Не проверялось на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Экипаж Джоуи не вернулся.
Джейсон тупо вслушивался в сообщение из штаба: на группу напали. В эфире слышали крики, выстрелы, потом — тишина. Связь прервалась, восстановить не удалось. Вероятнее всего, группа уничтожена, но помощь сейчас никто высылать не собирался — ночь на носу, обстановка неизвестна. Придётся ждать до утра.
И эти сухие факты режут без ножа.
Там Джоуи.
Лицо друга в забавных прямоугольных очках встаёт под зажмуренными веками, вместе с неловкой улыбкой и беспокойным взглядом. Он не любил вылазки — да только куда от них на службе денешься? Как любят говорить опытные люди на гражданке: вы ведь знали куда шли!
Знали, конечно.
Только менее страшно от этого не становится. И втройне страшнее, когда ничего не предвещало.
Миротворческая миссия. Сопровождение медиков на уже зачищенной территории. «Жёлтая» зона.(1) До этого там три группы нормально прошло. Все были уверены, что хватит двух человек, чтобы просто — отвезти-привезти. И вот, как специально, всё пошло по пизде.
— Что будем делать? — хмуро интересуется сидящий рядом Ник.
— А что мы можем сделать?! Только сидеть и ждать! До утра.
Сержант вздыхает и молчит. Он не виноват, и Джейсон не виноват, что срывается, повышает голос. Нервы ни к чёрту, горе пережимает горло. Ещё утром младший капрал опрокинул свою чашку с кофе, неловко задев переносной столик ногой, да так, что расколол край. Всем смех, а он расстроился чуть ли не до слёз. Берёг эту кружку даже больше, чем свою винтовку. Она с ним всю учебку прошла. Подарок от сестры. Мёрвин обещал склеить…
«Мёрв… Как я ему скажу?..»
Мысли споткнулись о голос:
— Хэй! Ну чё там наша принцесска, скоро вернётся?
Джейсон безнадёжно вскинул глаза на остановившегося рядом с ними капрала. Крепко сложенный нисэй,(2) бритый под ноль, широко скалился, но его улыбка застыла и начала увядать, когда он встретился с лейтенантом глазами. Всё понял — и дёрнул конвульсивно головой в болезненном отрицании.
— Мёрв… — неуверенно поднялся сбоку Никки, однако капрал отшатнулся от него, словно от чумного, поджимая губы и качая головой. Так ничего и не сказав, он резко отвернулся и пошёл прочь, в сторону казарм. Джейсон шагнул было следом, но Ник перехватил его за плечо. — Не надо. Дай ему время.
Джейсон не стал спорить, хотя понимал и чувствовал: сколько бы ни прошло, этого всё равно будет недостаточно. Чушь это всё собачья.
Время нихрена не лечит.
* * *
В комнате, выделенной под казармы, было тихо и пусто. Жизнь кипела снаружи: кто патрулирует, кто технику чинит, снаряжение проверяет… Ему бы тоже следовало делом заняться — Джонстон говорил, что в их «Хамви» в последней вылазке пулемёт заклинило. Да только все эти заботы сейчас текли фоном, назойливой бегущей строкой на краю сознания. А на переднем плане — кружка. Керамическая, жёлтая, нелепая, с чёрным логотипом Бэтмена, перечёркнутым уродливой трещиной. Мёрвин её склеил, как мог, но всё равно заметно. Воду пропускать будет. Теперь уже не попользуешься…
Воздух с трудом проходил через сдавленное горло. Некому уже пользоваться-то! И шутить больше не с кем будет после побудки. Теперь в казармах станет на порядок тише.
Странно, как он раньше этого не замечал? Всей этой бестолковой суеты, чересчур громкого смеха, дурацких замечаний не в тему. Всё это казалось таким простым, обыденным, вечным. Как биение пульса под кожей. Он просто есть — и ты внимания не обращаешь. Пока не исчезнет.
Скользкая керамика под пальцами давно нагрелась. Мёрвин бездумно вертел кружку в руках, будто ожидал какого-то откровения, прокручивал в голове беспорядочные отрывки всего того, что скоро забудется за повседневными заботами и новыми тревогами. Того, что он так отчаянно боялся забыть. Как полусонный Джоуи ёрзает на койке, сбивая простыню, и высовывает наружу розовую пятку со шрамом от гвоздя. Как спотыкается на марше и кувырком катится в кусты, и потом долго оттуда выбирается с сочными матерками, а из его разгрузки торчат стебельки осоки. Как говорит о будущем…
—…И чем ты на гражданке займёшься?
— Ну… Только не смейся, — Джоуи явно нервничает, обеими руками хватаясь за любимую кружку, будто та ему сил придаёт.
