Страшилки у костра (джен)

Нельзя сказать, чтобы в лагере Сереже так уж понравилось. Небо тут, за городом, хоть и не очень далеко, но всё-таки, было огромное, и поздно вечером, когда уже совсем стемнеет, было так здорово смотреть в него, запрокинув голову. В небе наливались светом яркие июньские звезды, и в этом свете даже появлялись оттенки, звезды складывались в созвездия, от края ковша отложить пять раз отрезок, и вот она, светит Полярная звезда — в точности, как рассказывают в Планетарии. Здесь даже Млечный Путь виден был! Действительно прямо как размытая белая полоса, в которой угадывается множество-множество-множество звёзд. Вечером, как только наступит то время сумерек, когда становится скорее темно, чем светло, как по команде заводили песню лягушки, а днем в траве мельтешились кузнечики. Их много было, и пацаны их ловили. Сережа тоже поймал одного, исключительно из интереса, чтоб рассмотреть, и еще чтоб проверить, реально ли его поймать. А потом отпустил, разумеется.

И, пожалуй, это было всё, что в лагере есть хорошего. Остальное — фигня фигней. Живешь в одной комнате с кучей посторонних мальчишек, и так круглые сутки, негде уединиться. Вставать по расписанию, как будто не каникулы, а все еще в школу ходишь. Еда — в точности, как в школьной столовке, и тоже строго по расписанию, никаких вам попить чайку когда хочется. И даже купание в речке, которым его больше всего заманивали родители, показывали на сайте лагеря "Кузнечик" фотографии счастливых хохочущих детей в брызгах воды, оказалось... Ну, не обманом, не будем врать, все-таки не обманом. Но чистой воды профанацией. Река оказалась крохотным ручейком, чистым, врать и тут не стоит, но мелким, на самом глубоком месте по пояс. Сереже по пояс. Местные, как оказалось, его вброд переходят, когда идут куда-нибудь по своим делам. К тому же с крошечным пляжем, отчерченным где большими камнями, где зарослями кустов. На песчаном пляже мог разместиться, не так чтоб просторно, только один отряд. А поскольку всего отрядов было гораздо больше, то каждый следующий выгоняли, едва успеешь макнуться, чтобы освободить место еще следующему.

Но что портило лагерную жизнь больше всего — так это то скоро открывшееся обстоятельство, что не все ребята, скажем так, доброжелательны.

Первый случай был уже в первый день, когда только распаковывали вещи. Один мальчик без спроса подцепил за лямку сережин рюкзак и поинтересовался:

— А это что еще за ушастый чучундрик?

— Это не чучундрик, а мистер Спок, — Сережа забрал свой рюкзак и сунул его под кровать, потому что больше некуда было.

— Спок? Чпок! — этот и еще один парень очень глупо расхохотались, а второй прибавил:

— Спок, будь спок — ты ушастый чучундрик!

— Не знаете, так и не рассуждайте, — огрызнулся Сережа, обиженный за мистера Спока.

В этот раз тем дело и кончилось, и Сережа скоро выкинул из головы этот дурацкий случай. Но чем дальше, тем больше — эти двое мальчишек то и дело цеплялись к нему и говорили всякие глупости. Не то чтобы прямо обидное, не так, чтоб можно было сказал: чего вы обзываетесь. Но какие-то вот совершенно идиотские вещи, и заведомо идиотские, нарочно, чтобы позлить. И это Сережу злило и угнетало ужасно, что ни минуты спокойно пожить, все время только и ожидай новой подначки.

Но самое худшее случилось, когда эти двое обнаружили Каштанчика. Мишка, разумеется, тоже приехал в лагерь. Но Сережа благоразумно велел ему сидеть в рюкзаке и не показываться наружу. А тут, когда искал зарядник для часов, вынул его и еще кое-какие вещи, и посадил на кровать. И надо ж такому — именно в этот момент и приперлись те двое.

И быстрее, чем Сережа успел сообразить и убрать мишку, один из пацанов цапнул его своими клешнями

— Ой, а что это такое тут у нас? — пропищал он нарочно тоненько.

— Медведь, — холодно проговорил Сережа, поднимаясь и разворачиваясь. — Положи на место, где взял. Тебе мама не объясняла, что чужое брать незаконно?

Пацаны, конечно, только развеселились.

— Маменькиным сыночком быть очень стыдно, — наставительно произнес тот, который держал Каштанчика.

— Всем детям надо взрослеть, — поддержал его в второй. Кто б говорил, у самого молочный зуб на самом видном месте выпал, и новый так и не вырос! — И мы, как старшие товарищи, тебе в этом поможем.

Такое впечатление, что эти двое читали те же книги, что и Серёжа. Вот только информацию из них извлекли совершенно другую.

Наглый пацан держал Каштанчика за лямки штанов на поднятой вверх руке. Сереже вдруг странно подумалось: как малыша в "Александре Невском". Пацан был старше, но Сережа, высокий для своих лет, прямо как Рон, пожалуй, мог бы дотянуться, допрыгнуть. Вот только он не собирался тянуться и тем более прыгать.

— Положи. Медведя. На место. — звенящим голосом выговорил он. Уже понимая, что будет дальше. Как ни странно, страшно ему не было. Только зло и немножко противно. Но, похоже, тут уже без вариантов.

— Мы его сейчас отнесем в лоток для пожертвований. Да, Хрудик? — хохотнул пацан с невыросшим зубом. — Для самых-самых маленьких деточек.

