, никто из скруллов раньше не задумывался.

— А вот там «Белая карнегия», это такой цветок с Земли, помнишь? Тебе Моника показывала.

И действительно, одна из групп звезд на востоке напоминала бутон с ниспадающими остроконечными лепестками и огненной серединой.

Девочка кивнула, уткнувшись в отцовское плечо.

Она очень похожа на него: тот же взгляд, та же улыбка, тот же интерес к жизни и всему новому.

Когда скруллы бежали с родной планеты, ей было слишком мало лет, чтобы помнить всё поминутно, но достаточно, чтобы осознать общую угрозу. Сложить её в одно единственное рваное воспоминание о планете Скруллос, которое иногда возвращалось во сне.

В нём она видела отца. И, признаться, боялась его так же, как и запаха крови вокруг, криков и взрывов. Он не улыбался, как сейчас, лежа с ней на камнях под этим волшебным небом. Его взгляд во снах был мёртвым, бесстрастным, жестоким. Конечно, не к ней, но такого папу она боялась.

Самым жутким сном, который глубоко засел в детском сердце, был тот, в котором какой-то синекожий мужчина целился матери в затылок, а она висела на её шее, боясь вздохнуть и сжимая в ладошке гладкий камешек, поднятый с родной земли на память.

Сейчас это её личный талисман, что висит на кожаном ремешке.

Мужчина приказал опустить оружие, но Талос молчал, целясь выше головы жены. В какой-то миг он сделал медленный шаг влево, противник ответил тем же, потом ещё, и ещё. Действительно, какая врагу разница, в кого стрелять первым?

Вдруг раздался выстрел. Казалось, всего один, но стреляли двое. Синяя кровь залила лицо крии, и этот секундный момент отпечатался в детском сознании особенно сильно. Она не хотела смотреть. Как же она не хотела смотреть…

— Можно и опустить. Почему же нет? — спросил Талос, лишь сейчас улыбнувшись.

Последнее, что помнила девочка — его объятия, обещание вернуть скруллам новый дом.

Отец остался отвлекать врага, остался мстить за разбитые судьбы, чего девочка ещё не до конца понимала. Она хотела, чтобы он был рядом, но знала, страх так не пройдёт — по ним продолжали стрелять. За что?

Его крейсер взмыл в небо и рванул совсем в другую сторону, а её с мамой и горсткой выживших спрятала женщина по имени Мар-Велл. Войну она называла позором.

В ушах стоял нестерпимый гул. В создавшейся бойне и панике было не ясно, где друзья, а где враги. Те, кто успел улететь с планеты, что, казалось, тоже восстала против своих жителей, никогда не вычеркнут из памяти ночь, когда всё потеряли.

Взрывная волна прокатилась по земле, и планета Скруллос перестала существовать. Она яркой вспышкой осветила небо и исчезла. Словно никогда не существовала на свете.

— Талос, — Сорен тихо подошла сзади и опустилась рядом. — Надо отнести её в дом.

Дочь улыбнулась материнскому голосу в полудрёме.

— Она дома, — тепло ответил он. — Если нужно, я до утра от неё не отойду.

— Она тебя обожает, — продолжила Сорен шёпотом. — Ты боялся, что она не узнает тебя. Помнишь, как удивлялся, что бойцы избрали именно тебя предводителем? Говорил, в тебе мало того, что делает воина лучшим.

— Я так говорил? — он хитро прищурился.

— Прибеднялся. Напрашивался на опровержение, — Сорен тихо засмеялась, и они соприкоснулись лбами.

— Я боялась, что больше тебя не увижу, но готова была доказывать всем и сколько угодно, что мой муж жив, что воюет за наше общее дело и обязательно нас найдёт. Нам запретили подавать сигналы, но так хотелось… Мы боялись умереть там. Я стала придумывать истории о тебе — неуловимом и расчётливом воине скруллов. Рассказывала дочери. После той ночи она долго не разговаривала.

Талос чувствовал, как кровь приливает к щекам.

— А помнишь, в детстве, во время одного из налётов, я украл тебя прямо у Крии из-под носа? Ты заметалась, не знала, куда бежать, а наши отцы отбивали атаку.

— Ты схватил меня со спины и зажал рот ладонью. Попросил обернуться крохотным камешком у дороги. Они нас не заметили. Мы скрылись на болотах, в тени высоких бурых водорослей. Крии увязли бы там, если бы пришли.

— Атаку отбили, а ты всё дрожала от страха, не отпускала мою руку и не хотела выходить.

— Тогда ты сказал, что любишь меня. А я не поверила, — Сорен легко толкнула его в грудь, и Талос лёг на камни, притягивая жену к себе. — Не поверила, но руку всё равно не отпустила. Иногда я сдавалась самой себе, пыталась смириться, что, возможно, ты не придёшь. А потом видела улыбку дочери и узнавала тебя. В какой-то миг она перестала бояться, часто брала за руку и молча улыбалась твоей улыбкой, словно обещая, что всё будет хорошо. И вот однажды мы услышали твой зов…

— На моих руках много крови. Возможно, я не заслужил этого, но вы должны быть счастливы. Это стало целью всей моей жизни.

— Я счастлива делить её с тобой, мой генерал.

Где-то далеко мелькнула комета. Большая, быстрая, сильная. Девочка резко проснулась и показала на неё пальцем, но вскоре поняла, что это не Кэрол.

— А знаешь, как называется вон та звезда? — голос Талоса сделался загадочным. — Вон та, крохотная, синевато-фиолетовая. Левее «Драконьего языка». Это Эбигейл. Её так назвал один наш учёный, когда нашёл глубоко в рудниках залежи аметиста. Если тебе вдруг будет страшно, или ты почувствуешь себя одинокой, то найди на небе эту звезду — она даст тебе совет, а её свет укажет путь, как ученого привела к тому волшебному руднику с драгоценностями. Говорят, аметисты приносят счастье тем, кто чист сердцем.

Девочка цепко схватилась за отцовскую одежду, крепче прижимаясь к груди.

— Да, — прошептал Талос с улыбкой, и глаза его блеснули, — тебя тоже так зовут.

Примечания:

В новой фазе Марвел стало известно, что дочь Талоса зовут Г'иа. Имя Эбигейл чисто придумка автора и может быть использовано героиней в данном сюжете в качестве земного кода.

Это особенная дата для скруллов. Она не могла ей не стать, ведь именно этот день предзнаменовал новое рождение их расы, новое дыхание, новый шанс. Планета принимала новых жителей строго, к ней нужно было привыкать, но зато все были вместе. Не нужно было больше ничего бояться.

Скруллы не привыкли праздновать — война с Империей Крии длилась не одну сотню лет. Горела и совсем не собиралась затухать, скорее, больше разрасталась. Те, у кого, кажется, всё плохое уже далеко позади, всё равно страшились любого движения в небе и боялись спать по ночам.

Идея о празднике пришла в голову Кэрол. Ей было невыносимо больно смотреть на всё это. Предложение робко и даже стыдливо слетело с её уст, когда она говорила с Талосом о новой миссии. Ей нужен был всего один день, всего один миг, чтобы скруллы немного забылись, выговорились, отдохнули, хотя разум подсказывал — рано.

Генерал согласился. Он всегда с ней соглашался… почти всегда.

Праздник получился скромным — нужно было беречь продовольствие, но к ночи, возле каждой хижины загорелось пламя, а в середине «нового города» — один большой костёр, чьи искры взлетали в небо.

Сверху он выглядел звездой. Звездой в память о погибших и в честь выживших. Возле костра танцевали дети и с большим энтузиазмом хватали сладости с длинных узких столов.

Доносившиеся голоса показывали Кэрол, что, кажется, ей удалось достичь желаемого, и лишь Талос стоял на крыше смотровой башни, явно высматривая беду в звёздном небе.

Ничего. Они справятся. Вместе.

Девушка уже спустилась вниз, успела покружиться с детьми, обмолвиться парой слов с Сорен, как вдруг услышала звук коммуникатора.

— Талос, — шёпотом позвала Кэрол, взлетев на башню.

Скрулл стоял, облокотившись на уступ и наблюдал, как его народ отмечает праздник.

Девушка чувствовала себя виноватой, ведь обещала, что сегодняшнюю ночь проведет в кругу друзей, но у беды, как говорится, всегда свои непоколебимые планы.

Предводитель улыбался ей почти незаметно, и, казалось, уже прочитал причину беспокойства на лице.

— Талос, мне нужно уйти, — она подошла ближе, подбирая слова. — Улетая с Земли, я отдала Фьюри коммуникатор и попросила найти меня, если вдруг случится что-то… непредвиденное. Я не знаю, что произошло и, если честно, совсем не хочу, чтобы это было что-то плохое, но, зная Фьюри…

— Может, нужна моя помощь? Я не против размяться, — прищурился Талос.

— Я не буду тобой рисковать, и моя способность здесь не при чём. Но, если вернусь, буду рада горячему приёму.

— Если?

Действительно, почему «если»? Почему она так сказала?

От полученного сообщения внутри пробежал холодок, а почему, она не понимала. Предчувствие рисовало в сознании картинки, словно память что-то снова пыталась ей подсказать.

— Я хочу, чтобы ты превзошла саму себя, — сказал в её голове Йон-Рогг. Она видела его янтарные глаза перед собой, будто наяву.

Что же, это она уже сделала… или?

— Ты — хорошая подруга, — сказала Мария.

— Я подлечу к тебе, и на полпути встретимся.

От весёлого голоса Моники почему-то защипало в глазах.

— Спасать того, кто лично сдал тебя скруллам, — Фьюри.

Да, это она умеет.

— На то мы и люди.

— Кэрол? — Талос нахмурился, в лице читалось беспокойство.

Надо было срочно исправить настроение разговора.

— Оговорилась. Когда вернусь. Йон-Рогг говорил, что на С-53 вечно случается что-то «непредвиденное». Разведаю как дела, навещу Марию с дочерью и сразу назад.

— А потом, когда я больше не буду тебе нужен, отправишься спасать ещё какую-нибудь планету, — Талос слегка смягчился. Это Кэрол поняла по шутливому тону.

— Ты, — загадочная улыбка осветила лицо. — Вы никогда не перестанете быть мне нужными.

— Я запомню это, — глубоко вздохнув, скрулл посмотрел на небо. — Что же, обними всех за нас.

— И флеркена?

Талос сперва промолчал, раздумывая, потом смерил девушку оценивающим взглядом, будто задаваясь вопросом, издевается она над ним или нет.

Но Кэрол не издевалась. Она смотрела на него с прежним уважением и с лёгкой наивностью во взгляде.

— И флеркена тоже.

— Его — первым, — девушка крепко обняла Талоса. — Если бы ты знал, как я буду скучать.

