Полуночный перекус (джен)

Холодный лунный свет струился через витражные окна в самое неожиданное время — половину четвертого утра. Кухни Хогвартса в этот час обычно были царством домовых эльфов, но сегодня здесь царила странная тишина. Лишь тихое позвякивание ложки о фарфор нарушало покой.

Альбус Дамблдор сидел за столом, закутанный в лиловый халат с вышитыми звездами, и с видимым удовольствием размешивал в чашке что-то густое и шоколадное. Его длинная седая борода была заколота на ночь заколкой с крошечной тыквой — подарок от младших студентов на Хэллоуин.

— Я всегда знал, что ваша слабость к леденцам — лишь верхушка айсберга, — раздался из темноты знакомый бархатистый голос.

Дамблдор даже не вздрогнул. Он лишь приподнял чашку в приветственном жесте.

— А, Северус. Присоединяйтесь к моему маленькому... ммм... ночному пиршеству. Двадцать лет преподавания дают мне право на этот скромный бунт против расписания.

Снегг материализовался из теней, как обычно — бесшумно и неожиданно. Его черные глаза скептически осмотрели стол: горку взбитых сливок, тарелку с половинкой шарлотки (явно украденной у домовых эльфов) и главное сокровище — огромную банку золотистого меда.

— В три часа ночи, — процедил он. — Вы, должно быть, шутите.

— Напротив, мой дорогой Северус. Это идеальное время, — Дамблдор намазал мед на кусок хлеба с почти детским восторгом. — Никаких срочных совещаний, никаких капризных студентов... только ты и твои маленькие грешки.

Снегг медленно опустился на стул напротив. Его пальцы нервно постукивали по столу.

— Вы читали мои последние отчеты о здоровье персонала? Особенно раздел о... — он бросил взгляд на мед, — возрастных ограничениях в потреблении сахара?

Дамблдор весело подмигнул:

— О, я прекрасно осведомлен. Но видите ли, в моем возрасте есть две прекрасные вещи: мудрость, чтобы знать правила... и опыт, чтобы знать, когда их можно игнорировать.

В этот момент из-за шкафа с кастрюлями выскочил Добби. На его подносе дымились две чашки травяного чая.

— Господин Снегг всегда пьет ромашковый в это время! — прошептал эльф, ставя перед потрясенным зельеваром чашку. — С лимоном и без сахара! Добби запомнил!

Наступила пауза. Дамблдор с интересом наблюдал, как Снегг пытается сохранить свою обычную маску презрения, в то время как его чайные предпочтения были так грубо раскрыты.

— Ну что ж, — наконец сказал директор, поднимая свою чашку какао. — За наши маленькие ночные слабости. И за мудрость иногда... очень иногда... их себе позволять.

Снегг вздохнул. Но все же — совсем чуть-чуть — приподнял свою чашку в ответ.

Где-то вдарили часы. Четыре утра. Где-то в замке проснулся Филч, почуяв неладное. Где-то мадам Помфри во сне ворочалась, предчувствуя утреннюю головную боль у директора.

Но здесь, сейчас, в этом маленьком круге света среди ночи, царило перемирие между дисциплиной и удовольствием. Хотя бы до рассвета.

Лучи восходящего солнца робко пробивались сквозь витражные окна кабинета зельеварения, играя бликами на разлитом по каменному полу "Эликсире бодрости". Северус Снегг стоял над золотистой лужей, медленно осознавая два факта: во-первых, это был последний флакон; во-вторых, его руки дрожали так, будто он только что пытался удержать взбесившегося гиппогрифа.

"Чёртов... медовый... торт..." — прошипел он сквозь зубы, тыльной стороной ладони протирая вспотевший лоб. Волшебная палочка в его пальцах предательски дергалась, упорно отказываясь собрать разлитое зелье.

В дверях возник силуэт в клетчатом халате. Макгонагалл, обычно напоминающая отточенный клинок, сегодня двигалась как человек, случайно оказавшийся в чужом теле.

— Северус, вы не видели мою... — Она замерла, остроугольные плечи напряглись при виде хаоса. — О. У вас тоже.