Без вариантов.

Серёжа кинулся на Хрудика, целясь сбить его с ног. Не совсем удалось, но мишку тот выронил. Кто-то взвизгнул: "Вот придурки!" И тут же Серёжа больно получил по по спине... и... через несколько секунд кутерьмы с воплем "Вы чего двое на одного!" что-то яркое пушечным ядром врезалось в схватку. А еще через несколько секунд прогремело уже взрослым голосом: "А ну прекратите немедленно!", и сильные руки растащили драчунов на четыре стороны.

— Игорь Николаич, а чего они... — синхронно затянули четыре голоса, включая Сережин. Сережа даже удивился, как это у них получилось слаженно, точно не противники, только что мутузившие друг друга, а в театральном кружке отрепетировали сцену.

— И слушать не хочу, чего они! — отрезал Игорь Николаевич. Почти весело, но совершенно твердо. Старший вожатый, курировавший их корпус, по специальности был учитель физкультуры, а по образу жизни — тяжелоатлет; ребята уже знали, что он тягает в спортзале железо, и, кстати, учит этому делу желающих из старших отрядов. Девочек из младших отрядов он сажал к себе на ладонь и поднимал над головой, как в цирке. Только тех, кто не боялся, понятно. Так что растащить четырех мальчишек ему особого труда не составляло. — "А чего они" — аргумент для пятилеток и политиков. А людям десяти лет и старше надо уметь объяснять собственные действия. Обратите внимание: собственные, а не на других ссылаться. И претензии свои уметь излагать по существу, а не "а чего". Не говоря уже о том, что решать вопрос кулаками для цивилизованных людей — последнее дело.

— Предпоследнее, — возразил пацан, пришедший Сереже на помощь. Он был, оказывается, ярко-рыжий, как апельсинка, Сережа только сейчас разглядел. — Последнее — это приказ 66.

— А. Ну да, тогда предпоследнее, — согласился Игорь Николаевич.

Сережа все это время искал глазами Каштанчика, но не находил, и уже испугался. Но по-настоящему перепугаться не успел, потому что увидел в дверях девочку с каштановыми косичками и с мишкой в руках, делающую ему всякие знаки. Сережа подошёл к ней и забрал мишку. Девочкам, по обычаям детского лагеря, переступать порог мальчишечьей комнаты было не принято, равно как и наоборот. А не как в Хогвартсе.

— Спасибо! — Сережа прижал Каштанчика к себе, всем своим видом демонстрируя, что никому его не отдаст.

— Ну так что, у кого есть претензии? — уточнил Игорь Николаевич.

Сережа не стал ничего говорить. Потому что неловко было, и еще потому, что его претензия все-таки начиналась неподобающе: а чего они Каштанчика хватают!

К его удивлению, Хрудик с беззубым тоже не стали ничего говорит, а беззубый даже неуверенно протянул:

— Да ладно, чего уж там...

Наверное, подумал Сережа, сообразили, как глупо они будут выглядеть, рассказывая, как на них, двоих старших, накинулся с кулаками один мальчик младше. А может, еще почему.

Зато, к его еще большему удивлению, заговорила девочка, та самая, которая подобрала Каштанчика. Как догадался Сережа, и вожатого позвала тоже она. Заговорила звонко, и обращаясь не к Игорю Николаевич, а к двоим хулиганам:

— Вы неумные и ничего ни в чем не разбираетесь! Вот Алан Милн — взрослый был, и всемирно известный писатель, и он про игрушечного медведя написал целую книгу, и прославился на весь мир! И Толкин — всемирно известный писатель, и про тряпочную куклу написал целую книгу, а потом вообще сделал его самым крутым персонажем во всем своем мире!

Сережа подумал — но вслух благоразумно озвучивать это не стал — что Толкин написал про Тома Бомбадила как раз по случаю, очень похожему на сегодняшний.

— И Крапивин — тоже взрослый и всемирно известный писатель, — поддержал девочку рыжий мальчик, — а он игрушечного зайца всю жизнь везде с собою возил, и тоже про него в конце концов написал книгу. А над Крапивиным никто не смеётся!

На этом инцидент, в сущности, был исчерпан. Сережа еще поблагодарил рыжего мальчика, пришедшего ему на помощь, и они наконец познакомились. Мальчик оказался из другого отряда, постарше.

— Яр, — представился он.

— О, как из "Голубятни на Жёлтой Поляне"? — обрадовался Серёжа.

— Ага, только там Ярослав, а я Яромир.

И с этого дня пребывание в лагере сделалось для Сережи намного, намного приятнее. Те двое его больше не доставали, видать, что-то всё-таки поняли. А с Яриком они почти все время проводили вместе. Как хорошо общаться с с человеком, который понимает, например, что велоцирапторы в "Парке Юрского периода" изображены в соответствии с представлениями, актуальными на момент выхода самого первого фильма, а теперь уже устаревшими. Они целыми днями говорили о самых разных вещах, обсуждали просчеты во внешней политике Торговой федерации, картину мира, если бы динозавры не вымерли, и возможность создания цивилизации бобров. Где-нибудь в укромном уголке — а уголки в лагере всё-таки обнаружились, правда, иногда были заняты — притащив с собой листы А-4 и полные карманы цветных карандашей, они рисовали по очереди карту своего мира.

