Не проверялось на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Примечания:
Босодзоку — это субкультура байкеров, родившаяся из бывших камикадзе, к 70-ым состояла из детей рабочих и молодёжи, недовольной властью.
Сукэбан — это протест уже против тихой, покорной и незаметной роли женщины в обществе. Также выступали против сексуализации школьной формы, поэтому носили длинные юбки.
Не особо сонгфик, но для атмосферы можно читать под New York dolls — «Personality crisis».
Чуе поручили проехаться по границе района. Почти вся банда отправилась воровать бензин, который теперь выдавали по купонам, поэтому отпугивать соседей приходилось лишь репутацией и рыжими волосами. Ну а что? Настоящим босодзоку шлем был не нужен: только обзор ограничивает.
На полпути к парку стало ясно — драку уже устроили без него.
Раздался высокий женский крик. Нет, скорее, боевой клич. Потом ещё один. Их было слышно даже сквозь рёв мотоцикла с намеренно снятыми глушителями. А вот ругань у Чуи разобрать уже не вышло. Он свернул за угол и тут же затормозил, а позже и опустил ноги на асфальт: дальше простиралась чужая территория, и даже Накахара не стал бы лезть туда, не понимая, зачем он это делает.
Ответом стали развевающиеся длинные юбки с парой вышитых воинственных кандзи. Складки плиссированной ткани следовали за ногой ярко накрашенной старшеклассницы. Она с остервенением пинала уже полулежачего противника, целясь в лицо и пальцы. Подошва её туфель выглядела так грузно и массивно, что даже смотреть на происходящее было больно. За спиной у ближней к Чуе девушки были ещё две такие пары. Судя по одежде, все парни были из числа байкеров, а их противницы — сукэбан.
До Чуи доносились слухи, что главарь соседней банды то ли по пьяни, то ли из излишней самоуверенности лез к новеньким из женской группировки. Может, верил, что ради младших членов никто не полезет в драку: новобранцы везде считались разменной монетой, пока не докажут свою полезность. Однако сукэбан, похоже, и вправду захотели отобрать выход к парку за это.
Они подготовились к бою. Убранные волосы, мотоциклетные перчатки, обмотанные поверх цепи; одна из них — Акико Йосано, учившаяся на год старше Чуи, — даже орудовала складным ножом. И ловко, нужно сказать, орудовала. У парня прямо перед ней была исполосована вся кожаная куртка, особенно досталось символике банды, значит била Акико умышленно.
Звук мотора мотоцикла приняли за возможную подмогу. Сильнее всех напряглась девчушка в туфлях на толстой подошве. Она отвернулась от Чуи только тогда, когда Йосано крикнула:
— Ака-Они(1) не их, — напомнила она, уворачиваясь от очередной попытки контратаки. — Займись делом!
Чуе оставалось только наблюдать. Заступаться за чужую банду у него не было ни малейшего желания, но и ехать дальше, пока драка могла зайти в его район, казалось плохой идеей. Замерев на обочине, он наблюдал за происходящим.
На тротуаре остались расходящиеся чёрные полосы. Опыт подсказывал, что преимущество в бою определило именно это. Сукэбан не гнушались грязных приёмов. Оглушить соперника петардой и только потом напасть — это также в их стиле, как и удары в пах.
— Эй, Рёта! — крикнул один из байкеров, вытирая кровь с подбородка. — Ты же говорил, они просто школьницы!
— Заткнись! — рявкнул в ответ тот, чью одежду Йосано методично кромсала ножом.
На землю отлетели ошмётки рукава. Глаза Йосано загорелись при виде новой цели — татуировки с националистическим лозунгом на предплечье.
Акико уже исполнилось семнадцать. Она была одной из старших в банде во всех смыслах. Даже в школе многие обращались к ней в уважительном тоне, Чуя заметил это, когда они вместе сбегали курить на крышу. А вот в драке он её видел впервые, и, надо сказать, это многое объясняло.
Йосано умела драться, это было очевидно. Она почти по-боксёрски била левой рукой, пока правой всё норовила добраться до иероглифов на коже. Испорченная татуировка — ещё больший позор, чем растерзанная куртка. Акико не била из слепой злобы, как две её сообщницы. Она хотела не только ранить, но и унизить. Знала, что другие босодзоку потом испортят жизнь товарищу так, как она и подруги не смогут при всём желании.
Чуя замер, уперев ладони в бензобак. Дыхание сбивалось, хоть понятных причин у этого не было. Он видел драки. Видел, как режут ножами. Видел даже пару вещей похуже, но Йосано…
У неё точно была разбита верхняя губа и, возможно, ей подбили нос. Так или иначе, почти треть нижней половины лица девушки покрывала кровь. Короткие растрёпанные чёрные волосы волной шли за каждым движением головы. Тёмно-синяя школьная форма местами запылилась. По векам и скулам размазался нарочито тёмный макияж, слишком вычурный для порядочной дочери хирурга, которую Накахара знал в школе. Чуя будто впервые видел Акико, заглядывая в её опьянённые адреналином глаза.
Она наконец провела лезвием по тату.
— Убью! — хрипел Рёта, но голос дрожал. — Я убью тебя, сука!
Обезумев от боли и стыда, он рванулся вперёд, пытаясь то ли схватить Акико за волосы, то ли поймать и вывернуть ей руку. Рёта успел вцепиться только в рукав пиджака. Раздался резкий звук рвущейся ткани. Белая блузка показалась на плече Йосано.
Акико не отпрянула. Вместо этого она врезалась плечом ему в грудь, используя же инерцию. Раздался глухой хруст — возможно, ключицы. Нож выскользнул из руки, но она даже не потянулась за ним. Её пальцы впились Рёте в волосы, резко дёрнув голову вниз. Одновременно колено в грубых складках плисса взметнулось вверх.
Чуя услышал звук — влажный, тупой, окончательный. Йосано сломала ему нос.
Рёта рухнул на асфальт, не издав ни стона. Только хриплый выдох, как из проколотой шины. Кровь растеклась чернильным пятном по серому камню.
Наступила тишина. Даже рёв мотора Чуи оказался вдруг далёким гулом. Две другие сукэбан замерли, тяжело дыша. Парень, которого пинала девчонка в грубых туфлях, лежал, свернувшись калачиком, и тихо скулил. Третий успел убежать.
Акико стояла над Рётой. Спина её была напряжена. Пиджак висел на одном плече, обнажив белую блузку, запачканную грязью и алыми брызгами. Грудь вздымалась в неровном темпе дыхания. Она медленно обернулась. Её взгляд, дикий и не фокусирующийся, скользнул по подругам, по поверженным врагам… и упёрся в Чую.
Она долго смотрела на него, словно желая что-то сказать, но в итоге лишь резко приказала своим:
— Хана, Марико, уходим!
Девчонка в грубых туфлях (вроде Хана?) тут же бросила свой полуживой трофей и рванула к мопеду, прислонённому к фонарному столбу. Вторая (Марико?), держась за бок, где темнело пятно на плиссе, побежала следом.
Именно в эту секунду тишину разорвал пронзительный, знакомый до дрожи вой сирен. Не одной, а нескольких. Резкий свет фар выхватил из переулка белые полосы на чёрных машинах, ехавших откуда-то со стороны портовых складов.
— Кэйбан!(2) — выдохнула Марико, лицо её побелело под слоем пыли и косметики.
Хана уже завела мопед. Марико, ковыляя, ухватилась за неё сзади. Мопед дёрнулся, едва не сбросив обеих. Акико Йосано сделала рывок, чтобы успеть запрыгнуть на подножку сбоку — стандартный трюк сукэбан для быстрого отхода.
И тут Рёта, лежавший у её ног, пришёл в себя. В залитых ненавистью глазах вспыхнуло животное желание мстить. Он не мог встать, но его рука метнулась вперёд и вцепилась мёртвой хваткой в тонкую лодыжку Акико.
Голоса полицейских уже были слышны. Если не стартовать сейчас же, их поймают. Взгляд Йосано, отчаянный и расчётливый, снова нашёл Чую. Решение пришло мгновенно. Акико рванулась не к мопеду, а к нему. Изо всех сил она дёрнула ногу, рванув её из ослабевающей хватки Рёты — чулок порвался, на тонкой коже остались багровые полосы от его пальцев. Она сделала один прыжок, потом второй, спотыкаясь.
— Чуя! — её крик был не просьбой, а почти приказом.
Он понял. Не раздумывая. Мотоцикл рыкнул, когда он рванул ручку газа, но не поехал вперёд, а лишь подрулил ближе к ней, развернув борт. Акико вскинула ногу и вскарабкалась на сиденье позади него. Её руки вцепились в его плечи, а пальцы впились в ткань токкофуку(3). Запах — резкая смесь крови, пота, дешёвого цветочного одеколона и пороховой гари от петард — ударил Чуе в ноздри.
— Держись! — рявкнул он, больше по привычке, чем думая, что она не сообразит. Сам уже рванул ручку газа.
Чуя не стал уходить напрямую. Это было самоубийство. Он рванул руль влево, в узкий, как щель, переулок. Мотоцикл с широким рулём едва втиснулся и, задевая стену, выбил искры.
Переулок был тёмным, заваленным ящиками и мусором. Чуя вёл почти на ощупь, полагаясь на рефлексы, выточенные сотнями ночных гонок. Фары мотоцикла выхватывали из мрака облупленные стены, ржавые бочки, испуганную кошку. За спиной, на входе в переулок, кричали полицейские. Машины сюда не проедут.
— Не высовывайся! — бросил Чуя, лихорадочно соображая. Набережная, промзона, заброшенные причалы — там лабиринт, где можно потеряться… Но это всё пока далеко. — Как выедем на дорогу, мне придётся проехаться против потока.
— Просто едь... — её голос прозвучал тихо, приглушённый его спиной, но слышно было отчётливо. Хрипло. Устало. Но без тени сомнения. — Ты знаешь, как нужно.
Её голова упала ему между лопаток, лбом в грубую ткань с вышитым голубоглазым лисом. Накахара почувствовал влажное пятно там, где разбитая губа Йосано коснулась куртки.
Чуя кивнул, хотя она этого не видела. Он прибавил газу, направляя мотоцикл в темноту Йокогамы, подальше от сирен, от крови, от сломанного носа Рёты и не такой уж и длинной руки закона.
* * *
Мотор мотоцикла наконец замолчал, заглушенный гулом прибоя и скрипом ржавых корпусов отслуживших судов у дальнего пирса. Воздух пах солью, мазутом и водорослями.