— Я буду ждать твоего возвращения, даже если «когда» превратится в «никогда», — сказал он шёпотом и слегка отстранился. — Только, чтобы «если» я больше не слышал.

Кэрол кивнула и рассмеялась. Он помнил. Он помнил дословно и поминутно каждый миг, проведенный на Земле.

— Ярких тебе звёзд, Кэрол Денверс.

Скрулл вынул из кармана кожаного пиджака фиолетовый камешек с пол-ладони.

— Я хочу, чтобы он был у тебя. Как талисман и как напоминание.

— Объясни им, — она кивнула в сторону праздничной суеты, принимая подарок. — Объясни, что не могу остаться. У меня не вышло. Не хочу портить радости.

— Не переживай. Ни о чём не думай. Мы всё понимаем, — заверил Талос и поцеловал Кэрол в висок.

— Я скоро. Не успеешь соскучиться.

Она скользнула кометой по ночному шатру. Её полёт к родным местам был лёгким. Кэрол уже представляла, как обрадуется Моника.

Фьюри просит о помощи? Ничего, «сумасбродка, каких мало» быстро справится с проблемой.

Кэрол улыбнулась, задумавшись. Каждый, кто был ей важен, что-то привнёс в её жизнь, и сейчас был рядом: на груди, как ни крути, звезда Империи Крии — это символ «Верс». Куртка на плечах — символ прошлого, а аметист — символ настоящего.

Она должна. Она должна вернуться. Талос должен её дождаться.

* * *

Земля встретила её пустотой и горем. Жителей в знакомом городе можно было пересчитать по пальцам, всюду лежали чьи-то вещи, по воздуху летали обрывки газет. Машины на дорогах осиротело стояли невпопад — одну из них Кэрол узнала.

— Фьюри, — кольнуло внутри и разлилось болью, тревогой и гневом в адрес врага, с которым она ещё не боролась. По рукам прокатился знакомый жар. — Где ты?

Талос не придумал эту историю, скорее, слегка приукрасил. А, как известно, хорошую историю не грех приукрасить.

Всё началось с того, что любопытная Моника буквально взяла его в плен своими расспросами. Она жадно ловила каждое слово в надежде как можно ближе узнать скруллов, и за эту тягу её совершенно глупо было винить.

Девочке всё было в диковинку. Скорее всего, если бы она была одной из них, то точно также воспринимала бы Землю, и Талос по-доброму завидовал ей. Удивить этого бывалого скрулла было практически невозможно.

— Расскажите о вашем самом неожиданном воплощении, — Моника сияла интересом не хуже чем Кэрол в объятиях мощи ядра.

Талос хитро прищурился и бегло взглянул на Сорен, которую всё та же Моника соблазнила коллекцией старой маминой одежды. Верно будет сказать, что, в данном случае, слово «старый» совершенно не означало: «потрепанный», «изношенный», «покрывшийся столетней пылью». Вещи Марии Рамбо выглядели идеально, просто после развода она зареклась носить шляпы, платья, некоторую высоту каблуков. Она ничего не раздавала, не продавала, о прошлом предпочитала не говорить, но всё равно считала, что оно стоит того, чтобы о нём помнить.

Сорен с истинным женским наслаждением компоновала новые для себя образы. Перевоплощалась то в грациозную леди в белой шляпке с широкими полями и красном платье в пол, то в коварную бизнес-леди в строгом чёрном брючном костюме и красными очками-бабочками. Особенно Монике понравилось, как на женщине сидит укороченный белый пушистый свитер с мелкими блёстками, в котором мама тоже «не знала, куда ходить». Сорен подобрала к нему такие же белоснежные струящиеся брюки широкого кроя и полусапожки на чёрном каблуке.

Особый интерес у неё вызвали два парика: короткий пепельный и кудрявый терракотового цвета, который заканчивался ниже спины. Второй вызывал смех у всех присутствующих в комнате — ящера явно портила львиная грива, а первый смотрелся нейтрально и даже чем-то подчёркивал внешность жены генерала.

— У твоей мамы разве проблемы с волосами? — спросила она с улыбкой. — Выглядит интересно, но… не натурально.

— Это для смеха, — ответила Моника. — Мама любила удивлять папу раньше. Любила устраивать вечеринки, а потом забросила. Теперь мы вдвоём их здесь устраиваем, поём и танцуем, — в голосе вдруг прозвучала грусть. — Она волнуется за меня. Всегда рядом.

— Это плохо? — поинтересовался Талос.

— Нет. Дело в том, что она всегда рядом, даже когда может найти минутку для себя. Даже воздух… С уходом отца она решила, что ей обрезали крылья, и она больше не может летать. Должна заниматься только мной. Она видит, что я многое умею сама, но всегда отказывается, когда я хочу помочь донести продукты до дома. Наверное, хочет доказать мне что-то, только мне не надо ничего доказывать. Мы ведь просто любим друг друга и всё.

Талос переглянулся с женой. Ответ их явно устроил. Сорен даже задумала как-то повлиять на ситуацию. В их мире тоже было не принято загонять себя в угол ни женщинам, ни мужчинам.

— Расскажете мне? — Моника снова задала вопрос, и Талос легко погладил её по голове.

— У нас всякое было. Например, — он с загадочным видом посмотрел, как Сорен перевоплощается в новый образ и немного нахмурился, будто решал, стоит ли при ней рассказывать. — Например, однажды мы с тремя солдатами прилетели сюда проведать одну из наших групп. У них здесь было временное укрытие.

— А где они сейчас?

— С нами, — с улыбкой отозвалась Сорен, взглянув поверх, на сей раз, желтых очков, которые, кстати сказать, ей очень шли.

— Да, с нами, — задумчиво продолжил Талос. — Ещё мы должны были предупредить о том, что Крии удалось выйти на их след. Как оказалось, в миссию наших врагов входил, и, так скажем, анализ вашей планеты на предмет космической угрозы. Земляне как раз стали проявлять заметный интерес к космосу, и, признаюсь, нам тоже было интересно выведать пару секретиков. В день прибытия был назначен дипломатический приём в посольстве, а у меня, как назло, особенно разыгралась фантазия.

Сорен обернулась и придирчиво оглядела его. Талос расплылся в улыбке.

* * *

— Мисс, вы позволите пригласить вас на танец?

Темнокудрая девушка оглянулась и заинтересованно взглянула на мужчину, так бесцеремонно вторгнувшегося в её личное пространство, сотканное из глубоких размышлений.

— Я не против. Оставим важным персонам решение важных вопросов, — она изящно, почти не касаясь, положила руку на его плечо, оставив бокал шампанского на столе.

Грациозная, как кошка, в струящемся платье в пол из чёрного шёлка с обнажённой до поясницы спиной, она, казалось, парила над паркетом под музыку вальса.

Мужчина сыпал комплименты, отмечая это, а девушка то и дело бегло посматривала на портфель, оставленный им возле одного из столиков ближе к углу.

— Вы тоже прекрасно танцуете, сэр, — наконец, произнесла она, найдя паузу неудобной.

— О, мисс Рашер, как только я увидел, с кем вы вошли в эти двери, почувствовал, насколько вам здесь будет скучно.

Девушка заметно смутилась.

— Никогда не понимал, зачем участвовать в политических интригах таким дорогим алмазам.

— Должно быть, для украшения, мистер…

— Райс. Для вас — просто Гордон.

Мисс Рашер неосознанно сжала его ладонь крепче.

— Ого, — голубые глаза сверкнули, — у вас довольно цепкие пальчики для такой нежной внешности, — не отрывая взгляда от больших зелёных глаз напротив, он мягко поцеловал девушке запястье, которое украшала такая же тонкая золотая ниточка, как на шее. — Не сочтёте за дерзость, если предложу продолжить разговор в менее шумной атмосфере?

В девушке загорелось что-то между торжествующим словом «купился» и оскорблённым «сочту», но она предпочла ограничиться несколько коварной улыбкой.

— Я давно наблюдаю за вами, мисс Рашер, — бархатистый тембр мог убаюкать любую даму в этом просторном светлом зале, и то, что предназначался сейчас только ей — несомненно, льстило.

— Для вас — просто Лаванда.

Сорен захихикала в кулак, а Талос с мечтательным видом продолжил.

— Та ночь была восхитительной. Горели звёзды, которые было кощунством игнорировать, но мы сели в машину и отправились в гостиницу.

— Не желаете ли вина, мисс Рашер? — Гордон не дождался ответа и скрылся в кухне, бросив на бежевом кресле свой серый смокинг.

Вышеупомянутый портфель остался лежать подозрительно близко на блестящей глади белого комода с витиеватой золотой каёмкой.

Лаванда терпеливо дождалась, когда кавалер вернулся и разлил по бокалам тёмно-вишнёвую жидкость…

— Талос, ты уверен, что дальше можно рассказывать маленьким девочкам? — спросила Сорен.

Скрулл только развёл руками, а Моника обернулась с притворной обидой.

— Дальше — ничего. Дело техники. Гордон уже крепко спал, когда Лаванда вошла в спальню. Что поделать, «припудривание носика» — дело кропотливое, а внезапно накатившая сонливость только выжидала момент, когда жертва закроет глаза. Девушка тоже пила из этой, отравленной ею же, бутылки, но оказалась выносливей. Итак, замочек на портфеле был аккуратно взломан и, после проведения необходимых манипуляций, ровно также был заперт. Там хранились данные о месторасположении скруллов, кое-какие документы и миниатюрный прибор, позволяющий крии нас распознать.

— Вы были Лавандой! — Моника рассмеялась. — А я думала…

— О, это было ужасно, — поморщился Талос. — «Гордон» ведь, кажется, всерьёз влюбился в меня. Я почувствовал себя такой дрянью. Но смешнее всего было бойцам, которым я отдал следующий приказ, уже находясь в своём истинном обличии, но женским голосом: «Возвращаемся на базу». Мне после этого общаться было страшно.

Сорен сочувствующе вздохнула и закивала, опустив глаза в пол.

— А, да. Гордон ведь пробовал меня распознать. Когда мы ехали в машине, видимо, решил перестраховаться. Прибор ничего не показал. У них такие… хрупкие контакты, — скрулл с притворной грустью сверкнул глазами.

— Здорово, — сказала Моника. — Жалко, я не могу этому всему научиться. Перевоплощаться.

— Наша способность схожа с актёрским мастерством. Слышал, в совсем давние времена, на вашей планете все женские роли в театрах исполняли мужчины. Так что, не всё потеряно.

* * *

Мария Рамбо позвала дочь вниз, чтобы «не утомляла гостей», и Сорен сразу ухватилась за эту минутку наедине, запустив в мужа веером из лиловых перьев, которым тот тут же воспользовался, поймав на лету.

