Я есть (джен)

Серёжа читал об этом в далёком детстве или видел в одноименном фильме: тонкий лёд, лавина над головой, собачья упряжка, до смерти напуганные люди.

Серёжа видел себя вожаком этой упряжки: своенравным и смелым, по наитию решающим, куда бежать. Его вела лишь обязанность спасти и спастись.

Серёжа не пёс — он слишком волен, и не волк, а скорее, птица, которую за эту самую волю кто-то приковал к земле. И всё же картинка из кино запала в душу. Нет, образ. Образ чёрного волка с золотыми глазами. Волк смотрел вниз, бесстрастно и холодно, прямо в сердце вожака, несущегося по льду от самой Смерти. Нет, не от неё. Серёжа бежал навстречу. Ведь чёрный силуэт с золотыми глазами говорил, что так правильно… ⁽¹⁾

То ли холодно, то ли просто озноб по коже. Серёжа часто мечтал о такой тишине, когда можно было с головой зарыться в рисунки, никого не видеть, не слышать, не чувствовать. Ведь всякий раз, когда он выныривал из внутреннего мира — внешний лупил его по голове, спине, рукам, ногам… душе и сердцу. И боль ощущалась острее.

У всех нарисованных им птиц были чёрные крылья, угловатые, острые, а взмахи смертельными. Серёжа мысленно не раз насылал этих свободных крылатых гончих выклёвывать глаза и языки «сильным мира сего», что жиром заплыли, а вместо вина пили унижения простых горожан.

Серёжа поморщился: его больше не должно интересовать это. Так твердила ему одна премерзкая пилюля, данная врачом. Серёжа слышал плач. Кто-то точно плакал внутри него, срываясь на дикий… птичий крик.

Чёрным волком с горящими огнём глазами был для Серёжи Олег. Всегда и везде. Он вгрызался в глотку любому, от кого смердело угрозой в адрес Серёжи. Олег не терпел несправедливости и всегда умел противостоять ей.

Почему? Почему именно такие люди должны гибнуть? Так рано, так подло, ведь ближе Олега у него никого никогда не было. Ведь он, казалось, только-только нашёл его. Ведь они оба едва-едва получили глоток свободы и признания, ведь они заслужили его, разве нет? Кто-то умный твердил со страниц и экранов, что незаменимых не существует. Он, верно, никогда никого не любил.

Да и откуда, скажите, откуда взялось иное утверждение: таких людей больше нет. Честных, бескорыстных, храбрых. Почему большинство бежит от пуль, а не защищает от них случайно оказавшегося на улице ребёнка? И почему находятся такие, кто считают правильным назвать героя, плюнувшего Смерти в лицо, идиотом? Почему промолчать лишний раз и сбежать — больше не трусость?

Серёжа не идеализировал себя, больше нет. Он действительно мог перегнуть палку. И Птица прятал его слёзы под чёрным крылом.

Он понимал. Но и смеялся тоже.

У Птицы твоё лицо…

Серёжа всегда был смелым, но Олег словно чувствовал каждый неровный импульс в его крови. Как Серёжа звал его на помощь, не произнося при этом ни звука. Олег сам становился его кровью, приходил, когда мир Серёжи окутывала тьма, а нарисованные птицы бились о землю сломанными крыльями.

Серёжа бежал, Серёжа искал выход. Репортеры, вспышки камер, вопросы, чьи-то касания, стеклянные двери. Много дверей. Они крутились, не позволяя исчезнуть из поля зрения лишних глаз, не давали вырваться из чьих-то цепких и липких пальцев. Серёжа признавал только одни руки, лишь одни объятия, зарывался лицом в чёрную толстовку Олега и мог стоять так часами.

Серёжа любил, когда Олег надевал всё чёрное. Серёжа боготворил его. Серёжа посвятил Олегу Птицу, и всё, что сотворил с родным городом. Серёжа испачкал имя Олега в крови. Поэтому в белой палате психиатрической лечебницы он совершенно один. Поэтому Олега с ним рядом нет. Поэтому Олег… погиб.

Птица красил белые стены углём оперения. Серёжа впервые боялся взглянуть…

У Птицы твоё лицо…

Серёжа закрывал глаза и вновь видел чёрного волка. Золотые глаза стража смотрели в его душу, призывая к действию. Они говорили, что выход есть, они верили: Серёжа его найдёт.

Серёжа мечтал коснуться мягкой шерсти. Ощутить родное тепло и унять озноб. Убежать от Птицы.