Чуя сидел на корточках у самой кромки воды, бросая плоские камешки, чтобы они скакали по розовеющей от заката глади, и украдкой наблюдал за Акико. Она стояла почти по колено в воде, спиной к нему и берегу. Тёмно-синий пиджак, разорванный на плече, лежал брошенным на ржавые балки причала рядом с его токкофуку. Белая блузка была расстёгнута на пару пуговиц у горла, рукава закатаны. Йосано черпала ладонями воду и старательно тёрла лицо, шею. Смывала кровь, размазанные синие тени и красную помаду. Вода стекала по её шее на уже не такую уж белую блузку.
Тишина была зыбкой, наполненной чем-то невысказанным. Воспоминаниями о хрусте костей, вое сирен, мёртвой хватке во время поездки.
— Это уже не отмоешь, — голос Чуи прозвучал неожиданно громко в этой тишине. Он кинул ещё один камень. — Скорее всего, фингал обеспечен.
Акико не обернулась. Просто перестала тереть лицо. Вода капала с её подбородка на грудь.
— У меня были и похуже, — ответила она хрипло и наконец повернулась.
Её лицо было почти чистым, мокрая кожа бликовала в свете закатного солнца. Только разбитая, припухшая верхняя губа да тёмная тень под одним глазом напоминали о драке. Ладно, они, и ещё — дикая усталость в глазах. Йосано вышла из воды босиком и подошла к своему пиджаку, порылась в кармане. Достала складной нож — не тот, боевой, а другой, поменьше, с рукоятью под перламутр, и пачку сигарет.
Чуя следил за её движениями. Особенно за ножом. Когда Йосано пару раз перекрутила его, а потом поддела запечатанную крышку, Накахара не удержался и заговорил:
— Эй, Йосано.
Она поднесла сигарету ко рту, ища зажигалку. Может та выпала или ещё что. Взгляд девушки скользнул к нему в молчаливом: «Что?»
— Покажи ещё раз. Как ты бабочку вертишь. Перед тем как лезвие выкинуть.
В его голосе звучал лишь отчасти профессиональный интерес. Хоть Накахара и ценил навык, любопытство лично к ней становилось всё более очевидным.
Акико замерла с сигаретой в зубах. Потом медленно опустила руку с ножом. Её глаза сузились. В них мелькнуло что-то — удивление? Настороженность? Кураж от погони давно схлынул, оставив пустоту и эту странную близость с тем, кого она знала лишь как рыжего парня на год младше неё, ну, и совсем немного как полумифическую фигуру «Красного демона».
Йосано смотрела на Чую. На его яркие, выбившиеся из-под банданы волосы. На глаза, которые сейчас теряли свет от желтизны всего вокруг. На широкие плечи под грубой тканью куртки, в которые она впивалась не так давно.
Медленно, не отводя взгляда, она подняла руку. Не боевой хват. Для финтов. И вдруг её пальцы ожили. Нож — лёгкая серебристая вспышка, вращающаяся вокруг большого пальца — скользил по костяшкам, переворачиваясь в воздухе с едва слышным лязгом и снова ловко ложась в ладонь. Акико сделала это дважды, медленно, чтобы он видел движение кисти.
Чуя наблюдал, заворожённый, и медленно подходил ближе в тень от какого-то полуразвалившегося судёнышка.
— Вот так, — тихо сказала Акико, закрывая нож и убирая его в карман. Она снова поправляя сигарету ко рту. — Теперь твоя очередь.
Чуя нахмурился:
— Очередь?
— Твой фокус. С зажигалкой. — Она кивнула в сторону его руки. — Ты всегда крутишь её на пальце перед тем как чиркнуть. Научишь?
Чуя замер на секунду. Его трофейный и вряд ли настоящий «Zippo» был уже отдельным от курения ритуалом. Он достал зажигалку из кармана широких штанов. Холодный металл привычно лёг в ладонь.
— Это не фокус. Просто… привычка, — пробормотал он. Пальцы уже двигались автоматически, кувыркая корпус в кисть. Большой палец откинул крышку с характерным звяканьем, щёлкнул колёсиком — вспыхнуло пламя, и тут же снова захлопнул крышку, погасив огонь. Потом повторил, но медленнее: открыл, показал, как зажигалка балансирует на сгибе среднего пальца при открытии, как большой ловко ложится на колёсико. — Главное — ритм. И не бояться, что обожжёшься. — Он протянул ей зажигалку.
Акико взяла её. Их пальцы едва коснулись. Металл уже потеплел от рук. Она попробовала повторить. Первая попытка — крышка открылась резко, зажигалка чуть не выпала. Вторая — колёсико щёлкнуло вхолостую, искры не дало. Она нахмурилась, сосредоточившись. Кончик языка чуть показался на разбитой губе.
Чуя невольно улыбнулся. Видеть грозную сукэбан, сбитую с толку простой зажигалкой… вышло неожиданно обаятельно.
— Вот, — он не удержался, сделал шаг ближе. Его рука накрыла её с зажигалкой, поправляя положение пальцев. Кожа на коже. Глянцевая гладкость зажигалки. Тепло их ладоней. — Средний палец — опора. Большой — открывает крышку и сразу идёт на колёсико. Одним движением. Плавно.
Акико замерла, но не отдёрнула руку. Подняла глаза. Они были тёмно-карими, слишком контрастными на бледном лице без косметики. Расстояния между ними почти не осталось. Чуя слышал её неглубокий вдох, видел тень ресниц на щеке, припухлость губы и отголоски той дикой решимости, что впервые заметил во время драки.
Зажигалка щёлкнула. Вспыхнуло маленькое, яркое пламя. Оно осветило их сблизившиеся лица, отразилось в глазах двумя золотыми огоньками.
— Получилось, — прошептала Акико, не отрывая взгляда от его глаз. Пламя дрожало в её ладони, которую всё ещё придерживала его рука.
Чуя не видел пламени. Он видел только её. Растрёпанные волосы до подбородка. Подвязанную выше колен юбку. Усталые, но не сломленные глаза. Девушку, которая меньше часа назад сломала нос бандиту и… ту, что доверяла ему свою жизнь, укладывая голову между его лопаток.
Тишина после щелчка зажигалки повисла густо. Рука Чуи всё ещё лежала поверх её пальцев, ощущая пульс на запястье.
Меж рёбер вдруг зашевелилось что-то. Слово «симпатия» для этого что-то было слишком громким, «влюблённость» — тем более. А вот «хочу» — словечко в самый раз.
Накахара хотел её поцеловать.
Просто хотел. Просто попробовать. Просто узнать, какая она на вкус: кровь, сигареты или морская соль. Проверить, дрогнут ли её ресницы вблизи. Это было глупо, опасно, и Чуя даже осознавал это, но всё равно хотел.
Действовать нужно было осторожно. Перетерпеть пощёчину — дело не хитрое, но сукэбан уже показали, что бывает с теми, кто не относится к ним серьёзно.
Проблем для своей банды Чуя не хотел. Значит, действовать придётся аккуратно. По крайней мере, настолько аккуратно, насколько способен безрассудный босодзоку.
— Спасение не бесплатно, Йосано, — Чуя быстрым, воровским движением выхватил так и не зажжённую сигарету из её чуть приоткрытых губ. Электрический разряд пробежал по его спине, когда он почувствовал что-то маслянистое на губах. Остатки её помады. Чёрт. — Это мой процент.
Акико пару раз озадаченно моргнула. Потом чёрная бровь чуть поползла вверх, а уголок разбитой губы дрогнул от зарождавшейся улыбки? Насмешки? Чуя не понял, только забрал зажигалку. Пламя осветило его скулы, рыжие ресницы. Он затянулся, держа взгляд на ней. Дым выдохнул в сторону темнеющего залива.
Так делать было нечего, Йосано достала вторую сигарету, и, стоило её пальцам обхватить фильтр, как и огонь, и зажигалка пропали в глубине кармана грубых штанов.
— А мою? — спросила Акико тихо.
Сердце Чуи колотилось где-то в горле. Он действовал почти не думая, на чистом азарте и этом странном, тянущем ощущении под ложечкой. В голове осталась ровно одна мысль — «Лишь бы не ударила…»
— Экономь бензин, — ляпнул Чуя, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Он сделал шаг вперёд, сокращая и без того небольшое расстояние между ними.
Он видел каждую ресницу, каждую капельку воды на её ключице, пульсацию вены на шее… И хотел поцеловать Акико всё больше.
Накахара протянул руку с тлеющей сигаретой. Уголёк ярко алел в сгущающихся сумерках:
— Прикуривай. От моей.
Голос звучал ниже, чем обычно. Не приказ. Но и не просьба. Вызов? Предложение? Он вновь не знал. Чуя просто держал сигарету между ними.
Акико замерла. Её взгляд скользнул с его глаз на кончик сигареты, потом обратно. Чуя видел, как напряглись мышцы её шеи.
Мгновение тянулось вечно. Шум прибоя, крики чаек — всё отступило. Остались только они двое, сигаретный дым и немой вопрос, висящий в воздухе.
Медленно, очень медленно, Акико наклонила голову, не отводя взгляда. Чуя почувствовал её тёплое, прерывистое дыхание на своих пальцах, держащих сигарету. Так близко. Достаточно, чтобы почувствовать запах её кожи, смешанный с дымом.
Йосано сделала короткую, резкую затяжку. Уголёк ярко вспыхнул, осветив её лицо с тенью фингала и каплями воды на ресницах.
Она выпрямилась, отстраняясь на дюйм, но не уходила. Смотрела прямо на Чую, медленно выдыхая дым ему в лицо, отчего у него всё сжалось внутри.
Накахара по праву считался одним из самых опасных и бесстрашных босодзоку Йокогамы. Он больше остальных метисов напоминал американца или европейца, находясь при этом в послевоенной стране, озлобленной на чужаков. Если бы он был другим, то не задержался в банде.
Но ещё ему было шестнадцать.
Наверное, этого и стоит ожидать, когда ваш сорвиголова школьник — однажды он эту самую голову потеряет из-за какой-то мелочи.
Не отступила. Так может?..
Дым, выдохнутый Акико, висел между ними плотной едкой завесой. Он обволакивал лицо Чуи, щипал глаза, смешивался с запахом моря. Но сильнее всего жгло внутри. Это «хочу» пульсировало в висках, стучало по рёбрам, требовало действия.
«Лишь бы не ударила…» — снова пронеслось в голове. Разумная осторожность была уже слабее азарта, слабее этого тянущего чувства под ложечкой.
Вместо ответа Чуя подался вперёд. Медленно, давая ей время оттолкнуть, ударить, уйти. Но Акико не двинулась. Только глаза горели тем самым диким, неукротимым огнём, что он видел в бою. Её дымящаяся сигарета замерла в пальцах возле бедра.
Расстояние сократилось до нуля.