— "Тоже"? — Снегг поднял голову, и его черные глаза впервые за утро сфокусировались на коллеге. Без макияжа, с растрепанными волосами, она выглядела почти... человечно.

— Я пыталась трансфигурировать свой стол в дикобраза для урока. — Ее голос звучал необычно тихо. — Получился... лысый хомяк. С экземой.

Наступила молчаливая минута понимания.

В Большом зале царила непривычная тишина. Даже привидения, обычно обожающие утреннюю суету, сонно дрейфовали под потолком. Дамблдор сидел на своем месте, но сегодня его знаменитые фиолетовые одеяния висели на нем, как на вешалке. Очки съехали на кончик носа, а в спутанной бороде застрял кусочек... был это кресс-салат или перо феникса — оставалось загадкой.

— Доброе... ммм... время суток, коллеги! — его голос прозвучал неестественно громко в тишине зала. — Кто-нибудь помнит... э-э-э... сегодняшнее расписание?

Профессор Флитвик, обычно бодрый, как ртуть, сегодня напоминал свою же карикатуру — сидел, уткнувшись лицом в тарелку с овсянкой, лишь изредка поднимая голову, чтобы проверить, не закончился ли кошмар.

Дверь с грохотом распахнулась. В зал вошла мадам Помфри, неся в руках не меч, но нечто более страшное — поднос с полезным завтраком.

— Овсянка с льняными семенами, — объявила она тоном, не терпящим возражений. — Чай из расторопши. И... — ее взгляд пригвоздил Дамблдора к креслу, — никакого сахара.

Трое преподавателей уставились на еду с выражением людей, которых только что лишили магии.

Озеро блестело в утреннем свете, как полированное серебро. Троица волшебников стояла на берегу, одетая в странные подобия спортивной формы — Дамблдор в полосатых тренировочных штанах поверх мантии, Макгонагалл в строгом костюме для квиддича (1920-х годов), Снегг... просто в черном, но сегодня это выглядело как пижама.

— Начнем с... ммм... бодрой прогулки? — предложил Дамблдор, уже тяжело дыша.

— Это... не... прогулка... — выдохнул Снегг, хватаясь за бок. — Это... изощренная... казнь...

Макгонагалл, опираясь на посох, внезапно замерла:

— Странно... мне... вроде... легче?

Они остановились. Посмотрели друг на друга. И вдруг осознали — сердце колотится, но не выпрыгивает; дыхание частое, но не прерывистое; а в голове... в голове прояснилось так, будто кто-то снял заклятие тумана.

— О, — сказал Дамблдор, и в его глазах вспыхнуло знакомое всем сияние, только теперь оно было... чище. — Кажется, я начинаю понимать, почему мадам Помфри так настаивает...

В этот момент из кустов выскочил трехголовый пес Флаффи, явно решивший присоединиться к тренировке.

Последовавшие три минуты стали самым интенсивным кардио в их жизни.

Вечерний чай в кабинете директора сегодня был особенным — травяной сбор с ложечкой меда (всего одной!), овсяное печенье (домашнее, от Помфри) и... непривычная легкость в теле.

— Знаете, — неожиданно сказал Снегг, разглядывая свою чашку, — завтра... может, повторим? Только без этого проклятого пса.

Макгонагалл улыбнулась — по-настоящему, не той привычной тонкой улыбкой профессора, а широко, по-человечески:

— Я уже попросила мадам Хуч подогнать несколько метел нового образца... для "низкоинтенсивных тренировок".

Дамблдор рассмеялся, и его смех, всегда мелодичный, сегодня звучал особенно свободно:

— Кажется, мы только что открыли новый вид магии, друзья мои... магию движения!

Кабинет мадам Помфри напоминал поле боя после битвы. На кушетке лежал профессор Флитвик с ледяным компрессом на лбу, в углу кряхтел Хагрид, растирая поясницу, а у зеркала стоял бледный, как призрак, Северус Снегг — его пальцы судорожно сжимали пустой флакон от энергетического зелья.