— Тоже мне… Лаванда. Надо будет мне устроить тебе допрос с пристрастием на тему того, где ты ещё шлялся, пока нас не было.

— Да, пожалуйста, — рассмеялся Талос. — Я абсолютно чист.

Сорен подозрительно прищурилась и медленно улыбнулась.

Меня здесь все хватают на руки и называют кошкой. Что это значит? Я в том смысле, какое у этого слова значение?

О! Вы видели вон того важного мужичка, что с повязкой на глазу ходит? Моя работа. Я собой горжусь! Нет, ну надо же было объяснить этому землянину, что никому не нравится чрезмерное внимание.

Тоже мне… кисонька. Какая я ему кисонька?

Не устаю убеждаться: этот мир тоже полон несправедливостей. Покойная Мар-Велл, которая была мне долгое время вместо мамы, говорила, что таких, как я, осталось всего пятьдесят особей. Где же они? Сплошные копии. А ещё они меня боятся. Думаю, это справедливо. К тому же, как их вообще можно сравнивать со мной? У них же даже щупалец нет! Наверное, я всего один в этом мире.

Надо будет пожалеть Фьюри… Ласки всё-таки хочется, правда, глаз ему вернуть я не смогу.

Вчера играл с Талосом в прятки. Я искал, а он прятался. Самая забавная часть пряталок в том, что я его всегда нахожу, а он каждый раз отвечает мне грубостями на разных языках, но таким ласковым голосом с хрипотцой, что завожусь прямо от восторга.

Позавчера так перенервничал, что уснул рядом с тётей Сорен на подушке. Проснулся в закрытой коробке, замотанной клейкой лентой. Классный домик! Никаких лишних рук. Мягкая подстилочка и две дырочки, чтобы дышать и наблюдать. Что-то забыл… Точно! Когда завтрак?

Фьюри? Талос? Вы где?

* * *

Выбрался из коробки. Милая кудрявая девочка решила меня пожалеть. Правильно. Начинать вечер с массажа животика полезно.

Знаете, я хоть и флеркен — самое опасное животное в мире, но зачем так верещать? Я же объяснил, что это моё место. А то, что вы, мой генерал, решили побыть сегодняшней ночью моей подушкой — уж извините.

И ещё, сколько раз вам повторять: я пробовал на вкус только тех ребят с планеты Хала, в другом — не замечен.

Кстати, игры у них… странные. Им бы самим намордники одеть. Оскорбили, в клетку посадили, никакого уважения, о несварении вообще молчу. А потом Фьюри зачем-то попросил меня скруллов покусать. Талоса не узнал? Когда они поругаться успели?

Я друзей не ем, максимум, эксплуатирую.

А, если честно, Талос — единственный, кто меня тут уважает. Например, сегодня на рассвете он опять выгнал меня на улицу из нашей общей кровати. Согласен: пробежка на свежем воздухе весьма полезна.

Я уже выучил одно ругательство, и теперь, когда он его только начинает произносить — уже бегу тренироваться. А что? Калории сами себя не сбросят.

Оказалось, кошки — это заразно. Не верилось, а ведь действительно начал мяукать, а не рычать. Может, я скоро лишусь своих щупалец и превращусь в обычный пушистый комочек для тисканий? Никогда, ни за что, лучше голодная… нет, данное откровение, пожалуй, лишнее.

Тётя Мария сказала, что это магнитная буря настроение портит. Надо пойти поспать… или с Талосом побегать.

Интересно, а все они знают, что я их понимаю? А то вчера растянулся, попросил скрулла чуть-чуть пододвинуться — он даже не выгнал. Впервые.

Хм, говорят, что кошки не улыбаются. А я — флеркен, я — улыбаюсь.

Эх… Скруллы скоро уедут. И пойдём мы бродить вдвоём по свету — я и мой раб Фьюри. У него, говорят, работа интересная. Люблю шпионские игрушки. Буду ездить в крутой машине, носить крутые очки — вчера видел такие кругленькие с голубыми стёклышками у одной молоденькой собачонки. Крик подняла страшный, но как хороша! Оружие у меня своё есть, безотказное, ещё обаяние, только вот на Талоса почему-то не действующее.

Он вообще обо мне заботится. Сказал Фьюри меньше меня молоком поить. Ура! Впервые послушал! Конечно, а кто из вас не звереет от такого переизбытка лактозы и долгого отсутствия свежего…

О, говядинка! Это кто же положил? Знакомый запах…

Люблю я этого скрулла.

Зря ты так со мной, мой любезный зеленокожий друг. Теперь я точно тобой закушу, причём абсолютно случайно, по любви сердечной. Спасибо тому святому существу, что тебя надоумило добавить в говядинку капельку экстракта валерианы! Фьюри думал, я просто крепко засну? Меня больше тянет побегать.

Чувствую прилив любви и ещё нечто странное… дурное предчувствие, а я ведь даже не начал буянить. И вообще, сплю я, как и задумано. Не знаю ничего.

Помню, что точно проходил мимо стола. Тот стоял ровно, а не косил на одну ногу. Ладно, не суть. В любом случае, надо, как можно скорее, спрятаться в надёжном месте, ведь совесть подсказывает: именно я смолотил запечённую индейку целиком, пока никто не видел.

Нет, исключено. Это не я снёс полноги столу и разодрал ковёр. И вообще, просто кому-то убирать чище надо.

Дойти… Я должен дойти… до кровати. О! В комнате милой кудрявой девочки было весело. Купаться в пушистых игрушках — одно удовольствие, особенно…

Нет, я, наверное, уже сплю. Она снова там. Большая рыжая красотка с золотистыми глазами и чёрными полосками на спине. Уверен, ты настоящая. Настоящая молчаливая королева. Ты смотришь на меня и выражаешь чистый гастрономический интерес — это так привлекает. Я скромен, но тоже с секретом, знаешь ли.

Вот опять. Точно обвинят, что это я расколотил люстру. Мне лень, но надо сделать так, будто я вообще сюда не заходил. А это что? Нет, вот, извольте, но окно точно не разбивал. Выбежал через левое и вернулся через него же, предварительно открыв… ведь не лбом, да? Болит, кажется.

Почему так грязно-то? Я — чистоплотное создание и точно помню, что умывался после тщетных попыток поймать какого-то противного грызуна на заднем дворе. Юркий, зараза. Зато набрал для тёти Марии цветов. Надо её отблагодарить за гостеприимство. Раб один не догадается, весь в трудах: водичку мне поменять, шерсть вычесать, маникюр, педикюр, горячую ванну налить — это всё ведь времени требует.

Чего смеёшься, картинка в рамке? Знаю я, что он ничерта не делает. Всему ж учить надо. Спасение мира подождёт, а старый, измученный, голодный флеркен — нет.

Я, конечно, не жалуюсь на возраст, и всего мне хватает, но попробовать провести «умирательную акцию» стоит. Совсем, гад, гладить перестал. Не доверяет он, понимаете ли. Знаю я всё.

Ух, как красиво-то! Ярко! Когда только успевает тётя Мария делать ремонт? Стоп. Где она нашла обои со священными письменами флеркенов?

Нашёл… неужели, я нашёл следы своей родни? О, Богиня! Своди меня в тот магазин!

Лестница, кажется, стала намного длиннее. Как же хочется скорее упасть на ворсистый ковёр в моей большой комнате. Идеальный антистресс: разомну подушечки на лапках, почешу моську, (конечно, Фьюри, молодец — приучил к ласке, а теперь игнорирует), растяну позвоночки.

Люди! Я, кажется, абсолютно счастлив! Это вам не сутками по аэродрому щеголять и слушать рёв крылатых машин.

Романтика, конечно: встречать и провожать. Помню, как до безумия хотел узнать, куда же они все улетают. Красиво. Такая свобода! Но уши, бывает, закладывает.

Вот, зачем я опять своего раба вспоминаю? И почему меня не покидает мысль, что мы сегодня довольно близко общались? Погодите… Это же ему я отполировал за завтраком его священный лоб. Кажется, понравилось. Единственный глаз заблестел. И это при всём том, что полировал я его щупальцами. А подобная честь не для всех предназначена.

Да, Талос?

О, уже слышу, как «радуется» тётя Мария. Вовремя нашёл укрытие. Им сейчас точно не до лазелок по антресолям. Посмотрю шоу и баиньки.

* * *

Меня простили, кажется. Смотрят осуждающе, но положили сметанки. Думаю, это знаменует начало грандиозной диеты.

Поза «животик вверх», приплюсованная к «взгляду в душу», должна помочь. Вот! Получилось.

Как же растопить твоё сердце, мой зеленокожий друг? Нет, я не целился тебе в ухо, я хотел поцеловать в шею. Не надо меня за щупальца хватать! Вот что мне с тобой делать, а? Смотри, как тебе идёт рыжий воротничок моего шикарного хвостика. О, он уже смеётся.

Нет, дружище, меня не скоро отпустит, я уже сам себя боюсь. На самом деле, мы — раса скромная, чтобы вот так отдаваться. И вообще, это всё кошки… кошки…

Спать. Это был один из лучших деньков моей жизни!

Разноцветные рождественские огоньки приятно грели кожу детских ладошек и играли на фиолетовой радужке больших скрульих глаз; подмигивали, плавно перетекали друг в друга и сменяли ритм, словно кто-то незримый руководил ими. Эбигейл полюбила эту гирлянду. Отсутствие лишних проводов позволяло таскать её куда угодно. Понятие о Рождестве было дочери скруллов в новинку и очаровало с первых минут.

Все в доме замечали, что Эбигейл молчалива. Люди списывали это на непривычную атмосферу, толику недоверия, в котором винить ребёнка, пережившего столько стресса, было крайне глупо. Но Талос не торопился списывать проблему на волю времени. Он давно разгадал этот ребус, открыв при этом ещё один, касаемый лично себя.

Эбигейл боролась. Каждый день, час, миг на этой планете, пусть Моника Рамбо не отходила ни на шаг, увлекая во всевозможные игры. Она боялась. Боялась предательства, появления врагов, даже Талоса. Она его практически не помнила. И он ненавидел себя за годы разлуки не меньше, чем Империю Крии.

Эбигейл любила проводить время, рассматривая огоньки. Красные напоминали ей пещерных светлячков на Скруллосе. Когда они стаями облепляли чёрные мокрые камни, вся пещера заливалась сочным гранатовым блеском. Мама носила её в одну такую пещеру ночами и рассказывала сказку посреди этой мини-Галактики. Эбигейл не помнила самой истории, но помнила прикосновение заботливых рук, блеск огней и родной шепот.