Первый контакт был не губой к губе, Чуя скорее ткнулся в щеку у уголка рта. Он почувствовал солоноватый привкус морской воды, смешанный с табаком. Горячо. Настояще. Нравится.
Длилось это мгновение. Потом Чуя отстранился. Совсем немного. Его взгляд скользнул по лицу напротив, ища реакции. Страха? Гнева? Отвращения? Он готовился ко всему.
Но увидел не это.
Йосано дышала часто, поверхностно, как после спринта. Больше всего выражение её лица напомнило любопытство. То самое, что мучало Чую пару минут назад.
Взгляд Йосано был опущен на губы, которые только что коснулись её кожи.
Тишина повисла густая, звенящая. Даже море будто затихло, затаив дыхание. Потом Акико совершила непредсказуемое.
Она рванулась навстречу.
Движение было стремительным, яростным, лишённым всякой осторожности. Йосано уже не просто ткнулась в уголок рта. Она впилась именно в губы. Грубо, не совсем умело, но с ответным «хочу», вырвавшимся наружу. Её зубы слегка стукнулись о его, а рука вцепилась в рыжий затылок, притягивая его ближе.
Поцелуй был коротким. Яростным. Как удар тока. Как выстрел в упор.
Отстранилась Йосано так же резко, как и начала. Отпрянула на шаг, почти споткнувшись о ржавую балку. Она провела тыльной стороной ладони по своим губам с диким, ошарашенным взглядом, однако сожаления в нём не было.
Резко развернувшись, Акико затянулась оставшейся сигаретой, потом швырнула её в темнеющую воду залива. Огонёк описал короткую дугу и погас с шипением.
Чуя стоял, как оглушённый. Губы горели. Он видел, как она подняла с балок свой порванный пиджак, накинула его на одно плечо, подняла с гальки снятые туфли. Её движения были уверенными, но он уловил едва заметную дрожь в пальцах, когда она поправляла воротник блузки.
Она повернулась, чтобы уйти по причалу в сторону городских огней, даже не взглянув на него. Но сделала два шага и остановилась. Не оборачиваясь, бросила через плечо:
— И да, Накахара… — Пауза. — …за побег правда спасибо.
* * *
Ночь пахла бензином, горячим асфальтом и предвкушением скорости. Фары мотоциклов прорезали темноту портовой зоны Йокогамы, бросая резкие тени на ржавые контейнеры и обшарпанные стены складов. Гул моторов нарастал, перемежаясь выкриками и смехом парней, обвешанных цепями и блестящих от пота.
Акико стояла чуть в стороне от основной толпы, прислонившись к мотоциклу Чуи. Её привычную форму заменяли чёрные, чуть свободные джинсы и простая тёмная куртка без единой нашивки, а на шее, плотно обхватив горло, красовался алый платок Чуи — знак принадлежности к его банде.
Ей это не нравилось.
Уход от полиции пару месяцев назад положил начало нечто большему между ними. Йосано уже давно хотелось увидеть те самые ночные гонки, про которые Накахара мог не затыкаться, но необходимость так яро демонстрировать, с кем она пришла, угнетала.
Тут она была просто «девушкой Ака-Они». Смотреть и завидовать можно, но не говорить и не трогать, — почти игрушка под стеклом. Аж тошно. Но на чужой территории приходилось играть по чужим правилам.
Громкий гомон и выкрики привлекли её внимание. Несколько парней из чужой банды: те, что постарше и покрупнее, откровенно пялились, перешёптываясь. Акико встретила их взгляды без всякого страха, лишь с едва уловимой усмешкой. Синие платки, значит от Рёты. Вот они точно знают, что Йосано и сама по себе дорогого стоит.
Тут из толпы вынырнул Ширасе, один из старых членов банды Накахары. Его лицо было напряжено, а взгляд прищурен. С ходу, даже не поздоровавшись, он кивнул в сторону Акико.
— Накахара, какого чёрта? — голос Ширасе был низким и угрожающим. — Что она тут делает ещё и с нашим платком? Девчонкам здесь не место.
Акико почувствовала, как мышцы её спины напряглись. Внутри уже поднималась привычная волна ярости. Кулаки сжались. Если бы не разговор с Чуей, что так и будет, она бы уже дала отпор.
Накахара, который до этого стоял чуть впереди, проверяя двигатель своего мотоцикла, медленно обернулся. Его рыжие брови сошлись на переносице, а в глазах появился холодный блеск.
— Ширасе, — голос Чуи был ровным, но в нём звучала непривычная сталь. — Перестань.
Ширасе лишь фыркнул, подавшись вперёд.
— Не «перестань». Пусть ждёт тебя дома, когда накатаешься, а тут…
Его слова оборвались на полуслове. Чуя сделал один быстрый шаг, сократив расстояние между ними.
— Я думал, тебе передали, — голос Чуи опустился до хриплого шёпота, который, казалось, проникал в самые кости. — Прошлой ночью я обошёл Хаякаву. Его байк нюхал мой выхлоп.
Ширасе побледнел. Хаякава был главарём той самой банды, на чьей территории они сейчас находились, и его авторитет здесь был непререкаем.
— Мы договорились, — продолжил Чуя, не отводя взгляда, — что я могу привести одного человека. Без вопросов. Без косых взглядов. И если я выбрал девчонку, значит, девочка. Это ясно?
Ширасе замялся. Его глаза метнулись к Акико, потом обратно к Чуе. Молчание повисло в воздухе, плотное и звенящее от невысказанных угроз. Наконец, он отступил.
— Ладно, — пробурчал он, отводя взгляд. — Твоя взяла, Накахара. Просто… пусть она не навлечёт на нас проблем.
Чуя даже не удостоил его ответом. Он повернулся к Йосано и взял за руку, слегка сжимая пальцы.
— Пойдём, Акико, — его голос снова стал лёгким, почти небрежным. — Гонка вот-вот начнётся. Займёшь хорошее место.
* * *
Акико легко перепрыгнула через зияющий люк на верхней палубе, её тёмные джинсы уже кое-где были в пятнах ржавчины. Она обернулась к Чуе, который осторожно, но уверенно подтягивался за ней по полуразрушенной лестнице.
— Ну что, Чуя? — теперь она почти не звала его надоевшей кличкой. — Ноги коротковаты для таких прыжков?
С тех пор, как они удостоверились, что без платформ и толстой подошвы Йосано всё-таки чуть выше, это стало поводом для периодических шуток.
Чуя, вскарабкавшись на палубу, выпрямился. Его волосы выбились из-под банданы, лицо было сосредоточено. Он отряхнул ладони о грубую ткань штанов.
— Ты, может, и выше, только вот я не только быстрее на прямой, — парировал он, подходя ближе. Голубые глаза, такие светлые на солнце, прищурились, — …но и сильнее.
Прежде чем Йосано успела что-то ответить, Чуя шагнул к ней, одной рукой обхватив за талию, другой — под коленями. Лёгкий рывок, и Акико оказалась в воздухе, смешно вскрикнув.
— Пусти! — она рассмеялась, хватаясь руками за его шею. — Я тебя ударю!
— Ага, конечно, — усмехнулся Чуя и сделал несколько шагов по шаткой палубе. Тепло её тела ощущалось сквозь ткань, а дыхание щекотало щёку. Акико была лёгкой, несмотря на свою грозную внешность.
Он аккуратно опустил её на искорёженную металлическую обшивку, которая, на удивление, держалась довольно крепко. Акико, не отпуская его шеи, вдруг запустила руку в карман токкофуку. Сукэбан, в целом, без зазрения совести лазили по чужим карманам.
Ловким движением она вытащила из кассетный плеер. Тот самый, что подарила ему на его семнадцатилетие пару недель назад, пообещав научить нормальной музыке.
Акико щёлкнула крышкой, достала из небольшой сумки кассету и ловко вставила её в плеер. Этикетка была стёрта до неузнаваемости, поэтому опознавательным знаком являлась написанная от руки перманентным маркером надпись «New York dolls — Personality crisis».
Они уже некоторое время бегали по палубам, заглядывали в тёмные люки, где пахло затхлой водой и мазутом. Сейчас хотелось просто смотреть на воду. После того, как они сели на то, что осталось от бортовых ограждений, Йосано нажала на кнопку, и динамик с лёгким хрипом начал воспроизводить мелодию.
Стало слышно визгливый вокал и такие же визгливые гитары. В школе за кассету с британским роком могли подраться. Иронично, что иностранную музыку любили, в том числе и те, кто за глаза или даже в лицо звали Чую помесью.
Эту иронию Накахара заметил уже давно. Вся Йокогама ненавидела американскую военную базу под боком, но не совсем легально ловила их радио, чтобы услышать песни на английском. Им говорили выбирать профессию, но страна сама вряд ли знала, чем она будет через пять лет.
Когда смотришь на море, кажется, что сидишь на краю мира. Особенно тогда, когда за спиной дети «японского чуда»(4) — небоскрёбы, многие из которых моложе их с Акико. Они обещали светлое будущее, где все будут знать, кто они, и ходить в белых воротничках на респектабельную работу, равно уважаемые, сытые и довольные. Полуживая промышленная зона вокруг заставляла в подобном сомневаться. Глэм-рок о кризисе идентичности ситуации не помогал.
Наверное, поэтому такие, как они, и сбивались в шайки и искали себе проблем. Потому что бунт — это хоть что-то, и это «что-то» можно получить сейчас, а не однажды.
Йосано жалась ближе и щурила глаза от морского ветра, пока её губы беззвучно повторяли за солистом. Даже это не разгоняло меланхолию Чуи.
Она уже сдала экзамены и поступила в медицинский. Университетская жизнь съедала почти всё свободное время, поэтому Акико невольно отходила от дел в банде. Она всё ещё приглядывала за девочками и могла вступиться, если потребуется, но всё чаще к ней просто обращались за советом.
У Чуи же всё было сложнее. Прошлая зима оказалась сложной для босодзоку. Весна лучше не сделала. Междоусобицы по пустяковым поводам пролили столько крови, что районы, где заправляла только мафия, стали казаться островками спокойствия и порядка.
Акико, правда, тут его позицию не разделяла. Якудза были повинны в какой-то некрасивой истории с больницей, в которой работал её отец, поэтому мафию Йосано категорично презирала. Помня об этом, Чуя так и не рассказал о том, кому в плен попались несколько байкеров.
После заката быстро холодало. Мыча под нос всё тех же New York Dolls, Чуя подвёз Йосано до дома и замер с закрытыми глазами для уже традиционного поцелуя на прощание.
— Ты сегодня на дело? — вдруг спросила она, кивая на гнездо от скрученных фар.
— Да, — тут же солгал Чуя. — Привезли контрабандные детали, будем перевозить.