— Не буду, — максимально серьёзно обещает Мёрвин. Джоуи ему, конечно, не верит, вздыхает обречённо, и всё равно выдаёт:
— Музейным смотрителем стану.
— Кем?! — Мёрвин откровенно ржёт. Джоуи обиженно сопит носом и легко ударяет его кулаком по плечу.
— Ты обещал не смеяться!
Мёрвин только заходится сильнее, и Джоуи не выдерживает долго, начинает смеяться вместе с ним…
Это был их последний разговор. Надежды, мечты…
Теперь только пустота осталась, и так и не смирившееся, тянущее болью сердце.
На тихий шорох Мёрвин вскинул голову, но это был Джейсон. Замер в дверях, глядя настороженно, виновато. Хотя винить кого-то в этой ситуации не имело смысла. Это война, и на ней убивают. На месте Джоуи мог оказаться любой из них. Просто сегодня ему не повезло.
Мёрвин сипло вздохнул и медленно поставил кружку на тумбочку рядом с кроватью. Слишком осторожно, как будто боялся — снова треснет.
— Я хочу найти его, — голос хрипел и срывался, как после долгой болезни. — Похоронить по-человечески.
Джейсон промолчал.
— Он это заслужил. Чтоб не просто… в какой-то яме под кустом. Без имени, без обозначения. Так нас с тобой можно было б закопать. Только не его… не Хосе.
Джейсон тихо подошёл, сел рядом. Они не часто называли приятеля настоящим именем. Приклеился к нему позывной, как вторая кожа. Джоуи и Джоуи. Тот и сам на него с удовольствием откликался. Так что бережное «Хосе» из уст Мёрвина звучало… как-то по-особенному нежно и уязвимо.
— Мы его найдём, Мёрв. Завтра. Обещаю. Перевернём весь этот грёбаный город с ног на голову, если потребуется, но вернём Джоуи домой. Как бы и он для любого из нас сделал.
Мёрвин криво усмехнулся, тяжело навалившись локтями на колени.
— Знаешь… Я никогда не думал, что без него тут так тихо станет. Мы столько раз вместе балагурили, подкалывали друг друга. И я даже не понимал, сколько он для меня значит. Кажется — вот он, рядом, был, будет… всегда… — он дёргано мазнул по лицу ладонью и почти прошептал: — И вдруг раз — и нету. И теперь уже поздно…
Он смолк — и в помещении повисла тишина, пропитанная горьким чувством утраты, запоздалых сожалений и не сказанных слов. Тишина, которую было с кем разделить, но уже нечем было заполнить.
* * *
Сгоревший «Хамви» за ночь успел остыть. За рулём распласталось обугленное тело водителя-морпеха; ещё одно — медика — лежало рядом, прошитое автоматной очередью. Джейсон скользнул по ним взглядом и тут же отвернулся, осматривая окрестности. Слишком часто он видел подобное — и сейчас его больше заботила судьба троих оставшихся.
Рация на плече зашуршала вызовом от второй команды:
«Главный Ястреб 2-1, вам… надо на это взглянуть. Мы на площади»
В голосе Смиттерса звучала такая тишина, в которой уже не оставалось места надежде. Джейсон передал координаты в штаб, чтобы другие парни забрали тела погибших, и вернулся в машину.
— Двигаем на площадь.
Руки Мёрвина до скрипа сдавили руль. Он молча направил «Хаммер» в просвет между сгоревшим транспортом и ближайшим домом. Пара поворотов — и они выехали на центральную площадь города. Когда-то тут, наверное, было красиво… ещё до войны. До того, как артиллерия разнесла в труху часть зданий, а джипы и танки расчертили глубокими колеями дорогу.
И ведь жизнь продолжалась. Местные вон на ящиках около домов раскладывали какие-то вещи — устраивали торг-обмен. Бегали с криками дети. Женщины с вёдрами и пластиковыми баклажками выстроились за водой к покосившейся колонке. Силы коалиции установили её три дня назад взамен уничтоженной боевиками. Пока работала, и даже к рукам никто не прибрал. А посреди всей этой будничной суеты — три железных креста с распятыми на них телами…
Внутренности будто кипятком обдало. Джейсон не стал дожидаться, пока Мёрвин остановится — выскочил наружу, быстрым шагом миновал Смиттерса и его команду, стоявших у места казни… и замер, словно в стену влетел.
— А где третий?
Лейтенант беспомощно развёл руками. Джейсон вернулся глазами к грубо сваренному железу, жадно всматриваясь в изувеченные побоями лица и испытывая облегчение, за которое тут же себя возненавидел.
Джоуи среди погибших не было.
Центральный крест пустовал.
В воздухе душным маревом висели тяжёлые запахи крови, табака, пороха. На истоптанной земле валялись обрывки верёвки и знакомые, разбитые очки.
Но тела Джоуи тут не было!
— А где?..
Подошедший Мёрвин запнулся на полуслове. Джейсон глянул на него — и прочёл в чужих глазах то, на что сам не решался, не имел права: отчаянную надежду.
— Когда мы подъехали, тут только эти двое и были, — чётко доложил Смиттерс.
Медики из «Красного креста». Их тоже было жаль, но Джейсон просто не мог сейчас притворяться, кем заняты его мысли.
— Разойтись. Ник, Мёрв и я опросим местных. Смиттерс, пройдись со своими по домам, которые выходят на площадь. Вдруг кто что видел.
Тела они снимут потом. Сначала — надежда. Поганая сука. Хуже любого врага, потому что может спасти — а может добить. И куда вернее пули. Но когда больше ничего не остаётся — за что ещё цепляться?
Морпехи козырнули — и разбежались в разные стороны. Джейсон отметил, как Смиттерс украдкой качнул головой, и сердце болезненно сжалось. Да, вернулась надежда, но вместе с нею пришёл и страх. Кто и зачем мог забрать Джоуи? Живым ещё — или уже мёртвым? Что планирует с ним сделать? Где его искать? Да и успеют ли?..
Вопросы, вопросы, вопросы…
Иракцы на контакт шли неохотно, встречали его боязливо, хмуро. Редкие мужчины отвечали односложно, женщины и вовсе больше молчали, отмахиваясь жестами и пряча детей. Никто ничего не видел, не знал… или не желал говорить, и отчаяние постепенно сменялось злобой. Джейсон отвернулся от очередной отпрянувшей арабки, оглядываясь по сторонам, когда в него врезался пробегавший мимо мальчишка, сильно толкнув плечом в бок. Лейтенант раздражённо рявкнул ему вслед — и оцепенел, увидев обронённый у своих ног предмет. Не узнать его было невозможно: нашивка — орёл, глобус и якорь, — покрытая уже подсохшей кровью, обвязанная посерёдке тонкой позолоченной цепочкой с потёртым крестиком.
Он машинально вскинул глаза. Поздно, конечно. Неизвестный мальчишка уже скрылся в толпе. Мгновение на решение — и вот Джейсон, наклонившись будто для того, чтобы поправить ботинок, ловко подхватывает послание, сжимает в кулаке — и направляется дальше по площади ровным шагом. Останавливается, кого-то о чём-то спрашивает, не вслушиваясь в ответ. И только потом, продолжая идти, осторожно размыкает подрагивающие пальцы, смотрит на знакомый крестик, застывая внутри. С обратной стороны нашивки — короткая записка. Всего несколько слов: «Он жив. Ночью у мечети. Без оружия».
Мечеть здесь на ближайшие несколько кварталов была одна, на приличном удалении от площади.
Джейсон негромко скомандовал в рацию:
— Главный Ястреб 2-1 всем. Собираемся к «Хаммерам». Не спешим, отходим постепенно.
Голова уже начинала трещать от мыслей. Кто оставил им послание? Враги? Или друзья? С какой целью? Засада, торг, помощь? Наблюдают ли сейчас? Чего хотят добиться? Правда это, в конце концов, или очередная ловушка?
Вопросы, вопросы, вопросы… и ни одного ответа. Только страх, сжимающий сердце. Отчаянная надежда и слепая злоба — на тех, кто решился поиграть с ними в шпионов.
Когда он показал собравшимся бойцам находку, Мёрвин помертвел лицом, медленно взял с его ладони крестик.
— Это Джоуи. Он всё время эту золотишку с собой таскал, не снимая.
— Что будете делать? — хмуро поинтересовался Смиттерс. — Тут же прям явно подставой пахнет.
— Сначала запрошу разрешение у штаба, — ровно отозвался Джейсон. — Без оружия мы туда в любом случае не попрёмся. Но если Джоуи жив…
«…мы обязаны попытаться».
* * *
Где-то недалеко дробно затрещал автомат, ухнуло слабое эхо взрыва. Салим сидел рядом с окном, закрытым ставнями, положив на колени автомат, и терпеливо ждал. Если звуки начнут приближаться… Но нет, кажется, стихают.
Сидевший за столом Зейн даже не поднимал головы от книги — и это пугало сильнее самого боя. Когда крики боли и грохот выстрелов становятся привычными, как летняя гроза, значит, безумие мира стало нормой. И это страшно.
Перестрелка угасла окончательно, но шум голосов не стихал, напоминая рокот прибоя. Салим заметил, как люди бегут куда-то… в сторону площади. Там определённо что-то происходило, но оставаясь дома, он причины не выяснит. Поколебавшись недолго, Салим всё-таки поднялся на ноги и направился к входной двери.