— Магическое ядро у всех в критическом состоянии, — Помфри щелкнула пальцами, и над ее головой всплыли тревожные цифры. — Чрезмерное использование ускоряющих заклинаний, зельная интоксикация, хроническая телепортационная лень.

— Это не лень, — прошипел Снегг. — Это эффективность.

— Это путь в моё отделение с инфарктом в сорок лет.

Дамблдор, сидевший в углу с полураспущенной бородой (что случалось крайне редко), поднял глаза:

— Что вы предлагаете, Поппи?

— Неделю без магии.

Тишина повисла настолько густая, что даже Флитвик перестал стонать.

— ...Вы шутите, — наконец выдавила Макгонагалл.

— Полный детокс. Никаких заклинаний, зелий, телепортаций. Только естественные способы передвижения, ручной труд и настоящая еда.

Снегг медленно закрыл глаза, будто молясь о терпении.

— Это безумие.

— Это спасение.

День первый.

7:00. Подъем.

Снегг проснулся от того, что его собственные мышцы кричали от непривычной нагрузки — вчера он пешком спускался в подвал за ингредиентами. Без "Аккио". Без "Левикорпуса".

7:30. Завтрак.

В Большом зале стоял неестественный гул. Преподаватели, привыкшие к мгновенным завтракам по щелчку пальцев, теперь вручную намазывали масло на тосты. Дамблдор, с трудом открывая банку с медом (без "Алохоморы"), вдруг осознал, что ест медленно — и чувствует вкус.

10:00. Урок трансфигурации.

Макгонагалл писала на доске мелом. Мелком. Ее почерк, обычно безупречный, дрожал, как у первокурсника.

— Сегодня... теория.

— Без практики? — Джинни Уизли недоверчиво приподняла бровь.

— Без. Магии.

Студенты переглянулись.

12:00. Обед.

Хагрид, красный как помидор, ввалился в зал, неся два ведра супа.

— Пришлось... тащить... самому...

— Где домовые эльфы?

— Им тоже приказано отдыхать.

Снегг, с трудом режущий мясо (без "Диффиндо"), вдруг заметил, что его руки дрожат меньше, чем вчера.

15:00. Прогулка.

Дамблдор, Макгонагалл и Снегг (по иронии судьбы) оказались вместе у Черного озера.

— Я забыл, как пахнет трава, — неожиданно сказал Дамблдор.

— Я забыла, что у меня есть ноги, — проворчала Макгонагалл, но шаги её стали увереннее.

Снегг молчал. Но когда ветер донес запах сосен, он... вдохнул глубже.

18:00. Ужин.

— Черт возьми, — пробормотал Флитвик, отодвигая тарелку с овощами. — Я... наелся. Без "Энгарджо".

22:00. Отбой.

Снегг лег спать раньше полуночи.

День седьмой.

Учительская.

— Ваши показатели, — Помфри положила на стол новые графики. — Давление в норме. Магическое ядро стабилизировалось. Уровень энергии...

— Высокий, — закончил за нее Дамблдор. Он выглядел... отдохнувшим. Даже Снегг перестал напоминать ожившего покойника.

— Так что, возвращаемся к привычному распорядку? — спросила Макгонагалл, но пальцы её сами потянулись не к палочке, а к чашке обычного чая.

Помфри улыбнулась.

— Выбор за вами.

Туманное утро окутало замок молочной дымкой, и первые лучи солнца, пробиваясь сквозь высокие витражные окна, заиграли на каменных плитах длинными золотистыми бликами. В учительской царила непривычная оживлённость: преподаватели, обычно степенные и неторопливые, сегодня собрались раньше обычного — бодрые, с ясными взглядами и лёгкой походкой.

— Кажется, я забыл, каково это — просыпаться, не проклиная рассвет, — произнёс Северус Снегг, отодвигая чашку чёрного кофе, в которой уже не плавало привычных шести кусков сахара.

— А я, признаться, даже не вспомнила вчера о своём ежевечернем снотворном зелье, — отозвалась мадам Помфри, поправляя чепец. — Проснулась сама, будто по волшебству.