Зелёный цвет — цвет жизни, и мира котати — ещё одной жертвы гнева Империи Крии. Отец рассказывал, что мирные монахи Халы спрятали немногих представителей этой расы в своих крепких храмах. Страшно думать о том, как они там, и что будет с теми храбрецами, что посмели держать нейтралитет в войне.

Жёлтый — цвет золота и огня. Губительный и прекрасный в любой форме. На мрачном Скруллосе, опутанном серо-белыми туманными кольцами, пламя лишь поблескивало оранжевым в основании, а вверх уносилось розово-синими всполохами.

Прекрасный голубой цвет отзывался в девочке печалью. Цвет Крии, несущий погибель всем, кого они именуют «заразой». На Земле его много, символизирует он здесь совсем не боль и страдания, а покой, свободу, воздух, живительную влагу.

Наконец, детские пальцы коснулись крайней лампочки. В ней горел фиолетовый цвет. Цвет памяти. Цвет крови. У скруллов она такая.

Эбигейл скомкала горячую гирлянду в ладошках. Цвета круглых мигающих лампочек слились в один. О чём она вспоминала и мечтала в такие моменты, размышлять можно долго, но не всегда стоит. Ковырять старые раны крайне некрасиво в любом обществе и особенно, если не такие уж они и старые. Время не властно над памятью.

Ей казалось, что она везде чужая. Взрослые скруллы хотя бы знали родную планету, а к Эбигейл воспоминания о доме приходили во снах только рваными вспышками, от которых скорее хотелось скрыться.

Иногда девочка спускалась вниз к ужину и украдкой разглядывала отца. Он чувствовал этот взгляд и осторожно обрывал его полной обожания улыбкой. У неё она такая же: робкая, застенчивая, с хитринкой.

Девочка много слышала об отце в гулких «немых» коридорах скрытой лаборатории. Успела нарисовать в своём юном воображении образ храброго защитника и воина, который однажды разорвёт тишину уютной «клетки». Сейчас она узнавала его в мужчине, которого мама представила ей как отца, и почему-то не могла сложить в один паззл, казалось бы, простую картинку. Тот, кого бойцы зовут героем и кому благоговейно смотрят вслед, для неё просто папа, перед которым ей можно быть любой, которому можно рассказать без опаски любой секрет, кому не нужно бояться наскучить, к кому не страшно прийти за глотком поддержки и ласки после ночного кошмара.

Талос проводил с ней сутки напролёт и часто замечал, как дочь в минуты одиночества, играя с многострадальной гирляндой, анализирует каждый его шаг или слово, и выбирает, что скажет или сделает сама.

Эбигейл боялась улиц. Просто потому, что избегала возможных ошибок, и все её первые перевоплощения проваливались из-за недостаточной концентрации внимания. Возможно, девочка попросту не знала чем или кем хочет стать, да и смысла не видела тоже.

В рождественский вечер, казалось, что замаскировалась она чудесно, но соседский мальчик почему-то обозвал чертёнком, и хоть в голосе не слышалось неприязни, слово ей не понравилось. Она ведь перевоплотилась в среднестатистического земного ребёнка, но никак не в чёрта, и мысленно поблагодарила Создателя за то, что научил хотя бы прятаться.

Ещё Эбигейл заметила, что у людей принято дарить на праздники подарки, но она не знала, чего можно просить ещё, если твоя семья рядом, и во дворе не сверкают выстрелы.

Развернув гирлянду снова, девочка обратила внимание на провода и пришла к мысли о том, что как связаны между собой огоньки, так всё взаимосвязано и в жизни. Обрежешь одно — погаснет другое.

Стоило ночной темноте зажечь на небе звёзды, Эбигейл поднялась на крышу невысокого домика, служившего теперь скруллам временным пристанищем. Талос, казалось, даже не дышал, лежа на этой самой крыше и немигающим взглядом смотрел в холодное небо. Девочка бесшумно опустилась рядом, чувствуя, как сильная рука обнимает её плечо.

— Расскажи мне о доме.

Эбигейл скрылась в лесной чаще, попутно скинув неудобные босоножки. Сказать честно, дело было совсем не в них, а в том, что девочка расы скруллов привыкла бегать босиком. В обличии ровесницы Моники, возможно, чуть-чуть постарше, с золотистыми вьющимися волосами, убранными в короткий хвостик и одетая в джинсовый сарафанчик до колен, она пробежала по тропинке, уводящей подальше от людей. Что такое надеяться только на собственные силы, Эбигейл знала не понаслышке.

Её семья гостила на Земле уже год, четыре месяца и два дня. За это время девочка уже несколько раз успела допустить мысль о том, что остаться здесь навсегда всё-таки было бы не так плохо.

Над головой светило солнце, пели птицы, пышные зелёные ветви деревьев шептались о своём, и девочка ловила каждое «слово» своими замаскированными, но всё-таки знакомо острыми скрульими ушами. Никакой угрозы.

Одного смелого прыжка со старой ели хватило Эбигейл, чтобы оказаться на земле. Одинокие прогулки по лесу так и не успели наскучить, правда, факт отсутствия обратной связи с новым миром иногда наводил некоторую тоску.

Вдруг под ногами послышался шорох. Девочка смело взяла существо в руки, и то по-хозяйски обвило их тугим телом. Змея явно приняла новую знакомую за своего хладнокровного сородича и, тихо шипя, без агрессии исследовала её, прощупывая на слабые места. Длинная, чёрная, с красноватыми глазками, она, казалось, своим спокойствием, лишь вводила жертву в заблуждение, но вступать в бой всё же не решалась.

— Как ты это делаешь?

Скрульий слух уже давно уловил крадущиеся шаги маленького соседа семьи Рамбо, который, несмотря на материнские запреты, продолжал убегать в лес вслед за Эбигейл. Он следил за ней и пытался понять, каким образом она всегда ускользает из его упрямого поля зрения.

Девочку забавляло такое внимание. Теперь, да. Сперва же, она очень пугалась, хоть и видела перед собой не вооруженного криианского офицера, а всего лишь юного землянина, сердце которого билось чаще обычного в её присутствии.

— Привет, Тим, — произнесла она, улыбнувшись той самой улыбкой, которая озарила лицо отца, когда он узнал о робкой и столь же навязчиво отчаянной первой влюбленности мальчишки, которому было всего семь лет.

— Что ты будешь с ней делать? — Тим будто не слушал, сосредоточив всё внимание карих газ на змее, что теперь свернулась клубком.

— Отпущу, — пожала плечами Эбигейл и осторожно положила змею в траву.

Мальчик переступил с ноги на ногу и облегченно выдохнул. Он заметно волновался, не зная, как лучше начать разговор.

— Ты это… такая быстрая, — сказал он, краснея и рассматривая что-то под ногами. — Красивая.

— Спасибо, — улыбнулась Эбигейл.

— Ты можешь, — Тим вдруг осекся, покраснев еще больше. — То есть… можно мне проводить тебя домой?

Вдохновленный согласием, он совершенно осознанно предложил девочке срезать путь и пройти по сваленному через небольшой овраг дереву. Тим уже проделывал подобный трюк не раз, и явно хотел похвастаться перед ней.

Первую половину пути он почти не волновался, но на середине нога вдруг предательски соскользнула. Тим вскрикнул, ударившись о ствол, и зажмурился, предвкушая падение.

От досады сжало горло. Почему-то стало казаться, что это дерево двоих не выдержит, да и показывать слабость совсем не хотелось, но Эбигейл крепко вцепилась в маленькую ладошку, видя, что долго ребёнок не удержится. Он хотел позвать её на помощь, но мальчики этого возраста слишком влюблены в самостоятельность.

Эбигейл смотрела на него изучающе и взволнованно всю обратную дорогу.

— Ты такая сильная, — выдохнул Тим.

Когда, наконец, показались знакомые дома, и лес поредел, мальчик зашагал уверенней, забыв или не заметив, что раз пять за всю прогулку проболтался любимой девочке о том, как сильно на самом деле заблудился.

Сегодняшний день и везение с самого начала были вовсе не на стороне Тима. Сперва, он привычно убежал вслед за Эбигейл, а потом задумался, засмотревшись на летящий в небе самолёт, и почти сдался страху, мечтая увидеть ту, которую так рвался защищать.

Такой очаровательной была мальчишеская скромность, что хотелось постоянно улыбаться и даже попробовать открыться, наивно поверив в то, что истинного обличия Эбигейл Тим не испугается. Не успев даже осознать собственную мысль, девочка на миг потеряла концентрацию способности, но вовремя спохватилась: проступившая зелёная кожа на правой руке снова приняла загорелый розовый оттенок, а ярко-фиолетовые вены побледнели.

Вечером соседи устроили для семьи Рамбо и гостей большой пикник. Тим болтал без умолку, вспоминая приключение в лесу.

— Мне даже почудилось, что у неё самой змеиная кожа!

— Интересно, — мягко отозвался Талос, потягивая молочный коктейль, и прищурился поверх синих солнечных очков.

— У вас богатая фантазия, молодой человек, — улыбнулась Сорен, и мать Тима тут же отметила, что мальчик хорошо рисует.

— Дядя Талос, а можно мне нарисовать вашу дочь? — с неестественно серьёзным для своего возраста видом спросил Тим, и Талос хохотнул, попутно вспоминая с толикой ревности, что, кстати сказать, разрешения гулять с Эбигейл смышленый мальчик никогда ни у кого не спрашивал.

— Не против.

Пока взрослые вели шутливую беседу, Моника стащила с клетчатой белой скатерти тарелку с клубничными пирожными и по-хозяйски разлила детям персиковый сок. Солнце покатилось вниз, став огненно-рыжим, и окрасило в розовый облака на небе.

— Знаешь, — зачарованно прошептал Тим. Ему ясно сейчас виделся аметистовый блеск на радужке светло-зеленых глаз Эбигейл. — Ты такая… пугающая, но великолепная.

— О чём он говорит, Моника? — девочка обернулась, безмолвно прося подыграть и заодно переваривая услышанное.

Разве может пугающее быть великолепным, да ещё и настолько, что ради того, чтобы лишний раз это увидеть, стоит побороть страх и научиться ходить над пропастью в тёмном лесу?

— Перегрелся, наверное, — с доброй усмешкой пожала плечами младшая Рамбо.

— Что пишешь?

Кэрол тихо села напротив и осмотрелась, оценивая обстановку. Привычная готовность к любой угрозе сковывала ее плечи даже сейчас, когда Земля вырвала из рук титана право на существование.

В доме пахло уютом: выпечкой, цветами, свежий тёплый лесной воздух ласкал полупрозрачные занавески на небольших окнах, в которых, как в зеркале, отражались солнечные лучи.

