↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Никто не знал, как и в какой момент появились соулмейты, да никто и не интересовался. Все просто знали, что в 17 лет человек начинает временами слышать то, что происходит вокруг своего истинного. Это была аксиома. В 17 лет ты перестаешь принадлежать себе. Китнисс просто ненавидела это. Когда она начала встречаться с Фредом Уизли, то получила в свою сторону просто тонну осуждения. Хотя именно Уизли был инициатором их отношений. Они начали встречаться, когда Китнисс было 13, а ему 15. Гриффиндорцы просто окунулись в пучину чувств, и никто из них тогда не задумывался о том, как отреагирует общество. В их мире встречаться с кем-то, кто не является твоим соулмейтом просто верх извращения. А понять кто твоя истинная пара до 17 лет просто невозможно. Но молодых людей это абсолютно не интересовало. Это было похоже на безумие, лихорадку. Любовь захлестнула их. Все пророчили им расставание, говорили, что они еще встретят своих соулмейтов и в любом случае расстанутся, но они продолжали быть вместе, а их связь с каждым днем только крепла. В 17 лет Фред услышал голос в своей голове, но четко дал понять, что ему на это плевать, он остался с Китнисс. В этом они были похожи на 100 процентов, обоим была безразлична судьба и их так называемое «предназначение» — быть с соулмейтами. Они продержались 4 года. А потом Фред погиб. Это был самый страшный кошмар в жизни Китнисс. Ужаснее Голодных Игр, которые она пережила только чудом в прошлом году, да еще умудрилась спасти родного брата — Пита. Было такое ощущение, что сердце вырвали и потоптались по нему. А голосов в ее голове так и не появилось. Мать и до этого считала Китнисс «бракованной», а после того как узнала, что та не услышала голос в 17-летие, так вообще, как будто сошла с ума. Братья с сестрой поддерживали Китнисс, но также, как и мать иногда косились в ее сторону. Быть единственным в мире человеком без соулмейта дерьмово. Так думала Китнисс. До одного момента.
* * *
У Стивена Стренджа не было соулмейта. И к своему 35-летию он с этим фактом смерился. Работал, после аварию изучал магию и продолжал несмотря ни на что любить Кристин. У них все было хорошо, но и она в итоге нашла свою родственную душу. Та ушла. А Стивен полностью погрузился в таинство магии. После смерти Древней, занял место Верховного чародея Земли и жизнь начала налаживаться. А потом его приняли в Мстители. Не сказать, что он был в восторге этого этого факта, как в прочем и сама команда героев, но Землю защищать было необходимо. Он не понял в какой момент все пошло под откос. В момент, когда Танос собрал все Камни Бесконечности, когда щелкнул своей перчаткой или, когда Стивен просто исчез, обратился в пепел. Он провел пять лет в пустоте. Все осознавал и слышал, но вернуться не мог. И именно тогда, путешествуя по бескрайней черноте, он узнал о том, что у него все-таки был соулмейт. Просто довольно маленький. Той исполнилось 17 совсем недавно, а он был не то мертв, не то его просто не было. Она просто не могла его услышать. Стивен стал наблюдать за ней. Ничего особенного в ней не было. Встречалась с каким-то рыжим идиотом, особым умом не отличалась, да и внешность была самая обычная. В общем Стивен был не в восторге. Нет. Совсем не так. Стивен был разочарован. Оказалось, что девчонка была ведьмой, колдовала с помощью палочки, варила зелья и училась в настоящей магической школе. Это было уже интересно. Но это совершенно ничего не меняло. Если Стивену и удастся вернуться в мир живых, то он сделает все, чтобы не встретиться с ней. А потом он вернулся. Битва с Таносом, чудом выживший Старк, восстановление Нью-Йорка, все это навалилось на него как снежный ком, и он думать забыл про свою родственную душу. До одного момента.
* * *
Тони Старк долго искал своего соулмейта. Не мог смириться, что именно у него нет родственной души. Это ж надо было родиться таким бракованным. Он смотрел с завистью на влюбленных парочек, но к 35 оставил все свои попытки найти потерянного истинного. В любом случае, он наконец-то нашел ту, которую полюбил всем сердцем. Пеппер. Рыжая красавица вошла в его жизнь стремительно и завладела его сердцем. Ее соулмейт умер пару лет назад и две одинокие души нашли друг друга. Лишь иногда Тони посещали мысли о его так и не обретённом соулмейте. Какой бы она (или он) была, как бы выглядела, разбиралась бы в технологиях так же хорошо, как и он? Но эти мысли уходили так же быстро, как и появлялись. Когда впервые объявился Танос, Тони осознал, что о многом жалеет. Жалеет, что так и не сделал Пеппер предложение, жалеет, что они не завели детей. Жалеет, что оставил попытки найти свою истинную половинку. Как бы хороша не была Пеппер, их любовь была не правильной. Когда половина планеты Земля просто исчезла, растворилась пеплом Старк понял, что уже поздно. Если у него и был где-то соулмейт, ему просто не могло так повезти. А потом ушла и Пеппер со словами, что ей надоели его глупое геройство и стенания по поводу родственной души. Тони был один пять лет, купил себе домик у озера в лесу и зажил обычной жизнью, без амплуа Железного Человека и без мстителей. Временами он порывался вернуться, но быстро пресекал эти попытки. А потом появился чертов Роджерс со своей безумной идеей. Надо же, путешествия во времени. Это уму не постижимо, но оказалось вполне возможно. И тогда у Тони появилась надежда. Надежда на счастливое будущее. Конечно, не обошлось без небольших трудностей. Никто так и не смог понять, как у Клинта и Наташи получилось добыть камень души без потерь. Сразу приходил на ум «опыт» Таноса и Гаморы. А потом была битва. До сих пор в ушах звенит пронзительный крик Кэпа: «Мстители! Общий сбор!». До сих пор безумно болит правая сторона тела, на которую пришлась вся сила щелчка. И никто, до сих пор не может понять, как Тони удалось выжить, если даже Халк чуть не поджарился после щелчка. Тони думал, что у него наконец-то начнется нормальная жизнь. Так и было первое время. До одного момента.
