Тебя давно здесь нет (гет)

А кровь все хлестала и хлестала. Я просто продолжала стоять, даже мои ладони не дрожали. Во мне как будто что-то умерло. Что-то важное, что-то, без чего я больше не была человеком.

В ушах нарастал звон, перебиваемый истошными криками. Ощущение было, как если бы мой череп поместили под пресс. Раз трещинка, два, и вот моя душа вместе с костями разлетелась на куски. Маленькие чёртовы кусочки, почти пыль. Пыль. Вот что я такое. Никому не нужная, грязная, мерзкая. Все от меня избавляются..или же я сама отталкиваю их от себя.

Пыль. Я пыльная девочка, убившая свою семью. Моя мать осела прямо у меня под ногами, её кровь брызнула вновь, осталась на моей бледной щеке. Я даже не шелохнулась.

Из глаз моей матери хлестала кровь, заливая её воздушное кремовое платье алыми пятнами. Хах, довольно драматично было бы, если бы она не хрипела, кашляя, не кричала мое имя. Если бы она не умирала у моих ног. Если бы её не колотила агония.

Вопли медленно стихали. А я даже не подняла ладони, чтобы утереть кровь матери с лица. Взгляд затуманился. Возможно, потому что я не хотела смотреть на посиневший труп своего отца в углу комнаты. На обрызганые кровью стены. На мать, лежащую у моих ног и издающую предсмертные крики.

Что же я наделала.

Я подняла ладони, и наконец с облегчением обнаружила, что длинные тонкие пальцы дрожат. Значит, я не совсем бесчеловечна, раз мне страшно. Ведь я только что зверски убила своих отца и мать. Не по своей воле, конечно, но убила.

Я не могу сдерживать свою силу. А сила моя, одновременно благословение и проклятие. Я вольна лишать жизней. Но только что я лишила себя души.

Я убила их.

Обычная мелкая семейная ссора стала причиной непоправимого. Я просто сорвалась, потеряла контроль. Какая же я тварь…я заслуживаю смерти.

Мне некуда идти. Моя семья убита. Мной убита. А я не могу проронить и слезы.

Мать уже затихла. Кажется, она мертва. Сколько времени я уже стою над её трупом?

Я шагнула назад и оглянулась. Боже, я ещё и переживаю, что кто-то мог услышать крики и вызвать полицию. Я просто омерзительна. Я грязная, по локоть в крови. Хотелось снять с себя кожу, вывернуть наизнанку свое сердце. По другому я не могла отмыться от той грязи, в которую вляпалась. И искупления я не заслуживаю.

Но этим я займусь позже. А сейчас надо бежать. У меня просто нет выбора. Я не хочу умирать….по крайней мере пока. И поэтому я развернулась и пошла к двери, давя в себе желание обернуться и в последний раз взглянуть на свою семью, пять минут назад ещё отчитывающую меня за мелкий проступок.

Я стала убийцей в чёртовы одиннадцать лет.

И вот я уже шагаю по улице. Солнце село, небо затянуто темными тучами. И главное, вокруг тишина. Ни души. Только бродячая кошка перебежала мне дорогу.

Все вокруг, казалось, отражало мое внутреннее состояние. Просто тихая пустота, болезненная и неестественная. Пустота, которую хотелось заполнить, но не было чем.

Это состояние аффекта или что-то ещё?

Я шагала вперёд по сырому асфальту, глядя на свои ноги. Внешне я выглядела обыкновенно. Красные кеды Converse, джинсовые шорты, черная футболка с белой надписью “This beautiful cruel world” поперек груди.

Начал накрапывать дождь. Капли пропитывали ткань кедов, оставляя на них темные пятна. Стало прохладно.

Надеюсь я замерзну к чертовой матери. Я убийца, и должна быть мертва.

Хотя какая теперь разница? Никому не станет проще, если я умру. Родители не воскреснут мановением волшебной палочки, если я отойду в мир иной вслед за ними.

* * *

Я резко очнулась от воспоминаний, сама удивившись, что мне не одиннадцать, а уже семнадцать, и я всё ещё жива. Боже, ну зачем я просыпаюсь снова…

Ощутила боль в шее и плечах. Чёрт, я уснула прямо на полу в кухне своей квартиры. Я подняла голову с руки, которая послужила мне подушкой этой ночью, и не сдержала стон боли.

Всю ночь я пролежала на ламинате в узкой рабочей юбке и теперь талия ужасно ныла. Осмотрела себя. На рубашке темно-красные пятна.

Поди разбери, что это. Кровь вчерашней жертвы или вино, которым я запивала отчаяние?

В любом случае, рубашку можно со спокойно душой выкинуть. Может и отстиралось бы, но мне слишком лень тратить свое время и силы на такую ерунду.

Боже, я ментально погибаю, а меня волнует чистота моей рубашки.

С трудом поднялась с пола и зашагала в ванную, даже не потрудившись взглянуть на часы. Какая разница, который час?

Всё в этой жизни уже давно потеряло смысл. Потеряла смысл и моя жизнь. Ощущение было такое, как будто много лет назад меня выпотрошили изнутри, вскрыли грудную клетку, безжалостно размазали всё, что внутри меня было по стенам.

Я расстегнула рубашку и взглянула в зеркало. Выдавила кривую ухмылку, попыталась пригладить спутанные волосы.