— Баба?(3) — Зейн отреагировал мгновенно, не на шаг даже, а на само намерение. Он не боялся выстрелов — лишь потерять тех, кого они забирали. После того, как Амара ушла — сбежала, не в силах жить в этом, искалеченном войной мире, — они одни остались друг у друга.
— Я скоро вернусь, — успокаивающе сказал Салим. — Только проверю, что там происходит.
Недоверчивый взгляд сына буравил его спину, но спорить тот не стал. Салим накинул плащ, под которым скрыл автомат, и окунулся в сухой жар улицы.
Когда-то эта площадь была сердцем города. Торговцы выставляли тут свои товары, по выходным дням играла музыка, пахло уличной едой, а в центре пестрел яркий цветник — розы, гибискусы, маки. Теперь от всего этого не осталось и следа. Люди если и собирались вместе, то ненадолго, ради воды и в поисках самого необходимого. Клумбу давно вытоптали, а посреди её выросли три креста. Облупленные, небесно-синие, они были сварены из остатков детских качелей — тех самых, что когда-то стояли левее цветника. Теперь они служили совсем другим целям.
К крестам были привязаны три тела. Мужчины-американцы в разорванной, окровавленной одежде. Подошедший поближе Салим разглядел на одном из них нашивку Международного Красного креста — и в груди стало душно от гнева. По негласным законам войны медиков не трогали: они спасали всех, не делили на своих и чужих. Но у тех, кто прикрывался «священной борьбой» и таскал автомат ради грабежа, уже давно не осталось ничего святого.
Пятеро собравшихся у крестов повстанцев — в основном «из народа» — явно наслаждались происходящим. Пока один пафосно вещал что-то о мести и справедливости для «проклятых захватчиков», другой перехватил поудобнее железный прут и с размаху ударил одного из пленников по колену, перебивая сустав. Дикий, животный крик боли рассёк площадь, вспугнув голубей с крыши. Через секунду он повторился.
Стоявшая рядом с Салимом женщина отвернулась, судорожно прижимая к себе сына. Сопровождавший их мужчина презрительно скривился, бросив мимолётный взгляд, прежде чем снова уставиться на разворачивающееся зрелище. Старик несколькими метрами далее сплюнул в песок и заковылял прочь. Внимание самого Салима привлёк пленник на среднем кресте — самый молодой из троих. Он рванулся к боевикам, крича, призывая прекратить это безумие. Повстанец ударил его по лицу, сбив очки, и Салим стиснул зубы, усилием воли удерживая себя на месте.
Он ничем не мог помочь
Следовало уйти, но что-то его остановило. Может, то, что морпех — судя по форме — вынес первый удар почти безмолвно, хрипя и выгибаясь всем телом. Салим мог поклясться, что слышал, как хрустят его челюсти. На следующем ударе он уже закричал, а к концу экзекуции обмяк, как и его товарищи. Но Салим всё равно оставался на месте, смотрел, не отводя глаз. Будто удерживал взглядом эту хрупкую жизнь. В какой-то миг измученный пленник приподнял голову, болезненно щурясь, всматриваясь в толпу. Их глаза ненадолго встретились и Салим прочитал в них отчаяние, страх, мольбу о спасении — или о смерти, быстрой, а не мучительной.
Он отвернулся и пошёл прочь так быстро, как только мог, задыхаясь и ненавидя себя. За то, что ничего не мог сделать.
* * *
За окнами сгущались сумерки. Зейн давно ушёл спать, а Салим всё сидел за столом, гипнотизируя взглядом трепещущий огонёк керосинки. Электричество отключили уже в который раз за неделю — благо, хоть поужинать с сыном успели…
Но не это его сейчас беспокоило! Не свет, не быт, а те глаза. Больные, измождённые глаза умиравшего на кресте юноши. Они продолжали смотреть даже сейчас — изнутри, из памяти, не отпуская ни на миг.
Салим сжимал кулаки до боли, внутренне разрываясь: выйти из дома — или остаться? Рискнуть — или быть отцом, а не безумцем?
Слишком много доводов против.
Если боевики его заметят — убьют и его, и сына
Если американцы ищут своих и наткнутся на него — поймут всё неправильно, застрелят, не разбираясь.
Но даже если удастся… даже если он спасёт их — что дальше? Куда девать этих людей? Как лечить? Чем кормить? И главное — чем потом обернётся ему эта помощь?
Как бы ему потом не оказаться в положении лягушки из детской притчи…(4)
Мучительные сомнения не давали покоя. Он снова и снова перебирал в голове доводы, сбивался, уставал, начинал сначала. Каждый раз ответ был один: нельзя. Слишком опасно. Слишком глупо. Слишком поздно. Слишком…
Салим поднялся, подошёл к окну. Прислушался к оглушающей тишине снаружи и в который раз вспомнил глаза американца — тусклые, почти потухшие. Они ни о чём не просили. Просто… смотрели.
Тихое проклятие сорвалось с губ. Одним резким движением сдёрнув с вешалки плащ, он сунул за пояс пистолет и нож, не позволяя себе снова задуматься, и шагнул за дверь. Порыв ветра упруго толкнул в грудь, швырнул в лицо горсть дорожной пыли. Салим фыркнул, зажмурился — и зашагал вперёд.
Хотя улицы в такой час были пустынны, он всё равно держался поближе к стенам, словно пытаясь слиться с ними. Где-то тихо хлопнула дверь, завыла собака — и тут же смолкла. Каждый такой случайный звук или дрогнувшая тень били кнутом по натянутым нервам, заставляя его замирать и тянуться к оружию. Салим уже не раз пожалел о своём опрометчивом решении — но назад не повернул.
Вот и площадь. Кресты с безжизненными телами. Рядом — огонь в бочке и два силуэта. Один часовой рассказывал анекдот, второй сипло смеялся, откашливаясь. Оба пьяны и расслаблены, не ждут неприятностей.
А вот Салим ждал. Затаившись в тени дома, он несколько раз обшарил взглядом крыши по периметру. Неужели и правда таких болванов поставили охранять пленных? Да, они явно не служили. Был бы здесь Дар… Но он вовремя остановил себя от посторонних мыслей. Не время и не место. Сейчас нужно было решать, что делать дальше.
Самым разумным было развернуться и уйти. Не рисковать.
Если он неверно оценил обстановку…
Если где-то рядом затаились другие боевики…
Если это ловушка для американцев, а не просто акт устрашения…
Слишком много «если»!
Один из горе-часовых пошатываясь поднялся и побрёл к ближайшему дому отлить, и Салима словно в спину толкнули. Он метнулся вперёд, почти стелясь по земле, подобрался к сидевшему, схватил его и пережал предплечьем горло. Боевик захрипел, забился в его руках, словно выброшенная на берег рыба. Салим сжал сильнее, замирая от страха, что тот закричит — или что его товарищ услышит.
«Лишь бы не передавить…»
Тело в руках постепенно ослабло. Он ещё несколько секунд держал, пока не убедился, что часовой потерял сознание, аккуратно опустил его на землю и, не дав себе передышки, бросился ко второму. Тот уже поворачивался, когда рукоять пистолета ударила его по голове. Боевик рухнул с глухим стоном, попытался подняться — и Салим огрел его снова, по затылку, после чего замер, прислушиваясь.
Улицу заполняла тишина. Никто не спешил прийти на помощь часовым. Ни единый посторонний звук не нарушал ночной покой. Салим выждал ещё несколько секунд, тяжело дыша, до побелевших костяшек сжимая пистолет. Всё прошло слишком быстро… и слишком громко, на его взгляд. Зато теперь отступать было некуда, и он двинулся к крестам.
Первое тело уже успело остыть. Второй, судя по всему, умер недавно — чуть-чуть не дождался. А вот третий… Салим сознательно избегал пленника в центре. Жалко было юношу. Молодой совсем, русоволосый, с мягкими чертами лица. Салим коснулся его горла — и вздрогнул, ощутив слабый толчок пульса под пальцами. Американец еле слышно застонал.
— Тсс, — прошептал Салим по-английски, легко, неосознанно погладил его по тёмным волосам, как успокаивал порой сына после ночного кошмара. — Я освобожу тебя.
Напряжённо оглядываясь, он разрезал ножом верёвки и подхватил на руки чужое тело — горячее, тяжёлое, дрожащее от боли и лихорадки. Переносить его иначе было нельзя, чтобы не навредить ещё больше. Зажмурившись на миг и строго-настрого запретив себе думать о том, что творит, Салим направился к дому.
* * *
Кажется, Аллах ему благоволил. Никто не задержал их на тёмных улицах. Никто не постучал в дверь после того, как он закрылся внутри, бережно опустив свою ношу на пол кухни. Обойдя дом, Салим задёрнул занавески и закрыл ставни, после чего перенёс раненного в свою комнату, уложил на кровать и занялся осмотром.
Дела парня были плохи. Разбитые суставы, глубокая запёкшаяся рана на плече, горячечный жар, сжигавший тело… Салим немедленно взялся за привычную работу, которой столько раз занимался на службе, до того, как решился уйти к мирной жизни. Промыть, обработать, перевязать. Лекарств у них оставалось мало, но он постарался выжать максимум из того, что было.
Американец не приходил в сознание, лишь хрипел сквозь зубы, когда Салим случайно задевал раны. На груди, помимо простого золотого крестика, висели жетоны с выбитым именем: «Хосе Гомес, 1гр., католик».
— Хосе, — тихо прошептал Салим, глядя на метавшегося в бреду парня. — Красивое имя. Держись, друг. Не сдавайся. Ты выживешь.
Ночь пролетела незаметно, в непрестанных хлопотах. Салим менял повязки и компрессы, поил американца понемногу, наложил шины на переломы. Когда смутный, серый свет пробился сквозь щели в ставнях, он обнаружил себя сидящим на стуле у постели раненого. Парень дышал ровнее, жар немного спал, и он наконец погрузился в беспокойный, неглубокий сон.
Салим утомлённо потёр слезившиеся глаза. Тело ныло от усталости, но на душе было неожиданно спокойно. После всех тех жизней, которые он отнял на бесконечных войнах, терзавших его страну, спасать кого-то — пусть даже врага, чужака — казалось правильным. Словно он своим поступком пытался разорвать это бесконечное кольцо злобы и ненависти.
— Баба?..
Раздавшийся неожиданно голос заставил его вздрогнуть. Замерший в дверях Зейн с ужасом смотрел на американца, лежащего в отцовской постели.
— Это…
От тихого, растерянного голоса внутри Салима будто что-то сжалось. Он ответил медленно, почти печатая каждое слово:
—…человек, которому нужна была помощь.
Взгляд Зейна метался между ним и Хосе.
— Тебя за это казнят…
— Нет. Меня никто не видел.
— Они всё равно узнают! Это же враг!..
— Это — человек, — жёстко, с нажимом повторил Салим. — Он сопровождал медиков, которые пришли помогать нам. И он бы погиб, если бы я ему не помог.
Зейн притих, хмуро глядя в пол, явно не убеждённый. Салим вздохнул. Усталость свинцом тянула плечи и спину, горела в затёкших мышцах.
— Иногда самый трудный выбор — просто оставаться человеком, Зейн, — произнёс он тихо, накладывая свежий компресс на лоб раненого. — Но он же и самый правильный. Жаль, что многие об этом забывают.
Кажется, его сын многое мог — и готов был возразить ему в ответ. Они порой сталкивались на этой почве: юношеский максимализм против выстраданного годами опыта. Но сейчас Зейн лишь вздохнул, подхватил таз с грязной водой — и молча ушёл в ванную. Салим коротко улыбнулся, провожая его взглядом.
Дальше всё шло таким рутинно-обычным путём, что он почти успокоился. После завтрака Зейн отправился на улицу. Салим сварил лёгкий куриный бульон и осторожно напоил им американца. Тот пришёл в себя уже под конец — приоткрыл мутные от жара и лекарств глаза, в которых на мгновение вспыхнул страх.
— Не бойся, — тут же мягко произнёс Салим, тщательно проговаривая слова чужого языка. — Меня зовут Салим. Я — врач. Я пытаюсь помочь.
Хосе немного расслабился, задышал ровнее.
— Где…
— Ты в моём доме. Здесь безопасно.
Американец дёрнул головой, морщась, выдохнул:
— Где… ос… ост…
Салим понял вопрос и тяжело сглотнул.
— Погибли. Ты был единственным, кто ещё дышал, когда я пришёл.
Хосе прерывисто вздохнул, зажмурился, болезненно поджимая губы. Салим утешающе сжал его плечо.
— Ты выжил. Это главное.
— Я… должен был… их прикрыть… — хрипло прошептал парень. — А я… Почему я?..
Салим только вздохнул, не убирая руки, пока солдат тихо всхлипывал, слабо вздрагивая всем телом. Здесь врач уже ничем не поможет. Это надо просто пережить, понять, что в том нет твоей вины. Один Аллах знает, кому суждено жить, а чей час уже наступил.
Глухо хлопнула входная дверь. Послышались быстрые шаги — и Зейн вырос на пороге комнаты, бледный, напуганный.
— Американцы! Они на площади! Ищут своего!
* * *
«Отказано. Риск не оправдан. Отправка разведгруппы исключена. Конец связи»
Ответ штаба утонул в грохоте пущенного в стену стула. Мёрвин метался по комнате, как разъярённый бык, шипя сквозь зубы ругательства. Джейсон молча откинулся на спинку стула, глядя в одну точку. Он ждал чего-то подобного, хоть и надеялся до последнего, что штабные поймут, пойдут навстречу… Ага. Хуй там!
— И что дальше? — хмуро поинтересовался Ник. — Мы это так и оставим?
— Да нихуя! — рявкнул Мёрвин. — Я всё равно туда пойду!
— Под трибунал захотел? — сухо отозвался Джейсон, прекрасно ощущая, как фальшиво звучат его слова. Мёрвин подался к нему, сужая глаза и сжимая кулаки.
— Отправляй, если хочешь. Но раз он жив, я его там не оставлю.
— А если ловушка?
— Не пойдём — не узнаем, — философски пожал плечами Ник.
