Тени прошлого (джен)

Северус Снейп сидел у стойки маггловского бара, погружённый в дым и дешёвый виски. Он ненавидел это место, эту музыку, этих людей — и особенно сегодняшний день.

Лили вышла замуж.

Он узнал это утром, из "Пророка". Джеймс Поттер и Лили Эванс поженились в узком кругу друзей. "Круг" — слово, которое не включало его. Он мог бы напиться в "Дырявом котле" или у кого-то из знакомых, но там были бы вопросы. Пожиратели не любили слабость, а сегодня Северус был слаб как никогда.

Маггловские деньги он получил от отца, еще в те редкие моменты, когда тот пытался "искупить" вину подарками. Снейп не разменивал их, просто хранил — как напоминание о том, чего стоит не любовь, а жалость. Сегодня они пригодились.

Он пил. Тихо, молча, один. Пока к нему не подсела девушка.

— Плохой день? — спросила она.

Снейп приподнял бровь. Светловолосая, с немного покрасневшими глазами. Никакого макияжа. Говорила тихо, словно боялась сорваться.

— Мой жених мне изменил, — сказала она. — Сегодня. Представляешь? Я пришла к нему домой — а там... Он и какая-то кудрявая идиотка.

Северус кивнул. Не потому, что сочувствовал, а потому что понимал. Предательство, разочарование, боль — всё это было слишком знакомо.

— Я — Эмма, — сказала она. — А ты?

— Тобиас, — солгал он. Имя отца показалось подходящим.

Она улыбнулась.

— Пойдём ко мне?

Он не ответил, но пошёл.

Утром он проснулся раньше неё. Комната была простая, с фотографиями на стенах. На одной — она и высокий шатен с мягкими глазами. Подпись: "Патрик и Эмма, Кембридж, 1976".

Северус встал, прошёлся по комнате. Остановился, посмотрел на неё — спящую, уязвимую, искреннюю. Она не знала, кто он. Не знала, кого пустила в дом.

Он достал палочку.

— Obliviate.

Когда Патрик вошёл в квартиру, Эмма уже пила чай. Сама себе удивлялась, как спокойно проснулась. Что-то странное снилось — мужчина с чёрными глазами и голосом из стали.

— Эм, я... — начал он. — Я идиот. Это ничего не значило. Я был пьян, она... это была ошибка. Я не хочу тебя терять.

Она долго смотрела на него. Что-то щемило в груди. Но в памяти — пусто. Как будто ночь просто исчезла. Только ощущение тепла и боли, спрессованных в одно.

— Патрик Грейнджер, — сказала она медленно, — я тебя прощаю.

Он зарыдал. Она обняла его, всё ещё чувствуя в воздухе запах чужого виски.

А где-то далеко, в волшебном мире, Северус Снейп шёл по утренней улице, с похмельем и злостью. На себя. На Лили. На всё.

И только память Эммы хранила след чужой боли, которую она больше никогда не вспомнит.

Хогвартс, 1991 год.

Северус Снейп сидел за преподавательским столом, сложив руки перед собой, изображая безразличие. Он уже знал, кто ему достанется в этом году: толпа перепуганных глупцов, несколько заносчивых слизеринцев, возможно, один-два вменяемых ученика. Гарри Поттер тоже должен был быть — как будто судьба решила поиздеваться лишний раз.

— Грейнджер, Гермиона! — прозвучало в зале.

Девочка вышла к распределяющей шляпе — худенькая, волосы, как у одуванчика, взгляд умный, решительный, слишком взрослый для её возраста. И Северус замер.

Он уже видел эти черты.

Много лет назад, в одной маггловской квартире. Тогда она была старше, конечно, и волосы были светлее. Но лицо... Лицо было почти таким же. И глаза — как у Эммы. Это было невозможно.

Гермиону распределили в Гриффиндор.

Снейп едва заметно вздрогнул и опустил взгляд, спрятавшись за пеленой привычного презрения.

Позже, когда ученики были заняты, он пробрался в кабинет МакГонагалл. Тайно. Осторожно. Проклятые моральные принципы этой школы не позволяли делиться личной информацией преподавателям. Но он должен был знать правду.

"Грейнджер, Гермиона Джин"

"Родители: Патрик и Эмма Грейнджер. Магглы."

Он медленно опустился в кресло Макгонагалл.

Патрик. Эмма. Кембридж.

Фотография. Патрик и Эмма, Кембридж, 1976. Он помнил её. Помнил, как утром, перед тем как стереть Эмме память, взглянул на эти имена. И теперь...

Нет. Это совпадение. Не может быть. Или может?

Он не знал, оставила ли та ночь след. Не знал, говорил ли Патрик Эмме о чём-то странном в её поведении. Не знал, рождалась ли Гермиона с правдой или с ложью.

Но с тех пор он стал смотреть на неё по-другому. Не добрее — он не умел по-другому. Но внимательнее. Прислушивался, приглядывался. Искал в ней себя, Эмму, ту больную ночь в Лондоне, которую он пытался забыть.

Иногда ему казалось, что она действительно его дочь.

А иногда он надеялся, что нет. Потому что он был бы ужасным отцом.

Он не спал всю ночь.

Может, это безумие. Может, остатки вины, боли, одиночества. Но мысль не уходила. Он смотрел, как Гермиона поднимает руку на уроке — с тем самым упрямством, с каким когда-то Эмма говорила: "Я сама разберусь, Тобиас".

Северус Снейп знал, что делать. Он знал древний рецепт, почти забытый — Зелье Родства. Запрещённое в некоторых странах: слишком точное, слишком опасное. Но у него был доступ. И у него была цель.

Он сварил зелье за одну ночь — в тишине, в своей личной лаборатории. У каждого ингредиента был свой характер, как у людей: упрямый корень валерианы, капризная эссенция мандрагоры, лживый сок паслена. Он вливал всё с аккуратностью хирурга, не дрогнув ни разу.

Когда зелье закипело, Снейп бросил в него один-единственный волос Гермионы, найденный на мантии после урока. Зелье сверкнуло бледным синим — правильно. Затем — свой волос и капля на Пергаменте Родства.

Он держал перо как меч.

Капля упала. Секунды растянулись в вечность. Пергамент засветился и медленно начал писать:

"Родственная связь: отец и дочь. Северус Снейп — Гермиона Грейнджер".

Он не дышал.

Это была правда.

Гермиона — его дочь.

Он не закричал, не разнёс лабораторию, как, возможно, сделал бы в двадцать. Он просто сел. И смотрел. Долго. Вновь и вновь перечитывал надпись, будто надеялся, что она исчезнет.

Он — отец. Девочки, которая считает, что её родной отец — Патрик. Которая растёт в любви и безопасности, думая, что рождена из верности, а не из боли, замешанной на виски и забвении.

Он думал — рассказать. Потом — стереть память себе и ей. Потом — сбежать.

Но ничего не сделал.

На следующий день он вошёл в класс, как всегда — холодный, жёсткий, язвительный. Гермиона подняла руку. Он не дал ей ответить.

Но когда она уронила перо, он подал его ей. И задержал взгляд на мгновение дольше, чем нужно.

— Спасибо, профессор, — сказала она и улыбнулась.

Он кивнул. Ничего не сказал.

Но внутри него рухнуло что-то важное.

Снейп знал, что времени нет.

Поттера схватили. Он, Гермиона, Уизли и другие — в поместье Малфоев. Он понял сразу — если не действовать сейчас, будет поздно. Он не мог позволить себе медлить. Не теперь, когда знал, кто такая Гермиона.

Его дочь.

Он аппарировал к поместью. Плащ скользнул по земле, палочка была готова. Он не стучал, не звал, не прятался.

Внутри было темно. У него не было плана — только цель. Он прошёл, как тень, по мраморным коридорам и ударил первым.

— Avada Kedavra!— и Беллатрикс Лестрейндж осела, как сломанная марионетка.

— Expulso! — Питер Петтигрю врезался в стену и рухнул, не подавая признаков жизни.

— Sectumsempra! — Грейбек захрипел, падая в собственной крови.

Снейп не терял времени. Люциуса он оглушил без колебаний. Нарциссу — тоже. Он открыл подземелье и замер: Гермиона. Измождённая, но живая. Поттер, Уизли, Лавгуд, Олливандер, гоблин, Дин Томас — все были здесь.

Он поднял палочку.

— Alohomora!

Кандалы упали. Гермиона смотрела на него с изумлением и страхом. Но он не сказал ни слова — только коротко кивнул, зовя за собой.

— Сюда! Быстро! Пока — возможно — ещё можно...

И тогда гостиный зал взорвался ледяной тишиной.

Он пришёл.

Волдеморт. Величественный, изуродованный, нереально живой. Его глаза горели.

— Северус... — голос был шелестящим, как змея. — Ради чего? Ради чего ты предал меня?

Снейп медленно повернулся. За спиной — его дочь и те, кто должен жить. Перед ним — смерть.

Он не дрогнул.

— Ради семьи, — сказал он. — Ради неё.

Волдеморт поднял палочку.

— Avada Kedavra.

Зелёный свет обрушился, и Северус Снейп упал.

Он умер, не закрыв глаз.

В следующее мгновение раздался хлопок. Маленький домовой эльф с безумно смелыми глазами появился среди обломков:

— Добби пришёл спасти Гарри Поттера и его друзей!

Дом сотрясся. Силовое поле заколебалось. И в последний момент Добби щёлкнул пальцами — и исчез, унося с собой пленников.

Гермиона плакала на руках Гарри, когда они оказались в безопасности. Она не понимала — почему Снейп спас их?

Старая аллея кладбища в тени цветущих деревьев. Теплый ветер качает ветви, и небо ясное, как будто само время решило дать им этот момент покоя.

У одной скромной могилы стоят двое. Гарри Поттер — мужчина, переживший всё, и Гермиона — рядом с ним, держит округлившийся живот ладонями. Ткань платья едва колышется, и она улыбается — грустно, но по-настоящему.

На плите надпись:

"Северус Снейп

Он сделал всё, что должен был сделать. И больше".

— Макгонагалл нашла его документы, — тихо сказала Гермиона, не отводя глаз от камня. — В его личном архиве. Там был пергамент Родства. И две фамилии.

Гарри кивнул. Он уже догадывался. Слишком многое стало понятно после битвы. После того, как Снейп спас их ценой своей жизни, не колеблясь ни на мгновение.

— Он знал. Всё это время. И молчал, — продолжила она. Голос дрожал. — Он умер, чтобы мы жили. Ради меня. Ради своей дочери.

Гарри положил руку ей на плечо.

— Гермиона… — сказал он мягко. — Я знаю, как мы назовём нашего первенца.

Она посмотрела на него.

— Северус, — сказал Гарри. — Не ради долга. Ради любви.

Слеза скатилась по её щеке. Она кивнула.

— Северус Джеймс Поттер, — прошептала она. — В честь двух мужчин, которые отдали всё ради нас.

Ветер прошёлестел между деревьями, как благословение.