Последняя ночь (джен)

Лютик внимательно наблюдал за тем, как Цири греет руки у костра. Она нервничала, хоть и весьма успешно скрывала это. Девушка ощущала за собой вину, обратившись за помощью к барду. Ведь все те, кто, так или иначе, помог ей однажды, рано или поздно погибали от рук Дикой Охоты.

Лютик не был случайным прохожим, не был женщиной, у которой чуть живая Цири однажды вынуждена была остановиться. Лютик был её другом. А друзей, и так при малом количестве, оставалось всё меньше.

Мальчишка. Соблазнитель женских сердец, вечно попадающий в переделки и увековечивающий в балладах самое ценное, что случается в его жизни, и в жизни родных мест.

Она молила богов о том, чтобы он не пел о ней, особенно в тавернах.

Поздней ночью они скрылись из города, предварительно закупившись всем необходимым. Цири долго сопротивлялась, когда Лютик предложил ей заночевать под открытым небом в поле.

Цири была ранена, тело плохо слушалось, хотя мыслями она уже летела прочь отсюда. Туда, где Имлерих её не найдёт.

Светила луна, всё небо было усыпано звёздами. Друзья развели костёр под раскидистым буком и долгое время молчали, словно в ожидании неприятностей. Но в тишине не читалось опасности, лишь слышалось пение сверчков, спрятавшихся в белых полевых цветах.

— Хочешь, я спою тебе? — словно во хмелю от этой успокаивающей атмосферы произнёс Лютик.

Впрочем, хорошее вино у него тоже было, не спрашивайте, откуда. Ещё немного фруктов, овощей, которые они зажарили на костре с несколькими перепелками.

— Не уверена, что это хорошая мысль, — мрачно отозвалась Цири, хотя, признаться, ей тоже сейчас больше всего на свете хотелось выкрасть у врагов эту прекрасную ночь и посвятить её себе, абсолютно ничего не боясь и не держа клинок наготове. Всего одну, остальными пускай подавятся. — Нас могут услышать.

— Во-первых, — поднялся Лютик, снимая с плеча лютню, — здесь никого нет. Во-вторых, услышат меня, а не тебя.

Цири рассмеялась, на что Лютик только прищурился.

— Что? Не похож на героя? Между прочим, барды сопровождают бравых воинов на битвы. Воспевают в балладах их подвиги.

— А ещё трусливо выпрыгивают из окон, осознав, что было огромной ошибкой спать с красоткой на супружеском ложе.

— Слушай, я извинился, — притворился обиженным Лютик.

— За что? Было весело, — улыбнулась Цири. — Я только решила найти тебя, и ты буквально свалился на меня будто с неба. В одних пантало…

— Достаточно, — дёрнул плечами Лютик. — У каждого бывают плохие дни.

— Твоей мадам хоть понравилось?

На щеках барда выступил румянец. Вся в Геральта, пусть он ей и не отец.

— Поинтересуюсь при первой же возможности. Будет о чём рассказать, когда увидимся снова.

— Если увидимся, — поправила Цири, вновь помрачнев.

— Когда, — твёрдо повторил Лютик.

Девушка попыталась выдавить из себя улыбку, и это почти удалось. Её друга редко когда видели таким по-настоящему серьёзным и совсем нелегкомысленным. В такие минуты она хотела верить ему беспрекословно, глядя в серые глаза. Расшитый лиловый костюм красиво играл при свете пламени костра.

— Хорошо, — выдохнула Цири, убрав прядь белых волос со лба. — Спой мне.

Лютика и не нужно было просить. Бард проворно забрался на буковую ветвь и внимательно посмотрел на небо.

— Не бойся, Цири. Можешь спать сегодня крепко. Я разбужу, если это поле начнёт покрываться инеем.

— Теперь я точно не усну, — опустив зелёные глаза, ответила Цири. — Ты даже не представляешь…

Она внезапно вспыхнула от желания рассказать, сколько встречала на пути храбрецов, чьи кости растоптали солдаты Имлериха. Многие даже не успели понять, за что именно, а ведь гибли из-за неё. Из-за Цири. Целыми деревнями. Она вдруг пожалела, что дала себе слабину: нужно было бежать, бежать от Лютика подальше, ибо она не вынесет, если Охота его поймает.

Он даже не представляет, что за сила течёт в ней. Цири и сама не может описать её, иногда будто рвущую тело изнутри.

Лютик приложил палец к губам, набрал в грудь воздуха и тронул тугие струны лютни. Сперва его голос звучал тихо, но постепенно набирал силу. Он пел о Геральте, и пел так, что Цири привиделось, словно он сидит с ней у костра рядом.

Лютик с силой толкнул спиной одну из ветвей дерева, и светлячки, что облюбовали бук, взлетели вверх. Цири забылась. Она даже не заметила, как друг оказался рядом, как закружилась возле него, как они построили двухголосие.

В балладе Лютик смеялся над смертью. Ликовало в ночи цветущее росистое поле, вселяя в тревожное сердце Цири новое дыхание.

Лютик снова забрался на ветку, потом на ещё одну, и ещё. Голос его становился сильнее и громче. Он укрывал им Цири, словно тёплыми шкурами в трескучие морозы, и поил, как живительной влагой в губительную жару пустынь.

В какой-то момент бард и сам забылся. В груди клокотало чувство восторга, хотя, он, несомненно, прятал под ним нормальный человеческий страх и предвкушение чего-то неизбежного.

Лютик любил эту жизнь, Цири, как сестру, свободу этих мест, ночные краски. Он не мог ими надышаться, и пел всё чище и громче, будто стремясь одарить своей балладой каждый уголок мирной, распаханной войнами, земли. Это поле казалось ему последним неприступным оплотом.

Он смотрел на звёздное небо, на мечущихся светлячков и мысленно молил о том, чтобы эта ночь никогда не кончалась. У него будто бы появились крылья.

И баллада действительно летела, разносилась эхом, назло и на погибель пламени, призванному жечь инакомыслящих, да и просто тех, кто отличается от остальных или умеет делать больше, чем другие. Оставалось всего две строчки, когда Лютик взглянул вниз: Цири лежала возле костра, свернувшись калачиком, с улыбкой на лице. Бард допел, взяв верхнюю ноту, словно выпил кубок до дна. И прохладный ночной ветерок унёс её вдаль.

Лютик поклялся не спать до рассвета, но проснулся один, укрытый дорожным плащом, которым укрывал Цири.

Солнце медленно поднималось над полем, заботливо грея плечи и целуя Лютику лицо.

И бард искренне хотел надеяться, что сегодня оно не окрасится в кроваво-красный…

Примечания:

Навеяно оригиналом Joey Batey — "Toss a coin to your witcher" и музыкальной версией Alexander Shalyapin.