На вопрос Фьюри не ответил, лишь поднял хмурый взгляд и закрыл крышку ноутбука. Кэрол и не ждала другого. Наблюдая за людьми, с которыми была едва знакома, но совсем недавно сражалась бок о бок, она все чаще спрашивала саму себя о чувствах.

Может, с точки зрения практичности, это было хорошо, но всё-таки, понимала Кэрол, к этой планете, родной с самого детства, в ее сердце должно было находиться чуть больше, чем просто ничего.

Похороны Старка, печальные, и вместе с тем тёплые улыбки, взгляд в новое будущее, в котором до конца ещё не ясно, как жить и с чего начинать — ничего из этого ей не принадлежало. Она всё ещё здесь гостья, и надела чёрный костюм потому, что так принято.

Она смотрела сейчас на Фьюри и почему-то ощущала себя неловко, ведь теперь сама пыталась разрядить этот его тяжёлый взгляд и вытащить наружу того прежнего Фьюри, который по молодости лет столкнулся с неземной цивилизацией и выглядел в ней нелепо. Теперь перед Кэрол сидел совершенно другой Ник Фьюри. Черствый, требовательный, смотрящий на всех, в первую очередь, как на возможных преступников.

Кэрол позволила себе улыбку и опустила глаза. В конце концов, не так важно место. Имеет значение тот, на чей зов она без раздумий придёт. А к Нику она привязалась как к маячку, напоминающему о доме, которому она была взаимно нужна. Эти чувства действительно стоили дорого.

— Может, навестим друзей? — виновато спросила Кэрол. — Вместе.

Она явно искала защиты, сделав акцент на Фьюри. Невероятно сильная Кэрол оказалась совершенно уязвима перед тем фактом, что ещё ни разу за все время не навестила семью Рамбо. Это сколько же сейчас Монике? Какая она? Жива ли Мария?

У Кэрол были веские причины отсутствовать, но, в данном случае, звучали они как пустые оправдания. Вдруг они решили, что она их забыла? Как её встретят? Как начать разговор? Не слишком ли она поздно? Не пропустила ли нечто действительно важное для себя за вечным войнами? Жизнь проходила мимо неё. То единственное, что ещё оставалось от простой земной девочки по имени Кэрол.

— Согласен, — Фьюри убрал ноутбук в портфель и тяжело встал, поморщившись. Перевязанная рука остро реагировала на любое движение. — Ты поведешь.

Машину одолжила Пеппер. Было весьма неловко просить об этом у вдовы и в такой день, но женщина настояла сама, предложив первой. Миссис Поттс всегда умела подать себя в обществе таким образом, что ни у кого не возникало и тени сомнений в правильности и справедливости её решений.

Поблагодарив за ужин и попрощавшись, Кэрол бережно взялась за руль дорогого автомобиля и нажала на газ. Дорога казалась ей гораздо длиннее, чем было на самом деле, зато тяжелые мысли успешно выдувались в открытое окно, и вроде бы даже Фьюри немного расслабился, повертев в руках старенький коммуникатор.

— Представляешь, если бы не сработал?

— Говорят, сила мысли творит чудеса, — улыбнулась Кэрол. — Я… Знаешь, честно сказать, мне не верилось. Такой отваги, жертвенности мало где встретишь. Без всех этих людей я не смогла бы… долго.

— Если ты думаешь, что я решил все свалить на одну тебя, ты ошибаешься. Им нужна была уверенность, надежда, знание твоей территории. К тому же, ты тоже Мститель.

— Работаю на тебя? — притворилась оскорбленной Кэрол, но тут же смягчилась. — Я скучала, веришь?

Фьюри не ответил, но его взгляд говорил о многом.

Они приехали к ночи, в доме ещё горели огни. Слышались залпы салюта, и Денверс проняла дрожь. Она проникалась каждой победой, а эта была особенной.

В кухне колдовала женщина. Стройная, с короткой стрижкой, в домашнем костюме: горчичных брюках и белой футболке. Она аккуратно задвинула стулья к опустевшему столу и выключила свет. Лишь тогда Кэрол оторвалась от желания смотреть в окно.

— Невежливо, — тихо отругала себя Денверс, но все-таки решилась и позвонила в дверь.

Открыла Мария. Если бы Марии было сейчас немного за тридцать.

— Здравствуй, лейтенант заноза, — улыбнулась Кэрол, ощущая как что-то царапает горло.

Моника взглянула холодно. Неестественно холодно, и это очень шло представительной даме, которой она стала. Задумчиво глянув за спину «тёти Кэрол», она произнесла:

— Приятно, что ты помнишь, но я заслужила повышение.

И обняла, смяв пальцами ткань чёрного пиджака.

Стол вновь был накрыт. На нем появились остатки орехового пудинга, бутылочка кофейного ликера, несколько порций мяса по-французски, вино. Моника рассказывала, как общалась с подругой в лётном училище, но вдруг нить разговора оборвалась, а тело сковала усталость, пропала опора под ногами. Жизнь остановилась. А то, что оказалось за ней, не принесло покоя, которого ожидают люди после смерти. Щемящая тревога, разговор без обратной связи, Монику кто-то звал, но ответа не слышал… и отвечал себе сам. Мир совсем не изменился. Просто Моника, как и многие другие люди превратились в нечто бестелесное. Она путала мёртвых с живыми, искала маму, и когда нашла, оказалось, что та прекрасно видит и слышит её. И вот тогда пришёл покой. Скорбь сотен тысяч притупилась в их головах, ведь семья воссоединилась. Время перестало существовать, оставив последний призыв смириться. И они практически смирились…

На шум спустилась в кухню Мария. Абсолютно не изменившаяся, лишь седина чуть-чуть посеребрила чёрные виски. Казалось, с возрастом в этой женщине только прибавилось энергии. Спортивное телосложение, огонь в глазах, бешеный ритм жизни — отличительные черты влюблённых в небо, пусть эта же жизнь нередко швыряет их вниз.

Кэрол ощутила тепло. Здесь почти ничего не изменилось с последней встречи. Ей это нравилось, это заполняло пустоту внутри.

Фьюри незаметно ретировался во двор, оставив женщин одних наедине с их радостью. Даже таким как Кэрол нужна была разрядка.

Вокруг мягко стелился туман, зазывая в свой плен. Фьюри прошёл вперёд, свернул на дорогу и двигался прямо, пока не упёрся в небольшой брошенный домик. Странно, прошло столько лет, а его так и не тронуло время. Может, взгляд просто замылился, и это совсем не то место, которое Фьюри, скорее в шутку, обозначил в зашифрованном сообщении, посланном на скачанные у Кэрол координаты. Конечно, без её согласия.

Нет, убедился он, это то самое, нужное место. Небольшой бугорок с широким серым камнем оспорил последние сомнения. Ник едва расслышал, как кто-то подошёл сзади, выйдя из молочно-белой дымки.

Эта встреча была желанной. Ник никому не скажет об этом, но он всегда благодарил Вселенную за то, что тех, кого он в молодости считал друзьями, остались ими и сейчас. Тёмная тень казалась неясной, такой же призрачной, как и сам густой туман, но на самом деле была вполне реальна и осязаема, пусть и двигалась едва заметно. Медленно, неумолимо, вкрадчиво.

Фьюри, должно быть, впервые задумался: а что если есть доля правды в рассказах о скруллах? Впрочем, у страха глаза велики, а Фьюри не имел привычки бояться. Его можно было взбесить выбившимися из-под контроля обстоятельствами, не напугать ими. Но уж больно этой худой остроухой фигуре в перламутровом плаще, что пришла на его зов, были к лицу загадочность, смертоносность, губительная скорость, неуловимость. Притягательный взгляд изучающих глаз фиолетового оттенка и некоторая магия в лёгких жестах.

— Можно узнать, как догадался?

Приятный голос с лёгкой хрипотцой проник в сознание и отозвался внутри теплом.

— Самое главное обычно прячут как можно ближе к угрозе. Так она становится незаметней личных вещей врага, разве нет?

— Но шифровку ты подстраховал ловушкой, — одобрительно проговорил Талос и приветственно склонил голову. — Рад видеть снова.

— Это взаимно, — Фьюри коротко обнял скрулла за плечи.

Внутри накопилось многое, о чём, как оказалось, он мог рассказать только ему. Но только потому, что от Талоса не могла укрыться, кажется, ни одна эмоция собеседника. Проницательность была их общей чертой, благодаря которой шпионам можно было оставаться краткими. Нет, в планы Фьюри не входило никого эксплуатировать, и скрулл, как никто другой, мог воспринять это правильно. Щ. И. Т. у нужен лидер. Сильный, расчётливый, вдохновляющий, держащий всех под мощным крылом, человек без возраста и слабостей. В трех словах — прежний Ник Фьюри. Таким, каким себя он сейчас не чувствовал.

* * *

— Вот так оно всё и случилось…

Он шумно выдохнул, завершив рассказ о щелчке, его последствиях, битве после него. Тихий, немного усталый, расслабленный голос Фьюри растворился в густом тумане. А перебранная и заново проанализированная информация снова сложилась в голове в большую папку с названием: «Дело Ника Фьюри». День, когда молодой агент Щ. И. Т. а впервые познакомился с большим космосом, задышал обыденностью без былого трепета.

Талос полудремал, на что было глупо обижаться. Вообще, заставить его хотя бы создать видимость спокойствия — весьма кропотливое занятие. Черничный взгляд периодически что-то высматривал в предрассветной тишине, да и чего греха таить, сам Фьюри, углубившись, в пересказ последних событий с Земли, начал возвращаться к ощущению скрытой угрозы.

Талосу тоже хотелось вспомнить, было кого помянуть и за кого порадоваться сегодня. Случайность или нет, но именно эта ночь на Земле совпала с годовщиной одной далекой трагедии, о которой скрулл обычно предпочитает молчать.

Небо на миг залило огнём. Все звезды растворились, а когда вновь зажгли свои крохотные огоньки на чёрном небосводе, планеты, бывшей скруллам домом, не стало. Теперь на них, наблюдавших трагедию из иллюминаторов шаттла, смотрело абсолютно чужое, мертвое, безразличное небо. Туманный Скруллос, разорвавшись на части, утащил за собой и врагов, не успевших отдалиться на безопасное расстояние, но эта весть никак не отозвалась в сердцах спасшихся.

Талос всматривался в темноту и пролистывал в голове снова и снова последний миг наедине с женой и дочерью, убеждая себя, что Мар-Велл не солгала и надёжно спрятала их. Они улетели, укрывшись куполом маскировки. Мар-Велл сдержала обещание. Ей незачем…

— Я не снаивничал? — вслух спросил у себя генерал.

Вдруг благородный жест со стороны Лоусон — блеф, и на самом деле то, что ждёт сейчас Сорен и остальных в её тайной лаборатории гораздо страшнее, чем погибнуть при обстрелах или взорваться вместе с планетой?