Я выгляжу как чья-то забухавшая тридцатилетняя тётушка. Встрёпанные волосы до плеч выглядят как мочалка, которой давно не пользовались. На бледной коже лица под глазами залегли тёмные, жуткие, как у трупа, синяки. Вчерашний макияж смазался, помада осталась на щеке, вперемешку с разводами туши.

Я кажется начинаю вспоминать вчерашний день.

Я ревела пару часов под действием алкоголя.

Сама же вяло усмехнулась своим мыслям. Да вы гений, Шерлок. Любой человек, увидев меня, сказал бы, что я, наверное, рыдала много часов.

Хотя, в алкоголе есть свои плюсы. Я уже не чувствую голода, только желание хорошенько напиться и забыть о всех бедах на ночь, чтобы с утра проснуться с жуткой головной болью и видом проститутки, у которой была бурная ночка.

Постаралась отвести взгляд от своей тощей бледной груди, покрытой синяками и ссадинами. Я выгляжу отвратительно. Чем я, чёрт побери, вчера занималась, кроме как пила вино?

Ах да, я же ещё убивала. Кхм, то есть, делала свою работу, за которую мне, собственно, и платят деньги.

Я уже плохо помню лицо жертвы, спасибо наспех выпитому ночью алкоголю. Вино Шираз отлично стирает память.

Ах нет, хоть лица я и не помню, прекрасно помню голос.

Воспоминания вновь нахлынули невыносимой волной, сдавили грудную клетку так, что я хрипло вздохнула, ощутив невыносимое желание разбить себе голову об стену комнаты.

Мужчина, лет сорока, кажется. Одет был в офисный костюм. Он стоял на коленях и умолял пощадить его. Проклятый должник. Своей безалаберностью по отношению долгов он перечеркнул всю свою жизнь.

Кажется, моя рука почти не тряслась, когда я сделала резкое рассекающие движение ладонью. Мужчина в панике завопил. Интересно, у него проносилась жизнь перед глазами, когда из его глаз хлынула кровь? От этого крика у меня перед глазами вспыхнули пятна, а в горле встал ком.

Так, хватит об этом думать.

Я снова очнулась, стоя перед зеркалом в ванной.

Мне надо привести себя в более-менее божеский вид, а то глядишь, распугаю членов Мафии своим убитым видом.

Я наклонилась к раковине и включила кран. Струя ледяной воды выглядела как возможность искупления. Я умылась, и было ощущение, как будто вместе с остатками вчерашнего макияжа и слезами я частично смываю остатки своих чувств. Ледяная вода казалось привела меня в холодный рассудок, чтобы я снова могла функционировать, как дрессированная заводная машинка, по команде нажимающая на курок, перечеркивая очередную человеческую судьбу.

И все потому, что я чёртов эспер. Не было бы способности, не было бы проблем. Мой дар одновременно благословение и проклятие.

Проклятие моей души. Бремя, которое я тащу на своих тощих плечах уже второй десяток лет.

Брожу во тьме собственных эмоций как слепой котёнок, натыкаюсь на очередное “спасение”, а потом разбираюсь вдребезги о кошмарную реальность.

И медленно гнию.

Взглянула в зеркало, выдавила из себя слабую механическую улыбку, пытаясь оценить, стала ли моя внешность хоть немного более приемлемой. Волосы теперь аккуратно струятся по плечам, на щеке под глазом пластырь. Я даже не потрудилась накраситься, только синяки под глазами замазала.

Черная рубашка, такие же черные свободные джинсы. Не так уж и плохо, но для киллера я выгляжу чересчур хилой.

Надеюсь, от меня не слишком несёт алкоголем. Мои духи должны были перебить запах вина.

* * *

В здании Мафии я снова ощущаю себя как в механизме. Я просто шестерёнка, которая крутится, выполняет свою функцию, а когда наконец ломается, становится ненужной. Когда нибудь и я сломаюсь, как шестерёнка, и меня просто выкинут, словно мусор, словно предмет, у которого закончился срок эксплуатации.

Я зашла в кабинет Мори, дабы получить задание. Забавно. Я всего лишь оружие босса, который целыми днями сидит в кабинете, исполняет хотелки и капризы Элис, периодически принимает отчёты, и, разумеется, раздает приказы.

Вот и сейчас Огай сидел рядом с Элис, уговаривая её съесть хоть что-нибудь. Девочка надув губы отвернулась в сторону.

Услышав стук в дверь Мори ненадолго отвлёкся от своего увлекательнейшего занятия, удостоил меня кивком, позволив войти.

—Доброе утро, Юиро-тян. Ты сегодня рано. — как бы между прочим, слишком уж легкомысленно бросил Огай, окинув меня изучающим взглядом, когда я прошла в кабинет и присела в кресло, чуть склонив голову в уважительном приветствии.

—Так получилось. — сухо отозвалась я, сама удивляясь тому, насколько механически звучит мой голос. Ещё и в горле ком. Голова всё ещё трещит невероятно, не стоило вчера напиваться. Сама себе проблемы делаю, буквально из ничего их создаю.

—Что ж, это к лучшему. У меня новости, пожалуй, тебе может понравиться. — почти раздражающим, вежливым, протяжным тоном сообщил Мори, и выждав короткую паузу, за которую я успела вопросительно поднять брови, продолжил, —Ты повышена. С этого момента ты не просто киллер, а одна из главных исполнителей Портовой Мафии.