— Волшебство, — усмехнулся Дамблдор, ловко подбрасывая в воздухе лимонную дольку и ловя её ртом, — иногда заключается в простых вещах. Например, в отказе от пятого кекса перед сном.

Они переглянулись. В глазах у каждого читалось одно и то же: если сегодня они чувствуют себя так прекрасно, то почему бы не позволить себе… маленькую слабость?

— Пожалуй, добавлю сахару, — не выдержал Снегг.

— А я заварю настоящий крепкий чай, а не этот травяной отвар, — подхватила Помфри.

— Тогда и я присоединюсь, — Дамблдор достал из складок мантии шоколадную лягушку, которую хранил «на крайний случай».

Так начался их «один день» без здорового образа жизни.

К концу первого дня в учительской пахло жареным беконом, сливочным пивом и чем-то явно запрещённым в стенах учебного заведения. Филч, заглянувший с веником, тут же ретировался, пробормотав что-то о «разложении нравов».

На второй день Снегг, обычно бледный, как полотно, слегка порозовел — вероятно, от портвейна. Мадам Помфри, забыв о строгой диете, с аппетитом уплетала трюфели, а Дамблдор вместо вечерней медитации рассказывал анекдоты, которые заставили бы покраснеть даже русалок из Чёрного озера.

К третьему дню стало ясно: что-то пошло не так.

— Северус, вы… храпите, — с трудом разлепила глаза Помфри, обнаружив, что заснула за столом, обняв пустую бутылку из-под эля.

— Это не храп, — пробурчал Снегг, — это контролируемое дыхание.

— А я, кажется, забыл, где моя кровать, — задумчиво произнёс Дамблдор, разглядывая потолок, на котором почему-то танцевали разноцветные пятна.

Тут их осенило.

— Мы… запустили себя, — констатировала Помфри, с ужасом глядя на своё отражение в магическом зеркале.

— Да, — вздохнул Снегг, — и мой организм потребует за это страшную цену.

— В смысле?

— В смысле завтра у меня первый урок с первокурсниками. А я даже не помню, где оставил свою палочку.

Утро четвёртого дня встретило их тишиной. Никаких пиров, никаких излишеств — только горький чай, овсянка и молчаливое раскаяние.

— Никогда больше, — хрипло пообещал Снегг.

— Никогда, — кивнула Помфри.

— Никогда — это слишком категорично, — улыбнулся Дамблдор, но, встретив их взгляды, добавил: — Хорошо, хорошо… По крайней мере, до следующего раза.

Солнце, пробиваясь сквозь тучи, осветило их лица. Где-то вдали звенел колокольчик, созывая студентов на уроки. Жизнь возвращалась в привычное русло.

А в учительской, под столом, так и осталась лежать одна-единственная шоколадная лягушка — немой свидетель их мимолётного падения.

В Хогвартсе творилось нечто невообразимое.

Сначала преподаватели, словно сговорившись, начали отказываться от сливочных пирогов в пользу овсяных галет. Потом перестали заказывать бочонки с элем, заменив их минеральной водой с лимоном. А уж когда профессор Снегг явился на завтрак в подтянутом спортивном мантии (оказалось, он тайно занимался йогой по утрам), стало ясно — мир перевернулся.

Но самое страшное началось, когда эта зараза перекинулась на учеников.

— Ты… ты ел морковку? — Рон Уизли смотрел на Гарри, будто тот проглотил живого сквига.

— Ну да, — пожал плечами Поттер, разминая кисти рук. — Там же витамины.

— Витамины, — передразнил Рон, нервно откусывая от шоколадной лягушки голову. — Ты ещё скажи, что перестал есть берти-боттс!

Гарри промолчал.

— НЕЕЕЕЕТ!

В столовой воцарилась атмосфера лёгкого безумия.

За столом Гриффиндора Гермиона, вопреки обычаям, накладывала себе вторую порцию брокколи. Дин Томас, обычно поглощавший пирожные в промышленных масштабах, с интересом изучал состав салата. Даже Крабб и Гойл, эти неприкасаемые святыни обжорства, бодро ковыряли вилками в овощном рагу.

— Это конец, — шептал Драко Малфой, наблюдая за происходящим с выражением человека, ставшего свидетелем апокалипсиса. — Они… они осознанно питаются. Они же нас обойдут в следующем турнире, черт побери!

Кульминация наступила в спортзале.

Гарри, который последние две недели таскал железо вместо того, чтобы гонять в квиддич, наконец снял мантию.

— Ты… это… — Рон задыхался. — Ты ж целый...!

Бицепсы Поттера напоминали дыни, трицепсы — спелые тыквы. Даже шея приобрела сходство с древним дубом.

— Ты что, колешь стероиды, Гарри? — прошептал Уизли.

— ЧТО?! — Гарри возмутился так искренне, что даже мадам Пинс в библиотеке чихнула. — Да я в жизни эту дрянь в себя не введу!

— Но… но как?

— Белок, Рон. И тренировки. Уот так уот. Уот так уот — прибавлял он, тягая гантели. — А еще вот это упражнение делаешь два раза в день и спина не болит.

— Понял. БЕ-ЛОК, — повторил Рон, будто услышал самое страшное ругательство.

Когда в Хогвартсе начался азартный бум, первым тревогу забил Аргус Филч.

— Они в туалетах! — ворчал он, шаркая ногами по коридору. — Опять в туалетах! То магические папиросы крутят, то зельями обмазываются, теперь вот в рулетку играют!

— Какая рулетка, Аргус? — вздохнул Дамблдор, откладывая в сторону свежий номер «Witch Weekly» с кроссвордом.

Филч вытащил из-под плаща смятый листок. — Вот их "расписание ставок"! "Пуффендуй +2,5", "тотал меньше 150", "Гарри Поттер — досрочный снитч — да/нет"! Это не школа, Альбус, это букмекерская контора!

Драко, конечно, начал с малого — принимал пари на матчи. Но потом влип.

— Слушай, Малфой, — шептал ему Гойл в гостиной Слизерина. — Ты мне должен уже триста галеонов, ты реальный лудик. Мой отец работает в Министерстве, но он не настолько в Министерстве работает, чтобы я мог просто так тебе простить.

— Тише! — Драко огляделся. — Я всё верну! Просто надо сделать одну ставку… Помоги с додепом, по-братски.

— Какую ставку?

— Ну… — Драко замялся. — Есть вариант. Говорят, Хагрид опять скрещивает что-то с чем-то. Если новый гибрид окажется опасным — ставим на то, что его запретят до конца года. Коэффициент 1.8.

Гойл задумался.

— А если не опасный?

— Тогда… — Драко нервно сглотнул. — Коэффициент 5.0, но нам всем будет немного не по себе.

Дамблдор проводит "зачистку"

Когда до директора дошли слухи, что кто-то поставил на то, что Снейп когда-нибудь улыбнётся, он понял — пора вмешаться.

Собрав всех в Большом зале, он объявил:

— Дорогие студенты, азартные игры — это, конечно, весело. Но когда Крабб берет кредит под залог своей коллекции "Карточек с волшебными тварями", это уже перебор.

— Но сэр! — возмутился Захария Смит. — Это же чисто спортивный интерес!

— Спортивный интерес? — Дамблдор поднял бровь. — Мистер Финниган поставил на то, что мадам Трюк проспит лекцию. Мистер Томас — на то, что привидения объявят забастовку. А мистер Уизли…

— Я ни на что не ставил! — перебил Рон.

— …поставил, что ты скажешь именно эту фразу, — закончил Дамблдор. — Всё, хватит. Отныне ваши подпольные тотализаторы закрываются, а из соревнований пока оставим только квиддич. И никаких додепов.

После месяца здорового образа жизни, подтянутых мантий и брокколи на завтрак ученики Хогвартса внезапно сорвались. Но не в сторону прежнего обжорства — нет, они нашли новый способ гробить здоровье: «Бодрящие зелья».