Талос круто развернулся на каблуках кожаных сапог. Чей-то вопрос остался без ответа.

— Они заплатят, — приглушенное шипение заполнило пространство.

Внутри клокотал гнев, но многие из бойцов выражали всем своим видом полную отрешенность. Сегодня пролилось слишком много крови, чтобы мчаться в погоню — Талос и сам знал это, но стоять спокойно, слушая как сердце стучит в висках, разрывая грудь, было невыносимо.

Наконец, не сказав ни слова, Талос направился к своей каюте и почти не ощутил, как один из старых друзей положил ему ладонь на плечо.

— Тебе нужен отдых. Надо беречь силы.

— Мы потеряем время, — отрезал Талос.

Пальцы больно впились в ладони, но он не чувствовал, а сознание снова и снова озаряла губительная вспышка.

— Его можно выиграть, — спокойный голос обжигал слух, но говоривший был, безусловно, прав, как подсказывало чутьё.

Талос не запомнил момента, как в руках оказалась металлическая фляга с напитком, вкус которого абсолютно не ощущался из-за нервного перенапряжения. Он сделал глоток, попутно разрабатывая план следующих действий. И своих и предположительно вражеских.

— Что ты дал мне? — злой вопрос будто не ему принадлежал, а потом в сознание вторглось, как друг укладывает его на койку у иллюминатора.

Взгляд впился в размытую темную фигуру у двери, подозревая саботаж, но всё тот же спокойный, миролюбивый голос по-прежнему тихо произнёс:

— Спи, генерал. В течение шести часов тебя никто не потревожит. Ни о чем не беспокойся. А по-прошествии этого времени, можем поговорить, если захочешь. Об этом, — скрулл усмехнулся, подбросив флягу, и исчез.

Он был из тех, кто брался за самое сложное. Иронично — быть в итоге вскрытым в лаборатории при Щ. И. Т. е. Впрочем, туда тоже, кто попало, не попадает.

Талос, даже проваливаясь в забытье, не терял ни малейшей детали разговора. Он дорожил доверием Фьюри, который с годами сделался более закрытым. Впрочем, в столь откровенно рассказанной истории не было ничего такого, что можно использовать в корыстных целях. Подобные вызывают лишь уважение к планете, бросившей вызов такому мощному противнику как Танос.

— Тебе бы поспать, дружище, — Фьюри мягко коснулся его плеча, но скрулл лишь улыбнулся, будто бы извиняясь. — Знаешь, чего я хочу? — взгляд блеснул знакомым озорством.

— Чтобы я стал мухоловкой?

Фьюри коротко рассмеялся. То, что Талос помнил его как короля нелепых идей вводило в неловкое положение, которое вызывало симпатию. Прошлое казалось таким другим, наивным, даже чистым, с другими проблемами, которые сейчас выглядели пустяками.

— Хочу один гиперпрыжок.

— Тоскуешь по космосу?

— Это мой старый секрет, — уверенно ответил Фьюри, вставая с полуразвалившейся ступеньки возле дома.

— И куда прыгнем?

— А куда хочешь.

— Идёт, — потянулся Талос.

Если бы их подслушивало ухо недоброжелателя, то оно, как и любое другое, не уловило бы в разговоре просьбу о помощи. Она растворилась в двух старых тревожных историях, которые, в свою очередь, надёжно спрятал седой старец — туман.

* * *

Сорен усадила Фьюри в кресло. Сперва перед ними была только пустота, прохладные стены усовершенствованного крейсера. Скруллы что-то чинили и разрабатывали, периодически переговариваясь на своём языке.

Сорен с интересом ждала ответа на свой вопрос. В коллекции находилось множество голографических картин. Некоторых курортов, тем более в первозданном виде, не сыщешь теперь и на Земле тоже. Память огромна, а воображение у скруллов, наверное, даже больше.

— Давай что-нибудь светлое, с видом на море.

Жена генерала глубоко задумалась, а затем что-то нажала на подлокотнике. Фьюри удостоверился: случайно эту кнопку нажать было невозможно. Перед креслом возникли, сперва размытые, очертания белого пляжа с зелёной пальмой у моря.

— Попросить принести кокосовый коктейль? — с улыбкой спросила Сорен и тут же поймала взгляд мужа, говорящий что-то вроде: «А педикюр ему не сделать?» — Талос.

Скрулл ещё раз закатил глаза и с нежностью подмигнул, подойдя к Фьюри со спины.

— Теперь ты — наш пленник, — заговорщически произнёс он, принимая облик друга.

— Сколько угодно, — блаженного потянулся тот. — Только приплюсуй к инструкциям ещё один пункт: «Звонить только в крайней необходимости».

— Этот пункт у тебя идёт первым номером.

— Подчеркни, — довольно улыбнулся Фьюри. — Впрочем, с такой компанией не нужны никакие инструкции.

Его взгляд скользнул по Сорен. Она подошла к мужу и, нежно обняв, хитро произнесла:

— Я за ним прослежу.

— О, не сомневаюсь, — с притворной досадой ответил генерал.

* * *

«Фьюри» вернулся в дом Рамбо и понял по взволнованным взглядам, что его уже обыскались. Перед Кэрол Талос себя не обнаружил, хотя очень хотелось всем показаться.

Начиналось новое утро, туман почти рассеялся. За завтраком он сам заговорил о скруллах и услышал о себе множество тёплых слов. Никогда ему ещё так сильно не хотелось сдаться, сорвать режим условленной секретности. Какие же они были красивые, возмужавшие, любящие жизнь. Его нисколько не удивляло, что эти люди смогли победить саму Смерть.

Когда на пороге дома появилась Сорен в обличье ближайшей соратницы Фьюри, настала пора прощаться. Снова. Он надеялся, что ненадолго. Теперь — точно. Талос уже давно твёрдо решил, что напрочь отвык от простой жизни.

А на Земле — вызывали особые эмоции даже СМС. Вот вроде этой:

«Покормите чем-нибудь флеркена. Бедняга так долго питался подножным кормом».

Фьюри с деловым видом прошёлся по кабинету. Честно сказать, он был рад вернуться. Привычная, можно сказать, мистически-мрачная одежда сидела на нём как всегда идеально, единственный глаз тут же оценивающе оглядел пространство.

Телефон молчал. Ему это нравилось. Значит, каждый и без него знает свою работу, и никто не заметил подмены. Фьюри задумался: как бы не было сильно желание остаться на «курорте», он действительно соскучился, да и не помешало бы, наконец, размяться. Ещё внезапно захотелось пригрозить половине штата увольнением: не распознать за столько времени чужака в его обличии — неужели, никто даже не заподозрил?

Фьюри хитро улыбнулся. Быть в дуэте с Талосом ему безумно нравилось, лишь бы только он не решил, что его просто нагло используют.

Директор живо смекнул, что к чему: Мистерио, элементалы, Паркер. Парнишка здорово натерпелся, но то, что не отступился от дела, лишний раз доказывало его надёжность. Да, он ещё молод и, наверное, это действительно неправильно — втягивать ребёнка во всевозможные противостояния, но Питер — мститель. Старк доверял ему.

На Земле всё как обычно: некогда размусоливать чужие психологические проблемы, да и свои собственные тоже. Не время уходить на пенсию, время действовать, и интуиция подсказывала Фьюри, что за «отпуск» он однажды тоже должен будет чем-нибудь заплатить.

Камеры видеонаблюдения, любительские съемки зевак, репортажи: всё это в красках описывало суть проблемы и предупреждало о новых бедствиях. Ещё он видел «себя», оказавшимся перед дулом боевого дрона, который тут же был сбит одним метким попаданием и с оглушительным свистом полетел вниз, оставляя за собой огненную дорожку.

«А я крут», — мелькнула мысль. Ему нравилась возможность наблюдать за всем со стороны.

Нет, Фьюри не ошибся ни в Талосе, ни в Сорен, которая, как оказалось, довольно неплохо стреляет. Внутренне он переживал за обоих и был счастлив, когда услышал по телефону, что нужен.

— Что-то никогда не меняется, да? — прозвучал знакомый вкрадчивый голос, и дуло пистолета коснулось виска.

— Почему же? — Фьюри почувствовал хитрую ухмылку скрулла, понявшего, что друг тоже целится в него сквозь ткань кожаного плаща.

Бегающие огоньки на фиолетовой радужке его глаз говорили о заинтересованности будущими неприятностями. Фьюри никогда не ошибался в этом: такие, как Талос, точно не могут жить без шпионского азарта, по крайней мере, слишком долго.

Обменявшись парой замысловатых кодовых фраз, значения которых знали только они сами, оба ощутили, как сильно разрядилась обстановка.

— Всё очень плохо, значит? — Фьюри задал этот вопрос с каменным лицом, но видя, как скрулл загадочно повёл глазами, внутренне расхохотался, узнавая себя в далёкой молодости.

— Я сделал всё, что мог.

На самом деле о Мистерио говорить не хотелось. Пробыв дома всего лишь одно утро, Фьюри уже устал от этого «героического» наигранного лица, сияющего со всех экранов.

— Меня тут спросили, — плавно уходя от темы, произнёс Фьюри, — с чего началась моя дружба с тобой. В ответ, я поинтересовался, обязательно ли для того, чтобы дружить со скруллами, нужно пожертвовать почками и тремя рёбрами?

Талос тихо засмеялся.

— Во-первых, я тебе ничего не сломал, а во-вторых, нужно было по-хорошему убрать своё хрупкое человеческое тело с моей «проезжей части».

— Это была не твоя «проезжая часть», а секретный объект, — подхватил Фьюри.

Сейчас он почему-то чувствовал, что у него есть неплохой шанс в хорошей компании продлить свой «отпуск», правда, попутно думая о делах.

— А у меня была секретная миссия, и ключи от всех замков, — твёрдо произнёс Талос. — Ты мешал мне поймать «Верс».

— Я уже понял, насколько взаимовыгоден наш альянс.

— Взаимовыгоден? — с подозрением переспросил Талос. Слово ему не нравилось, но после мысленного анализа, скрулл решил не обижаться.

— Ты отлично справился. Талантливо, благодарю, — Фьюри крепко пожал ему руку.

— Обращайся.

— Может, это с непривычки, но под твоим началом все какие-то… слишком шёлковые.

— Я отучил Паркера сбрасывать твои звонки, — рассмеялся Талос. — В какой-то момент, мне даже захотелось забыть тебя на крейсере, здесь так… уютно, — он закатил глаза и потянулся.

— Вспоминая, как Кэрол боялась, что вы пойдёте войной на нас, сейчас, мне кажется, ты её выиграешь, не сделав и выстрела.