Влажный, густой воздух тропического леса обволакивал Китнисс, как саван. Липкий пот заливал глаза, смешиваясь с грязью на лице. На щеке — след от падения с ветки несколько минут назад. *Идиотка.* Она замерла, слившись с тенью гигантского папоротника, и прислушалась. Гул трибун доносился издалека, приглушенный листвой, но здесь, в секторе джунглей, царила напряженная, звенящая тишина, прерываемая лишь щебетом невидимых птиц и жужжанием насекомых. Семьдесят пятые. Юбилейные. «Квартальная бойня». Капитолий решил устроить ностальгический ад, воссоздав арену ее первых Игр. С поправкой на смертоносные «сюрпризы», конечно.
Ее пальцы сжимали древко стрелы. Лук, который она с боем вырвала у Рога Изобилия — ее единственная надежда — лежал в колчане за спиной. Нож, который она забрала у мертвого трибута из пятого дистрикта, ощущался холодом у бедра. «Выжить. Для Прим. Для Пита.» Мысль о брате, находящимся вместе с ней в этом тропическом аду, сжимала горло ледяным кольцом. Она должна была дойти до конца, чтобы спасти его. Или умереть, пытаясь. Как тогда, с Рутой.
* * *
Память о рыжем безумце с обезоруживающей ухмылкой вспыхнула ярко и болезненно. «Фред.» Он бы нашел тут что-нибудь взрывоопасное или изобрел бы летающую метлу из лиан. И погиб бы первым, бросившись в самую гущу. Как в Хогвартсе. Боль от его потери была острее любого ножа, глубже любой раны. И вечная тишина в голове — ее проклятое отличие, ее клеймо «бракованной» — казалась единственным спутником в этом аду. До сих пор.
Внезапный, неестественно громкий щелчок где-то справа заставил ее вздрогнуть. «Часы.» Гигантский механизм, венчающий арену, начал отсчет нового часа. Китнисс прижалась к стволу пальмы, затаив дыхание. Эти часы не просто показывали время — они предвещали смерть. Каждый час в новом секторе включалась новая ловушка. Где сработает сейчас?
Тишину разорвал пронзительный, знакомый до мурашек крик: «Китнисс!». Отчаянный крик боли Примроуз. Но искаженный, механический, наполненный злобой. И он раздавался не с дерева, а откуда-то... снизу? Из кустов?
«Нет…»
Ледяной ужас сковал ее. «Только не они. Только не сейчас.»
Из густого куста папоротника у ее ног выпорхнуло нечто. Небольшое, с переливающимися сине-фиолетовыми перьями. Сойка-говорун. Но ее маленькие черные глаза светились не природной смышленостью, а холодным, искусственным злом Капитолия. Переродок.
Китнисс рванулась в сторону, но было поздно. Еще одна птица вынырнула из-за ствола, словно тень. И еще. Они двигались с жуткой синхронностью, как рой. Их клювы не щипали — они жалили. Острый, словно обжигающее жало, клюв вонзился ей в плечо, потом в предплечье, в бедро. Боль была мгновенной и сокрушительной — не просто укус, а впрыск чистого, выжигающего нервы яда.
— АААРРГХ! — крик вырвался сам собой. Она замахнулась луком, пытаясь отогнать тварей, но птицы были быстры и злобны, а яд уже распространялся по телу. Мир поплыл перед глазами. Листья закружились в безумном танце. Звуки — щебет настоящих птиц, далекие крики трибутов, вой часов, пронзительные вопли Прим и Гейла — слились в оглушительный гул. «Галлюцинации. Началось.»
Она споткнулась о корень, упала на колени, чувствуя, как холодная грязь впивается в кожу. Рука инстинктивно потянулась к ожерелью на шее — простому кожаному шнурку с маленьким деревянным совенком, последним подарком Фреда. Якорь в реальность. Но реальность ускользала. Боль от укусов пульсировала жгучими волнами. В ушах звенело. И сквозь этот звон, сквозь нарастающий хаос в сознании, прорвалось оно.