Стекляшки с шипящей жидкостью, этикетка которая обещала «крылья»... Скоро они появились в рюкзаках у всех. Даже у Гермионы. Особенно у Гермионы.

— Это просто временная поддержка для мозга! — убеждала она Гарри и Рона, потягивая зелье. — Там же экстракт мандрагоры и драконьей мяты! Это почти что полезно.

— А ещё там тонна искусственных ингредиентов и две ложки кофеина на колбу, — хмуро пробурчал Рон, но через пять минут уже сам тряс склянкой с зельем, пытаясь выцедить последние капли.

Гриффиндорская гостиная напоминала безумный муравейник: студенты без сна третьи сутки наперегонки конспектировали «1000 заклинаний для продвинутых», рисовали схемы квиддичных манёвров на стенах и спорили, кто дольше простоит в планке под аккомпанемент «Танца рыцарей» на волшебном граммофоне.

Но потом начались проблемы.

— Мне кажется, моё сердце стучит… снаружи, — шептал Дин Томас, прижимая ладонь к груди.

— Да ладно тебе, ты просто сфокусировался и теперь слышишь все, что происходит у тебя в организме — успокаивал его Симус Финниган, чьи глаза светились в темноте, как у совы.

Профессора сначала не понимали, что происходит.

— Почему, скажите мне, почему мистер Лонгботтом бегает по коридорам в три ночи, крича «Я — скорость!»? — рычал МакГонагалл.

— Возможно, вдохновлён вашими уроками, — вежливо предположил Дамблдор, хотя сам уже пятый раз за вечер ловил парочку второкурсников, носящихся по школе.

Кульминация наступила, когда Драко Малфой ворвался в Большой зал с диким криком:

— Я САМЫЙ БЫСТРЫЙ! САМЫЙ СИЛЬНЫЙ! Я НЕ МОГУ ОСТАНОВИТЬСЯ!

За ним гнался Парвати Патил с горящими глазами:

— ДРАКО, ТЫ НЕПРАВИЛЬНО ДЫШИШЬ! ДАВАЙ Я НАУЧУ!

Снейп, наблюдавший за этим, медленно становился бледнее обычного.

— Конфискую. Всё. Немедленно.

На следующий день в Хогвартсе объявили чрезвычайное положение.

— Отныне, — голос Дамблдора гремел, как гром, — любые энергетические зелья запрещены.

— НО КАК ЖЕ СЕССИЯ?! — завопили студенты.

— Спите. Учитесь. Повторяйте. Без химии, — сказала МакГонагалл.

Хогвартс вернулся к классике:

— О, сладкие берти-боттс… — Рон уткнулся лицом в пакет с конфетами.

— О, жирные пироги… — Гарри обнимал тарелку, как старую подругу.

— О, нормальный сон… — Гермиона рухнула лицом в книгу и мгновенно захрапела.

Туалет «Плаксы Миртл» давно не видел такого оживления. Запертая кабинка третьего этажа, обычно пахнущая сыростью и слезами привидений, теперь окуталась сладковатым дымком с нотками шоколада и жженого сахара. На двери красовалась новенькая табличка, вырезанная неровными буквами:

«Дымовые трубки Дэриуса. Ощути вкус магии!»

Первым клиентом, как водится, стал Драко Малфой.

— Это что за безделушка? — покрутил он в пальцах серебристую дудку, изгибавшуюся, как замороженный дым.

Из-за занавески высунулось хищное лицо.

— Эксклюзивный товар, юный господин Малфой. Дым меняет цвет по настроению, аромат — по желанию, а голос... — Дэриус многозначительно понизил тон, — голос делает вас кем угодно. Хотите — Дамблдором, хотите — самим Тем-Кого-Нельзя-Называть.

Драко фыркнул, но галеоны на стол положил.

К концу недели в Хогвартсе начались странности.

Гриффиндорская команда по квиддичу тренировалась в полном составе, но вместо привычных алых мантий игроки сверкали, как попугаи — один малиновый, другой изумрудный, третий переливался всеми оттенками сразу.

— Это нечестно! — кричал Захария Смит. — Они маскируются под поле!

В библиотеке Гермиона Грейнджер с ужасом наблюдала, как ее волосы один за другим сворачиваются в аккуратные колечки и падают на пергамент.

— Я же всего раз попробовала... — шептала она, гладя лысеющую голову.

Но самый неожиданный эффект ждал Драко. Проснувшись утром, он обнаружил, что его гладкие щеки украшает пышная борода, достойная гнома, а при попытке возмутиться выяснилось, что во рту не хватает ровно десятка зубов.

Мадам Помфри едва успевала подносить пузырьки к носам пациентов.

— Очередной «дымовой»! — кричала она, выдергивая у второкурсника бороду, которая тут же вырастала снова.

К Дэриусу, конечно же, пришли.

— Но это же просто травы! — лепетал Дэриус, когда его схватили за мантию. — Безвредный состав!

— Безвредный? — профессор Снейп поднял с пола выпавший у кого-то коренной зуб. — Министерство насчитало в вашем «дыме» семь запрещенных веществ, включая порошок рога единорога и... — он поморщился, — перемолотую скорлупу яиц дракона сорта «Огненное опорожнение».

Дамблдор, наблюдавший за разбором, покачивал головой:

— В Азкабане есть специальная камера для любителей экспериментов над детьми. Думаю, вы оцените... глубину замысла.

На прощание Дэриус успел крикнуть:

— Подождите, я точно говорю, это законно!

Но его уже никто не слушал.

Величественные стены Хогвартса, повидавшие за свою многовековую историю немало странностей, столкнулись с новым, невиданным доселе явлением. Всё началось с, казалось бы, безобидного изобретения братьев Уизли — "Зеркальной паутины", которую предприимчивые близнецы окрестили "Совиной сетью".

Идея была завораживающей: специально зачарованные зеркальца, пергаменты получили возможность передавать информацию, изображения и даже короткие движущиеся картинки. "Это же революция в коммуникации!" — восторженно заявил Джордж Уизли, демонстрируя свое творение в гостиной Гриффиндора.

Первые дни после запуска напоминали золотую лихорадку. Ученики толпились у витрины "Дырявого котла", скупая последние модели зеркалец с функцией "Совиной сети". Лаванда Браун и Парвати Патил установили рекорд, отправив за день сто двадцать три "совиных послания" друг другу, несмотря на то, что их кровати находились на расстоянии трех метров.

Однако вскоре последствия этого технологического прорыва стали проявляться во всей своей красе. Большой зал, обычно оглашаемый шумными разговорами и смехом, погрузился в странную тишину, нарушаемую лишь постукиванием по зеркальной поверхности и периодическими вздохами: "Мне опять никто не поставил сову..."

Профессор Снейп, и без того не отличавшийся ангельским терпением, во время урока зельеварения устроил показательную порчу двадцати трех зеркалец, когда поймал слизеринцев, пытавшихся снять "идеальный ракурс" своего котла с зельем. "В моем классе, — прошипел он, — единственное, что должно кипеть — это ваши мозги. Хотя, судя по всему, это слишком оптимистичное предположение".

Даже Гермиона Грейнджер, обычно непоколебимая в своей академической дисциплине, стала жертвой нового увлечения. "Я просто проверю, сколько реакций получил мой новый свиток о правах домовых эльфов, — оправдывалась она, пряча зеркальце под столом. — Это же образовательный контент!" Впрочем, её попытка создать "просветительский канал" потерпела крах, когда выяснилось, что её единственными подписчиками являются профессор Макгонагалл (из вежливости) и призрак Толстого Монаха (который просто любил смотреть на движущиеся картинки).

Кульминацией стал инцидент, вошедший в историю как "Великая ссора из-за совы". Два первокурсника, чья дружба до этого казалась нерушимой, чуть не свели друг друга в могилу из-за того, что один не поставил "сову" под фотографией другого. "Это же элементарный этикет!" — кричал обиженный, размахивая палочкой. "Я просто не видел твоего дурацкого поста!" — парировал второй, уворачиваясь от летящих в него заклинаний.

Когда новости об этом происшествии дошли до Дамблдора, директор, обычно предпочитавший не вмешиваться в студенческие дела, понял, что ситуация вышла из-под контроля. Собрав всех в Большом зале, он произнес свою знаменитую речь о "балансе между магией и здравым смыслом".

"Дорогие студенты, — начал он, поправляя очки. — Когда великий волшебник Мерлин изобрел первое заклинание, он вряд ли предполагал, что однажды его потомки будут спорить о том, чей кот лучше выглядит в шляпе". После паузы, давшей возможность этому сарказму достичь цели, он объявил новые правила пользования "Совиной сетью", которые, впрочем, больше напоминали кодекс чести.

Интересно, что наибольшее сопротивление нововведениям оказали не студенты, а... говорящие портреты. "Это дискриминация!" — возмущался сэр Кадоган, чей аккаунт был заблокирован за слишком частые посты о своих мнимых подвигах. Даже Призрак Толстого Монаха устроил забастовку, отказавшись появляться в столовой, пока ему не вернут доступ к "свиткам".

Но самым неожиданным последствием всей этой истории стало то, что Фред и Джордж Уизли, создатели "Совиной сети", сами стали её первыми жертвами. "Мы хотели развлечься, а не создать монстра", — признался Джордж, когда их последнее изобретение — "Мгновенные мемы" — начало самопроизвольно материализовываться во время уроков, изображая профессоров в компрометирующих ситуациях.

Величественный Хогвартс, переживший немало странностей, столкнулся с новой напастью — ленью, разросшейся до невероятных масштабов. Всё началось незаметно: ученики стали пропускать занятия под предлогом «магической усталости», домашние задания сдавали с опозданием, а некоторые и вовсе перестали учиться, надеясь на волшебные шпаргалки и заклинания-ускорители.

Но настоящим символом этой эпидемии стал Джейкоб Смит, второкурсник Гриффиндора. Когда-то подающий надежды ученик, он теперь проводил дни, развалившись в гостиной у камина, играя в «Квиддичный кубок» на своём зеркальце и отмахиваясь от напоминаний Гермионы:

— «Да ладно, зачем учить зельеварение, если есть готовые рецепты в сети?»

Профессора терпели, уговаривали, даже ставили на вид, но ситуация лишь ухудшалась. Однажды Снейп, обнаружив, что половина его класса вместо зелья «Сон смерти» варит «Баблти отдыха» (рецепт из «Совиной сети»), взорвался.

— «Я не намерен тратить время на тех, кто считает, что волшебство — это способ избежать работы!» — прошипел он, конфисковав у Джейкоба зеркальце.

Но хуже всего стало, когда Джейкоб проспал экзамен по Трансфигурации. Профессор Макгонагалл, обычно строгая, но справедливая, на этот раз не выдержала.

— «Мистер Смит, вы не только не готовы к урокам, но и демонстрируете полное пренебрежение к учёбе. Хогвартс — не место для тех, кто не ценит магическое образование!»

И исключила его.

Джейкоб, бледный и растерянный, собирал вещи в общежитии, когда к нему подошёл Дамблдор.

— «Вы действительно хотите уйти, мистер Смит?» — спросил директор, глядя поверх очков.

— «Н-нет…» — пробормотал Джейкоб.

— «Тогда, возможно, стоит что-то изменить?»

Оказалось, исключение было лишь испытанием. Джейкобу дали последний шанс — и он им воспользовался.

С этого дня ленивая эпидемия пошла на спад. Ученики, напуганные историей Джейкоба, стали больше заниматься. Даже слизеринцы, обычно предпочитающие хитрость труду, начали конкурировать за лучшие оценки.

А Джейкоб? Он стал учиться усерднее всех. Говорят, через год он даже получил «Отлично» по Заклинаниям.

И когда кто-то теперь говорил: «Да ладно, зачем учиться?», ему просто показывали на Джейкоба и отвечали:

— «Хочешь повторить его историю? Только в следующий раз исключение может быть настоящим».

И это работало лучше любого уговора.