Другой мир (джен)

— Сделка состоится, Калриссиан. Если вы хотите сохранить мир в Облачном городе, вы сделаете так, как я сказал.

— Разумеется, милорд, — бывший контрабандист не слишком уверенно поклонился и предпочел удалиться. У Вейдера он вызывал лишь презрение. Слабыми духом легко управлять, а еще легче манипулировать теми, кого интересуют только нажива и собственная безопасность. Это был урок, который он отлично усвоил еще в прошлую войну.

Калриссиан ушел, и Вейдер остался один. Если верить информации, предоставленной наемником Фетом — а у Вейдера не было причин ей не верить, — «Тысячелетний Сокол» прибудет в самое ближайшее время. Отличная наживка для юного Скайуокера. Вейдер знал, что, узнав о нависшей над друзьями опасности, он непременно помчится прямиком в Облачный город.

Энакин Скайуокер так бы и поступил.

Тяжело ступая, Вейдер подошел к окну. Все-таки этот город не зря носил свое название — за облаками было трудно разглядеть звезды, и это не слишком нравилось Вейдеру. Вся его жизнь прошла среди звезд, а облака раздражали его тем, что напоминали о совсем других временах, на память о которых у него больше не было права.

Какими красивыми были облака на Набу…

Вейдер с раздражением отвернулся от окна. Это были не его воспоминания. Они принадлежали наивному глупцу, невежественному идеалисту с задворок Галактики, мечтавшему о захватывающих приключениях и благородных подвигах. Этот идеалист сгорел в лаве Мустафара… впрочем, нет. Он умер еще раньше. Его смерть была постепенной и началась задолго до того, как он отправился выполнить приказ императора о ликвидации лидеров сепаратистов.

В голове у него прозвучали слова, только что сказанные Калриссиану. «Если вы хотите сохранить мир в Облачном городе, вы сделаете так, как я сказал». Сохранение мира — вот была главная цель Энакина Скайуокера, которую он по наследству передал Дарту Вейдеру. Ради сохранения мира он сражался на фронтах Войн Клонов. Ради мира он уничтожил орден джедаев, замысливших переворот против Республики. И это о мире говорил Энакин тогда, на Мустафаре, перед последней дуэлью с Оби-Ваном Кеноби. Он принес мир своей империи, заплатив за него своей жизнью.

Восставший из руин его духа Дарт Вейдер стал хранителем этого мира. Поддерживать его приходилось железной рукой, но Вейдер был безжалостен, и империя стояла, словно монолит, и жалкие уколы повстанческих банд не причиняли ей вреда. До тех пор, пока Люк Скайуокер, отпрыск Энакина, не взорвал Звезду Смерти, поставив под угрозу охраняемый Вейдером мир.

Когда разведка предоставила ему информацию об этом юнце, Вейдер ей не поверил. Ребенок Скайуокера не мог быть жив, ведь его мать… его мать умерла, он знал это точно. Так сказал ему император… Неужели он ошибался?

Вейдер приказал проверить и перепроверить полученные данные, провести тщательное расследование, результаты которого на некоторое время совершенно сбили его с толку. Люк Скайуокер был воспитанником Оуэна и Беру Ларсов и жил на ферме по сбору влаги на Татуине. А затем к нему, по всей видимости, по чистой случайности, попал дроид, в котором принцесса Органа спрятала украденные мятежниками чертежи Звезды Смерти. Так он и оказался в самом эпицентре восстания. Но в том, что Люк был сыном Энакина Скайуокера, сомнений быть не могло.

Разумеется, об этом стало известно императору, и впервые за много лет Вейдер… ощутил страх. Что сделает Сидиус, когда узнает, что у Энакина Скайуокера был сын? Увидит в нем угрозу? Вейдер сам убедился в том, насколько мощно струилась сквозь него Сила. Что, если Сидиус отдаст приказ о его ликвидации?

Однако император не имел привычки понапрасну тратить ценные ресурсы. Напротив, его алчность и природное тщеславие побудили его повторить былой успех и переманить Люка Скайуокера на свою сторону, как когда-то он поступил в отношении его отца. Вейдер предложил это во время их последней беседы, но его слова были лишь отражением мыслей его повелителя. Император хотел, чтобы он это предложил. Ему нравилось управлять не только делами, но и помыслами своих подчиненных.

И вот теперь, расставив тщательно подготовленную ловушку, он ждал появления Скайуокера. Конечно, Вейдер не был глупцом и понимал, насколько тяжело будет его поймать. Поэтому он и придумал затею с карбонитом. Это устройство, разумеется, не предназначалось для заморозки живых существ, так что предварительно его придется опробовать на ком-то другом, но риск того стоил. Если Скайуокер и вполовину столь же упрям и своенравен, как его отец, одними уговорами Вейдер ничего не добьется. Разумнее будет похитить его и поставить перед фактом через какое-то время, когда он придет в себя. Вейдер не тешил себя иллюзиями: узнав правду, мальчишка наверняка не поверит ему, а затем страшно разозлится. Но Вейдер знал, какие аргументы привести. Он чувствовал: Люку Скайуокеру, как когда-то его отцу, обрыдла война с ее грязью, кровью и предательством. Он уничтожил Звезду Смерти, потому что не хотел, чтобы другие планеты постигла судьба Алдераана — но ведь мира и согласия можно добиться и другими способами. Он ведь хочет, чтобы его друзья были в безопасности, хочет прекратить эту войну? Что ж, Вейдер предоставит ему такую возможность. И если Люк за это время хоть чему-то научился, он не станет ее отвергать.