Сегодняшняя авантюра должна быть единоразовой акцией, незачем её пугать тем, куда на самом деле поедет Накахара. Пусть лучше думает, что он в очередной раз скрывается в темноте от полиции.
И это сработало. Йосано обняла его покрепче, поправила красный платок на шее, шепча что-то про осторожность, а потом поцеловала и только тогда исчезла за дверью.
На душе сделалось паршиво, однако времени мучаться от этого не появилось.
Рука давила на газ. Мотор скорее ворчал, чем ревел. Сегодня следовало перестраховаться, поэтому Чуя ещё до прогулки поставил на место глушитель. Он тронулся с места и поехал как обычно: знал, что Йосано любит глазеть на него из окна дома. Однако, на первой же развилке он повернул на крутой крюк. Всего в паре кварталов от дома Йосано в неосвещённом переулке его ждала высокая тощеватая фигура.
Вроде бы этот Осаму Дазай был всего-то ровесником Чуи и особой опасности не представлял, однако нечто отталкивающее в нём всё же чувствовалось. Жуткий, со взглядом лежавшего день-два трупа, в бинтах. Ещё и вырядился. Костюм, галстук, лакированные туфли…
У якудза совсем нет представления о том, что такое мотоциклетная погоня?
1) «Красный/рыжий демон», яп.
2) Дословно просто «полиция», в контексте скорее пренебрежительное «Копы!»
3) Куртка, которая когда-то была частью военной формы. Стала отличительным знаком босодзоку.
4) Стремительный послевоенный экономический рост Японии (1950-е — 1980-е), превративший страну в мировую технологическую и промышленную сверхдержаву.
Парк Ямасита (1) был одновременно тихим, как прибой, и громким, как соседствующий промышленный центр. Оживлённым и безлюдными, если знать места. Общим и ничьим. Его держали нейтральной территорией. Всё равно полиция здесь работала особо активно, а место для переговоров ещё никому не мешало. Но даже этот статус не спас от шёпота, когда Чуя позвал Йосано встреться вне школы. С другой стороны, оно и понятно: банды помогали чужим крайне редко, поэтому после совместного ухода от полиции им с Акико нельзя было даже дышать в сторону друг друга, не привлекая внимания.
Встретившись под маяком, они уже по привычке пошли на север. Там было меньше случайных прохожих. Конкретно сейчас это ни на что-то влияло, но привычка — вторая натура. К тому же, без лишних глаз можно спокойно подраться. Просто так, для разгона крови.
Йосано немного не хватало веса для устойчивости, однако она оказалась быстрой и на проверку довольно сильной. Только вот Чую реакция тоже не подводила. В конечном итоге он всё-таки заломал ей руку.
— Сдаёшься? — усмехнулся Накахара, глядя в тёмные глаза.
Стоять приходилось сразу за её спиной, почти щека к щеке, раскачиваясь в такт попыткам высвободиться. На предложение лишь прищурились.
— Ещё чего, — прохрипела Йосано со странной улыбкой.
А потом произошло то, чего Чуя не ожидал.
Акико извернулась. Не пытаясь вырвать руки или ударить ногой, а скорее просто метнулась в сторону и вытянула шею. Накахара почувствовал движение и инстинктивно напрягся, но вместо удара её губы влажно и тепло прижались прямо под скулой.
Потом последовал толчок в грудь. Было больно. Плечи у Йосано острые и по-подростковому костлявые.
Хватка ослабла всего на мгновение, но этого оказалось достаточно. Акико выскользнула из захвата и, используя его дезориентацию, ударила ещё раз. Чуя потерял равновесие. Его спина с глухим стуком ударилась о землю, выбив из лёгких остатки воздуха. За секунду, пока Чуя моргал, Йосано уже оказалась сверху. Её колени теперь прижимались к его бокам, а взгляд наполнился торжеством и задорной искрой.
Траву в этой части парка стригли откровенно паршиво, она была длинной и сильно лезла в лицо, зато свежо пахла. Перед глазами распростерлось вечернее небо с редкими клочкастыми облаками. На их фоне чёрное каре Йосано ярко выделялось.
Чуя сдавленно фыркнул. Он попробовал перевернуться, напрягая мышцы кора и перераспределяя вес, но Акико лишь сильнее прижала его к земле.
— Ты всех соперников целуешь? — уязвлённо прошипел Накахара параллельно попытке подняться на локтях.
— Только тех, на кого это подействует.
Точно в момент его рывка вверх Йосано приподнялась и заново навалилась ему на плечи. Примерно тем же движением лисы давят мышей в снегу. Роль полёвки Чуе не очень нравилась. Приподняться не вышло.
Нахмурившись, Накахара решил сначала сбросить с себя Акико. Он схватил её за талию и попробовал расшатать, но замер из-за оклика:
— Куда руки тянешь!
Рефлексы сработали быстрее мысли. Чуя демонстративно поднял руки вверх, будто сдаваясь, и, показав раскрытые ладони, посмотрел на неё.
Глаза Йосано смеялись беззвучно и окончательно потеряли хоть какие-то признаки стыда. До Чуи медленно дошло, что Акико, конечно, грозная сукебан, но вряд ли она сидела бы на животе у того, чьи прикосновения ей на самом деле неприятны.
— Ты правда испугался? — спросила она, чуть ли не смеясь. Издевки в вопросе не слышалось, скорее напротив, что-то тёплое, почти нежное.
Чуя демонстративно скрестил руки на груди и надулся. Точнее, попытался: надуваться, пока на тебе сидят, оказалось довольно тяжело.
— Ну, — он сделал паузу, подбирая слова, — после того, как я видел, что ты сломала другому парню нос, с тобой трудно не осторожничать, Йосано.
Акико на секунду задумалась, оценивая его реакцию. Потом, с внезапной решимостью, скатилась на траву. Теперь они лежали бок о бок, так близко, что плечи соприкасались. Длинные стебли травы зашевелились вокруг, будто обещая укрыть от посторонних глаз.
— Тебе можно, — коротко уверила Йосано и сама взяла руку Чуи, чтобы положить себе на талию. Тонкие пальцы со сбитыми костяшками на мгновение сжали его ладонь, проверяя, не отпрянет ли, но Чуя лишь притянул её ближе. Накахара почувствовал, как у Акико ходила нижняя пара рёбер при дыхании и как сама Йосано расслабилась.
Парк вокруг них затаился. Где-то вдали гудели корабли, их рёв смешивался с криками чаек и шелестом листьев. Воздух был густым от запаха морской соли и нагретого за день асфальта. Фонари зажигались один за другим, выхватывая из сумерек очертания маяка, ржавые скамейки и полосы света на воде залива.
* * *
Чуя никогда не мог назвать себя излишне романтичным. Наверное поэтому он честно признавал, что не был полноценно влюблён в Йосано на момент начала их отношений. Они едва друг друга знали и Накахара просто с детской жадностью вцепился в самую яркую девушку округи, наплевав на комментарии о том, что она старше, так ещё и стрижётся короче.
Акико тоже вряд ли видела в нём свою судьбу, о чём Чуя думал примерно каждый раз, когда бесцельно глядел в потолок её комнаты.
Он наведывался сюда пугающе часто. Отец Йосано от одного только вида Чуи кривился в лице, но никогда не предпринимал никаких попыток действительно вмешаться. То ли позволял дочери некоторые выходки из чувства вины за вечное отсутствие, то ли понимал, что Йосано в любом случае приведёт Накахару в ночь его дежурства.
Так случалось каждый раз. Так случилось и в этот.
Периодически казалось, что Акико просто глушит Чуей своё одиночество или мстит за то, что треть времени она живёт, как сирота. Ну а что? Лишиться девственности с самым безрассудным парнем округи назло отцу — звучит как план, достойный сукебан.
Однако тёплые простыни могли не только разморить тело, но и растопить часть подросткового цинизма. Сейчас, под весом усталости в мышцах, одеяла и, собственно, самой Йосано, Чуя чувствовал, что всё-таки у него щемит где-то в районе сердца. В противовес понятной и простой похоти это чувство было новым, запутанным и пугающе глубоким. Осознавать его, как стоять на краю обрыва и смотреть вниз: вроде ничего не происходит, а колени потряхивает. Теперь тело бросало в дрожь даже от лёгких касаний пальцев. Стыдно, а с другой стороны — удовольствие однозначно перевешивало.
У Йосано была какая-то навязчивая мысль отказываться сверху. Во всех смыслах, включая и вполне невинный. Ей нравилось заползать на него всем телом, принимать позу сфинкса с упертыми в чужую грудь локтями и поднятой головой, а потом гладить по щекам или играть с рыжими волосами.
Чуя млел от такого. Млел так, что становилось неловко перед своим грозным образом в собственной голове. Вьющиеся пряди растрепались по подушке, а руки теперь беспомощно раскинулись в стороны. Чуя пытался не думать о том, как глупо выглядит — весь в царапинах, с синяками от последней драки, но при этом покорный, как котёнок, под её руками. Полиция, погони, мотоциклы... Зачем всё это если известного босодзоку могла приручить девушка?
— Как же у тебя всё-таки сгорает шея... — заметила Акико и явно нарочно провела ногтем по и без этого красной коже.
Тихо шикнул втянутый сквозь зубы воздух. Чуя напрягся и недовольно открыл один глаз, Йосано же, как ни в чём не бывало, добавила:
— Зато веснушки стали ярче.
Со стены на них косились чуть отсыревшие от портовой влажности плакаты. The Rolling Stones и Дэвид Боуи удивительно органично соседствовали с Момое Ямагути (2) и картой лицевых нервов. На полке чуть ниже аккуратно стояли учебники по анатомии, а рядом — коллекция перочинных ножей в ярких пластиковых рукоятках. По-видимому, любовь ко всему острому в династии хирургов передавалась по наследству.
Акико склонилась над Чуей, чёрные волосы падали на его грудь, отгораживая от мира абсолютно ровным полотном. Она методично считала точки на его плечах, невесомо тыча пальцами в случайные места на коже.
— Ты красивый, — вдруг сказала Акико, не поднимая глаз.
Голос её был спокойным, бытовым, но слова ударили Чую сильнее, чем можно было предположить. Он напрягся, почувствовав, как по спине пробежали мурашки.
— Чего? — выдавил он, хотя прекрасно расслышал.
— Красивый, — повторила Йосано и наконец посмотрела на него. Тёмные глаза, обычно такие колючие, сейчас казались мягкими. — Вот эти рыжие ресницы, веснушки… И плечи. Широкие.