Я чуть удивленно склонила голову. Весьма неожиданно. Я то думала, что так и останусь пешкой Огая, исполняющей приказы подобно дрессированной собачке, просто из-за того, что когда-то давно он подобрал меня в трущобах, спасая от розыска за убийство моей семьи.

Пожалуй, я все так же останусь пешкой. Только рангом повыше. Хах.

—Полагаю, должна сказать спасибо. — глухо произнесла я, выдержав пронизывающий взгляд босса, хотя по спине побежали неприятные мурашки, —Каковы теперь мои обязанности?

—А теперь время сообщить вторую новость. С этого момента ты работаешь не одна. Твоим напарником станет Дазай, полагаю, вы знакомы.

Я задумалась. Про Дазая Осаму мне было известно лишь то, что он, по сути, правая рука Мори. И то, что он бесчувственная тварь. Возможно.

—К сожалению, нет. Мы ещё не пересекались. — проговорила я, в глубине души отмечая, что была бы счастлива работать также в одиночку. Зачем мне напарники, когда я в одиночку способна перебить почти любое количество людей быстро и без улик? Да и видеть кого-то лишний раз мне не хотелось.

—Что ж, тогда на сегодня твоя миссия довольно проста. Обычное заказное убийство. — Мори развернул какой-то документ на столе ко мне и пододвинул чуть ближе, чтобы я могла его прочесть. На странице красовалось фото какого-то лысоватого мужчины в анфас, далее шел перечень данных о его личности, от имени до места работы, должности и рабочего графика. Он был каким-то политическим деятелем, короче, важной шишкой, которая была занозой в заднице Мафии, и которую мне, судя по всему, предстояло устранить, —Поедешь на место с Дазаем и парочкой телохранителей.

—Зачем телохранители? — изумилась я, позабыв принять непроницаемый вид, —Меня не убьют. Я же…

—Предпочитаю держать ближайших подчинённых в безопасности. — перебил Мори таким тоном, что я поняла — разговор окончен. Он откинулся на спинку стула, и кивнул мне, давая понять, что я могу быть свободна.

Я встала, и на ватных ногах покинула кабинет. Что, чёрт побери, только что случилось? Чем я заслужила такое внезапное повышение, да ещё и на такой высокий пост?

Что ж, выбора у меня все равно нет.

Вышла из здания мафии, с каждой секундой ощущая, как нутро сдавливает странная нервозность. Неужели я волнуюсь перед встречей с парнем, о котором слышала пару слов? Что тут может быть особенного, это просто напарник по работе…теперь напарник.

И тут я наконец вижу его. И, по правде сказать, я ожидала увидеть кого угодно, но не такого парня. Весь в чёрном, бинты, кажется, везде где только можно.

Пронзительный взгляд темно-карих глаз вызывал ком в горле, мне даже стало немножко жутковато. Его можно было сравнить с чёрным котом. По его внешнему виду мне сразу пришло в голову, что он из тех, кто предпочитает сначала поиграться с мышкой, прежде чем её съесть.

Он стоял, прислонившись спиной к двери черной машины, рядом с ним переговаривались двое крепко сложенных мужчин, громил Мафии, которым полагалось оберегать Дазая, ну и теперь, меня, от различного рода опасностей. Мне вдруг захотелось исчезнуть, лишь бы не приближаться к этому парню.

Ничего хорошего его внешний вид не предвещал.

Я вдруг ощутила, как внутренности будто бы скрутило жгутом. Отвратительное чувство, смесь тревоги, неловкости, страха и чего-то ещё.

Попыталась успокоиться и подошла поближе. Он поднял взгляд и чуть выпрямился, и к моему удивлению окинул меня довольно обворожительным взглядом.

—Дазай Осаму, правая рука босса Портовой Мафии, член исполнительного комитета. — ровным тоном представился он и подал мне руку.

Я про себя подумала, что довольно дурацкое знакомство получится, если начать его с рукопожатия. Учитывая тот факт, что я девушка.

Но, не мне решать.

—Юиро Ямадо, профессиональный классовый киллер. — чуточку севшим от стресса голосом представилась я, и тоже подала ему руку.

Прошло от силы секунд пять, но я успела много чего почувствовать и подумать.

Для начала, я крайне разнервничалась, почувствовав, как его длинные холодные пальцы коснулись моих. Далее, к моему крайнему удивлению, он чуть склонил голову и, чёрт побери, галантно коснулся тыльной стороны моей ладони губами.

Что ж, к такому я не была готова.

И я буквально ощутила, как у меня краснеет лицо. Мне стало жутко неловко и я еле сдержалась чтобы не отвести взгляд.

—Приятно познакомиться, Юиро-сан. — резко снова ставшим деловым, дежурным тоном бросил он, открыл дверь машины и пропустил меня вперёд.

Твою мать, откуда он взялся такой вежливый? Честное слово, лучше бы он начал мне дерзить, чем вести себя как истинный джентльмен.

Я села в машину, всё ещё искренне не зная, куда себя деть. Ощущение было отвратительное, одновременно какое-то странное волнение, которое я в последний раз чувствовала лет десять назад, пока ещё не убила своих родителей.

Чёрт…

Дазай же как ни в чем не бывало устроился рядом со мной, откинув голову на спинку сидения и перевел взгляд в окно.