Скрулл сверкнул глазами.

— Конечно. Взаимовыгодный альянс. Приду в школу к Паркеру, выдам ему в один день аттестат и диплом об окончании какого-нибудь престижного учебного заведения, а потом со всей его паутиной притащу к тебе.

— Может, лучше просто в багажник, — засмеялся Фьюри.

— А как же всенародная любовь? Может, я захочу стать шпионом века. Багажник — слишком просто.

— Нет, уж. — Фьюри заметно насторожился. — Попрошу убрать свои скрулльские конечности с моей «проезжей части».

— Ты сам меня впустил. — Талос хищно прищурился и, должно быть, заметив, на лице Фьюри зарождение нужной эмоции тонко улыбнулся. — Ладно. Теперь моя очередь отдыхать на берегу моря.

— Нет. Ты слишком ценный кадр.

— Боюсь, два командира не уживутся в одном здании.

— Вот и проверим, — Фьюри подмигнул единственным глазом. — Вдвоём будет проще разобраться, что здесь происходит. Побудешь мной, или ещё кем-нибудь.

— По рукам, — вздохнул Талос. — Надеюсь, смена локации и тебе пришлась по душе.

— О, отдых был потрясающий, как наяву. Если бы мне ещё кое-что вернули…

— Что именно?

— Ты действительно хочешь знать?

— Ты сам завёл разговор, — заинтересованно сказал Талос.

Фьюри несколько минут молчал, оценивая обстановку, потом кашлянул в кулак, явно сдерживая смех.

— Короче, дело принципа. Мне нужно, чтобы ты поднялся на крейсер и как можно более грозно потребовал, чтобы мне вернули мою пляжную обувь.

— Прости?

— Твои скруллы меня нагло обокрали. Я ничего не хочу сказать, просто в толк не возьму, зачем высокоразвитой расе мои тапки?

Талос несколько секунд пытался понять, шутка это или нет, всматриваясь в абсолютно серьёзное лицо друга, а потом почувствовал, как от накатывающего смеха к щекам приливает кровь.

— Знаешь, как это называется? — спросил он, чуть ли не складываясь пополам.

— Пошёл вон с нашего крейсера?

— Нет. Твой вид был слишком блаженным, и нужно было немного его поправить. Не удивляйся, будто на Земле так не делают.

— Делают. Прошу вернуть.

— Не удивлюсь, если они ровно там, где ты их оставил. На Земле так тоже делают.

«Ну да, барабашка завелась», — подумал Фьюри.

Женские руки заботливо перебирали вещи: встряхивали, складывали, укладывали на заранее протёртые полки. Сегодня её почти насильно выперли со службы. «Меч» оказался непреклонен: отдых Монике был жизненно необходим.*

Отдых… а до этого она чем занималась? Чем занимаются мёртвые? Да и кто им всем внушил, что тишина и бездействие помогут ей оправиться от смерти матери? Щелчок Старка вернул их обеих к жизни, но век Марии Рамбо был предрешён гораздо большей силой, а ей не обладали Камни. Смертельный диагноз Марии вернулся вместе с ней из мира теней.

Моника смотрела на всё в доме, как на потенциальное содержимое мусорного контейнера. Всё перестало иметь смысл, цвет, запах. Она ведь даже не оплакала маму, а та, в свою очередь, успела наказать «Мечу» никуда её не пускать. Как же это было похоже на неё. Она всегда стремилась оградить дочь от любой опасности, но Моника не была бы её дочерью, если бы всегда слушалась.

Моника смахнула слезу: плакать она не любила, даже если находилась одна. Взгляд опустился на коробку из-под обуви, заботливо обклеенную вырезками из цветной бумаги, разными наклейками и блёстками. Моника подняла её и, сев на край постели, долго не решалась открыть.

Содержимое этой коробки умело говорить. И разговаривало голосом мамы и голосами самых близких друзей, которых было не так уж и много. Моника провела ладонью по крышке, смахивая тонкий слой пыли, и аккуратно открыла.

— Что это? — «спросил», оказавшийся в ладони, рисунок голосом одноклассницы.

Моника тогда сильно увлеклась и не сразу заметила, как разговоры за спиной и справа от неё стихли. Боковое зрение уловило удивленный взгляд, от которого захотелось смеяться. Одноклассница не моргала, казалось, даже не дышала, будто увидела саму Смерть, хотя на рисунке ничего такого не было.

Моника закрыла тетрадь:

— Фантазии.

— О твоих ящерицах? — просияла одноклассница.

Моника загадочно улыбнулась:

— Осторожно, они могут заползти и в твои мозги.

Она рисовала в тот день Талоса. Точнее, стремилась наиболее верно передать его невозможные глаза. Не выходило, будто бы нужный цвет прятался от неё на большой палитре, так же, как умел это делать Талос. Моника и сама ловила себя на мысли, что не понимает, какого цвета у него глаза.

— Что? — Талос настороженно осмотрел всех собравшихся за столом. Особенно его заинтересовала реакция Марии Рамбо, которая почему-то раскраснелась и зацепила на вилку немного тушеного перца.

— Очень стильно смотритесь, — с улыбкой произнесла Моника, на что мама тихо кашлянула, а Кэрол согласно закивала.

— В смысле, старомодно? — зацепился Талос, но его лукавый взгляд говорил о том, что реакцию женщин он понял правильно.

— Мужчины в помещении головные уборы не носят, — сказал Фьюри почему-то с обидой, а потом добавил, что курить при детях — признак дурного тона.

Талос смерил Фьюри непроницаемым синим взглядом, в котором вдруг блеснул фиолетовый всполох, прищурился и, картинно сняв бежевую шляпу, погасил трубку. Ему очень шли тёмные волосы, вьющиеся на концах у самых плеч.

Одет он был в темно-коричневый костюм, белую рубашку с галстуком и белые ботинки с лаковыми носами. Образ дополняла длинная поблескивающая трость, которую он с легким раздражением перехватил здоровой рукой.

Нет, это не называлось влюблённостью в детской голове Моники. Уважение, таинственность, сила, крепкий, магнетический союз с тётей Сорен — всё вызывало в ней трепет. Моника мечтала о том, что когда-нибудь и у неё будет так же. И всё же, Талоса ей не хватало.

Все влюблялись, влюблялись болезненно, открыто, искренне. Моника тоже не была исключением, но была из тех, кто нормально воспринимал слово «аутсайдер» в свой адрес и легко, без тени сожаления, гнала прицепившееся чувство.

Впрочем, пара ударов ухажеру в нос ведь не считается, правда?

Её сторонились, завидовали, набивались в друзья, чтобы получить заветную высокую оценку по предмету, который не понимали. Но и подруги с большой буквы тоже приходили в жизнь, правда, уходили столь же внезапно, как появлялись. Это тоже нормально. Стрессовые ситуации, как нельзя лучше, показывают, кто ты есть на самом деле.

Дети относились к Монике по-разному, но она так убедительно рассказывала страшилки про скруллов, что желание смеяться над её рисунками сразу отпадало. Вызвать обиду на лице «странной» Моники никак никому не удавалось.

Это было в ней от мамы и Кэрол: желание двигаться и нежелание растрачиваться на бессмысленные вещи.

Моника широко улыбнулась. Темные глаза заблестели, а в памяти пронеслась удивительная история, которую она, возможно, не провернула бы без дочери Талоса. Моника и предположить не могла, что в подобное выльется невинная шутка в адрес Эбигейл: «Давай сбежим».

Эбигейл чувствовала: без внимания отца ничего не останется. В конце концов, крейсер не пустовал, но путешествие в компании девочки с планеты Земля обещало быть действительно интересным.

Стоило ли акцентировать детское внимание на том, что на крейсере они в итоге оказались вместе с родителями и Кэрол? Когда паришь в открытом космосе, всё теряло смысл, забывалось, возвращаться не хотелось. Моника даже не сразу отреагировала на оклик.

— Моника, подойди ко мне, пожалуйста, — подозвал Талос, рассматривая на пульте управления бесконечно мигающие кнопочки и рычажки. — Твоя работа?

Моника с виноватой улыбкой послушно встала рядом и кивнула.

— Если ты действительно инициатор побега на крейсер, рассказывай, на что ты здесь нажимала?

Моника шустро набрала нужную комбинацию, но едва коснулась последней в ряду кнопки, как вдруг вокруг тревожно замигал красный цвет и чей-то голос возвестил, что запущен режим самоликвидации.

— Такого не было! — испугалась Моника и тут же попробовала исправить ситуацию с помощью кнопок, которые не заблокировались её предыдущими действиями. В тёмно-красных мерцаниях она не обратила внимания на невозмутимость Талоса, а особенно на левую ладонь, которой он прижал злополучный рычажок.

Фьюри оказался одним из первых, кто заметил, что на самом деле всё под контролем и молчаливым жестом призвал остальных не поддаваться панике.

— Вот бы так, — наконец, Моника зажмурилась и рванула самый незаметный рычажок со своей стороны. Талос явно удивился, а таймер самоликвидации остановился в тридцати секундах.

— Правильно, — кивнул Талос. — Думаю, есть в кого, — он взглянул на окаменевшую от ужаса Марию. — Больше без разрешения сюда не подходи.

— Обещаю, генерал! — отрапортовала Моника.

— Кстати, когда вы сюда вошли, здесь был хоть кто-нибудь? — он обратился к Эбигейл, но та лишь пожала плечами. Этого Талосу хватило, чтобы помрачнеть и быстрым шагом направиться к выходу.

Воцарившееся молчание первой прервала Сорен.

— Пошёл раздавать… — засмеялась она, не договорив. — Девочки, закройте ушки.

— Ну, ты даёшь, Моника, — наконец, подала голос Мария Рамбо.

— Кажется, на пенсию мне ещё рано, — одобрительно констатировал Фьюри.

— А я почти план по спасению разработала, — с лёгкой досадой прошептала Кэрол и села на ящик с инструментами.

Моника тихо рассмеялась, положив рисунок на место. Определённо, тишина мучила её, но поговорить здесь можно было только с ней. В руку лёг засохший, но так и не утративший изящества цветок. Бежевого цвета, с остроконечными лепестками, словно усыпанными сахаром.

Моника завороженно наблюдала, как маленькие зелёные пальцы-ветви трогают её ладонь и обвивают мизинец.

— У него есть имя? Или это она?

— Они не носят имён. Это представитель расы Котати. Он может творить чудеса даже во сне, — ответила Эбигейл, когда они оказались в одной из пещер Нового Скруллоса.

В руках Моники появилась зелёная лилия.