Чуя фыркнул, но внутри ёкнуло. Он знал, что не урод. Зеркала не лгали — высокие скулы, острый подбородок, глаза, которые в солнечном свете становились почти прозрачными. Но он также знал, что его красота была чужой. Не той, что показывали в журналах или на экранах телевизоров. Его внешность — всегда повод для комментариев. «Полукровка», «гайдзин», (3) «рыжий демон» — всё это Чуя слышал чаще имени. Да, иногда девчонки в школе всё же долго глазели на него, но даже такие взгляды были скорее любопытными, чем восхищёнными. В Японии Накахара был обречён оставаться экзотикой.
— Не надо, — буркнул Чуя, отворачиваясь.
Но Йосано не отступала. Её пальцы схватили его за подбородок, чтобы развернуть обратно.
— Я сказала — красивый, — повторила Акико ещё настойчивей. — Ты мне нравишься. Как есть...
И в этот момент Чуя понял, что проиграл в чём-то действительно опасном. Он хотел ответить что-то в духе «Ты тоже ничего», но вместо этого просто перевернул их обоих на бок и потянулся к Йосано, притягивая ближе. Почему-то Акико от этого рассмеялась.
За окном всё ещё шумел засыпающий город, но сейчас это не имело значения.
* * *
Вечер в Йокогаме пах маслом, на котором жарили рис, бензином и свежей краской — кто-то из младших снова баловался с баллончиками у складов. Комната Юан больше напоминала мастерскую мастера гравюры, чем жилое помещение: стены были увешаны угольными набросками ёкаев, а на подоконнике в ряд стояли баночки с тушью. Из общей стилистики выбивались только журналы с тату-эскизами на полу.
С тех пор, как один из босодзоку проболтался, что его младшая сестра неплохо рисует и грезит поступить на художника, вся банда решила, что сначала Юан обязана стать их тату-мастером. Чуе в честь семнадцатилетия оказали честь получить наколку первым.
Чем дальше эта затея заходила, те сомнительней казалась привилегия. Чуя сидел на краю потёртого футона, стиснув зубы. Машинка вгрызалась в кожу, оставляя за собой липкие чёрные дорожки. Он бы никогда не признался, но периодически игла будто заходила слишком глубоко и становилось чертовки больно.
— Сиди ровно, — проворчала Юан, перед тем, как свериться с эскизом в альбоме. — А то дракон кривым получится.
— Да ровно я сижу! — огрызнулся Чуя и тут же дёрнулся, когда Акико вдруг провела пальцами по его затылку, нарочито медленно взъерошивая рыжие пряди.
— Не мешай мастеру, — её дразнящий голос звучал приторно, как сироп, а в глазах стоял знакомый блеск.
Чуя попытался увернуться, однако Юан тут же врезала ему ребром ладони между лопаток.
— Шевельнёшься ещё раз — выколю тебе глаз, — пообещала она, проводя иглой контур первой лапы.
Йосано тихо ухмыльнулась и, наконец, убрала руку, не отсаживаясь. Вместо этого она положила подбородок Чуе на плечо и стала рассматривать жужжащую машинку.
Это была сомнительной надёжности конструкция, собранная, кажется, из деталей сломанного магнитофона и пары проводов. Создавалось впечатление, будто она вот-вот ударит кого-то током.
— Откуда у тебя вообще эта штука? — поинтересовалась Йосано, указывая на машинку кончиком ножа (к слову, выглядевшего куда чище всего вокруг).
Юан пожала плечами, не отрываясь от работы:
— У парня с базы американцев выменяла. Говорил, что морпехи только такими себе и бьют, — она на секунду оторвалась, чтобы втереть лишние чернила.
— А иглу протёрла?
— Ага, — Юан лениво махнула рукой. — Водкой.
— …водкой?
— Ну да. В аптеке сказали, спирт только по рецепту.
Несмотря на закатывание глаз Чуя ничего не сказал — раз он пережил не одну драку, то и это переживёт. Йосано, однако, не унималась и шепнула ему в ухо:
— Если загноится — ампутирую тебе руку.
Чуя прыснул смехом и пихнул её свободной рукой.
— Ты же не врач ещё.
— Но скоро буду.
После этих слов Акико вновь легла на него, теперь с преувеличенно гордым видом. Накахара перевёл взгляд на морду дракона, единственную часть, которая на данный момент была отрисована полностью.
С сегодняшнего дня в его внешности появится что-то, что он от и до выбрал сам. Не доработал стрижкой, как волосы, не скрыл или подчеркнул одеждой, а получил ровно то, чего хотел. И это дарило странное чувство удовлетворения.
* * *
— Открывай, Йосано! Скорее! — и без того сорванный голос Чуи едва узнавался сквозь дождь.
Лязг ключей в замке прозвучал неестественно громко в ночной тишине прихожей. Акико стояла в просторной футболке и спортивных штанах, волосы растрепаны, глаза слипались.
— Чуя, что за?.. Три ночи... — она начала сердито, но голос замер, когда свет из прихожей упал на фигуры в дверном проеме. Две фигуры, а не одну, как ожидалось.
Накахара вымок, кажется, насквозь и побледнел минимум на пару тонов от нормы. На его плече, почти обвившись вокруг шеи Чуи, висел другой парень. Высокий, тощий, в дорогом, но теперь изорванном и пропитанном чем-то темным костюме-двойке. Голова бессильно свешивалась, тёмные пряди скрывали лицо. Чуя придерживал незнакомого за талию, его собственная рубашка на плече была пропитана чужой кровью.
— Впусти!.. — хрипло взмолился Чуя, не вдаваясь в объяснения. — Быстро, Акико. Он истекает...
Сон как рукой сняло. Йосано молча отступила, пропуская их в узкий коридор. Чуя, кряхтя под тяжестью, втащил бесчувственное тело внутрь и поволок на кухню. Запах крови, и антифриза с бензином тут же заполнили дом.
Акико шла следом, включая свет, а потом метнулась к аптечке отца за нитью и хирургическими иглами. К счастью, он сам был на дежурстве.
— Что случилось? Кто это? — Она помогала Чуе уложить раненого на столе.
— Долго объяснять... — Чуя отдышался, вытирая рукой лоб, оставляя кровавый след. — Нас чуть не схватили, — Он избегал ее взгляда, стягивая галстук с шеи Дазая, пытаясь ослабить воротник рубашки. — Нога, рёбра со стороны спины... Кровь не останавливается. — Он ткнул пальцем в область Дазая, где расползлось темное пятно.
Акико уже натягивала стерильные перчатки:
— Переверни его. Я режу одежду.
Йосано ловко разрезала дорогую рубашку от воротника вниз, обнажая бок и спину. И тут ее руки замерли. Воздух вырвался из легких резким невнятным хрипом.
Кожи Дазая почти не было видно, плечи были обвиты бинтами, а ниже была только татуировка. Ряды облаков, выполненные в традиционном японском стиле в рамке из пионов и сложных узоров занимали всё пространство до поясницы. По центру композиции расположился одинокий журавль. Знак. Ясный и неоспоримый.
Акико резко отпрянула, будто от удара током. Ее лицо, секунду назад сосредоточенное, исказила чистая ярость. Она повернулась к Чую, глаза горели, как угли в темной печи.
— Ирэдзуми... — Ее голос был шепотом, но он резал воздух, как крик. — Ты... ты приволок сюда якудза?! Ты хоть понимаешь, что натворил?
Чуя сжал кулаки. Отрицать что-либо бесполезно. Казалось, что Йосано в шаге от того, чтобы придушить одного из них, если не обоих сразу. Её потряхивало, грудная клетка раздавалась и сжималась в хаотичном ритме, а взгляд всё так же переполняло бешенство. Накахара шагнул вперед, пытаясь заслонить собой стонущего Дазая.
— Акико, он умирает! — голос сорвался на крик. — Я не мог... Они обещали... черт, не важно! Я всё объясню, только помоги!
— Помочь? Этому? — Она ткнула пальцем в сторону Дазая, чьи глаза вроде приоткрылись, но оставались тусклыми и мутными. Вряд ли Осаму осознавал ситуацию. — Ты знаешь, что они делают! Отец чуть не потерял лицензию из-за якудза! Они — крысы! Твари! И ты... — Ее голос дрогнул от чувства предательства. — Ты связался с ними, Чуя?!
— Не сейчас, Акико... — Чуя рявкнул, впервые за долгое время повысив голос по-настоящему. Он схватил ее за плечи, несмотря на попытки вырваться. — Посмотри на него! Он истекает кровью у тебя на глазах... Разберемся потом. Клянусь, разберемся! Но сначала — швы, ты же умеешь!
Они стояли лицом к лицу посреди ярко освещенной комнаты, дыхание у обоих как после марафона. Запах крови становился гуще. Тихий стон Дазая показался окатыванием холодной водой. Акико резко перевела взгляд с Чуи на бледное, покрытое испариной лицо. На темнеющую рану на боку. Ее медицинский инстинкт, выдрессированный отцом, столкнулся со всем остальным и, кажется, наконец взял верх.
Прошло несколько томительных секунд. Ярость в глазах Акико не угасла, но поверх неё легла решимость. Она резко выдохнула, отстраняясь от Чуи.
Чуя молча кивнул, облегченно выдохнув.
— Антисептик, — скомандовала Акико, снова становясь над столом. — В в аптечке, коричневая склянка. Йодоформ или риванол... Папа держит и то, и другое. Будет жечь как ад, но что есть. И неси сюда вату. Много ваты.
* * *
Тишину кухни нарушал только звук скольжения щетки по полу и хлюпанье тряпки в ведре с розоватой водой. Чуя, сняв окровавленную токофуку и оставшись в простой майке, на коленях оттирал пятна с паркета. Каждое движение было резким, злым — и на себя, и на ситуацию. Его плечи оставались напряжёнными, а волосы лезли в глаза, но никто не пытался их убрать. Накахара чувствовал на себе взгляд.
Акико стояла у открытого окна, подальше от стола, где еще лежали следы их ночного кошмара — скомканные окровавленные бинты, пустые флаконы из-под йода и фурацилина. Она курила, глубоко затягиваясь. Сигарета дрожала в ее пальцах. Лицо было серым от усталости. Она смотрела не на Чую, а куда-то в пространство над его головой. На ее пижаме тоже были бурые пятна.
Ещё немного и рассветёт.
Дазай не так давно пришёл в сознание, промямлил адрес, где его должны были принять, и снова провалился в полубред. Укрытый каким-то старым пледом в соседней комнате Осаму теперь дышал ровно, хоть поверхностно. Худшее миновало.
— Полиция... — голос Чуи прозвучал хрипло, нарушая тишину. Он не поднимал головы, яростно скребя одно и то же место. — Они схватили полбанды на прошлой неделе. За воровство со склада, принадлежавшие мафией. Если бы... если бы я не согласился помочь *ему* сегодня... — Чуя кивнул в сторону комнаты, где лежал Дазай, — их бы не выпустили. Вообще.
Акико медленно выпустила дым.
— Выпустили? — Её голос был ким-то плоским, усталым и потухшим. — Из участка? Так отпускают, если родители придут...
— Не из участка, — Чуя резко окунул тряпку в ведро, брызги разлетелись. — Из центра для трудных подростков. Их должны были отправить туда. Но в последний момент за них замолвил его босс. Условие одно — помочь сегодня. Один раз. Я думал... — Он бессильно махнул рукой куда-то в пустоту. — Я думал, смогу отделаться малой кровью.
Акико усмехнулась без следа юмора в голосе. Она указала сигаретой в сторону Дазая:
— Вон твоя малая кровь, Накахара. Ещё не факт, что выкарабкается. — Она стряхнула пепел, презрительно поморщилась и прошипела. — Ещё не известно, что с нами сделают мафия или полиция, если он откинется...
Чуя поднял глаза. В его взгляде читались остаточная злость и отчаяние.
— Мы и до этого не отличались уважением закона...
— Не сравнивай, — огрызнулась Йосано перед тем, как сделалать шаг к нему. — Воровали бензин? Да! Бились с соседями за парк? Было! Избили ублюдка, который приставал к Хироко? Да, и я бы сделала это снова! Но разбитые лица — не то же самое, что перерезанные глотки. Это драки, а не… не это! — Она указала на пятно, которое Чуя только что оттер, на пустующее место на столе.
Напряжение висело в воздухе чем-то более густым, чем сигаретный дым. Они стояли друг напротив друга посреди получистой кухни. Запах крови вытеснялся запахом хлорки и табака.
— Ты солгал мне, — прошептала Акико, и в этом шепоте было больше силы, чем в крике. — Ты использовал мое доверие. И мои навыки. Роди них.
Чуя сглотнул. Вся его бравада исчезла, оставив лишь чувство потерянности.
— Знаю, — Накахара опустил голову ниже. — Знаю, Акико. И, что самое мерзкое, я без понятия, как это исправить. Просто... прости. Пожалуйста. Я... — Он замялся, подбирая слова, которые не прозвучали бы фальшиво. — Я никогда не стану таким, как он. Как они. Клянусь. Этот... этот цирк с якудза — он закончен. Сегодня. Навсегда. Я отработал долг.
Затушив сигарету о дно пепельницы, Йосано тут же вытряхнула её содержимое в окно. Долгая пауза. Она смотрела на его согнутую спину, на чистый пол, на его лицо, измазанное не пойми чем лицо. Её собственная ярость начала уступать место усталости. Физической — от операции, эмоциональной — от этой ночи предательства и крови.
— Заткнись, Накахара, — слова были тихими, лишённым прежней ярости, но всё ещё жестким. — Просто... заткнись.
Акико подошла к раковине, налила в стакан воды и залпом выпила. Потом медленно направилась в свою комнату.
— Убирай этого... гостя, — она кивнула в сторону комнаты с Дазаем, — как только сможешь его сдвинуть без риска разойтись швам. И чтобы я никогда больше не видела его здесь. Понял?
Чуя быстро кивнул, в его глазах мелькнула надежда.
— Понял. Так и будет. Я обещаю.
* * *
Когда Чую нашёл полицейский, последний чуть не получил пулю в висок. Он бы не ушел из той комнаты, если бы не вовремя выскочивший офицер Анго.
Очкарик знал Чую намного лучше рядового, поэтому первым же делом показал доказательства сделки с Мори: мафия обязалась помочь выйти на какого-то русского, а взамен получала ряд поблажек, одной из них было лечение Чуи от последствий недавнего покушения без клоунады с легендами и фальшивыми документами.
У босса в целом были очень запутанные отношения с больницами. Когда-то в порту ходила шутка, что если Мори-сан спишет увечья кого-то из якудза на осложнения при беременности, то у бедолаги попытаются принять роды. Сейчас провернуть подобное становилось всё сложнее: суды за взятничество и окрепшая полиция встали на горло привычному порядку, так что по началу предложение Анго вызвало лишь облегчение.
А потом Чуя услышал, у кого он должен был снять побои перед лечением.
Дверь кабинета открылась с едва уловимым скрипом, словно не решаясь нарушить стерильную тишину морга. За его спиной бесшумно скользнула Элис — тоненька низенькая девочка в белом халате, с лицом куклы и пистолетом под одеждой. На её груди красовался новенький бейдж с крупной надписью "Интерн", но Чуя прекрасно знал, что это никого не обманет. Со слов Сакагути, Йосано работала в судмеде уже два года, так что должна была узнать страховку, подосланную мафией.
Акико сидела за столом, не поднимая головы, и перебирала бумаги. Он смотрел на неё, узнавая и не узнавая одновременно — те же чёрные волосы, только собранные в строгий пучок, естественные, а не перещипанные брови, губы, сжатые в тонкую линию, откуда-то взявшиеся очки. Ни капли косметики. Ни намёка на ту девчонку, которая когда-то пинала бандитов на асфальте, громко смеялась и даже разок поцеловала его окровавленными губами после общей передряги.
— Накахара Чуя, — издевательски зачитала с карточки Йосано. Зачем только? — Проходите за ширму и разденьтесь до белья.
Когда-то он раздевался перед ней с дрожью нетерпения, сгорая от стыда первого опыта и желания. Теперь он снимал пиджак, рубашку и брюки, как будто перед очередным досмотром в участке. Ткань скользила по коже, но внутри не отзывалось ничего. Абсолютно ничего. Чуя лишь бездумно таращился в бирки на итальянском, на автоматизме складывая одежду ровной стопкой. За ширмой было холодно.
Послышались шаги, которые оборвались также внезапно, как начались.
Значит увидела.
Эти десять лет не оставили на Чуе живого места. Ожоги, шрамы от осколочных и ножевых, но самое главное — ирэдзуми. Чернила поглотили и веснушки на плечах, что когда-то нравились Акико, и дракона, набитого дома у Юан. Теперь там мог быть только красный демон. Только Ака-Они.
Йосано всё же подошла ближе.
— Колотая рана в районе четвёртого ребра, — начала она ровным голосом без какой-либо интонации, — ...признаков того, что задето лёгкое, нет...
Накахара всерьёз раздумывал, не может ли это быть его наказанием за что-то. Параноидальные мысли зашли в тупик, когда он решил, что даже Мори вряд ли будет выискивать информацию о школьных романах приближенных.
Осмотр продолжался. Раны шли одна за другой и каждая получала своё сухое и точное описание. Сразу и не скажешь, документируют живого человека или труп. Дыхание Йосано оставалось ровным, как и речь, а взгляд — исключительно профессиональным. Читай она все эти длины и типы ран с бумаги, будто бы ничего и не изменилось.
Накахара вдруг понял, что хочет, чтобы что-то произошло. Хочет, чтобы она дрогнула. Хоть раз. Чуе резко стало эгоистично-необходимо знать, что паршиво не только ему.
Но Йосано не дрогнет. Она стала судмедэкспертом не просто так.
— Длина пореза? — спрашивала Элис, записывая.
— Примерно... — Йосано сверилась с линейкой. — шесть сантиметров и три миллиметра...
Она наклонилась ближе, и Чуя почувствовал её запах.
Раньше она пахла ворованными духами и табаком. Теперь спиртом и чем-то стерильным. Как будто Акико сама стала частью этой больницы и конкретно морга, такой же холодной и неуютной.
На мгновение Йосано замерла. Пальцы её коснулись того места, где когда-то был дракон.
Тишина.
Чуя не видел её лица, но знал: она вспомнила. Вспомнила, что было между ними до латексных перчаток, всех этих лет порознь и одного несдержанного обещания.
— Всё, — резко оборвала она себя, отстраняясь. — Записи передам в полицию. В стационаре лишних вопросов не будет, можете к ним подниматься.
Чуя не двинулся.
— Спасибо, Акико... — еле выдавил из себя он.
— Доктор Йосано, — поправила она и всучила в руки какую-то врачебную бумагу. — Одевайтесь.
1) Самый старый портовый парк Японии. Когда в BSD фигурирует парк, это именно он, кстати.
2) Японская певица, актриса и поп-идол, одна из самых успешных певиц в истории японской поп-музыки
3) Пренебрежительная сокращённая форма слова «иностранец» на японском.
Прошло около трёх недель с того инцидента с Дазаем. Ощущение вины всё ещё грызло изнутри, Чтобы хоть как-то загладить свою вину, Чуя всё это время баловал Йосано: подкидывал до университета и от него, таскал из букинистических пособия по анатомии, вечерами мог заявиться через окно с едой. Сегодня он привёз в недавно найденный бар.
Его Kawasaki слегка взбрыкнул перед полной остановкой, но уже привыкшая Акико даже не вздрогнула. Эта модель была, конечно, резвой, но иногда управление слегка шалило. Ну, или не слегка... Не просто так её звали создателем вдов. Впрочем, на лучшее у Накахары, как и почти у всех парней с улицы, не было денег.
Спрыгнув с кряхтящего "вдоводела", Йосано с сомнениями осмотрелась:
— И зачем мы тут?
Заведение снаружи напоминало вход в какую-то чисто техническую коморку с закрашенными в чёрный окнами. Только неоновая вывеска кокетливо мигала одной из букв и намекала, что внутри что-то таки есть.
— Увидишь, — заверил Чуя, наконец переборов заклинившую подножку, — пошли уже.
Дверь с тяжёлым скрипом распахнулась, впуская их в полумрак, пропахший сигаретным дымом, дешёвым пивом и чем-то неуловимо сладким. Стены были увешаны всем подряд от рыбных сетей до досок для дартса. Пол, казалось, тысячу раз пропитывался пролитыми напитками, а стойка бара уже давно потемнела. В углу, под тусклым светом неоновой вывески "OPEN", стояли ряды игровых автоматов, поглощающих монеты и надежды.
Акико очевидно пыталась разгадать цель вылазки. Её взгляд скользнул по помещению и замер, когда она заметила его — огромный хромированный джукбокс,(1) мерцающий в полутьме.
Накахара видел, как её глаза загорелись. Он знал, что ей подобное понравится. Без лишних слов он достал из кармана заранее подготовленную горсть монет подходящего номинала. Холодное, звякающее сокровище легло ей в ладонь.
Акико подошла к джукбоксу, её пальцы скользнули по кнопкам, выбирая нужный трек. Queen, Scorpions, KISS... В Японии столько иностранных треков в одном месте можно было встретить не у каждого коллекционера, а уж найти все их случайном баре было почти чудом. Послышались лёгкие щелчки механизма, а затем бар наполнился знакомым, слегка хриплым голосом. "Heroes" Дэвида Боуи.
I, I will be king
And you, you will be queen(2)
Шаг навстречу и они стали раскачиваться в такт музыке, медленно, почти незаметно. Песня была откровенно не танцевальная, но никто не запрещал постоять в обнимку. Просто рядом, плечом к плечу, чувствуя тепло друг друга сквозь одежду. Слова песни обволакивали, обещая невозможное, но такое близкое.
Though nothing, will drive them away
We can beat them, just for one day
We can be heroes, just for one day(3)
Руки жгла полоска открытой кожи на талии. Может школьная форма и осталась позади, но Акико всё также любила длинные юбки завязывать рубашки узлом, как сукебан.
I, I can remember
Standing, by the wall
And the guns, shot above our heads
And we kissed, as though nothing could fall(4)
В скудном освящении карие глаза Йосано будто становились бездонными. Бездонными, но не пугающими, конкретно их глубина не пугала Чую, а притягивала.
And the shame, was on the other side
Oh we can beat them, forever and ever
Then we could be heroes, just for one day(5)
Когда голос Боуи достиг своего пика, они потянулись друг к другу. Дыхание в дыхание, глаза были уже закрыты. Поцелуй вышел мягким, почти нежным. Это было обещание, тихое и хрупкое, что даже после самых тёмных ночей можно найти что-то светлое, пусть и в сомнительном баре.
Именно в тот момент, когда их губы почти соприкоснулись, раздался оглушительный взрыв. Что-то взлетело н воздух практически под самым окном бара. Стекло задрожало, барная стойка затряслась, гремя бутылками. По лицам Чуи и Акико пронеслись тени от внезапно вспыхнувшего оранжевого пламени. Бензин. Они поняли это мгновенно, ещё до того, как в ноздри ударил едкий запах.
Шок отбросил их друг от друга. Но инстинкты сработали быстрее мысли. Они рванулись к двери, вылетев на улицу, где воздух уже вибрировал от взрывной волны.
На тротуаре, в нескольких метрах от горящего остова мотоцикла Чуи, лежала фигура. Повезло — подрывник не рассчитал, что бензобак рванёт с такой силой, и его оглушило собственным творением. Чуя, не раздумывая, бросился вперёд, Акико следовала по пятам. Он схватил лежащего за капюшон, резко дёрнул его, разворачивая лицом к тусклому свету бара.
Ширасе.
Для Чуи увидеть его было не менее дико, чем собственный байк, объятый пламенем. Он не верил своим глазам. Не понимал. Просто не мог. Свой? Но... Почему? За что?..
Легче поверить, что это всё галлюцинация. Шутка шокированного мозга над самим собой. Но тут Чуя заметил за углом мотоцикл. Тот самый. Тот, который они вместе, всей бандой, красили в белый цвет, чтобы притворяться полицейскими во время облав. Недавно. Сейчас перед ним извивался слегка придушенный капюшоном извивался именно.
— Что это всё значит?! — Акико уже занесла руку. Её глаза горели яростью, готовой выплеснуться на предателя.
Но Накахара не позволил. Его рука резко перехватила её запястье.
В этот момент Чуя был не просто в ступоре. Всё его существо кричало от непонимания. Это не был чужак, враг из соседней банды, полицейский. Это был Ширасе. Свой. Напасть на своего казалось чем-то немыслимо. Тело отказалось подчиняться, разум застрял в цикле отрицания. Перед глазами плыли пятна от огня, смешиваясь с воспоминаниями о совместных гонках, о дне, когда они красили байк.
Воспользовавшись этим моментом парализующего шока, Ширасе вырвался и, пошатываясь, рванул прочь. Чуя даже не попытался его остановить. Он был не в силах пошевелиться. Его взгляд был прикован к своему горящему мотоциклу, из которого, словно из раны, вырывалось пламя.
Йосано пыталась его расшевелить и вроде даже что-то кричала, но он не услышал ни единого слова.
* * *
Если отец Йосано Чую не воспринимал всерьёз, то мать Чуи напротив — не чаяла души в Акико до такой степени, что случайный зритель их совместных ужинов вряд ли бы угадал, кто тут родной ребёнок, а кто пассия. Хоть ревнуй одну к другой, да только уже не по возрасту. Зато выпросить разрешение вместе переночевать в комнате Чуи никогда не было проблемой.
Йосано уже вторые сутки засыпала рядом с ним, а по утрам заставляла проглотить хоть что-то. Боялась оставить одного. Заботилась. Чуя знал, что ему повезло с ней. Знал, но не чувствовал: предательство банды пожрало все эмоции внутри до состояния, что вообще не осознаёшь происходящее вокруг. Куда-то идёшь, что-то делаешь, повторяешь, потом ещё и ещё... Когда ты уже сбиваешься со счёта выполненных заданий, за окном темнеет, можно спать. Для Чуи прошлые три дня слились в подобную невнятную студенистую кашу. Уже не осталось сил злиться, не осталось обиды, но и замена им не появилась.
Сон не шёл. Накахара уже устал ворочаться, к тому же будить Акико не хотелось. Встав с футона, Чуя почти бесшумно пробрался к окну. Оно скрипнуло жалобно, но довольно тихо. Йосано во сне поёжилась от сквозняка, однако не проснулась На одиноком гвозде качнулся армейский жетон с полустёртой фамилией и надписью "Окинава".(6) Он был единственной вещью, которую мать не выкинула в год, когда с базы перестало приходить хоть что-то.
Оставалось лишь захватить сигареты с зажигалкой и спрыгнуть вниз.
Плоская крыша соседнего дома успела остыть и отзывалась холодом под босыми ногами. Чуя присел на корточки у парапета, спиной к своему окну. Щелчок зажигалки прозвучал оглушительно громко в ночной тишине. Пламя осветило его лицо на миг, взгляд устремился куда-то в темноту между крышами, где мерцали огни ночной Йокогамы. Дым, едкий и знакомый, заполнил легкие, но не принес привычного успокоения. Только горечь на языке и ком в горле.
Что-то твёрдое и увесистое врезалось ему в затылок чуть ниже макушки. Не камень — удар был глухой, без острой боли, но достаточно сильный, чтобы голова дернулась вперед. Сигарета выпала из губ, описав короткую дугу искрами, и погасла на мокром асфальте тротуара внизу.
Чуя инстинктивно пригнулся, резко обернувшись. В темноте за спиной — никого. Только спящие окна да спутниковая тарелка. Засада? Накахара замер, вглядываясь в ночь, пальцы сжались в кулаки. Глупо было выходить без ножа. Глупо вообще выходить.
Он медленно опустил взгляд. На сером бетоне, рядом с его ступней, лежал ключ. Массивный, солидный, с крупным черным брелоком из резины. На брелке белыми жирными буквами выбито: HONDA.
Сердце Чуи стучало более глухо, чем обычно, но не от страха. От какого-то дурного предчувствия. Он не нагнулся сразу. Взгляд скользнул по периметру крыши, по теням водостоков, по черному провалу лестничной клетки. Ничего. Тишина.
Только когда Чуя наконец наклонился и поднял ключ, из тени у вентиляционной шахты выплыла фигура. Высокая, тощая, неестественно прямая и в строгом костюме.
Дазай. Значит всё-таки выкарабкался.
Осаму стоял, засунув руки в карманы брюк, всё с тем же безжизненным, чуть насмешливым выражением лица, что и в ночь их миссии:
— Слухи распространяются быстро, Накахара-кун, — голос был тихим, почти шепотом, но резал тишину отчетливо. Дазай сделал шаг вперед, его лакированные туфли мягко шаркнули по бетону. — Особенно такие... Занятые. Твои друзья испугались, что их сильнейший почувствовал силу и теперь уйдёт? — Он покачал головой, изображая сожаления. — Грустно. Не по-товарищески.
Чуя сжал ключ в кулаке так, что металл впился в ладонь. Глаза сузились, в них вспыхнули было угли гнева, но тут же погасли. Он молчал. Что тут скажешь? Дазай попал в самую суть.
— Не сердись ты так, — он повернулся и жестом пригласил Чую к краю крыши, туда, где открывался вид на узкую улочку внизу. — Лучше взгляни на это.
Чуя нехотя подчинился, подошел к парапету и замер.
Внизу, под тусклым светом уличного фонаря, стоял Мотоцикл. Не очередной старый, кряхтящий «вдоводел», а совершенно новый, сияющий даже в полутьме. Плавные линии, хромированные детали, отполированные до зеркального блеска. Вишнево-красный цвет, казался черным в тени, но там, где падал свет, вспыхивал огнем.
— Honda CB750 Four K2. — произнес Дазай с легкой ухмылкой. — Настоящий красный демон для настоящего Ака-Они.
Легенда. Мечта любого босодзоку, недоступная из-за цены, сравнимой с подержанной машиной. Четыре цилиндра против одного-двух у старых коней, дисковые тормоза, первый настоящий супербайк.
Чуя будто забыл все слова и просто крепче сжал ключи с брелком
— Подарок. Не от меня, конечно... От босса. Знак признания твоего... потенциала. — Дазай повернул голову к Чуе. — И потенциала нашего дуэта. Он считает , что вместе мы сможем навести порядок в Йокагаме.
— Порядок? — прошипел Чуя, наконец взглянув на Дазая. — Ваш порядок — это перерезанные глотки и рэкет.
— Наш порядок, — поправил Дазай мягко, но с ледяной твердостью в голосе, — это отсутствие войн между школьниками из-за каждой помойки. Это когда парни вроде тебя доживают до двадцати, а не кончают в канаве с ножом в спине от своих же, — Он сделал паузу, давая словам вонзиться. — Босодзоку … они обречены, Накахара. Для них самих же будет лучше, если кто-то разгонет их по домам. Может хоть выучатся.
Дазай отступил на шаг, его фигура снова начала растворяться в тени вентиляционной шахты.
— Ключ твой. Байк твой. Думай, Чуя. Но думай быстро. Мори-сан не любит ждать... — Его улыбка в последний раз мелькнула во тьме.
Он исчез так же бесшумно, как и появился, оставив Чую одного на холодной крыше.
* * *
Больничный свет до боли свет резал глаза. Чуя застонал, пытаясь поднять веки. Тяжёлое, будто набитое мокрым песком, не слушалось.
— Тише, расслабься, — раздался знакомый голос. — То, что я рядом, ещё не значит, что ты в морге. Просто поправляю катетер.
Накахара заставил себя сфокусировать взгляд и проверить догадку. Сквозь дымку затуманенного зрения и вправду медленно проступили черты Йосано. Она стояла у койки и возилась с его капельницей. Белый халат, чёрная водолазка, стянутые в хвост волосы и слегка уставший вид, непохожий на холодность их прошлой встречи.
— Где… — скрипнул голосом Накахара, но договорить не успел.
— В больнице, гений, — Акико потянулась к стакану на тумбочке, поднесла к его губам и дала отпить. — Мне передали, что ты потерял прилично крови, но, если верить рентгену, кости целы. Даже твой пустоголовый череп.
Чуя приподнялся на локте, иглы боли вонзились в бок. Глянул вниз — повязка на животе, катетер в вене.
— Как был идиотом, готовым повторить за камикадзе, так им и остался, — перечитала Йосано, её губы дрогнули в чём-то, что почти походило на улыбку. — Хоть что-то не меняется.
Хотелось ответить под стать её тону, но вышло лишь сползти на подушку, чувствуя, как боль расходится волнами.
— Дазай?
— Жив, хоть и в гипсе. Если бы не он, ты бы и правда оказался в морге.
Чуя закрыл глаза. В спутанных воспоминаниях смешались выстрелы, тёмный склад, крики на русском... И прихрамывавший Осаму который тащил его на плече, посмеиваясь: «Чу-уя, неужели тебе хочется умереть больше, чем мне?» Кто же мог подумать, что они вновь будут работать вместе, спустя четыре года после его дезертирства. Многое в этом мире правда остаётся прежним.
За окном садилось солнце. Жалюзи отбрасывали на стены сизые полосы. Тишину разбавлял писк аппаратуры. После долгого взгляда глаза в глаза Акико села на его койку, заставив пружины матраса промяться и скрипнуть.
— Знаешь, — начала она, не глядя на него, — я думала, что если мы ещё и увидимся, то только если ты попадёшь на стол из-за пули в лоб или ножа между рёбер.
— Разочарована?
— Удивлена.
Йосано поправила его подушку — резко, почти грубо, но пальцы коснулись его плеча на секунду дольше, чем нужно. Сейчас она уже куда меньше напоминала врача и намного больше человека, который когда-то знал Чую слишком хорошо.
Воздух был напитан запахом антисептика и невысказанным. За окном шумел город, но здесь, в этой палате, время словно замедлилось.
— Скажи честно, — с трудом подал голос Чуя, не глядя на неё. — Ты ненавидишь меня?
Механические звуки оборудования начинали раздражать, от них болела и без того раскладывающаяся голова. Акико как назло не спешила с ответом, только смотрела на свои же колени.
— По началу ненавидела, — призналась она наконец. — Уход в якудза — это твой выбор и снимать ответственность за него глупо...
Чуя молчал.
— Решение, кстати, было дерьмовым, — продолжила она, глядя куда-то мимо него, в стену, где висела табличка с графиком уборки палаты. — Но ты был прав насчёт конца эпохи банд... Мне пришлось видеть, как ловят твоих ребят. Думаю, именно из-за этого я в итоге и выбрала судебку, а не хирургию.
Она замолчала, будто собираясь с мыслями.
— Ширасе избили до полусмерти через месяц после твоего ухода. — произнесла она вдруг, и в голосе её прозвучало что-то тяжёлое. — Я видела его на практике в больнице. Не мог даже говорить.
Чуя сжал кулаки.
— Остальные?
— Кого-то арестовали. Кто-то просто исчез. Самые умные бросили мотоциклы до визита полиции.
Откинувшись назад, Акико уперлась пуками в матрас. В её глазах мелькнуло что-то сложное — не гнев, не обида, а скорее усталое понимание.
— У тебя не было династии врачей за плечами, — продолжила она тише. — Ты прада мог верить, что сила мафии — единственный способ навести порядок... и я не знаю, что выбрала бы на твоём месте.
Чуя хотел сказать, что ошибался. Что порядок так и не наступил. Но вместо этого просто сжал простыню в кулаке.
Дверь скрипнула. Оба обернулись.
В проёме стоял Дазай, прислонившись к косяку всем телом. Правая рука — в гипсе до локтя, грязноватом по краям, и уже с чьим-то номером на нём. Если им поделилась кто-то из медсестёр, то Осаму не изменял себе. Остальная часть его костюма выглядела так, будто её не снимали с момента перестрелки. Лицо было слегка заклеено пластырем у виска.
— Какое трогательное воссоединение, — хрипло протянул Дазай. — А если серьёзно, то мне нужно поговорить с нашим героем...
Чуя приподнял бровь, ощущая, как в теле напряглось всё, что ещё могло.
— О чём?
Дазай вздохнул, словно собирался сообщить что-то крайне утомительное, но неизбежное.
— История с Фёдором явно не закончилась.
В палате стало тихо. Даже писк аппаратуры будто притих.
— Возможно, нам с тобой после выздоровления придётся отправиться за ним в тюрьму.
* * *
Чуя лежал на кушетке лицом вниз, чувствуя, как монотонное жужжание тату-машинки отзывается вибрацией в позвоночнике и рёбрах. Спина горела, но боль была привычной, фоновой, почти успокаивающей по сравнению с тем, через что ему пришлось пройти в последние месяцы.
Его задачей в тюрьме было втереться в доверие к Достоевскому, и он справился. Главным доказательством его надежности для "Крыс" Фёдора стало то, что пара видных якудза угодила за решетку. Никто, кроме немногих избранных, не знал, что на самом деле их подставил Дазай. Игра была тонкой, на грани. Чуя знал: по возвращению в мафию его могли убить свои же из мести за тот трюк, поэтому примкнул к детективам. Благо Осаму уже доказал, что некоторых преступников может поймать только бывший преступник.
Мастер методично забивал черным фоновый узор. Ирэдзуми было уже не вывести и не спрятать, слишком много чернил. Впрочем, Накахара и не хотел этого. Десять лет жизни — абсурдно большой срок, чтобы просто его вычеркнуть, поэтому целью было лишь переработать татуировку.
Свежие чёрные участки казались контрастно яркими на старом рисунке. Чуя результат видел лишь урывками раз в несколько часов, когда они делали перерывы. К середине дня полностью оформился силуэт дракона по центру спины, пространство вокруг было забито чёрным, плавно переходящим в волны, как на старых гравюрах. Само змеевидное тело никак не заполнялось, чтобы ирэдзуми всё же проглядывала. Ака-Они остался на месте, но перестал быть различимым.
Дверь салона скрипнула, впуская вечерний воздух, смешанный с запахами города и чего-то неуловимо знакомого.
— Как ты? — раздался голос Акико. Она шла с работы, поэтому за ней в комнату потянулись запахи спирта и формалина.
— По мне восьмой час водят иголкой, — насмешливо буркнул Чуя, не поднимая головы, — Лучше не бывало.
Он почувствовал, как её пальцы легко зарылись в его волосы, привычно взъерошивая их. Чуя не пытался увернуться, чтобы не мешать мастеру, и просто потому, что не хотел.
* * *
Татуировка на спине заживала относительно не плохо, а вот на руке чернила отчего-то вызвали раздражение. Чуя сидел на краю кровати, растирая плечо мазью. Свет прикроватной лампы отбрасывал теплые тени на стены, смягчая острые углы комнаты. За дверью ванной стих шум воды, сменившись скрипом двери.
Йосано вышла, окутанная паром и запахом геля с ароматом чайного дерева — что-то аптечное, чтобы перебивать запахи морга. Мокрые черные волосы, темнее ночи за окном, были собраны в небрежный хвост на затылке, оставляя влажные дорожки на плечах футболки Чуи, которую она успешно присвоила как свою пижаму. Лицо было чистым от косметики, с легкой усталой припухлостью под глазами.
— Идиотский день. Полиция — дегенераты, неумеющие читать заключения, новый стажер профнепригоден, а если ещё хоть кто-то усомнится в том, что мне под силу самой распилить череп… — Она шла прямо к кровати, не разбирая дороги. Вместо того чтобы лечь на подушку, Акико без церемоний плюхнулась поперек кровати, уронив голову Чуе прямо на живот.
Ткань промокла вмиг, а Чуя недовольно дёрнулся:
— Ну не с мокрыми же!
— Терпи, — последовал глухой ответ, Йосано ожидающе подняла руку. — Сигарету мне. И пепельницу. Срочно.
Накахара вздохнул, но не стал спорить, слишком хорошо знал этот тон. Доставая пачку и зажигалку из тумбочки, он протянул ей сигарету. Пепельница заняла место рядом на одеяле.
— Разве ты не бросила? — спросил он, вращая в пальцах зажигалку перед тем, как поджечь кончик. Почти, как в шестнадцать.
Изменилась лишь модель зажигалки. Оригинальная газовая Vivienne Westwood была, пожалуй, единственным, что не поменялось со времён мафии.
Йосано закурила, глубоко затянувшись. Пальцы невольно коснулись мокрых прядей у виска, отгоняя каплю, готовую скатиться.
— Накахара Чуя, — авторитетно и категорично начала Акико, выпустив основной дым, — я за сегодня препарировала шесть трупов. Не вдохновляй меня организовать седьмой.
Уголки губ Чуи дрогнули.
Он долго смотрел на нее. На тень влажных ресниц на щеке. На широкие скулы. На то, как пальцы сжимали сигарету, отгибая мизинец в свойственной только ей манере. На морщинку у рта, которой раньше не было. Йосано была измотана, пахла больницей и дешевым мылом, угрожала ему вскрытием... и была невероятно, до боли реальной. Единственной настоящей вещью в его перевернувшемся мире.
Чуя не планировал говорить. Слова вырвались сами, тихо, почти невнятно, как будто он боялся спугнуть момент:
— Ты красивая.
Йосано замерла. Сигарета в ее пальцах дрогнула. Она медленно, повернула голову, чтобы посмотреть на Чую. Мокрые пряди прилипли ко лбу и виску. Карие глаза открылись чуть шире и в них мелькнуло нечто неуловимое. Мягкая, едва заметная улыбка тронула ее губы:
— Знаешь, за все эти годы, ты единственный, кто смог смотреть на меня так... даже когда я говорю о работе.
Йосано сделала еще одну затяжку, выпустила дым в сторону. Наощупь Чуя нашёл вторую её руку, лежащую на одеяле, и сжал — не сильно, но твердо. Знакомо. Навсегда.
1) Аппарат для автоматического воспроизведения музыкальных граммофонных пластинок.
2) Я, я буду королем
А ты, ты станешь королевой
3) И пусть от них не избавиться
Мы победим их хотя бы на день
И станем героями хотя бы на день
4) Я, я помню
Как мы стояли у стены
И пули свистели над головой
А мы целовались, как ни в чем ни бывало
5) И стыдно было людям на другой стороне
О, мы побьем их на веки вечные
И станем героями хотя бы на день
6) Американская база в одноимённой префектуре Японии.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу