Оutono em Surrey (джен)

Осень в Суррее всегда приходила внезапно. Ветви липы у ворот усадьбы Гринграссов обнажались почти за ночь, как будто и деревья чувствовали холод отчуждения, витавший в этом доме. Дафна стояла у окна и сжимала в пальцах письмо — пожелтевший конверт с неуклюже выведенным "Мисс Д. Г.".

Он писал редко, неумело, но в каждом слове было больше правды, чем в целой библиотеке отцовских речей о долге и достоинстве. Рональд Уизли — сын безземельного джентльмена, рыжеволосый, вечно с заплатами на локтях и мечтами в глазах.

Они познакомились летом, когда старый барон Гринграсс разрешил его семье снять домик при озере. Отец Дафны считал их почти слугами, но она видела в Роне что-то большее — гордость без высокомерия, ум без амбиций и сердце, которое билось в такт её собственному.

— Ты уверена? — прошептала Астория, её младшая сестра, наблюдая, как Дафна складывает простое платье в потертый саквояж.

— Совершенно. Он ждёт меня у северной калитки, как мы и договорились. На рассвете.

Астория кивнула, но в её глазах плескался страх — не перед отцом, не перед позором, а перед неизвестностью. Дафна, напротив, впервые чувствовала себя живой. Ни титул, ни богатство, ни фамильные драгоценности не стоили свободы быть с тем, кого она выбрала сама.

Утро было мокрым, туманным. Лошади Рона фыркали, в нетерпении стуча копытами по промокшей дороге. Он стоял у калитки, в тёмном пальто, с торбой за спиной, и когда увидел её — улыбнулся.

— Ты пришла.

— А ты сомневался? — Она рассмеялась, прижимая саквояж к груди.

— Ни на секунду.

Они уехали до того, как слуги проснулись. Через рощу, через деревушку, где никто не знал их лиц. Он снял комнату в трактире, а утром — подал заявление в приходскую церковь.

Они поженились в тот же день. Без свидетелей, без цветов и без родительского благословения. Только старый викарий, пахнущий ладаном и книгами, и обручальные кольца, купленные за его последние монеты.

— Теперь ты — миссис Уизли, — сказал он, целуя её ладони.

— А ты — самый храбрый человек на свете.

Вечером они сидели у камина, в маленькой комнате с низким потолком. Она разложила на столе несколько монет — всё, что у них было. Он положил рядом чернильницу и пачку бумаги.

— Я буду писать, — сказал он. — Рассказы, статьи… что угодно. Мы справимся.

— Мы уже справились, — ответила Дафна и, впервые за долгое время, не боялась завтрашнего дня.