Общее целое (гет)

Раннее утро 12 июня встретило Москву ярким солнцем и гулом праздничной суеты. Алёна, прижав к груди сумку с фирменными макаронами из «Азбуки Вкуса», протискивалась сквозь толпу к кафе на Никольской. Она обожала этот день — не столько из-за патриотизма, сколько из-за особенной атмосферы: уличные музыканты, смеющиеся дети, даже полицейские улыбались.

За столиком у окна сидел мужчина лет тридцати, с недовольным видом ковырявший вилкой салат цезарь.

— Это не салат, а преступление против гастрономии, — проворчал он в телефон. — Да, Серёг, я в Москве. Нет, не впечатлён.

Алёна невольно фыркнула. Мужчина поднял взгляд.

— Дамочка, вы знали, что чужие разговоры подслушивать нехорошо?

— Так же, как и громко разговаривать по телефону в кафе. — парировала она.

Так они познакомились. Его звали Максим, он работал гидом по Золотому Кольцу и, как выяснилось, терпеть не мог столицу. Алёна же не считала себя лучше «провинциалов». Но она совсем не понимала, почему люди не хотят переехать в Москву, ведь остальные города и близко не настолько современные.

— Вся ваша Москва — это амбиции, бетон, соревнование тараканов. Настоящая Россия — там, — он махнул рукой куда-то в сторону, — на востоке, на юге, на севере. Но не здесь.

— Ах вот как? — Алёна прищурилась. — Тогда докажи. Покажи мне свою «настоящую Россию».

— Легко, — он отложил вилку. — Но только если потом ты покажешь мне свою. И учти, путь не ближний.

— Ничего, давно пора от «соревнования тараканов» отдохнуть. — с ухмылкой ответила она.

Через три часа они вышли на перрон в Угличе. Максим вёл её узкими улочками, где время, казалось, смешало XIX век, поздний СССР и современность с ее иномарками и модной одеждой.

— Вот, — он ткнул пальцем в покосившийся дом с резными наличниками. — Это не «постмодерн», не фасады белокаменные с вывесками. Это память.

— Память, которая вот-вот развалится, — пробормотала Алёна.

— А вот и нет, — он подвёл её к калитке. Из-за неё вышла старушка в платке.

— Максимка! Опять туристов привёз?

— Нет, баб Тань, это… оппонент.

Старуха рассмеялась, махнула рукой — «гости дорогие» — и исчезла в темноватых сенях. Вернулась с глиняным кувшином, от которого пахло дымком и свежим парным молоком.

— Пейте, родимые, не бойтесь, корова у меня экологЫчески чистая, — подмигнула она Алёне.

Молоко оказалось густым, сладковатым, с едва уловимым привкусом луговых трав. Алёна пригубила — и вдруг поймала себя на мысли, что последний раз пила такое лет в десять, на даче у бабушки.

— А мыло-то наше, угличское, — заохала баба Таня, усаживаясь на скрипучую лавку, — ещё Александре Фёдоровне поставляли. Говорят, императрица даже на вкус пробовала — уж больно ароматное было! А что еще расскажу сейчас! Не поверите...

Максим, довольный, как кот на сметаннике, наблюдал, как Алёна осторожно рассматривает иконостас, заглядывает в полутемную горницу, где на стене висел портрет молодой бабы Тани в пионерском галстуке.

— Ну что, москвичка, — тихо спросил он, когда они вышли к Волге, где вода отсвечивала медью в закате, — Углич всё ещё «разваливается»? Согласшусь, не Арбат. Но признай, ты не права.

Алёна молча подняла камешек, швырнула его в воду. Круги разошлись, слились с отражением церковных куполов.

— Ладно, — сказала она на обратном пути, уже в поезде, глядя, как мелькают за окном то крыши, то лес, то вдруг — золотой маковок церкви среди поля. — Твоя берёт. Но теперь моя очередь.

Поздно вечером они стояли на Воробьёвых горах. Москва раскинулась внизу, сверкая огнями.

— Вот видишь? — Алёна указала на панораму. — Это тоже Россия. Да, амбициозная, шумная. Но вон там — институт, где лечат детей со всей страны. Там — театр, куда мечтают попасть даже иностранцы. А вон — просто люди, которые тоже постоянно работают и приносят пользу, каждый по своему, а сегодня радуются, целуются, спорят… как мы.

— Не поспоришь.

Помолчав, она улыбнулась, не переводя взгляд на Максима:

— Знаешь, в твоём Угличе даже нормального латте не найти, вот это точно факт.

— Может быть, — он ухмыльнулся. — Но молоко-то откуда в ваш итальянский автоматик поставляют, а?

И когда небо вспыхнуло огнями, его рука нащупала ее пальцы.