Вейдер зашагал в сторону двери, намереваясь покинуть кабинет и отдать соответствующие распоряжения штурмовикам, но вдруг остановился. Еще одно чужое воспоминание возникло у него перед глазами. Когда-то он уже делал такое предложение. Двадцать с лишним лет назад, на той треклятой планете. Он предложил вместе править Галактикой единственной, кто готов был видеть в нем человека, даже когда он превратился в монстра, и был уверен в том, что она согласится и не отвергнет его, но вместо понимания и поддержки он увидел в ее глазах лишь боль. Он предал ее. Думал, что спасает от гибели, но на самом деле навсегда потерял.

Падме он принес не мир, а смерть.

Вейдер сжал механическую ладонь в кулак, и на оконном стекле у него за спиной появилась трещина. Хватит тратить время на ребяческие сантименты. Ему нужно выполнить приказ своего повелителя.

* * *

После того как они покинули Беспин, прошло уже два дня, а его никто не посмел побеспокоить. Все-таки адмирал Пиетт был хорошим командующим. Умел брать на себя ответственность и не задавал лишних вопросов, пока к нему не обращались.

За очередной побег «Сокола» Вейдер никого не наказал. Чутье подсказывало ему: гипер-привод починил R2. В былые времена этот дроид не раз спасал ему жизнь, и если бы Оби-Ван не увез его тогда с Мустафара, он бы отлично послужил империи. А впрочем, зная его вздорный характер, он, скорее всего, предпочел бы, чтобы его разобрали на металлолом. Как и его хозяин Энакин Скайуокер, R2-D2 был идеалистом и не шел на компромиссы.

Но Вейдер не только поэтому обошелся без репрессий. На подчиненных он был раздосадован, а вот собственная глупость заставила его почувствовать ту ярость, из которой ситхам было бесполезно черпать силу, потому что она была порождена беспомощностью. Безмозглый самонадеянный дурак! Как он только посмел упустить собственного сына!..

Вейдер сам не ожидал, что скажет это. Он давно перестал воспринимать Энакина Скайуокера как часть своего прошлого, своей жизни, и не сразу осознал, что металлический скрежет, последние двадцать лет заменявший ему голос, сложился в роковые слова. «Нет. Это я твой отец».

Потрясенный до глубины души Люк, прижимавший к себе обрубок правой кисти, исторг вопль отчаяния, от которого у Вейдера кровь застыла в жилах. Другой реакции он и не ждал, но если бы его план с заморозкой все же закончился удачно, у него было бы больше времени, и он не прибег бы к этой ужасающей правде как к последнему средству удержать сына. Но делать было нечего, и он открыл Люку все: и то, что когда-то он был Энакином Скайуокером, и то, что хотел с его помощью положить конец этим опостылевшим войнам и, если придется, убить императора. Ведь Люк не мог отказаться от этого, не мог не понимать, что это был единственный выход!

Вейдер не учел одного. В упрямстве и нежелании идти на компромиссы Люк не был похож на своего отца — он был ему равен. Поэтому он не сдался и предпочел прыгнуть в бездну, но не принял руку лорда ситхов, назвавшего себя его отцом.

Император отнесся к его промаху со снисхождением. Вейдер понимал: Палпатин знал, каким испытанием была для него вся эта операция, и душевные терзания ученика тешили его самолюбие, подпитывали уверенность в собственной власти. К тому же, Сидиус был уверен: рано или поздно Люк Скайуокер все равно к ним примкнет. Это был лишь вопрос времени.

А вот для Вейдера это поражение не прошло бесследно. Если раньше он сомневался в том, что Люк может быть сыном Энакина Скайуокера, то теперь он понимал, что это действительно было не так. Точнее, не совсем так. Унаследовав от отца его дерзание и непокорный нрав, Люк перенял кое-что и от матери, и это делало его больше похожим на нее, чем на Энакина. Как и Падме, Люк верил в истинный мир. Не в тот искусственный эрзац-продукт, который Вейдер мнил тем настоящим миром, ради которого Энакин Скайуокер когда-то перешел на темную сторону, а в то состояние покоя и безопасности, что зиждется на внутренней гармонии, а не на грубой силе звездных разрушителей и имперских штурмовиков. В тот мир, который Энакин Скайуокер обретал лишь рядом со своей любимой женой, и который нельзя было насадить никакой внешней силой. Он рождался в душе, как любовь, вера или надежда. Падме была олицетворением этого мира и боролась за него всю свою жизнь. Каким бы мрачным ни было положение, в котором они оказывались во время Войн Клонов, этот внутренний мир позволял ей сохранять себя и не забывать, за что они сражались. И она делилась этим миром со своим мужем, только вот для Вейдера… для Энакина этого оказалось недостаточно.

Вейдер медленно подошел к иллюминатору и посмотрел на звезды. За годы службы Галактика стала ему домом, но он так и не нашел в ней покоя. В течение нескольких часов он полагал, что нашел сына, но и это оказалось еще одной иллюзией. Все, что ему оставалось, это пытаться сохранить тот порядок, который он обманчиво считал миром, и, отринув сожаления, исполнять свой долг.

Отвернувшись от звезд, Вейдер отправился отдавать новые распоряжения.