Двое наших сопровождающих сели на передние сидения, один из них завел машину.

И наступила тишина.

Звенящая, некомфортная, хотя пожалуй, такой она была только для меня. Интересно, Осаму в этой жизни вообще хоть что-то трогает?! Бесит его невозмутимость.

Ехали также молча, Дазай за всё время даже позу не сменил. Как каменный, честное слово. Причем как в душе, так и физически.

Мне становилось неловко каждый раз, когда он случайно попадался мне на глаза.

Да что, черт побери, со мной такое?

* * *

Вот так мы с ним, собственно, и познакомились.

Странный парень, носящий бинты по всему телу.

Его внешне слабый вид нисколько не отражал реальную силу. Как физически он был вполне в состоянии защитить себя, так и эмоционально он был невероятно непробиваем. Казалось, никакая жестокость, произведённая на его глазах, или же сотворенная им самим, не могла заставить его проявить хоть каплю человеческих эмоций.

Хотя в нужной обстановке и времени он мастерски притворялся, обманывал, манипулировал, и в конце концов просто убивал.

А тот день, когда мы с ним впервые встретились, я, наверное, запомню навсегда.

Тогда, выйдя из машины, я чуть напряглась. По какой-то неведомой причине мне категорически не хотелось демонстрировать Дазаю свою, воистину мерзкую, жуткую способность.

Я всё никак не хотела признаться себе, что стыжусь своей силы, потому что именно из-за неё я непреднамеренно убила свою семью.

А после…

Я уже потянулась было к пистолету, скрытому под пальто в кобуре на бедре, решив, что лучше воспользуюсь оружием, чем покажу Дазаю свою способность. Но Осаму окинул меня взглядом и спокойным тоном прервал:

—Уймись, пусть потрудятся мои подчинённые. — он кивнул двум нашим сопровождающим, которые уже держали за плечи находящегося в полубессознательном состоянии мужчину.

Я убрала руку от оружия, в какой-то степени даже обрадовавшись, что сегодня, судя по всему, не буду убивать.

Дазай отвернулся от меня и шагнул навстречу мужчине, крепко зажатого между рядовыми Портовой Мафии.

Я могла поклясться, что заметила блеснувший в его глазах садистский огонёк. Мне стало жутко. Захотелось исчезнуть, отвернуться и не видеть его больше.

Он что-то коротко приказал двум нашим сопровождающим и отошёл, облокотившись спиной о стену переулка, в котором мы подловили нашу цель.

Я даже не заметила, как опустила взгляд вниз, в пол, с головой погрузившись в свои мысли.

В голове стучала дурацкая мысль: “Только не опозориться”.

У меня было такое ощущение, как если бы я устраивалась на работу, а эта встреча так сказать собеседование. Мне требовалось произвести хорошее впечатление, не ударить в грязь лицом. Создать репутацию сильной и непоколебимой девушки, способной сделать что угодно не моргнув глазом. Способной пережить все что угодно.

Не хочу в его глазах быть мягкосердечной или слабой.

Громкий хруст, глухой удар и сдавленный крик вырвал меня из размышлений, я вздернула голову, инстинктивно приподняв левую руку, уже готовясь обезвредить несуществующего врага. Но…

Я тихо выругалась.

Он действительно чёртов садист, которому захотелось поиграться с жертвой.

Осаму даже бровью не повел, просто стоял, вальяжно закинув руки за голову, наблюдал, как исполняют его приказ.

А приказ его был, судя по всему, покалечить мужчину как следует, прежде чем он умрет.

С моих губ слетело только одно слово, когда я отчаянно держалась, чтобы не отвести взгляд от нашей жертвы, которого подчинённые Дазая нещадно кромсали. Я не должна показывать признаков слабости. Когда я заговорила, даже мой голос был ровным. Всего-то сила воли заставляла меня держаться.

—Зачем?

Осаму обернулся на меня, на его губах расползалась наглая ухмылка. Мне стало просто отвратительно.

Отвратительно от того, что в глубине души я отметила, что ему такое выражение лица идёт. Он такой типичный бэд-бой из сериалов, привлекающий женщин, вечно творящий беспредел.

Что ж, представить его ещё хоть где-нибудь, кроме Мафии, я не смогла. Он как будто был создан для преступлений, криминала, изощренных пыток, которыми славился, и убийств.

—М-м? Хах, просто хочу показать тем, кто будет отскабливать его останки от асфальта, что случается, если преградить дорогу Мафии. Простая демонстрация, ничего личного. — расслабленно бросил он, подняв взгляд к пасмурному небу, —А что, ты у нас гуманистка, Юиро-сан? — почти издевательский тон. Меня это взбесило. Да какого черта он смеет?...удивительно метко он совмещает издевку и уважительный суффикс.

—Нет. — слишком уж резко отрезала я, стараясь не смотреть на Осаму. Псих перебинтованный…чёрт бы его побрал…

Дазай, казалось, хотел ещё что-то добавить, но передумал. Может, просто не захотел больше тратить время на переговоры со мной.

Я даже пожалела, что он заткнулся. Его раздражающе-надменный голос хоть немного, но заглушал удары и хруст ломающихся костей жертвы.

—Достаточно. — наконец протянул Дазай, и обернулся ко мне, — Продемонстрируешь свои анти-гуманистические порывы? Добей его. — предложил он снова с нотками издёвки, оторвавшись от стены и легкомысленно подойдя к корчащемуся в агонии мужчине на земле. Я закусила губу и расстегнула кобуру.

—Постой. Давай-ка главным способом Мафии, как положено. Знаешь его, надеюсь? — он как будто каждым словом пытался меня задеть. Способ этот я, разумеется, знала, хоть и никогда не использовала. Чёрт…я просто не могу разбить жертве череп…

—А ты у нас слишком важная шишка, чтобы марать руки, я так понимаю? — сьязвила я, подходя ближе, чувствуя, как внутри поднимается паника.

—Хочу посмотреть на твои хвалёные навыки убийцы.

—Базовые навыки.

—Отнюдь.

Я отмахнулась от него и перезарядила пистолет.

Taurus PT-111 Mulenium titanium. Отличный, компактный, удобный. Но сейчас, чёрт побери, мне вовсе не хотелось им воспользоваться. Хотелось просто привычно использовать способность, уже стало плевать, что Осаму её увидит. Но, выбора у меня, очевидно, не было.

Дазай ногой перевернул жертву лицом вниз, заставив мужчину прикусить бардюр тротуара, отчего он в ужасе застонал и попытался забиться.

—Давай же, чего ты ждёшь? — вкрадчиво поизнес Дазай, расплываясь в усмешке наблюдал, как я пытаюсь собраться с мыслями. —Неужели боишься? Или духа не хватает разбить ему голову?

Он все издевался и издевался. А у меня внутри нарастал страх. Я просто ненавижу мучить жертв перед смертью. Милосерднее было бы просто его пристрелить, а я должна причинить мужчине страдания, пока он и так лежит истекая кровью. Кости переломаны, глаза заплыли. Подчинённые Осаму прекрасно постарались.

—Чем дольше ждёшь, тем дольше он страдает. — неожиданно тихо произнес Дазай над моим ухом, и я вздрогнула, ощутив его ладони на своих плечах. Чёрт, я даже не заметила как он приблизился, —Закончи всё это. Убей его. Прямо сейчас.

—Я…может, просто застрелю его? — стараясь, чтобы голос звучал ровно, предложила я.

—Нет. Ты на слишком высокой должности, слишком важная личность, чтобы убивать как рядовой солдат. Запомни раз и навсегда. Визитная карточка Мафии, наш способ показать, что тут постарались мы. Разбей ему голову. — твердо проговорил Дазай, чуть сжав мои плечи, заставляя меня вздрагивать каждый раз, когда я ощущала его дыхание на своей шее сзади.

Что он себе вообще позволяет…

Я сглотнула, еле сдерживая истерику. Я не смогу. Не смогу разбить человеку голову, когда он и так с переломанными костями лежит у моих ног.

В голове тут же всплыла картинка, выцветшая, как ретро-фотография, но чёткая, как будто это было вчера.

Я стою посреди своего дома, у моих ног моя умирающая мать.

Она хрипит мое имя и оседает на пол, медленно угасая.

—Убей.

И я послушно бью. Хруст сломанной челюсти, смесь стона и сдавленного крика. Я переворачиваю жертву и стреляю ему в грудь. Три раза.

И всё как в тумане.

Мне просто сказали, я просто сделала. Я убийца, и ничего не могу с этим поделать.

* * *

Я лежу на полу кухни, рядом со мной полупустая бутыль виски.

Чёрт.

Я опять запиваю вину алкоголем.

Кадры сменяются перед глазами, как затертая навязчивая мысль, как назойливая муха, жужжащая над ухом, от которой не отделаться, не отмахнуться.

Я расстегиваю кобуру.

Холодные, тонкие, бледные руки Осаму на моих плечах.

—Убей.

Я бью ногой в голову жертвы. Его челюсть ломается.

Три выстрела. Брызги крови. Я отступаю назад.

И все по новой.

Невыносимо.

Ещё глоток алкоголя, омывающего горло. Жар в груди, как будто вместе со спиртным в меня вливается забвение. Капля за каплей, глоток за глотком.

И я медленно проваливаюсь в забытие.

Я выдержала ещё три миссии с этим парнем на двоих. Каждый день я смотрю в зеркало на себя. В свои чёрные, мёртвые глаза, наполненные чем-то пепельно рассыпавшимся и болезненным.

Я выгляжу так, как будто смирилась со своей судьбой, сложила голову и готова подчиняться. Я сделаю все, что мне скажут. Я же пешка. Пешка с красивым рангом "член исполнительного комитета", на деле являющаяся лишь вооруженной куклой Огая, а теперь и Осаму. Он вёл себя так, как будто я его личная убийца-марионетка, безропотно сделающая всё, что он скажет.

Я ощущаю себя мерзко рядом с ним. Приходя на работу мне становится сложней и сложней отмахнуться от ощущения, что я всё больше теряю свою волю, прогибаясь под ним и его просьбами, больше смахивающими на приказы. С одной стороны, мне было отвратительно больно. Я вырезала десятки людей без единого звука, просто потому что я — его напарница. Его будничное "убей", "чего ты ждёшь?" и "соберись" звучало как команда для робота. Я всегда так боялась брать на себя ответственность.

Чувство ответственности — давящий на плечи груз, который я тянула за собой, который бил мне в мозг каждый раз, когда я оставалась наедине со своими мыслями. Ответственность маячила перед глазами, порождая вину и отчаяние. Давя во мне уверенность, вынуждая принимать тяжёлые решения и делать такой сложный выбор.

Но с Дазаем этот выбор мне делать не нужно. Он делает его за меня, оставляя на моих плечах лишь тягость вины, за очередные кровавые пятна на моих, и так уже испачканных по локоть в крови, руках. Выключая мой разум на пару секунд, лишь чтобы сделать выстрел или использовать способность. Он будто бы снимал своей рукой с меня тяжёлый груз выбора, забирая такую морально тяжёлую для меня часть, что заставляла меня работать головой, а не руками.

Погрязшая в нежелании брать на себя ответственность, я добровольно выключалась, становясь куклой на ниточках в руках опытного убийцы. Опытного не в плане количества крови на руках, не в цифре лежащих за плечами убийств. Опытного — в плане способности принимать себя и свои деяния. Не лететь рассудком на дно, осознавая, сколько зверств ты совершил. Сколько боли причинил. Сколько жизней оборвал, так безжалостно и жестоко.

Я так никогда не умела.

В этом-то и состоит наше с ним главное отличие. Я, что рыдает в истерике по ночам, запивая вину алкоголем, стараясь забыться и не чувствовать, как разум вбивает железные пики отчаяния в мою рваную душу, не чувствовать, как тело становится холодным оружием, бьющим по жизням самых разных людей, и обрывающим их также легко, как ножницы режут нить. Коротко, с щелчком и скрежетом. Мимолётный режущий жест, что для жертвы является последним увиденным в жизни. Для меня же этот короткий жест тянулся месяцами. Годами. Бесконечностью.

Ощущение, что я становлюсь комком вины и жалости к себе, медленно убивающая мою способность ясно мыслить внутренняя чёрная дыра. Затягивает меня на дно, как мелкую соринку в водоворот судьбы.

И он. Спокойная фигура, одним взмахом ладони и словом, сказанным вполголоса, способный убить. Так легко ускользающий от нагоняющего его отчаяния, с лёгким свистом плаща растворяющийся во мраке мира действительно готовых убивать, куда мне дорога закрыта.

* * *

—Убей, не мучай себя. Ты же знаешь, как всё заканчивается. — таким расслабленным тоном, словно речь идёт о погоде. Дазай Осаму всегда так говорил. Ни разу я не слышала, чтобы он повышал голос, чтобы всерьез терял контроль.

Своей холодной бинтованной рукой он железной хваткой держал в узде свою волю, не давая ей вырваться. Не позволяя пропустить единый признак слабости, не позволяя себе выдавать хоть что-то, кроме спокойной рассудительности, лёгкого скептицизма и приказов.

Этой же рукой он не моргнув глазом тянул за ниточки. Каждый подчинённый, каждый, кто находился рядом с ним — в какой-то степени уже его марионетка. Манипуляции Осаму были продуманны и так удивительно метко вставлены, что даже зная, что это очередная попытка воздействовать на волю, давление на слабые места, скрытая цель заставить подчиниться — всё равно слушаешь. И исполняешь.

А я, такая лёгкая в подчинении бесхребетная кукла. Кукла, которой дали в руки пистолет, и сказали — "убивай".

И я убивала. То ли из чувства долга, ведь я обязана Мори жизнью, и совершила бы как минимум неблагодарный поступок, брось я Мафию, и прекрати исполнять приказы. Хотя, может, дело лишь в моем видении мира. На деле, я, наверное, никому ничего не должна, ведь прошло уже бог знает сколько лет, и свое я уже давно наубивала.

Мои силы на исходе. И я не про ломящее тело, не про боль в черепе, не про ощущение, что меня часами били чем-то тупым.

Я про то колющее чувство разбитой человечности в моей душе. Про осколки моих ошибок, самосознания и тупо пульсирующего ощущения вины за всё, что я совершила.

Я стреляю. Осаму больше не требует убивать "визитной карточкой Мафии", парадным способом, нужным для "демонстраций", как он их называет. Дазай лишь маячит темной фигурой у меня за спиной, фигурой, милосердно берущей мою ответственность на себя. Фигурой, позволяющей мне забыться, выстрелить, а потом снова уснуть на полу своей кухни, глотнув бутылку обжигающего горло "облегчения". Временной возможности отделить так сильно ноющий участок души от остальных. Выпить вина — что наложить жгут на конечность, поврежденную рваной раной. временно остановить неумолимо вытекающую кровь, вытекающую из моей души боль.

Всего на ночь. Облегчение, глоток воздуха в омуте отчаяния, созданный для того, чтобы очнувшись снова задыхаться, как выброшенный на улицу под дождь новорождённый котёнок, умирающий от холода без тепла матери.

Я вот свое тепло, свою семью и дом, угробила сама. Своими чёртовыми одиннадцатилетними руками, в которые вложили слишком большую силу, для того чтобы её сдерживать.

Я была не готова. Я не справилась. Я не удержала.

И теперь я снова стою на холодном асфальте, глядя пустыми глазами на убитую мной женщину, опускаю оружие, в глубине разума уже представляя, как буду запивать боль в своей квартире. Запивать яд ядом. Примерно этим я и занимаюсь. Глушу одну отраву другой.

—Юиро-сан. — послышался голос из-за моей спины. Такой ровный, тихий, и в то же время приковывающий внимание только лишь к себе. Заставляющий напрячь разум, сосредоточить всего себя на этом шелестящем, несомненно, прекрасном голосе, от которого веяло ледяной уверенностью независимо от ситуации. —Чем на этот раз планируешь загасить отчаяние? Ты снова будешь пить?

У меня в горле встал ком. Тугой узел, давящий на грудную клетку и не дающий вздохнуть, что уж говорить о том, чтобы ответить. Я была не в состоянии выдавить из себя и хрипа, даже не думая о том, чтобы отозваться как-то вразумительно.

Как, чёрт побери, он узнал.

Я не даю ему лишнего повода узнать о себе больше. Говорю с ним только лишь по делу, боясь узнать о нем что-то ещё более жестокое и травмирующее, чем то, что я знаю сейчас.

Но, чёртов Осаму Дазай, каким же пугающим вниманием ты меня одариваешь. В гробу я твою внимательность видала, понятно тебе?

—Я не...

—Знаешь, я ненавижу ложь. Не лги мне, прошу тебя.

Это "прошу тебя" прозвучало слишком интимно. Простая фраза, пускающая нехилую трещину в моей толстой бетонной стене, что я возвела между ним и собой ещё в самом начале. Какого черта я так легко ведусь на такие простые махинации над моей психологией?

Как же метко он бьёт по больному. Как насквозь видит мои мельчайшие слабые места, что я прячу под маской отрешенной убийцы, которую уже ничем не пошатаешь.

—Не пей сегодня.

Коротко бросает он, игнорируя мою потерянность, как просто ненужный факт, как бессмысленную пыль в воздухе, что нет нужды даже пытаться отогнать.

Разбил мое самообладание, и теперь просто развернувшись взмахивает полами плаща, скрываясь во мраке ночной улицы Йокогамы. Как будто меня и нет вовсе, не существует после удачно выполненного задания.

Жестоко.

—Не пей сегодня.

Коротко бросает он, игнорируя мою потерянность, как просто ненужный факт, как бессмысленную пыль в воздухе, что нет нужды даже пытаться отогнать.

Так странно. Дазай так сказал, будто бы, только из необходимости быть учтивым.

Хотя, о какой учтивости можно говорить, когда речь идёт об Осаму.

Он был человеком крайне противоречивым.

В комплекте с желанием умереть, он ни за что не позволял себя серьезно ранить. Не давал даже шанса покуситься на свою безопасность. Всегда был целым и нетронутым, как необработанный обсидиан. Лишь только в своей первозданной форме, не допускающей никаких изменений.

При этом, будучи галантным и вежливым, он не переставал усердно пропускать яд через свои слова. Если ему было нужно, он мог бы задеть глубоко за живое, натянуть нервы до напряжения, заставить глотать ком в горле одной лишь жестоко проницательной, правдивой фразой, приправленной своей обычной надменной уверенностью. Сарказм, издёвка, ледяная насмешка, что всегда присутствовала в его взгляде и голосе, как бы напоминая, с кем ты имеешь дело.

И всё — с таким непоколебимым видом, словно он — тысячелетний дракон, которого не трогают такие жалкие вещи, как человеческое чувства и мнения. Он просто существует, глядя на других свысока своим холодным взглядом карих глаз.

—Не пей сегодня.

Я ненавидела, когда мне кто-то указывал, что я должна делать. Ненавидела, когда мне говорили о моих ошибках. Ошибках, о существовании которых я и так прекрасно знала. Ненавидела непрошенные советы, ненавидела, когда меня, как провинившегося котёнка, тыкали носом в оплошность.

Но сейчас во мне не вспыхнуло раздражение, не появилось желание ответить резко, съязвить или нагрубить. Я просто молча смотрела, как он уходит, уже чистым инстинктом держа руку у набедренной кобуры пистолета.

—Долго ещё будешь стоять на месте? — прохладно поинтересовался Осаму, лениво развернув голову в мою сторону. Ах да, мы же должны вместе вернуться в офис.

Я, слишком уж резко срываюсь с места и шагаю вслед за ним, старательно избегая зрительного контакта. Глядя себе под ноги я пыталась выглядеть естественно, а не так, как если бы мою волю изрядно пошатало.

Почти с первой же нашей встречи я пообещала себе не показывать слабости рядом с ним. Я в целом старалась не выдавать своих больных мест, не позволяя понять, что я имею те области, ударив в которые меня можно сломить. Рядом с Дазаем мне казалось чем-то ужасно важным быть сильной.

Наверное, всё дело в моем стремлении быть на высоте. Я никогда не позволяла обойти меня хоть в чем-то, даже если это что-то — всего лишь уровень самообладания. Поэтому я так стремилась держать тот же уровень невозмутимости, что видела в его глазах каждый раз, когда ненароком цепляла его взгляд.

Дазай, сам того не ведая, стал для меня неким эталоном уверенности. Планкой высшей способности держать себя в узде, пересечь которую стало моей целью.

* * *

В тот вечер я не пила. Отчаянно пыталась убедить себя в том, что это было исключительно мое решение, но разум неистово шептал, что я снова подчиняюсь, безвольно делая то, что мне укажут.

По какой-то причине у меня появилось навязчивое чувство, что Осаму лучше не перечить. Твою мать, с каких пор меня волнует, что скажет кто-то из моего рабочего окружения?

Но, быть может, я просто отчаянно не желала признать, что Дазай уже не просто "кто-то из рабочего окружения". Он — ярко-алое пятно в моей беспросветно гниющей жизни. Появился слишком внезапно, буквально разрывая границы моей зоны комфорта (если то, как я живу, вообще можно таковой зоной назвать), и теперь переворачивает меня и мое жалкое бытие с ног на голову, заставляя меня шататься на грани жизни и не жизни, в попытках удержать себя на одном месте. Удержать волю и рассудок, не позволить себе скатиться на дно и рассыпаться пеплом, оставив на земле лишь тлеющий хладный труп.

Так тяжело удержать себя от желания глотнуть спиртного, забыться и не думать. Не помнить. Не чувствовать. Пусть на время, но заглушить ту отчаянную боль, что расползается в моей душе, разъедая нутро.

Мне стало противно от самой себя. Что я делаю? Как живу?

Мне всего 17. Я иногда забываю, что я, вообще-то, так молода. Я уже давно перестала опираться на возраст, думая о чем-либо. Ментально я уже столетняя старуха, чьи истлевшие кости скрипят на ветру, и чьи жалобы разносятся вокруг, как единственный шанс справиться с гнилью внутри.

Ночь прошла как в тумане. Я лежала на своей постели, а не на полу в пьяном угаре. Молча глядя в потолок я тщетно пыталась заснуть. В голове вертелись комки из обрывков мыслей, многие из которых обрывались на половине, сменяясь новым паническим размышлением.

Было болезненно непривычно ломать свой обыкновенный план действий: напиться, уснуть на полу в рабочей одежде, проснуться с ужасным похмельем, но зато толком не помня кровавых деталей предыдущего дня.

Теперь же я лежала, смотрела в потолок и не могла отогнать навязчиво крутящиеся мысли. В голове возникла дурацкая фраза, на фоне остальных — "как заткнуть свой мозг?".

Час. Два. Три. Сколько времени прошло?.. Я была не уверена, что вообще спала. То, что я ощущала, было не похоже ни на сон, ни на явь. В полубессознательном состоянии я слушала белый шум в своей голове. Все мысли смешались в кашу, не давая разобрать чего-то конкретного среди всего этого хаоса.

Если бы меня попросили нарисовать мое душевное состояние, я бы не думая начала изображать каракули. Бессмысленный комок беспорядочных ломаных линий, сливающихся в один цельный колючий кусок хаоса.

Меня разбудила внезапная тишина. Гробовая. Мёртвая, бездонная тишина внутри черепа. Даже белый шум исчез, оставив звенящую пустоту. Это было неестественно, жутко и неприятно.

Всегда на фоне моих мыслей маячило что-то беспорядочное. Паника, тревога, страх, вина, слабость, всё вместе в одной куче, но никогда, никогда там не было такой давящей на барабанные перепонки тишины.

Я не была готова к тишине. Я не чувствовала дикой боли в черепе, лишь лёгкое головокружение. Кости ныли также, как всегда. Хотелось спрятаться от мира, исчезнуть и никогда больше не выходить наружу.

Взять себя в руки. Я должна собраться. Нет, без алкоголя мне не стало лучше. Я не чувствовала себя более сосредоточенной, нет. Напротив, от недосыпа я чувствовала себя раздавленно. Моя же воля вдавила меня в стену, размазала остатки самосознания по полу.

"—Не пей сегодня." — брошенная через плечо, такая безразличная, отстраненная фраза от ненавистного мне человека, заставившая меня отказаться от своего принципа на одну единственную ночь.

Ненавижу.

Стою перед зеркалом в ванной, из крана льется струя воды, но я как будто даже не слышу. Просто молча смотрю невидящим взглядом на ледяной поток жидкости, словно забыв, зачем я тут.

Тишина в голове потихоньку начинает наполняться привычными фоновыми мыслями, и напряжение спадает.

Возвращаюсь на круги своя.

Я умылась. Холодная капля воды сорвалась и скатилась на ключицу, задержавшись на кончике выпирающей кости, будто собираясь стечь вниз, но не решаясь.

Я такая же, как эта капля. Каждый раз говорю себе — "ещё чуть-чуть, и я сорвусь", но в конечном итоге продолжаю висеть на краю, хватаясь за последние бездумные цели и желания, как за свой последний шанс остаться на поверхности. Не упасть на дно, не сгинуть в гробовой тишине темного мира отчаяния.

В этом, видимо, и состоит моя жизнь.

Отправлять людей во тьму, окрашивая руки алой кровью, разбивая остатки собственной человечности вдребезги, убивая в себе то маленькое и живое, что еще теплилось где-то там, внутри груди. Пряталось между рёбер, задевая сердце огнём оставшихся у меня чувств. После себя оставляя лишь жгучие ожоги вины.

Такая у меня доля. Говорят, человек сам волен вершить свою судьбу.

Лишь человек, имеющий стремление жить, способен сам решать, как сложится его существование.

А я не способна. Я могу лишь обрывать чужие ниточки жизни, как струны арфы бытия, что с неприятным звоном отлетают в стороны, оставляя за собой лишь сырую тишину.

Я не вольна вершить свою судьбу. Я вольна губить чужие, а вслед и собственный рассудок.