Это сделалось их любимой игрою: игра в карту. Начиналось все с чистого листа. Каждый игрок по очереди рисовал простым карандашом свой кусок побережья, а цветным — отмечал на нем свою придуманную страну. Страны расширялись, заключали союзы и воевали, меняли названия, формы правления, в них совершались великие изобретения и открытия, позволяющие дальше изучать мир, сталкиваться с новыми народами, основывать колонии или наоборот, сливаться с местными жителями и через несколько поколений создавать уже новое своё государство... Кузнечики стрекотали в траве, и время от времени кукушка вдруг подавала свой голос: ку-ку. Ку-ку.

Набегающий ветер колебал зеленые свет и тень, доносил из середины лагеря запах жасмина, а прикушенный стебелек-метелка травы наполнял рот прохладною травянистою свежестью. А на бумаге рождались новые страны и города, каких никогда не бывало на карте этого мира... Это была захватывающая игра, и заканчивалась она даже не когда заканчивался листок и весь мир оказывался открыт и заселен — еще спустя некоторое время, когда заканчивалась обратная сторона листка, где записывали государства.

Иногда их компания пополнялась Димочкой Прокопенко. Когда Ярик первый раз спросил: "Ты не против, если к нам еще Дима Прокопенко присоединится?" — Сережа был, в целом, не против, хотя и несколько удивился, что это за мальчишка, что Ярик зовет его третьим в их сложившуюся компанию. И высматривал, пока сидели на лавочке возле корпуса, незнакомого мальчика. А потом оказалось, что это девочка, в ярко-зеленом платье, с каштановыми косичками, заплетенными спереди, как передние прядки у эльфов.

Та самая девочка, которая вступилась тогда за Каштанчика. И звали ее Деметра. Так что имя Дима она носила с полным основанием, даже еще более полным, чем если бы была мальчиком: потому что Деметра — это древнегреческая богиня плодородия, а имя Дмитрий уже от имени Деметра образовалось.

В общем-то, никого из ребят это особо и не смущало. Сережа и раньше дружил с тремя девочками. И еще даже немножко с четвёртой; но Наоми жила не в их доме, довольно-таки далеко, так что она в их прогулках и приключениях когда участвовала, когда нет. А основанная компания, скажем так, ее ядро и костяк, было именно что три девочки и один мальчик: Полина, Лиу, Рамиля и Серёжа. И ничего, очень даже прекрасно они проводили время. А Ярик Деметру знал еще задолго до лагеря, она училась в одном классе с его троюродной сестрой. Деметра была самой младшей из них троих (а Ярик, наоборот, самый старший) и в лагере чувствовала себя неуютно. Как понял Сережа, она жила у дальних родственников. В лагерь ее отправили оздоравливаться, и Дима добросовестно оздоравливалась, но очень скучала по тете Лене и дяде Феде. И еще она как-то обмолвилась, что лагерь напоминает ей интернат, общие палаты, кровати с тумбочками, столовка, вот это все. Так что ребята, разумеется, взяли ее в свою компанию. Тем более что Дима, хоть и была девочка-девочка, и любила то, что нравится девочкам, по заборам лазить ни капельки не смущалась, и страны придумывала еще как лихо!

Так шло июньское время и текли постепенно дни смены. С долгожданным приездом родителей по субботам, с разными лагерными развлечениями, довольно часто бывали всякие то конкурсы, то эстафеты, то викторины, а один раз их даже возили на экскурсию в стекольный музей, где показывали всякие чудеса типа прикола XIX века — стакан с мухой, когда туда наливаешь что-нибудь, то кажется, будто там дохлая муха плавает — ну прямо в точности как живая, фууу! Команда из Ярика, Сережи, Деметры и еще одной девочки, Карины (такие были правила — чтобы в команде две девочки и два мальчика) отчаянно боролись на викторине по космосу и все-таки вырвали победу в последнем раунде с перевесом в единственное очко. Дима была не так чтобы большим знатоком космоса, зато она обращала внимание на точность формулировок и не давала мыслям всех остальных улетать не туда. Победители получили почетные грамоты и по большому тульскому прянику с надписью "Королев". Сережа решил, что это не очень логично. Впрочем, пряники были вкусные, и все умяли их с большим удовольствием.

А еще были кое-какие развлечения нелагерные. Ярик даже утверждал, что это развлечения антилагерные. На пригорке за лагерем поспела лесная клубника. И хотя выходить за территорию отдыхающим было категорически запрещено, все туда всё равно тайком бегали, перелезая через забор. И ребята, конечно, лазали тоже. По краю пригорка местные деревенские жители косили сено, как косили, ребята не видели, но пласты душистой скошенной травы лежали там, и запах свежего сена смешивался с запахом ягод. А еще они повстречали там мышь, деловитую, густо-коричневую, гладенькую, с длинной чёрной полосой по спине. Совершенно нисколько не страшную! Впрочем, ребятам, хотя они и успокаивали себя, что это явно полёвка, всякую заразу же разносят домовые, которые серые, было несколько боязно. И руки они вымыли и рты прополоскали очень и очень тщательно,как вернулись обратно. Но ничего плохого, по счастью, ни с кем не случилось.

И от немытой клубники тоже.

В общем, не хватало только одной вещи. И Ярик как-то однажды прямо об этом спросил:

— Игорь Николаевич, а когда у нас будет пионерский костер?

— На закрытие смены будет большой костёр, — пообещал вожатый.

— Уууу, это еще когда! И всего один раз. А во всех книжках пишут, что пионерские костры часто были.

— Когда были пионеры, правила пожарной безопасности были другие. А у нас лагерь как называется? Детский оздоровительный. Так вот, детским оздоровительным кострам полагается быть один раз в конце смены.

Ребята несколько приуныли от такого известия.

— Игорь Николаевич, — рискнул вступить в разговор и Сережа, — а может, можно большой костер в конце смены, как полагается, а до еще можно маленький? Вот прямо совсем-совсем маленький, частный? Но чтобы костер.

Игорь Николаевич хмыкнул, что пионерский с частным не сочетается, но обещал все же подумать.

Ура.

Это ребята сказали шепотом, чтоб не спугнуть.

В беседке за час до отбоя было темно и таинственно. Ночь уже полностью опустилась, и сюда, в сторону от корпусов и фонарей, через ветки, света доходило немного, только вдали желтели маленькие яркие окошки, а в небе, если высунуться наружу — узкий-узкий истаявший серп старой луны и яркие звезды среди призрачной белесости облаков, медленно плывущих куда-то за горизонт...

Ребята расселись в кружок, не на лавочках, а повыше, на железных перилах, а головою — поближе к ржавому металлическому потолку. Это было не очень удобно, да и не так чтобы очень гигиенично, кедами и сандалями становиться на лавку, где вообще-то люди штанами сидят... Но так гораздо интереснее и таинственнее, и как будто они не просто сидят, а собрались для чего-то супертайного и особенного.

Тут были Ярик, Сережа, Деметра, Карина и еще двое, мальчик и девочка, брат и сестра из Сережиного и Ярикового отрядов, как раз всего трое на трое, три мальчика и три девочки. Карина принесла большую свечу в таком прозрачном как бы стакане, или вазочке, или даже лампе, что ли, что свечка внутри и огонь наружу не попадает.

— Ух ты, ты прямо как Гермиона, которая была мастер делать огоньки в баночках! — восхитился Сережа.

Открытый огонь разводить им запретили КА-ТЕ-ГО-РИЧЕСКИ, но если сумеете придумать огонь не открытый — тогда ладно, разрешаю, на полчаса после отбоя, но чтобы не больше.

Так что свечу водрузили на притащенный в беседку круглый обрубок бревна, и получилось очень здорово: огонек мерцает сквозь красноватое стекло, и от множества граней возникают и исчезают таинственные красные блики, и живой огонь, и темно, и таинственно, и никакого дыма в глаза не лезет.

Самое то для мистических историй!

— Кто первый начинает? — уточнила Карина. — Давайте я!

И тут же зловещим шёпотом начала рассказывать:

— Один мужчина жил в небольшом доме на старой стрелке недалеко от кладбища...

История про Черную руку была не очень логичная, к тому же все ее уже знали. Но все дружно решили, что для затравки как раз такая лучше всего и подходит.

Следующий рассказывал Сережа.

— Это страшилка про футбол, — начал он, не без некоторого сомнения, подойдет ли такая история. — Футбол, как вы знаете, появился в Англии в шестнадцатом веке. И вот, как раз в то время, когда он только зарождался, на одном маленьком острове у берегов Англии поселились пираты. Это был такой крохотный остров, что там даже никто не жил, вот и пираты устроили там свою базу. Только это были не настоящие пираты, в смысле они не ходили по морям на пиратских кораблях под чёрным пиратским флагом, не захватывали испанские галеоны, полные золота, всякое такое, ничего такого не делали. У них были пара маленьких лодок, и они заманивали проходящие корабли к своему острову, устраивали ложный маяк и так их заманивали, и дальше захватывали корабль и грабили, и всех убивали, забирали товар и все ценное, а сам корабль разбирали по доскам, что подходит — оставляли себе на запчасти, а остальное пускали на дрова, чтобы печку топить.

И вот однажды эти пираты захватили один корабль с грузом каких-то кожаных шаров. Они ничего не поняли и стали спрашивать, что это такое. Моряки им ответили, что это мячи для футбола. Пираты опять спросили, а что такое футбол. Моряки им сказали, что это такая игра, самая сейчас модная в Лондоне. Пиратам стало интересно, и им пришло в голову, что можно будет поразвлечься, и они стали расспрашивать, что это за игра такая, как в нее играть, какие правила и все такое, а потом главарь пиратов сказал, что хочет устроить матч, наша команда против вашей команды. Если мы выиграем, мы вас на радостях отпустим. А вот если мы поиграем... то у нас будет очень, очень плохое настроение.

Тогда моряки попросили дать им посовещаться между собой, и капитан сказал своим людям:

"Сдается мне, они в любом случае все равно нас не отпустят, незачем им оставлять живых свидетелей."

Остальные согласились, что похоже на то. И тогда капитан предложил: если уж нам так и так помирать, давайте постараемся и покажем им настоящий класс!

И вот, когда наступило утро, пираты подготовили на берегу площадку, расчистили место, поставили... — Сережа запнулся. — Нет, ворота, кажется, не поставили, тогда же еще другие правила были, по-моему, тогда еще ворот не изобрели.

Ну, в общем, все подготовили, и началась игра. И команда моряков играла так, что еще не кончился первый тайм, как пролилась первая кровь...

Так эта игра и никогда не была закончена. Всех моряков убили и закопали их тела там же, с краю на этом поле.

С тех пор прошло четыреста лет, ну, где-то примерно. Население Англии с тех пор сильно выросло, так что на этом острове тоже уже жили люди. Там образовалась своя футбольная команда и вот уже ближе к нашему времени, где-то в конце двадцатого века, там построили стадион.

И никто не знал, — Сережа понизил голос до свистящего шепота, — что стадион этот построен на поле, где в шестнадцатом веке проходила роковая игра. А раздевалка стоит прямо на том самом месте, где похоронены моряки. И вот на этом стадионе начали происходить загадочные события. Днем в раздевалке все было обычно, но вот если кто-нибудь задерживался там последним, или вечером один заходил, то ему начинали слышаться жуткие голоса. Они как будто шли прямо из стен, и без конца повторяли одно и тоже: "Какой счет?" Ну то есть они, конечно, это все говорили по-английски, what... what... не знаю, в общем, как это будет.

— What’s the score? — в два голоса подсказали брат и сестра.

— Да, — обрадовался Сережа. — Вот так, — он понизил голос до замогильного баса, — "Whaooot’s the scoooore? "Whaooot’s the scoooore?". И поэтому никто не любил на этом стадионе играть. И команда никак не могла подняться выше Национальной лиги. И вот однажды один легионер из Африки... — Сережа задумался, — кажется, из Ганы. Да, точно из Ганы. И вот, этот легионер, который совсем недавно пришел в команду и еще про все это не знал, случайно задержался вечером один в раздевалке. И услышал голоса из стены: ""What’s the score?"

Он, конечно, сначала чуток испугался, но потом сообразил, что это призраки. Он же из Ганы был, а в Африке призраками никого не удивишь. И он сказал от балды: "Десять — пять". Тогда призрачные голоса спросили: "В чью пользу?". Легионер сказал: "В вашу". Тогда призраки спрашивают: "А сколько осталось играть?". Легионер тут уже начал догадываться, что к чему. И говорит: "Да уже последняя добавленная минута идет". Подождал немного и свистнул. Свистка у него не было, так что он просто так свистнул, в два пальца.

И как только раздался свисток, в стене послышался шум, как будто много человек облегченно вздохнули. И все стихло. И с тех пор на стадионе ничего аномального больше не происходило.

— Очень страшно, но не очень логично, — выдал экспертное заключение Ярик, когда Сережа закончил рассказ. — Если в шестнадцатом веке были настолько другие правила, что даже ворот не было, то тогда наверняка и добавленных минут на было, и может, даже и времени.

Если честно, Сережу этот вопрос тоже смущал, но у него была версия, которую он и озвучил:

— Так ведь призраки столько лет прожили на современном стадионе и смотрели современный футбол, может, они к тому времени уже перепривыкли на на современные правила.

— А, ну это может быть, — согласился Ярик.

Ветер пошевелил ветки, и огонек в банке качнулся, точно кто-то в темноте неосторожно вздохнул.

— Эта история случилась в Ленинграде, — начал свой рассказ Ярик, — в тридцатые годы, в самый разгар Большого Террора, в тридцать восьмом или, может, тридцать седьмом. В ту пору люди то и дело исчезали бесследно, и призраки тут были совсем ни при чем. И вот однажды пришли за одной пожилой дамой. Она была из дворян, и, наверное, уже давно ожидала ареста, потому что она даже не удивилась и не пыталась сопротивляться, только попросила дать ей пятнадцать минут, чтобы отнести соседям кота, чтобы они его кормили. Рядовые нквдэшники уже готовы были ей разрешить, но лейтенант, который возглавлял группу, категорически отказал, и даже сказал: "О коте раньше надо было думать, когда начинали контрреволюционной деятельностью заниматься". Женщину вывели под конвоем и увезли, а кот там так и остался. В опечатанной квартире.

Женщина получила по пятьдесят восьмой статье большой срок и, наверное, до освобождения уже не дожила, во всяком случае, больше про нее ничего не известно. А лейтенанту вскоре начал являться во сне призрачный кот. Кот смотрел на него из темноты горящими зелёными глазами и орал, как будто просил есть.

Этот кот являлся каждую ночь, и лейтенант, что ни делал, никак не мог от него избавиться. Пробовал спать на другом месте, пробовал пить снотворное, пробовал, наоборот, вообще не спать, спать не один, все пробовал, что только мог придумать, но ничего не помогало: все равно рано или поздно заснет, а как только заснет, тут же появляется кот, таращится зелеными глазами и орет, таращится и орет. Нквдэшник побывал в той квартире, но там уже жили другие люди, и жильцы уже не раз поменялись, квартира-то была завидная, там было много всего, не считая квадратных метров, чем поживиться. И про кота никто ничего не знал, выжил ли он, нет ли, что с ним стало и куда делся. Лейтенант так измучился от этого кота, что даже в церковь обращался, рискуя карьерой, если не свободой. Он исповедался, что оставил кота в запертой квартире. А больше ни в чем не исповедался, потому что все остальное было служебной тайной. Но и это не помогло, кот как являлся, так и продолжал являться каждую ночь.

Тогда лейтенант начал подкармливать на улице бездомных кошек, а потом и домой их к себе стал забирать. И вот это помогло, по крайне мере один день из нескольких нквдэшник теперь мог поспать нормально. Как он это понял, то стал заниматься этим делом ещё активнее. И чем больше живых кошек поселялось у него в доме, тем реже являлся ему призрачный кот. Когда у него собралось двенадцать кошек, он смог спокойно проспать целый месяц.

И вот однажды лейтенант увидел около помойки бездомного кота, очень тощего и очень облезлого. Он забрал его к себе домой, вымыл, посыпал стрептоцидом все болячки, и наложил ему целую миску тушёнки.

А на следующий день лейтенант не пришел на работу. Его ждали, ждали, наконец, пришли к нему домой. И когда выломали дверь, лейтенант мертвый лежал в луже крови. Дверь была заперта изнутри, и никого больше в квартире не было, и никаких признаков, что кто-то тут побывал, только форточка была приоткрыта, и ни одной кошки. А труп выглядел так, как будто его разорвали когтями.

Все молчали. Красноватый огонек горел ровно, точно нарисованный на темноте. Вдали, за кустами и ветками, желтые огоньки окошек уже угасли, их осталось совсем-совсем мало, и темнота подступила ближе, обняла ребят своими мягкими крыльями. В темноте ребячьи лица белели смутными пятнами, Сережи — пятно побольше, в обрамлении светлых волос, и всех остальных — пятна поменьше. Где-то раздался глухой звук, точно какое-то уханье.

— Это сова! — обрадовалась Деметра.

— Да ну, вряд ли, откуда тут взяться сове? — усомнилась Карина.

— Точно сова, — стояла на своём Деметра. — Когда я жила в деревне, с бабушкой, там у нас в лесу совы водились, я одну даже видела, только днем, не ночью. Она к дяде Коле на чердак залетела. Ночью залетела как-то случайно, и застряла на день, уже улететь не могла. Мы все лазали по приставной лестнице на нее смотреть, но дядя Коля сказал, чтоб ее не трогали, стемнеет — сама улетит, и мы не трогали, и правда, ночью улетела обратно. Ну и слышали ночью часто, как они ухают, они вот именно так, как сейчас ухнуло, я сразу узнала.

— Ну, если здесь водятся мыши, — раздумчиво заговорил Серёжа, — то логично, что тут водится и кто-нибудь, кто этими мышами питается.

Сказал и с сожалением про себя подумал, что очень жалко будет, если эта сова съест ту мышку, которую они видели, она такая хорошенькая, надеюсь, ее никто не съест.

— Она кому-то письмо из Хогвартса принесла! — весело предположил Ярик.

— Не, это точно не нам, — развеселилась Карина. — У нас тут никому не одиннадцать лет, кому больше, кому меньше!

— Так здорово таинственно было, а вы ржете и всю атмосферу испортили! — укорил брат, сам едва удерживаясь от смеха. Его сестра тоже хихикнула.

— Ой, ладно, я вам сейчас очень ужасное расскажу! — предложила Деметра.

Она поерзала на своём насесте, как птичка, подтыкая поудобнее юбку, и начала.

— Эта история тоже была в Петербурге, но когда он уже обратно в Петербург переименовался. Это мне дядя Федя рассказывал. Он же служит в полиции, а в молодости, в девяностые годы, служил в Санкт-Петербурге, это потом уже сюда перевелся. Только тогда ещё милиция называлась. И вот дядя Федя рассказывал, что тогда на трассе М-18, которая из Карелии идёт, происходили очень странные вещи. Днем еще нормально, а вот вечером, в сумерках, или утром, или ночью водители, которые там проезжали, иногда видели у обочины девочку лет десяти, которая им голосовала. Ну вот так поднимала руку, чтобы машина остановилась, чтоб подвезти. А подъезжая поближе, водитель замечал, что девочка в одном белом платьице, хотя на улице холодно, ноябрь, дождь, снег... И если водитель не останавливался и проезжал мимо, то через некоторое расстояние он замечал на столбе букетик цветов и портрет девочки. А если останавливался... то больше его никто уже никогда не видел, ни его, ни машину. И так на этой трассе регулярно пропадали машины, и много пропало.

А в отделении полиции... в смысле милиции работал один опер, тогда он был капитан, его звали Костик, а фамилии не знаю. И он очень хорошо водил. И вот однажды один его приятель попросил его перегнать ему машину из-за границы, тогда так часто делалось. Костик как раз был в отпуске, так что он согласился. Так-то он сам бы в жизни никуда поехать никогда не собрался, а тут приятель ему оплатил и дорогу туда, и гостиницу. И вот он приехал, куда надо, забрал машину, заодно посмотрел достопримечательности, и поехал уже на новой машине обратно. Едет, едет, недалеко уже до Петербурга оставалось, и он решил, что не будет останавливаться ночевать, доедет уж сегодня до места.

А это было поздней осенью, когда не то что полярная ночь, но очень рано уже темнеет, так что было уже темно. И вот Костик едет, едет, трасса пустая почти, только изредка какая-нибудь фура проедет, и видит — у обочины маленькая светлая фигурка, вроде как голосует. Подъехал ближе — и видит, что это девочка лет десяти, в одном светлом платье, хотя было очень холодно.

Костик остановил машину, вышел и спрашивает девочку, что она тут делает. А девочка начала плакать, и говорит, что ее выгнали из дома, она не знает, что делать, куда идти... Костик ее расспрашивает, и вдруг краем глаза замечает, что кто-то пытается залезть к нему в машину с другой стороны. Он резко оттолкнул девочку в сторону от дороги, в одно движение метнулся и схватил того человека. А тот человек стал драться. А у Костика не было с собой ни табельного пистолета, ни наручников, он же в отпуске был. Но он все-таки был милиционер, так что он в конце концов того человека скрутил, а потом связал, чем нашлось.

И что оказалось! Это были бандиты. А девочка — это была дочка одного из них. И отец ее заставлял выходить на дорогу и заманивать водителей. Пока она водителя отвлекала, бандит залезал к нему в машину и прятался там. А потом, когда отъедут подальше и видит, что трасса пустая, свидетелей нет, накидывал водителю на шею удавку. А потом доезжал до места, где его ждал подельник, и они вместе сбрасывали труп в болото, забирали все ценное, а саму машину разбирали на запчасти и их продавали.

Костик посадил связанного бандита в машину, и заставил его рассказать, где его второй ждёт, и какой у них условный знак. И вот он подъехал к этому месту, подал знак, второй бандит вышел, а Костик уже готов был, огрел его по башке монтировкой, и тоже связал и запихал в машину. И вместо дома приятеля поехал прямиком в свое отделение и там бандитов сдал в обезьянник.

А фото на столбе, как оказалось, действительно есть, там на самом деле была авария, только давно, и к этому делу никакого отношения не имеет. А темноте и на скорости разве лицо на фото как следует разглядишь. А бандитов посадили одного на двадцать лет, второго на семнадцать, только не помню, по какой статье.

— Да не важно, — утешил ее Серёжа. — Тогда статьи, наверное, все равно другие были, раз тогда еще милиция была.

— Точно, другие, — подтвердила Деметра. — А девочку отправили в детский дом. Но потом ее бабушка забрала, она в другом городе жила, не в Петербурге.

— По-моему, это очень глупая преступная схема, — заметил вечный скептик Яр. — Во-первых, многие люди будут наоборот, думать, что это привидение, и не останавливаться. Во-вторых, их, бандитов, двое, а нападает на водителя только один, а один ведь может не справиться. А в-третьих, глупо нападать на водителя на ходу, да еще прямо на трассе, там же скорость под соточку, так и ДТП может случиться, и от самого бандита мокрое место останется.

— Да, — согласилась Деметра. — Дядя Федя так и сказал, что это оказались очень неумные бандиты. И слава Богу, а то, если б были умнее, еще больше бы бед натворили.

— Ой мамочки... — пискнула вдруг Карина. И как-то все сразу поняли, что это она не про давние преступления.

В тревоге все обернулись, глядя, куда она показывает.

От темноты отделилась темная фигура. Огромная, почти бесформенная, отдаленно напоминающая человеческую, чуть светлее окружающей темноты, но все-таки тёмная, темная, как сама ночь... Фигура медленно приближалась...

— Бандиты неумные, но и честные люди, я смотрю, не намного умнее, — раздался низкий голос, и Сережа вздрогнул, но в ту же секунду с облегчением понял, и все остальные поняли, что это же Игорь Николаевич, в наброшенном на плечи, как плащ, клетчатом пледе, как будто он был шотландец. И, кстати, понял Серёжа, вообще-то холодновато уже, по рукам побежала гусиная кожа.

— У нас с вами какой уговор был? — укорил Игорь Николаевич. — Полчаса после отбоя. А с отбоя прошло уже тридцать восемь минут. Вы, конечно, можете сказать, что не так и много, но, молодые люди, точность — вежливость королей.

— Гондор республика! — выпалил Ярик. Игорь Николаевич шутки понимал, ему так можно было, хоть и старший вожатый. А вот некоторым простым вожатым такого не скажешь, хоть и ненамного старше ребят.

— Игорь Николаевич, извините, мы случайно засиделись, сейчас все потушим и сразу к себе по палатам, — быстро сказал Сережа.

Сова где-то в ветках понимающе ухнула.

На закрытие смены действительно был большой костёр. Прямо огромный, больше, чем когда чучело жгут на Масленицу. Правда, это все-таки было немножко не то, когда весь лагерь на площадке собрался, рассевшись поотрядно на скамейках и стульях, уютно не побеседуешь у огня. Но зато было что-то типа мини-концерта, кто умел и хотел, выходил петь. Игорь Николаевич тоже спел под гитару две песни: про изгиб гитары желтой и еще одну, прикольную, про пиратов-пенсионеров:

Мы с тобой давно уже не те,

Мы не живем делами грешными.

Спим в тепле, не верим темноте,

А шпаги на стену повешены.

В нашей шхуне сделали кафе.

Пираты печалилсь, как теперь все стало цивильно, скучно и абсолютно законно... А потом вдруг внезапно решали:

Море ждет, а мы совсем не там!

Такую жизнь пошлем мы к лешему.

-Боцман! -Я. -Ты будешь капитан.

Наденем шпаги потускневшие.

Мы с тобой пройдем по кабакам,

Команду старую разыщем мы,

А здесь, а здесь мы просто лишние.

Давай командуй, капитан!

Здорово было. И ветер прошёлся над лагерем, как будто надул паруса. Если смотреть по компасу — зюйд-вест.

А на следующий день все разъезжались по домам. За Деметрой приехали сразу после завтрака. Дядя Федя оказался очень большим; в высоту не такой высокий, как дядя Нияз, все-таки поменьше, но тоже не маленький, а по остальным измерениям — прямо очень большой. Тетя Лена, наоборот, росточка небольшого, но тоже объёмная. Когда они с двух сторон обняли Диму, она между ними просто пропали из виду.

За Деметрой тетя с дядей приехали на своей машине, а за Яриком и Сережей, за обоим — собирались рейсовым автобусом, а они ходили редко, так что их родителей ждали только после обеда. Так что у них было в запасе еще целых полдня — пройтись везде напоследок, попрощаться с лагерем, сделать последние фотки. Ребята даже сделали вылазку за ягодами. Лесная клубника уже полностью отошла, они не нашли ни единой штучки чем поживиться, но зато обнаружили, что на дикой малине ягоды уже розовеют. Ценою нескольких царапин и большой затяжки на Сережиной майке они отыскали-таки несколько вполне съедобных малинок.

Тихого часа после обеда сегодня не было. Собственно, не было даже обеда: в столовой на подносах были выложены сосиски, нарезанный сыр, масло и хлеб, и стаканы с чайными пакетиками у кулера с кипятком, чтобы все, кому нужно, брали сколько захочешь. Сережа с Яриком сделали себе по паре больших бутербродов и устроились с этим добром на лавке с видом на въездные ворота. Там были корпуса старших отрядов, но сейчас выгонять мелких оттуда уже было некому, а они хотели как можно скорее увидеть родителей, уже совсем чуть-чуть оставалось ждать.

И вот тут-то, сидя на чемоданах (образно, разумеется, на самом-то деле собранные чемоданы ждали в палатах), Сережа и решился наконец показать Ярику заветное. Их фильм по Стартреку.

Нет, конечно, не то чтобы это было что-то особенно тайное, все семеро членов команды с удовольствием его всем показывали, а Полина и Лиу даже представили, каждая в своем классе, в качестве презентации ко Дню Космонавтики. Остальные тоже бы показали, но им презентаций не задавали. Так что не в этом было дело. Да и показать мог бы и раньше. Но Сереже почему-то казалось, что именно так будет хорошо и правильно: человеку, с которым стали друзьями, перед расставанием (ну не совсем полным, все-таки в одном городе живут, и телефонами обменялись — но все же расставание) показать то, что особенно дорого сердцу.

Телефон у Сережи был старый мамин, не с таким большим экраном, как современные, но всё-таки более-менее было видно.

Зазвучала знакомая музыка (соло на скрипке, играл Давид), на экране появился силуэт картонного звездолёта на фоне космоса, и голос Полины заговорил:

"Космос. Последний рубеж. Это путешествие корабля «Энтерпрайз», пять лет исследований новых миров, поиск новой жизни и новых цивилизаций, поход туда, куда не ступала нога человека.

СТАРТРЕК

Траблы и триблы."

Ярику надо отдать должное: смотрел он отлично. Всё комментировал, ойкал и смеялся, где надо, как настоящее кино. Заценил триблов, которых всей компанией шили из обрезков искусственного меха, а потом тетя Белка научила всех делать помпоны из пряжи, и помпонов несколько штук сделали тоже. И капитанское кресло особенно заценил, и то, как его собирали из старых ящиков, а потом покрасили, и очень вышло реалистично!

На экране Энтерпрайз шел на планету Шерман, где ему предстояло разбираться с зерном квадротритикале, а потом лейтенант Ухура принесла из увольнения милейшее пушистое существо — трибла...

Сережа играл навигатора мичмана Чехова. Ну и что, что у Чехова светлые кудрявые волосы были только в новом фильме, а в старом сериале как раз темные и прямые, у них же не косплей, а фильм по мотивам, значит, можно обе вселенных объединить. Лиу была лейтенантом Сулу, это понятно, а Наоми — лейтенантом Ухурой, единственная, кто был девочка и по роли, и по жизни, в красном платье и шортах, а все остальные в форменных рубашках и брюках. Форменки, включая женскую, им сшила тетя Эльмира, а знаки отличия вышивали сами уже. А штаны были обычные, у кого какие нашлись подходящего цвета. Капитаном Кирком стала, конечно, Полина, а старшим помощником Споком — Давид, для чего ему даже попытались выпрямить, с помощью воды и большого количества лака, его волнистые волосы, но кудри все равно лезли наружу. Рамиля стала доктором Маккоем, а вот Скотти сначала не могли найти, но в конце концов тетя Белка привела к ним дочку своей подруги, Лилю, и Скотти из нее получился — как настоящий!

А тем временем на экране триблы расплодились как не в себе, они уже заполонили весь корабль, в каждом отсеке за каждой переборкой! Триблы в тарелках и кружках сидели, и лопали там еду, не сходя с места!

Но в конце концов, разумеется, все закончилось хорошо, триблы помогли обнаружить проблему с зерном, а доктор Маккой придумал, как сделать, чтобы они бесконтрольно не размножались, так что они теперь стали простыми домашними животными.

Ярик, когда досмотрел, восхитился, и особенно ему понравились толстые триблы. Они размером с фитнес-мяч были (и, собственно, мячами и были, обшитыми мехом). Я потом сказал:

— А я этот фильм видел. Мне Давид показывал.

— Какой Давид? — ничего не понял Серёжа.

— Ну, Давид, который Спока играет. Это ж мой троюродный брат.

— О-фи-геть, — только и выговорил Серёжа. А в самом поднималась искрящаяся, покалывающая на языке, как газировка, радость: так значит, мы точно не разойдёмся и не потеряемся, мы, значит, по сути одна компания, хоть раньше этого и не знали! И можно будет Ярика познакомить со всеми остальными вообще без малейших вопросов!

Что-то железно брякнуло. Это не что-то — это с таким звуком, Сережа с Яриком уже знали, открывается и закрывается калитка для пешеходов в воротах, для машин их надо полностью открывать.

— Пааапаа! Мааааама! Приехали!

Ярик бутерброд все-таки успел дожевать, на бегу. А вот Сережа на радостях чуть телефон не забыл на скамейке. Хорошо, что вовремя вспомнили и нашли!