Становление льва (джен)

Невилл никогда не считал себя важным кому-либо.

Единственный наследник Лонгботтомов. Сын героев. Бабушкина опора. Нет, всё это не про него. Он… он ведь Невилл. Просто Невилл. Ничего выдающегося, кроме неуклюжести. Даже пробуждение магии — и то позднее и случайное.

Когда-то Невилл надеялся, что в Хогвартсе это изменится. Он научится колдовать, заведет друзей, станет своим. Нужным. Кому-то дорогим.

Вот только этого не произошло.

Скорее — наоборот.

Теперь он стал посмешищем всей школы, и даже его собственный факультет ненавидит его, ведь его проклятая неуклюжесть постоянно становилась причиной взрывов котлов, неверно работающих заклятий и потери баллов. Невилл пытался. Старался. Но не мог это изменить. Его тело не слушалось его. Магия ускользала куда-то прочь, будто не желая иметь с ним ничего общего. И никак.

«Этот увалень Лонгботтом снова взорвал котёл на зельеварении! Да так, что весь кабинет залило!»

«Из-за Невилла мы снова потеряли пятьдесят баллов!»

«Ха-ха, Лонгботтом опять забыл пароль и ночевал в коридоре! В следующий раз надо будет украсть у него учебники и мантию, пусть побегает, поищет!»

«Невилл, ты позоришь наш род!»

«Что бы сказали твои родители, если бы увидели тебя?»

Ничего. Ведь для них мальчишка перед ними — всего лишь какой-то ребёнок. И Невилл устал надеяться, что родители когда-нибудь о нём вспомнят. Бабушка продолжает во что-то верить и тратить огромные суммы на альтернативные методы лечения. Невилл… устал. Устал от бесконечных надежд. Ему хочется…жить. Заниматься любимой гербологией, читать книги, а не отчеты целителей из Мунго. И тем сильнее он ощущает себя эгоистом. Ведь он любит родителей. Любит всей душой.

Но, тем не менее… он знает, что надежды на выздоровление нет. И не будет.

Однокурсники всегда держатся группами. Даже Гарри, Рон и Гермиона, с которыми он вроде бы дружит, чаще находятся втроем.

А он один. Всегда один.

Вроде бы и со всеми, а в то же время и сам по себе. Лишний. Ненужный никому.

Отцовская палочка не принимает его, отторгая, но Невилл не смеет и заикнуться о том, что что-то не так. Ведь бабушка не поймет такого. А он не хочет снова слышать о своей никчемности и неблагодарности.

«Этот идиот Логботтом даже Вингардиум Левиоса с трудом сделать может!»

«Лонгботтом снова взорвал на трансфигурации свой графин!»

«Посмотрите на него!»

Будь Невилл девчонкой, он проводил бы все дни в слезах. Но ему остаётся только сжимать челюсть и идти дальше.

Зато у него есть Тревор. Бедный жаб слышал всё, что копилось в его душе. И пусть, пусть Тревор старенький и не сильно красивый, пусть он сбегает от него время от времени… Невилл им дорожит. Ведь Тревор — его единственный лучший друг. Обнять не сможет, конечно, но сочувственное кваканье лучше, чем ничего.

И в один вечер, сложив чемодан и прижимая к себе Тревора, Невилл стучится в кабинет профессора Макгонагалл.

— Мистер Лонгботтом? Вам что-то нужно?

— Д…да, мэм.

— Что ж… проходите.

Невилл волнуется. Ему хочется убежать. Но он твердо все решил. Ему не место в Гриффиндоре. Так зачем занимать чужое место?

В кабинете профессора как всегда тепло и пахнет сладким печеньем. Строго, но уютно. И, наверное, так бы пахло дома, если бы мама была в порядке. Если бы бабушка не тратила все их средства на бесполезные и откровенно провальные попытки как-то вылечить родителей.

— Что-то случилось? Вы забыли пароль и вновь не можете попасть в спальню?

Профессор наливает ему чай и придвигает к нему коробочку с сахарным печеньем. Она говорит без осуждения, и это подкупает.

— Мэм… я хотел бы покинуть Гриффиндор.

Брови профессора Макгонагалл взлетают вверх, губы чуть поджимаются.

— Что? Мистер Лонгботтом, вы, должно быть, шутите…

— Нет, профессор. Мне… мне здесь не место. Я… я неуклюжий. Я ничего не умею, я ничего не могу… я… я всё только порчу…

— Мерлин с вами, Лонгботтом!

Минерва Макгонагалл, Железная леди Гриффиндора, встала и обняла его.

Невилл пораженно замер.

Его бабушка всегда была скупа на эмоции. Другие родственники во многом его избегают, видя в нём лишь позор рода. Его родители даже не помнят его. Друзей почти нет.

И этот простой, искренний жест моментально попал в самое сердце. Кто-то проявил внимание. Кому-то на него не всё равно.

От профессора пахнет духами и всё тем же сладким печеньем. Тепло, уютно и удивительно надежно. Как под защитой кого-то по-настоящему могущественного.

Руки Невилла неуверенно обняли профессора в ответ, прижимаясь ближе. В его глазах стояли слёзы.

— Мистер Лонгботтом… Мерлин с вами, ваше место здесь. Именно здесь. Возможно, вы и не сильно преуспеваете в учёбе, но я вижу ваш труд, вашу волю. В вас есть сила, есть храбрость. Однажды и вы заметите это.

В любой другой момент Невилл не поверил бы в её слова. Но, сейчас, рядом с профессором, Невилл чувствует — она не льстит. Она верит в него.

— Не оставляйте Гриффиндор. Ваше место — здесь. Поверьте.

И Невилл верит. Невозможно не поверить, когда профессор Макгонагалл так смотрит на него. С заботой.

— Спасибо, профессор.

* * *

Минерва Макгонагалл видела многих детей, впоследствии ставших магами. Кто-то был гением, кто-то нет. Но ей был дорог каждый. Неважно, насколько талантлив он был или не был. Все гриффиндорцы в её глазах навсегда оставались её львятами. Её студентами.

И Невилл Лонгботтом не был исключением.

Минерва видела, что за внешней робостью кроется сила. Разбитые осколки чашки, которую нужно было превратить в птицу, обращались в перья спустя какое-то время после урока. Невилл работал. Медленно, постепенно.

И когда Невилл Лонгботтом, в крови и с огнем в глазах, бросается к Нагайне, разрубая её мечом Гриффиндора, Макгонагалл не сильно удивлена.

Зашуганный маленький львёнок, который ловил свою жабу и нечаянно взрывал котлы, исчез.

Перед ней стоял молодой и сильный лев.