— Папа рассказывал, что Крии соперничали с Котати, а наш народ судил их, продолжила Эбигейл. — Крии трудились всю ночь, чтобы заслужить звание лучших, зная что Котати в это время крепко спят. Их творение было прекрасным, но когда настал черед соперников давать ответ, оказалось, что Котати взрастили огромный красивый сад, не открыв и глаз. Крии рассвирепели и расстреляли их вместе со скруллами, отдавших им победу. Так началась наша война много-много сотен лет назад.

Маленький Котати ловко забрался на плечо Эбигейл и прижался к щеке.

— Ещё папа говорил, что не все Крии такие. Есть ещё те, у кого своя вера. Их не касается Высший Разум с его стремлениями. Они до сих пор прячут Котати под своими залами от верной смерти. Тебе здесь нравится? — она слабо улыбнулась, унимая нахлынувшую печаль.

— Здесь чудесно, — вздохнула Моника. — Нам не попадёт за то, что мы снова сбежали?

— Наверное, папа уже знает. Ты не видишь, как за нами наблюдают, а я вижу. Мы можем потеряться, но страх не будет долгим.

— Здорово. Значит, вы в полной безопасности?

— Нет, — усмехнулась Эбигейл. Её ласковый голос казался сейчас таким взрослым и откликался эхом. — Таких миров не бывает. Чем мир огромнее, тем больше в нём тайн. Не всегда приятных. Но здесь нам легче дышать.

Эбигейл тянула Монику всё дальше, вглубь. Стало заметно прохладнее, воздух сделался сухим и колючим. Под ногами появился лёд, под ним плескались существа, которых нигде больше не встретишь, а над головой разгорелся настоящий пожар из разных цветов.

— У нас это называется северным сиянием, — восхищённо произнесла Моника. — Никогда не видела так близко.

— Для нас там находится вход в царство Теней. Только живому туда не войти.

Эбигейл кружилась, снова утягивая за собой Монику. Её сильные тонкие руки не позволяли упасть на лёд.

Сугробы здесь напоминали белоснежные облака, совсем не таяли. На них было так здорово лежать и смотреть на чёрное небо, надевшее лиловую, зеленую, синюю, золотую, бирюзовую вуаль.

Моника украдкой взглянула на столь же зачарованную Эбигейл, в чьих больших тёмно-фиолетовых глазах так красиво переливались все эти краски.

— Я так не хочу назад…

— Дом у каждого один.

В ладонь легли бусы из чёрного опала и минерала, похожего на многогранную, столь же тёмную звезду, отливающую перламутром и серебром.

Моника тогда вернулась домой поздно, очень устала. Идея встретить собственный День Рождения в компании подруг оказалась не такой приятной, как могло показаться на первый взгляд. Моника чувствовала себя виноватой. Она не должна была так рьяно доказывать матери, что уже «взрослая и самостоятельная». В окно она видела, как мама приготовила к её приходу ужин, на столе даже стоял торт, правда, свечи на нём не горели. Внутри ощущалась неприятная пустота. И что самое забавное, из головы никак не выходила девушка, которая сидела в кафе за соседним столиком, когда Моника ждала «друзей» на праздник. Их взгляды периодически встречались, и Монике казалось, та искренне сочувствует и будто хочет защитить.

Моника набралась смелости и открыла дверь. На лестнице сидела большущая панда, а на шее у неё висели бусы из опала. Моника несколько раз моргнула, растеряв разом все слова и, не успев толком обернуться и задать матери самый логичный вопрос, оказалась вдруг у Талоса на руках.

— У вас это, кажется, называется День Рождения? Что же, поздравляю от всего шпионского сердца.

Он, верно, почувствовал, как она мелко задрожала, уткнувшись в его плечо, но ничем не выдал её слабости.

Надо же было додуматься… устроить скандал и едва не потерять этот вечер. Таких может больше никогда не быть.

— В этом ожерелье, — сказал Талос, когда застал Монику, сидящей в одиночестве на крыше и разглядывающей подарок — частички трёх планет. Опал — это Земля. Перламутром переливается Скруллос, которого больше нет. Серебром — наше новое. Он принесёт тебе удачу, — ладонь мягко коснулась «звезды».

Какими яркими в ту ночь были свечи, каким чистым было желание, чтобы она никогда не заканчивалась, как тепло было от материнских губ…

В доме пахло вереском. Моника всерьёз решила, что девушкой в кафе была Сорен, и всё стремилась раскрыть секрет, но это была Эбигейл. Другая, всё больше напоминающая своего отца. И лишь когда смотрела на Монику, превращалась в ту самую непоседу, с которой они обошли вдвоём чуть ли не весь Новый Скруллос однажды.

Моника надела бусы на шею и вышла во двор. Легла на траву, как в детстве, и застыла, вглядываясь в звездную ночь.

— Буря из черного песка сливалась с небом, — тихо проговорил голос Сорен в её голове. — То тут, то там вспыхивало голубое и сиреневое пламя. Когда же всё стихло, и всё стало единым, образовалась большая туманность, в которой при правильном преломлении света, можно увидеть ожившие тени. Там осталось детство, юность, старость. Там осталась память. Там живёт надежда, безграничное чувство, исполняющее сокровенное желание тем, кто чист душой и сердцем. Кто однажды сбился с пути, кто не может найти смыслов и ответов. Он может найти это место, и оно подскажет ему дорогу домой.

Примечания:

*отсылка к сериалу ВандаВижен

Талос зашипел и зажмурился. Он до сих пор до конца не верил, что согласился на подобное. Он вообще не любил моменты, которых не помнил. Плюс ко всему прочему, на нём по-хозяйски разлёгся Гуся, который на все попытки разбудить себя отмахивался от него как от мухи, но глаза так и не открыл.

— Доброе утро? — спросил Фьюри, войдя в поле зрения. Именно спросил и вытер лицо полотенцем.

— По-моему мы вчера отражали чью-то атаку. Вдвоём.

— А это, мой друг, похмелье. Некоторые люди находят в нём необъяснимую прелесть, — съехидничал Фьюри.

— Гадость какая, — почти простонал Талос.

Он мог бы прочесть целую поэму о том, что их раса похмельем не страдает и то, чем преимущественно угощал его вчера Фьюри, правильнее всего было бы использовать в качестве химического оружия — флеркен, кстати, до сих пор не проснулся — но голова буквально раскалывалась.

— Ты был очень даже не против, — пожал плечами Фьюри. — А ещё обещал…

— Чего? — скрулл смерил его удивлённым взглядом, будто в таком состоянии мог невесть что пообещать.

— Навести в баре порядок. Я пробовал объяснить начальству, что там нечего восстанавливать. Легенда была крутая, но нас точно кто-то выдал Келлеру. Впрочем, чёрт с ним. Мне давно не было так хорошо, как вчера. Я был… не Фьюри. Я был просто Ник.

— Я боялся, что тебя спишут, — тонко улыбнулся Талос.

Фьюри загадочно опустил глаза.

— Я списан. Как агент Фьюри.

Талос недоверчиво нахмурился, даже флеркен соблаговолил покинуть своё «ложе».

— Келлер сказал, что его кресло однажды станет моим. Получается, мы вчера разгромили бар в честь возвращения твоей семьи и моего будущего назначения. Но это секрет, — последнюю фразу Фьюри произнёс полушепотом.

— Из тебя выйдет отличный директор, — Талос встал с постели и размял затекшую шею. — Только лягушек мне в качестве закуски больше не предлагай. Вдруг это наши дальние родственники.

— Тебе понравилось.

Лучше бы он этого не говорил.

— Ты действительно всё помнишь? Или…

— Смотрел запись, — ответил Фьюри и по ответному взгляду понял, что эта самая запись имеет все шансы оказаться в ближайшем будущем пережёванной им под чутким руководством Талоса. — Ты кстати… поёшь красиво. Так деликатно поиметь всех своих врагов нужно уметь. И вообще, да просит меня Келлер, мне смотреть на тебя было страшно. Народ оценил.

— Спасибо, — безэмоционально сказал Талос и сверкнул немигающим взглядом.

— Её уже нет. Совсем. Только в моей голове.

— Смотри, — отвернулся скрулл и улыбнулся украдкой. Не важно, в чьём он был облике, перспектива быть «засвеченным» ему не нравилась. — Правда, красиво? — пришлось сделать вид, что поверил.

— Девушки млели. Официантка сказала, что ты красив как Дьявол. Это…

— Я понимаю, — подобрел Талос. Головная боль потихоньку уходила. — Мне вчера было тоже очень хорошо. Такая свобода. Мы все её заслужили.

— Директор, — произнёс Фьюри, глядя в окно. — Это только звучит заманчиво и просто.

2012 год…

Гуся ловко балансировал на самом краю крыши. Случись что, лететь вниз пришлось бы очень долго, но пульс Ника Фьюри, который смотрел вместе с ним на никогда не спящий Нью-Йорк, даже не участился. И это больше раззадоривало и бесило флеркена.

«Сердца у тебя нет», — примерно это прочлось в глазах «невинного хищника», после чего он круто развернулся, поднял хвост и гордо прошествовал мимо.

Фьюри соглашался с этой мыслью. В нём был словно встроен сканер, остро реагирующий на угрозу, любой намёк на неё.

Флеркен тоже чувствовал похожее, но в таких местах, как это, больше предпочитал вести себя как обычный «кот», гуляющий сам по себе, ловящий носом вкусный воздух, после недавнего дождя, любящий смотреть кино на огромном экране мира, который с крыши высотки выглядел таким маленьким и мерцал огнями. Галактика под ногами и вокруг.

Флеркен мягко спустился и сел у ног Фьюри, удобно расположив огненно-рыжий хвост возле лап. Он не мог знать, о чём думал этот человек, но пахло от него смесью напряжения и усталости. В последнее время Фьюри не спал, и флеркен это чувствовал.

Глубокая и бескрайняя Вселенная оказалась не такой далёкой и не переставала удивлять своей красотой и… опасностью. Фьюри не любил подобные вечера, когда город словно застывал в предвкушении чего-то. Фьюри ненавидел себя за мимолётные мысли о том, что кто-то или что-то, нависшее миром, может оказаться сильнее, хитрее, проворнее вверенной ему организации.

Флеркен прыгнул Фьюри на плечо и впился когтями в кожаный плащ. Тот не дрогнул, будто кол проглотил. Изумрудные глаза пытались поймать его взгляд, но мыслями Фьюри был слишком далеко для того, чтобы обратить на него внимание. Тогда Гуся пошёл на крайние меры. Он уткнулся носом в отсутствующий глаз и лизнул ремешок повязки. Наблюдая за земными кошками, он давно усвоил, как правильно просить прощения. Ведь он за столько лет так и не сделал этого. Он вообще ни перед кем не извинялся.

— Подлиза, — дрогнули губы Фьюри.

… и внутри потеплело.