У Птицы твоё лицо…

Серёжа бежал, но от себя не скроешься. Он бежал к Олегу, но имя его запачкал в крови и пепле. И потерял.

Серёжа ненавидел садистскую улыбку Птицы. Серёжа ненавидел Олега. Серёжа ненавидел себя. Лёд трещал под его ногами. Выхода нет, или он там — подо льдом.

Сережа запутался. Он недостоин Олега, недостоин его памяти.

Птица скалился. Птица закрашивал белые стены углем своих крыльев, кровью убитых людей. Серёже казалось, когда он закончит картину, всё кончится и для него. Это будет последний рисунок за авторством Сергея Разумовского.

Серёжа закрыл глаза. Лёд трещал. Скрылись в ледяной воде сани и упряжка.

Всё совсем не так, как в том фильме. Наяву Серёжа тонул. Он не человек, не пёс, не волк, уже даже не птица. Серёжа признал себя. Он сам позволил Птице склевать своё тело и душу. И теперь он создатель чудовища, которое погибнет вместе с ним. Птица смеялся его мысли. Птица знал, что найдёт себя в этом мире и без Серёжи.

У Птицы твоё лицо…

Серёжа совсем один. Серёжу душили слёзы. Сереже казалось, что снова вокруг десятки глаз, рук, стеклянных дверей. Олега нет. Олега больше нет. Птица скалился, повторяя ему это, и мстил за любую мысль о нём.

Серёжа совсем один. Серёжа туже сжимался в комочек, думая, что обнажён. Птица рисовал. Птица смеялся. Птица знал, что кроме него у Серёжи никого нет. Птица соглашался: лицо Олега ему подходит.

— Прости, — просил Серёжа Олега, отчаянно цепляясь за чёрную волчью шкуру.

Чёрный волк вытащил Серёжу из-подо льда. Чёрный волк погиб, спасая его. Олег мёртв. Последнее, что хранил Серёжа о нём в своём сердце, погибло. Будь Олег жив, то не простил бы его. Никогда не простил бы. Нет, что угодно, но только не это. Олег — герой. И, хвала небесам, он не видел, во что превратился Серёжа. Его Серёжа.

У Птицы твоё лицо…

— Прости. Прости. Прости.

Собственный голос то шептал, то кричал в голове. Свет померк. Верно, Птица закончил уродовать белые стены углём и сажей. Чернота сковала Серёжу со всех сторон, а сверху накрыла крышкой. Птица вбил в неё первый гвоздь и сразу второй.

— Тряпка, — выплюнул он.

Зелёный взгляд сверкнул огнём. Серёжа не видел, но чувствовал. Он как стрелы, как гвозди, вбиваемые не то в крышку гроба, не то в Серёжину голову. Нет, Олег никогда не причинил бы Серёже боли.

У Птицы твоё лицо…

Прохладные ладони, мускулистые плечи, колючая щетина, тонкий аромат одеколона — Серёжа дарил Олегу его. Касания прокрадывались под смирительную рубашку, под кожу, в вены, словно надежда. Эта надежда казалась Серёже лживой.

Голова кружилась. Серёжа падал. Серёжа тонул. Ледяная трещина стремительно зарастала над ним.

— Почему тебя нет? Почему ты меня оставил?!

Серёжа оглох от собственного крика. Он впервые так сильно кричал. Серёжа не знал, что плакал. Серёжа ничего не видел. Отказывался видеть, захлебываясь воздухом, как ядом.

— Я есть, — прозвучало тихо.

Серёжа читал об этом в далёком детстве или видел в одноименном фильме: пёс лежал на снегу, сбитый ударом врага. Чёрный волк с золотыми глазами гордо стоял над ним, молча призывая встать. Он говорил: «Ты сильнее, чем кажешься». И это было безусловной правдой.*

— Я пришёл за тобой.

Серёжа бил Олега в грудь. Серёжа мелко дрожал, зарываясь глубже в чёрную толстовку. Он любил, когда Олег надевал чёрное. Олег проносил его вихрем над пропастью, принимал удар на себя, поднимая над любыми бедами. Не птица, скорее, волк. Сильный, бесстрашный, холодный, стремительный и очень верный, с золотыми, как маячки, глазами. Его Олег.

— Я есть.

В тот вечер новостные сводки взорвались от вести: миллиардер Сергей Разумовский выписан из психиатрической лечебницы. За него поручился герой войны Олег Волков.

Примечания:

*Отсылки к книге Джека Лондона "Зов предков" и одноимённому фильму.

1) Отсылки к книге Джека Лондона «Зов предков» и одноимённому фильму.

Вернуться к тексту