Тишина. Вечная, звенящая пустота, которая была ее единственным убежищем и проклятием, разорвалась на части.
«- ...абсолютно невероятно. Сенсоры Капюшона Клим'аму показывают мощный выброс нейротоксина... смешанного с квантовой аномалией? Здесь? В этом... это что джунгли? Старк, вы регистрируете этот энергетический след? Он похож на...» — Голос. Мужской. Гладкий, бархатистый, но сейчас — ледяной, аналитичный, полный изумленного раздражения. Слова звучали четко, как будто кто-то читал научный доклад прямо в ее воспаленном мозгу.
Китнисс ахнула, вцепившись пальцами в грязь. «Галлюцинация. Сильная. Очень сильная.» Яд соек делал свое дело.
Но прежде чем она успела даже попытаться отмахнуться от этого наваждения, в голову врезался второй голос. Совершенно другой. Быстрый, резкий, переполненный сарказмом и... паникой?
«- Регистрирую, Стрэндж! Регистрирую какого-то психа с луком и стаей озвученных попугаев! И да, этот «энергетический след» — он бьет прямо по моему импланту! Как будто кто-то врубил микроволновку в моей груди! Что за чертовщина?! Где ты вообще...» — Этот голос несся вихрем, перескакивая с темы на тему, полный технических терминов ("имплант", "энергетический след"), но пронизанный адреналином и привычной для себя иронией, которая сейчас трещала по швам.
Китнисс застонала, схватившись за голову. Казалось, череп сейчас лопнет под напором двух чужих сознаний, спорящих о чем-то невероятном на фоне адской боли от яда. «Два голоса. Два разных безумца. В моей голове. Это конец. Я сгораю изнутри.» Паника, холодная и всепоглощающая, смешалась с жаром яда. Мать всегда говорила, что она бракованная. Теперь она еще и сумасшедшая. И умирающая.
«Заткнитесь!» — мысленный вопль, крик отчаяния и ярости, вырвался наружу с такой силой, что она сама содрогнулась. — «Исчезните! Вы не настоящие! Это все действие яда!»
На мгновение — шоковая тишина. Не просто в голове, а как будто во всей вселенной. Даже боль от укусов притупилась. Потом голоса вернулись, почти одновременно, перебивая друг друга, их тон резко сменился:
«- Она слышит нас, Тони! Сквозь нейротоксин! Эта связь... она реальна! Но как...»
«- Слышу, Доктор Дум! И она в беде! Эй, там, Леди Робин Гуд! Где ты? Что за птицы-мутанты? Стрэндж, помоги ей! Сделай что-нибудь магическое!»
«Леди Робин Гуд? Доктор Дум?» Сквозь пелену боли и яда к Китнисс пробилась абсурдность происходящего. Ирония судьбы. Ее соулмейты. Сразу два. И они объявились, когда ее кусали бешеные птицы, а она умирала в грязи арены. Идеально. Просто чертовски идеально. Ярость, белая и очищающая, вспыхнула ярче боли. Она с трудом поднялась на ноги, игнорируя голоса, пытаясь сфокусировать зрение. Сойки-говоруны, почувствовав движение, снова с пронзительными криками ринулись в атаку.
— Нет! — зарычала она, больше себе, чем птицам или голосам, и рванула стрелу из колчана. Руки дрожали, мир плыл, но годы тренировок взяли свое. Тетива натянулась. Выстрел. Одна птица взорвалась клубком перьев и искр. Вторая. Третья отлетела, подраненная. Остальные отступили с визгом.
Дышать стало чуть легче. Но голоса не ушли. Они бубнили на задворках сознания, споря между собой:
«- ...энергия мутантов... она взаимодействует с нашей связью? Как локатор?»
«- Взаимодействует? Она ее разрывает! Моя голова...»
«- Концентрируйтесь, Старк! Если мы можем слышать ее боль...»
«Им плевать…» — с горечью подумала Китнисс, шатаясь к более плотному укрытию. «Им интересен только их чертов энергетический след». Она нащупала ожерелье. Деревянный совенок был теплым. Необычно теплым. И вибрировал. Слабо, но ощутимо. «Фред?». Безумная надежда мелькнула и погасла. Нет. Это были они. Эти двое в ее голове. Они делали что-то с реальностью. С ней.
Внезапный треск веток слева заставил ее резко обернуться, забыв про голоса и ожерелье. Из-за гигантского листа геликонии вышел Брут. Трибут из второго. Его глаза, холодные и расчетливые, скользнули по ее дрожащей фигуре, луку, ножу. Он медленно, как хищник, начал окружать ее.
Голоса, яд, совенок — все отошло на второй план. Остался только враг. Опытный, смертоносный. Китнисс вскинула лук, пытаясь стабилизировать трясущиеся руки. Голоса могли подождать. Сейчас нужно было выжить. Хотя бы еще одну минуту. И надеяться, что эти двое в ее голове не решат «помочь» самым неподходящим образом.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|