Джейсон поочерёдно глянул на товарищей, читая в их лицах одинаковую железобетонную решимость — и выдохнул с облегчением. В этом понимающем молчании было куда больше силы, чем в любом приказе с печатью штаба.
— Отправимся после отбоя, втроём. Мёрвин, выведи один «Хаммер» за периметр. Всем проверить оружие… — он замешкался, и всё-таки добавил: — Снаряжение минимальное. Никаких касок, и набросьте что-нибудь сверху. Если… если это «свои», не будем людей подставлять.
— Связь? — коротко уточнил Ник.
— Можно, но соблюдаем радиомолчание. Включим только при атаке.
— Принято, — кивнул Мёрвин, а Ник хмыкнул:
— Ну, хоть раз почувствуем себя героями какого-нибудь сраного шпионского фильма.
Джейсон криво усмехнулся, сжимая в кулаке нашивку Джоуи.
— Лучше бы уж комедии.
* * *
— Значит, решились всё-таки…
Смиттерс неторопливо выступил из тени здания, тяжело глядя на замерших морпехов. Джейсон плотно сжал челюсти, глядя на товарища, с которым они сейчас оказались по разные стороны баррикад.
— Сдашь нас?
— За идиота меня держишь? — криво усмехнулся тот. — Думаешь, я просто так тут часового сменил?
Джейсон почти почувствовал, как выдыхает Ник, как расслабляется за его спиной Мёрвин. У него у самого будто гора с плеч свалилась, когда стало понятно, что не придётся сцепляться со своим из-за идиотского приказа начальства.
— Идите уже, — хмуро махнул рукой Смиттерс. — Но, если что-то случится, мы друг друга не видели. И расхлёбывать ты всё будешь сам, Колчек.
— Спасибо, — коротко кивнул Джейсон, уверенно направляясь к укрытому в переулке «Хаммеру».
Больше никаких препятствий на их пути не возникло. До цели пришлось двигаться медленно, не включая фар, почти наощупь. За сотню метров до мечети они оставили джип и дальше пошли пешком. Этот путь показался Джейсону самым длинным и напряжённым в его жизни. Теперь он понимал сапёров — когда вымеряешь каждый шаг, прислушиваешься к каждому шороху, вздрагиваешь от малейшей тени.
Площадка около величественного здания пустовала. Здесь сходились несколько улиц, крыши нависали одна над другой — идеальное место для засады. Морпехи затаились в тенях, выжидая, и уже через несколько секунд из темноты одного из дворов к ним вынырнул мужчина в тёмном плаще с наброшенным на голову капюшоном. Все трое тут же взяли его на прицел. Джейсон снова скользнул взглядом по крышам — ни шороха, ни силуэта. Только глухая тишина давила на уши.
— Я просил: без оружия, — тихо произнёс иракец по-английски, с лёгким акцентом.
— Ага, ещё б сказал с цветами прийти, — процедил лейтенант. — Где Джоуи?!
Мужчина кротко вздохнул.
— Ваш друг в безопасности. Я отведу вас к нему, если пообещаете не трогать меня и сына.
— Условия нам ставить вздумал? — зарычал было Джейсон, однако Мёрвин его перебил:
— Не тронем. Даю слово, — он сглотнул, и уже тише добавил: — Он… как вообще?..
Иракец посмотрел на него, и видимо разглядел что-то, потому что сдвинул капюшон назад, открывая немолодое, усталое лицо, и отозвался куда мягче:
— Сильно ранен, но в сознании. Я сделал для него что мог.
Мёрвин заметно выдохнул. Мужчина снова натянул капюшон и сухо приказал:
— Уберите оружие и идите за мной. Тихо. Не привлекайте внимания.
На этот раз они безоговорочно подчинились — слишком многое стояло на кону.
Иракец вёл их узкими переходами, напряжённо оглядываясь, порой затаиваясь в тени, когда ему что-то не нравилось. Наблюдая за ним, Джейсон безуспешно гнал прочь подозрение: это не враг. Когда провожатый наконец распахнул невзрачную, почти сливавшуюся со стеной дверь одного из домов и вошёл внутрь первым, он уверился в этом ещё больше. Узкий коридор уводил в просторную гостиную. Было в нём и несколько дверей. Иракец распахнул одну и коротко кивнул:
— Он здесь. Но, прошу, не шумите.
Мёрвин устремился вперёд раньше всех. Джейсон замешкался, но, услышав сдавленный, почти сорвавшийся от облегчения возглас товарища, не удержался, заглянул следом. Комната была небольшой, но уютной: ковры, подушки, пара книжных шкафов. На кровати в углу лежал Джоуи, укрытый до середины груди одеялом. Лежащие поверх одеяла руки фиксировали шины, правое плечо перетягивала тугая повязка. Мёрвин уже сидел рядом с ним, бережно придерживая за здоровое плечо, говорил что-то тихо, успокаивающе. Бледный как смерть парень слабо улыбался ему, но заметив Джейсона, напрягся, захрипел:
— С-сэр…
— Лежи, не дёргайся, — мягко произнёс лейтенант. — Я с тобой позже разберусь, когда поправишься. До седых волос меня напугал, чертила!
— Сэр, — упрямо выдохнул Джоуи, — Салим… не трогайте их… он меня спас…
Джейсон оглянулся на стоявшего в стороне иракца, которого контролировал Ник, и сдержано произнёс:
— Не тронем. Мы обещали.
Джоуи выдохнул с облегчением, расслабился, а Джейсон распорядился:
— Ник, готовься. Придётся нести его на руках. Носилки слишком заметны, — после чего бросил иракцу: — Отойдём?
Тот молча двинулся в гостиную. На совмещённой кухне за столом сидел мальчик лет двенадцати, читал книгу. Джейсон мог поклясться — тот самый, что подбросил ему нашивку и крестик. Иракец сказал ему что-то коротко на своём, и мальчишка неохотно убрёл в другую комнату. Только тогда мужчина развернулся к Джейсону, коротко представился:
— Салим Осман.
— Джейсон Колчек, — кивнул лейтенант, и задал вопрос, который не выходил у него из головы: — Почему ты ему помог?
Иракец тяжело вздохнул:
— Потому что не хотел, чтобы мой сын рос в мире, где сострадание считают слабостью, а помощь — преступлением. Я слишком много видел примеров, что делает с людьми злоба… У меня появился шанс что-то изменить — и я его не упустил.
Джейсон медленно кивнул, ощущая, как отзывается в нём эхом каждый слог — и одновременно ложится горьким камнем на плечи.
— Я поговорю с начальством. Может, удастся договориться, включить вас в программу защиты…
Салим поднял на него усталые глаза, и Джейсон смолк. Дыхание сбилось.
Иракец не просил об этом. Он понимал, чем всё может закончиться, когда принёс к себе раненного врага. И сделал это не ради наград, не ради славы. Просто потому что не мог иначе.
Что же до обещания Джейсона… Они оба не могли не понимать: там, наверху, всё решается совсем другими цифрами и категориями. Чего стоит жизнь одного винтика, когда на карту поставлены тысячи таких же? Джейсон мог попытаться, но получится ли?.. Вот в чём вопрос.
В спальне рядом слышался слабый голос Джоуи, тихий смех Мёрвина. Джейсон ещё помнил его мёртвые глаза прошлым вечером — и в груди саднило, тянуло бессильной злобой и отчаянием. Решение пришло спонтанно: он снял с пояса рацию и протянул иракцу.
— Если прижмёт — запроси помощь. Скажи, чтобы связали с Главным ястребом 2-1. Постараемся помочь.
Салим кивнул.
— Спасибо. А сейчас вам лучше поспешить.
Джейсон и сам это понимал, но всё равно медлил. Его не отпускало тревожное ощущение, что что-то он не договорил, что-то не дотянул… Мог бы сделать больше, чем просто дать рацию. Для себя он твёрдо решил, что сделает всё возможное, чтобы достучаться до начальства… при условии, что их самих не отправят под трибунал за нарушение приказа.
Уходили в молчании. Мёрвин нёс Джоуи на руках, закутав в одолженный у Салима плащ. Мужчина провожал их в дверях, прижимая к себе сына, который поглядывал на уходящих с любопытством и тревогой. Уже за порогом Мёрвин замешкался, выдохнул искренне, неловко:
— Спасибо, брат. Не забудем.
Салим лишь кивнул на прощание с тёплой, чуть усталой улыбкой. И уже отступая в темноту, Джейсон невольно задался вопросом: увидит ли он когда-нибудь этого человека снова?..
1) В военной терминологии — зона умеренной опасности. Там ещё есть риск атаки противника, но в то же время относительно безопасно.
2) японский термин, используемый в странах Северной и Южной Америки, а также в Австралии для обозначения японцев, родившихся в этих странах.
3) Отец (араб.)
4) Скорпион хочет пересечь реку, но не умеет плавать, поэтому он просит лягушку переправить его. Лягушка колеблется, боясь, что скорпион её ужалит, однако скорпион обещает этого не делать, доказывая это тем, что он утонет, если убьёт лягушку, будучи на ней в реке. Лягушка считает этот аргумент разумным и соглашается перевезти скорпиона. Однако посреди реки скорпион всё равно жалит лягушку, обрекая их обоих на смерть. Умирающая лягушка спрашивает скорпиона, зачем он её ужалил, ведь он знал о последствиях, на что скорпион отвечает: «Потому что я — скорпион».
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу