сквозь пепел и кровь (гет)

Единственное, чего мне хотелось сейчас, — это проснуться. Понять, что я всё ещё в своей комнате, всё ещё в своей крепости, в безопасности. Забыть всё то, что произошло за эти шестнадцать лет, и быть полностью уверенной, что такого больше не повторится.

Но иногда желаниям не суждено сбываться, а судьба бывает столь жестока. Было ли это просто желанием — таким же, как мечта, как звездочка на небе, до которой сложно дотянуться? Или это был самый настоящий животный страх — тот самый, который мы ощущаем, когда нам грозит что-то ужасное?

...

Темный подвал. Из света в нём было только несколько небольших свечей, которые делали её и его тень слишком большими по сравнению с тем, какими они были на самом деле. Люди, одетые в черные потёртые балахоны, окружили их и что-то напевали себе под нос. Любопытство Верес сменилось страхом, когда перед ней встал лидер — человек в два раза больше её, в огромной маске собаки.

Он поднял руку и указал на девочку, в чьём теле находилась Верес.

— Ты будешь ключом, — прошептал он. Потом перевёл взгляд на мальчика, стоявшего рядом с ней. — А ты... проводником... — проговорил он и, кажется, улыбнулся, но лицо за маской было скрыто. Это стало понятно по интонации.

Девочка повернула голову в сторону мальчика и попыталась разглядеть его, но не смогла — темнота полностью скрыла его лицо. Лишь светлые волосы, которые на миг показались ей голубоватыми, отражали свет и светились, будто фонарик.

Тем временем к человеку в маске собаки подошёл его помощник — «правая рука». Он что-то передал лидеру, а потом медленно приблизился к девочке, взял её за подбородок пальцами и приподнял, заставляя смотреть на себя. Это движение ей почему-то показалось знакомым и до боли родным. Дыхание помощника было таким явным, что казалось, будто им пропитывается каждый сантиметр тела ребёнка. Слёзы вдруг хлынули ручьём из глаз — Верес не могла контролировать тело, в котором находилась. Казалось, она лишь зритель, наблюдающий за чужой судьбой. Помощник большим пальцем вытер слёзы с её щеки, оставившие красные следы и подтёки.

— Не плачь... — еле слышно прошептал он, вознёс руку над её макушкой и замер, будто раздумывая. В его руке Верес заметила что-то блестящее — лезвие. В ту же секунду рука рванулась вниз с неистовой скоростью, прямо в шею.

Вспышка. Приглушённый крик.

Я резко села. Сердце бешено колотилось, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Дыхание сбилось, я пыталась успокоиться, но тело не слушалось. Глаза метались по комнате и остановились на часах — пол пятого утра.

— Чёрт!

За окном уже светало. Солнце только просыпалось, озаряя Нью-Джерси своими лучами.

Свет в кабинете отца так и не погас.

— Пап, ты снова не спал ночью? — охрипшим голосом спросила девушка, заглядывая в комнату.

В ответ — тишина.

— Папа? — повторила она.

— Я занят! Мне осталось дописать чуть-чуть. Совсем чуть-чуть... — бормотал он, словно заезженная пластинка. — Тебе час на сборы. Потом едем.

Облокотившись о дверь, Верес обречённо вздохнула. Новость о переезде поселила в её душе страх и тревогу.

— Я думала, мы уедем хотя бы в семь... Я не успею попрощаться с друзьями, пап.

— В Нокфелле найдёшь новых. Всё, иди, не мешай.

В последнее время он стал нервным. Не спал ночами, что-то строчил в блокноте... А после новости о переезде в старый родной город и вовсе будто выбило его из колеи. В порывах агрессии он иногда резко замолкал, потом умолял прощения, уверяя, что не хотел. И поначалу это ранило Верес , но со временем, дочь перестала обращать на это внимание.

Она больше не обижалась — просто любила его. Ведь кроме отца у неё никого не осталось. Но ей надоело напоминать ему о простых вещах.

После разговора Верес ушла в ванную, чтобы привести себя в порядок. Не хотелось зацикливаться на плохом начале дня, поэтому она поставила точку и постаралась забыть.

Но чувство тревоги не покидало её. Сон, отец, переезд... Всё это давило. Покидать родные стены не хотелось — к Нью-Джерси она успела привыкнуть.

пол шестого утра. Выезд.

Поездка проходила в молчании. Я лишь изредка смотрела в окно, прощаясь с пейзажами, к которым больше не вернусь... Тоска сдавила грудь. Я изо всех сил старалась не думать о друзьях, но воспоминания лезли в голову сами — тёплые, светлые...

Кто знает, может, в Нокфелле я так и не найду новых? Останусь изгоем и умру в одиночестве?

Дорога заняла шесть часов, оставался ещё один.

Чем же занимался отец Верес, что ему было не до неё? В молодости он вёл программу «Horror Times» — рассказывал жуткие истории, исследовал заброшенные здания, вызывал духов... Но потом по неизвестным причинам закрыл проект. Однако интерес к паранормальному не угас — он ездил по аномальным местам, представлялся парапсихологом и вёл свои расследования. Именно поэтому они переезжали в апартаменты — по слухам, это было одно из самых мистических мест в Нокфелле.

Верес не была скептиком, но многие истории казались ей слишком фантастическими. Сама она, к счастью, никогда не сталкивалась с призраками.

...

Дорога была ужасной. Разбитый асфальт, кочки, поваленные деревья — всё это создавало гнетущую атмосферу. С каждым километром я жалела, что вообще согласилась на переезд.

Отец прибавил скорость и выехал на встречную полосу, чтобы обогнать фуру. Такие манёвры пугали, но за шестнадцать лет ничего плохого не случалось, поэтому я просто уткнулась в окно.

Машина, мчавшаяся навстречу, заметила нас. Любой нормальный водитель начал бы тормозить, но тот, кто сидел за рулём, вдруг нажал на газ.

Отец резко дёрнул руль — машину занесло. Она виляла, теряя управление, а потом нас окончательно развернуло...

Я в ужасе смотрела на отца, пытавшегося выровнять авто. В шоке я не сразу поняла, что делать, а потом было уже поздно. На повороте нас снова занесло. Скорость была слишком высокой. Проклятая кочка перевернула машину...

Время будто остановилось. Я сжалась в комок, закрыв голову руками. Резкий толчок, ещё один, ещё... Три переворота, и мы слетели с трассы. Удар — и всё поглотила темнота.

Первые минуты я слышала голоса — люди пытались помочь. Меня вытащили из машины, а потом сознание окончательно отключилось...

Будто бы я перестала дышать. Существовать.

Смерть?

Я не думала, что она такая... простая. Без боли, без страха. Она просто наступила, взяла за руку и повела в темноту. Но неужели после смерти действительно ничего нет? Ни ангелов, ни плача души. Меня просто вырезали из жизни, как что-то ненужное.

Куда бы я ни посмотрела — везде тьма. Она сгущалась, поглощая меня.

— Неужели это конец? — прозвучал мой голос, но он был тихим, будто эхом.

...

Боль пронзила всё тело, и я очнулась. Глаза не сразу привыкли к свету — было больно открывать их. Голова раскалывалась, тело бросало то в жар, то в холод.

— Мисс Верес Марго Рейнольдс, вы наконец пришли в себя! Мои поздравления.

Я попыталась приподняться, но боль усилилась — сердце ныло так, что дыхание перехватило.

— О нет, не двигайтесь! — сказал врач с улыбкой.

— Что произошло? — прошептала я, щурясь.

— Вы выжили после аварии... И это настоящее чудо. Она была страшной.

Меня будто обожгло. Воспоминания вернулись.

— А папа?! Что с ним?!

— Не волнуйтесь. Он в тяжёлом состоянии, но... скоро должен прийти в себя. Шансы есть.

Я промолчала. Мысли о том, что с ним работают профессионалы, немного успокаивали. Но следующий вопрос вырвался сам:

— А что... со мной?

Врач вздохнул, подбирая слова.

— В отличие от Джима Рейнольдса, вы отделались ссадинами, царапинами и... вам лучше самим посмотреть.

Врач протянул зеркало. Я взяла его, ощущая холод стекла.. Мужчина помог развязать бинты на лице.

Правая сторона почти не изменилась — лишь пара царапин у брови и губ.

Но левая...

Огромный шрам. Длинный, неровный, как молния. Он шёл от виска, рассекая бровь, прошёл по щеке и чуть задел губу. Глаз, к счастью, остался невредим.

— Я оставлю вас, — врач печально улыбнулся и вышел.

Я не верила своим глазам. Казалось, это сон — вот-вот проснусь, и всё будет как прежде.

Но нет.

Слёзы катились сами. Я ненавидела своё лицо.

— Лучше бы я не просыпалась...

Зеркало выпало из рук, разбившись на осколки. Но один остался цел — и он, словно издеваясь, отражал меня.

В ушах зазвенело, перед глазами поплыло...

И я снова провалилась в темноту.

Фанфик с начала этой главы сильно отклоняется от канона. Практически все, что происходит здесь, не является каноничным событиями из игры.

Тьма снова поглотила меня. Но на этот раз она не была пустой.

Я стояла посреди бесконечного коридора, стены которого были испещрены трещинами, будто зеркала, разбитые на тысячи частей. В каждом осколке отражались моменты из моей жизни: детство, смех, друзья, отец... Но чем дальше я шла, тем мрачнее становились отражения. Лица искажались, краски тускнели, а голоса превращались в шёпот, полный ужаса.

-Ты будешь ключом...

Тот самый голос человека в маске собаки прозвучал так близко, что я резко обернулась. Никого. Только в одном из осколков мелькнула тень — высокая, с неестественно вытянутыми конечностями.

Я побежала.

Ноги подкашивались, дыхание сбивалось, но коридор не заканчивался. Вдруг передо мной возникла дверь — старая, деревянная, с выщербленными краями. На ней висел замок, покрытый ржавчиной.

— Откроешь дверь — откроешь правду и ответы на все свои вопросы. Испугаешься — будешь мучиться. Но ты ещё не готова...не готова..

Незнакомый голос звучал уже внутри моей головы. Рука сама потянулась к замку, но в тот же миг из-за спины раздался грохот.

— Верес!

Я очнулась.

Потолок больничной палаты. Резкий запах антисептика. И... чьё-то лицо над собой.

— Ты меня слышишь?

Голубые глаза. Светлые, почти серебристые волосы.

— Кто... ты? — мой голос звучал хрипло, будто после долгого молчания.

— Доктор говорил, ты можешь временно плохо соображать из-за травмы..- парень отстранился, поправив очки. — Мое имя Трэвис. Трэвис Фелпс..Медбрат.

Он выглядел очень молодо, возможно, что он всего лишь на несколько лет старше меня. Но в его взгляде читалась странная усталость — будто он видел слишком многое для своего возраста.

Я была в больнице уже 3 день, не знаю, для чего меня здесь держали, ведь такого внимательного обследования я даже не проходила. И я все ещё не могла принять свой шрам. Он всё ещё вводил меня в страх, заставлял искривить гримасу, когда я смотрелась в зеркало, и заставил вспомнить те страшные события.

Интересно, как я ещё не сошла с ума, ведь все секунды той страшной аварии крутились у меня в голове так сильно, что было невыносимо. Любые мысли они заглушали собой, не давали сконцентрироваться и били все сильнее, переживая те эмоции раз за разом.

— Хорошо, Трэвис, что тебе нужно?. — я стала язвить, не знаю почему.

— Ну вообще то я смотрю как дела у тебя здесь. И вижу, что очень даже хорошо. Но спишь ты крепко. — усмехнулся он встав с кровати и взяв какие то документы.

— Когда меня выписывают? Я уже не могу здесь находится.

— Врач сказал, что уже завтра выписывают.. Ты вроде девочка взрослая, сможешь сама доехать до Нокфелля? Там тебе все покажут, наверное..Как раз и папа твой в норму придет.

— Смогу, отец говорил что вроде бы мне только ключ надо забрать.

— Значит точно справишься. — улыбнулся Трэвис и на выдохе сказал. — Что ж, я пожалуй пойду. Если нужна будет помощь, зови.. А, да, собери свои вещи на завтра.

Он открыл дверь и сделал шаг вперед, но тут же остановился и проговорил.

— Ещё кое что. Я зайду к тебе сегодня вечером, нужно будет поговорить, идёт?

— Пугаешь, но ладно. — Я взяла стакан с водой и выпила таблетку, которую оставил мне медбрат.

....

Вечер. Больница погрузилась в тишину, нарушаемую лишь редкими шагами дежурных медсестер и мерным писком аппаратов. Я сидела на кровати, перебирая свои вещи — жалкий набор из поношенной одежды, паспорта и ключей от незнакомого теперь дома.

«Зачем Трэвису разговор?»

Мысли путались. Может, он хотел сказать что-то про отца? Или про мой шрам, который всё ещё пылал, будто живой?

Дверь приоткрылась без стука.

— Привет, — парень вошёл, держа в руках какой то документ, или газету... Его обычная белая униформа сменилась чёрным свитером и потрёпанными джинсами. Выглядел он... нервным.

— Ты сказал, что нужно поговорить, — я скрестила руки. — Что-то случилось?

Он оглянулся на дверь и опустил голос:

— Верес, ты точно не помнишь, что было перед аварией?

— Что? — я нахмурилась. — Мы ехали в Нокфелл. Отец вел машину, потом... легковушка, встречная полоса. Всё.

— А вот это?

Он открыл газету. Внутри лежала старая фотография. На ней — мой отец, лет десять назад, стоящий рядом с группой людей в чёрных балахонах.

— что это..

— Её нашли в кармане твоего отца.

— Трэвис пристально смотрел на меня. — Твой врач очень не хотел, чтобы я тебе это показывал. Но.. я думаю ты должна знать об этом. — он замолчал. — Когда твой отец вел программу Horror times, он уже был в Нокфелле, и брал интервью у них..

Я схватила фото. Руки дрожали.

— Кто они?..

— Культ. Древний. Я не знаю, как он назывался.. Но знаю что их вроде бы как больше нет.. — Трэвис сел рядом. — Мой старший брат..он..состоял в этом культе. Был одним из них. Но за несколько дней до своей пропажи, кажется, сошел с ума. И исчез. — его голос стал дрожать от испуга. — На этой фотографии он стоит рядом с твоим отцом. Ещё живой.

Я молчала. Но обратила внимание на его шрам: оборванный круг, такой же, как и у меня.

Заметев это парень улыбнулся и прошептал:

— Ты узнаешь..потом.

Мы замолчали на несколько секунд, сначала глядя друг в друга в глаза, а потом отведя взгляд куда то в сторону.. Вдруг он прервал тишину.

— Знаешь, я просто хочу сказать, чтобы ты в любом случае была осторожна. Чтобы ни произошло, будь начеку. Хорошо? — он потянулся ближе, чтобы его было слышно.

— Я тебя поняла.

— Окей, ложись спать, тебе вставать рано завтра. Кстати, возьми мой номер на всякий.. звони в любое время и в любой момент, как понадобится моя помощь. Он отдал записку

Трэвис оставил фотографию на столике. Больше ничего не сказал, последний раз посмотрел в глаза и ушел.

Я осталась сидеть на кровати, свесев ноги на холодный пол. Что это все значит? В голове, теперь помимо этой всей жути, произошедшей за последние дни, крутились ещё и вопросы, что снова не давали покоя и ответов.

Я упала на кровать тяжело вздохнув. Это все очень сильно выматывало. Хотелось хоть на миг очутиться в детстве: не бояться, что что то пойдет не так, капризничать только из за того что ещё живые родители не купили ничего вкусненького, а из забот только успеть ещё чуть чуть поиграть перед сном. Но к сожалению, мы взрослеем, и вместе с нами взрослеет наш мир, который мы когда то воспринимали совсем иначе. Хоть это и нормально, но одна мысль о будущем приводила меня в страх.

В попытках уснуть я долго ворочалась, из за чего мне стало жарко до безумия. Я, зевнув, поднялась с кровати, чувствуя бодрость как никогда, подошла к окну и открыла его на распашку, давая свежему воздуху проникнуть в помещение. Небольшой ветер чуть чуть трепал мои волосы, путая их.

Вдруг позади меня раздался шорох. Я обернулась. Глаза уже привыкли к кромешной тьме, и благодаря этому я могла свободно ориентироваться в палате. На удивление, сзади никого не было. Вдруг ещё один посторонний звук, на этот раз скрежет. До жути неприятный. По ощущениям он доносился с правой стороны, поэтому с молниеносной скоростью я повернула голову туда, и снова никого не увидела.

— «Странно. Может, мне уже просто пора спать? Попробую заснуть все таки..» Я забралась на раскладушку. Она громко скрипнула и прогнулась.

Я закрыла глаза, стараясь отогнать тревожные мысли. Но стоило мне начать погружаться в сон, как раздался новый звук — тихий, едва уловимый шепот.

"Ты будешь ключом..."

Голос был таким же, как в том кошмаре. Я резко открыла глаза.

Темнота в палате сгустилась, будто кто-то выключил последний источник света. Даже луна за окном словно потускнела.

— Кто здесь? — мой голос дрожал.

Ответа не было.

Я потянулась к тумбочке, где лежал телефон, но в тот же миг что-то холодное и цепкое схватило меня за запястье.

— Не сейчас...

Шёпот раздался прямо над ухом. Я вскрикнула и рванула руку назад, но пальцы уже разжались.

Сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Я включила телефон — экран осветил комнату, но... никого.

Только на полу, возле кровати, лежала фотография, которую оставил Трэвис.

Я наклонилась, чтобы поднять её, и замерла.

На снимке что-то изменилось.

Теперь среди людей в чёрных балахонах стояла ещё одна фигура — высокая, с неестественно вытянутыми конечностями.

И она смотрела прямо на меня.

...

Утро пришло слишком быстро.

Меня разбудила медсестра, сообщив, что документы готовы и через час меня выпишут. Я кивнула, но мысли были далеко — в той ночи, в шёпоте, в фотографии...

Я перевернула снимок. На обороте было написано:

"Ищи его. Он совсем близко."

Почерк был незнакомый.

Я судорожно схватила телефон и набрала номер Трэвиса.

"Абонент временно недоступен."

— Чёрт... Сам же сказал звонить в любое время, и трубку не берет!

Сумка была уже собрана. Оставалось только ждать. Я подошла к окну — за ним светило солнце, люди шли по своим делам, мир казался обычным.

11:53. Апартаменты Эддисона.

Апартаменты не встретили меня с распростёртыми объятиями — наоборот. Серое здание, с красными, полусгнившими кирпичами возвышалось надо мной. Темные, запотевшие и грязные окна, через которые было очень плохо видно. А рядом с зданием табличка : « Addison Apartments. Welcome! » Ну очень позитивно.

Дизайн внутри меня так же с ног не сшиб : было больше похоже на обычный подъезд с двумя лестницами и двумя лифтами. На полу стояли два предупреждения « Beware of slippery! » А в воздухе витал приятный запах ароматного чая.

— Верес Рейнольдс? . — раздался голос откуда то сверху.

— Да?.. А вы, собственно, где? — сказала я, оборачиваясь по сторонам.

— Эм, мисс, я здесь. Мое имя мистер Эддисон. Я хозяин апартаментов. Слышал о неприятной ситуации связанные с тобой и твоим отцом. Как он там?. — из квартиры 103 открылось маленькое пространство для глаз, откуда на меня смотрел хозяин. Что ж, надеюсь, это все странности этих апартаментов.

— Эм. — Я отвела глаза. Этот черт надавил прямо на самое больное. — Нормально, наверное..

— Ох ладно, что тебе там нужно было? А, точно, ключи. — Эдд на несколько минут исчез. Отверстие вдруг снова открылось, и оттуда показалась рука с двумя обычными ключами и подвесной ключ — картой. — Если что, обращайся.

— Ага..с радостью.

— О, девочка, хочешь попробовать мой фирменный чай? Он очень вкусный!

— А..нет, спасибо, я уже спешу. До встречи, мистер Эддисон. — вежливо отказавшись я направилась в сторону лестницы опустив голову вниз, и тут же в кого то врезалась.

— Ой, простите пожалуйста. — сказала я и подняла глаза. Передо мной стояла женщина, на вид ей было около 35.. Кареглазая брюнетка, ростом чуть выше меня, и с длинным большим носом. Она, оцепенев, оценивающи на меня посмотрела, а потом вдруг воскликнула.

— Верес, милая, ты что ли? Дорогая, как ты изменилась!

Я нахмурились и смотрела на нее в ответ, не понимая, о чем вообще идёт речь и кто она такая.

— Я Лиза, помнишь? Лиза Джонсон. Ты была ещё совсем малышкой когда я приходила к тебе. А где Джим? Как я вас давно не видела! — Лиза обняла меня. Я все ещё стояла недоумевающи, пытаясь вспомнить хоть какие то обрывки из своего детства. — Заходите к нам с папой сегодня на чай!

— А..- я только хотела сказать в чем дело, как женщина меня тут же перебила. — Извини, малышка, мне нужно бежать, там трубы протекли снова. — она улыбнулась. — буду ждать.

...

Наша квартира была под номером 304..Вставив ключ в дверной проем меня тут же встретила небольшая квартирка. Диван, телевизор, холодильник.. Все было точно таким же, как и в Нью-Джерси. В душе вновь разлилась тоска. Моя комната ничем не отличалась от прошлой. Несмотря на то, что большинство вещей здесь уже разложили, именно к личным вещям хозяива так и не притронулись.

Провозившись с вещами несколько часов, я наконец то убрала их по местам. И за эти несколько часов я уже смогла по сто раз обойти свои новые владения: в принципе, не так уж и плохо, как мне казалось. Но что то все равно давило в этом доме. Ощущения того, что ты не один, частенько у меня мелькало. Странное чувство не покидало до сих пор.

Вскоре доделывать было больше нечего, поэтому выйдя на лестничную клетку, я спустилась в подвал.

— Верес, красавица, как же я тебя ждала! Проходи, проходи, не стесняйся. — у порога меня как обычно встретила улыбчивая Лиза.

В подвале, где она живёт, очень даже уютно и просторно. Женщина приготовила чай, достала пирог и духовки. Уселась на стул напротив меня и стала расспрашивать.

— а почему ты без Джима?. — она сделала глоток напитка.

— а...папа. Он в больнице ещё. — кое как выдавила из себя я.

Лиза чуть не поперхнулась чаем. Она стала кашлять. Через несколько секунд она снова обратила на меня внимание:

— А что случилось?..

— Мы попали в аварию по пути в Нокфелл. Разве вы не заметили мой шрам?..Он именно из за нее. — грудь сдавило, когда я вспомнила о шраме.

— О, моя милая маленькая девочка. Мне так жаль..надеюсь, ему уже лучше?

Я сделала глоток, кивая.

— Да, врачи говорят что идёт на поправку.

— Господи...а за шрам, девочка, ты не переживай. Я вовсе не заметила, ты все такая же прекрасная леди, как и была в детстве! — она щёлкнула меня по носу и я улыбнулась, отведя взгляд.

— Я была удивлена когда вновь увидела тебя здесь. Почему вы переехали? Твой отец 10 лет назад наотрез отказался тут оставаться хотя бы на сутки, вы так быстро уехали, что я даже не поняла что произошло.

— Если честно я и сама не знаю. Папа сказал что так нужно.

Она кивнула. Так прошло полтора часа.

— Познакомилась уже с соседями? . — она подлила ещё чаю себе и мне.

— эм, нет, только с вами..

Женщина будто бы засияла. Она поставила чайник обратно на стол, и улыбнувшись, проговорила.

— Ты же вроде в 304 да? На 4 этаже тоже недавно заехал один паренёк со своим отцом. Мой сын и этот сосед практически каждый день проводят вместе, вроде бы, даже сейчас. Может хочешь с ними познакомится?

— обязательно, но думаю не сегодня. — я отказалась от предложения. Настроения сегодня с кем то знакомится не было от слова совсем.

Уже стало слишком поздно, поэтому я решила пойти домой. Неспеша встав я поблагодарила Лизу за приятное чаепитие и собралась уходить, как она схватила меня за запястье.

— Верес, если что, заходи в любой момент и в любое время. Чувствуй себя как дома. Помни, что тебе здесь все и всегда рады. И если будут какие то трудности, в плане денег или ещё что то..не стесняйся и обращайся ко мне, я всегда помогу тебе чем только смогу!

Я поблагодарила ее за все, развернулась и ушла домой. Без сил свалившись на кровать, я уснула..

« Забывать дорогого тебе человека ещё больнее, чем потерять его. И кажется, вместе с ней в тот день похоронили и меня, просто я почему то физически жива. »

Я захлебывалась воздухом, словно рыба, выброшенная на берег.

Дождь! Злой, как стая ос, он яростно хлестал по израненному лобовому стеклу, танцуя вперемешку со слезами на моем лице.

— Папа…

Мой голос был хриплым шепотом, эхом в этой металлической гробнице. Повернула голову — и мир рухнул.

Отец.

Он сидел, словно сломанная кукла, его тело вывернуто в немыслимой позе. Руки в плену искореженных дверей, пальцы в мертвой хватке. Его лицо… О, Боже, его лицо! Стеклянные кинжалы торчали из щеки, один — прямо под глазом, как злая слеза. Кровь ручьями бежала по подбородку, превращая рубашку в багряный саван.

— Пап… — Я попыталась дернуться, но ремень безопасности впился в грудь, словно стальной удав.

И тогда я замерла: Его пальцы потихоньку стали дёргаться , и появилась надежда что он все таки жив. Но мне доказали обратное.

Чернота.

Она извергалась из его рта, из носа, из рваных ран на лице. Густая, как адская смола, липкая, словно живая тварь. Она сочилась на сиденье, пузырилась, собираясь в отвратительный комок. И вдруг — вытянулась…

В Тень.

Невероятно высокую. Пугающе худую.

С провалами глазниц и ртом, растянутым в жуткой, нечеловеческой улыбке.

— Маленькая Верес, — прошептало оно, медленно подплывая ко мне.

Голос отца. Но искаженный, чужой.

Тысячи голосов в одном, как хор демонов из преисподней.

— Посмотри, что ты натворила!

Длинные, как у мертвеца, черные пальцы потянулись ко мне. Коснулись лба, словно ставя клеймо.

— Ты могла нас спасти. Но струсила. Теперь он мертв. Из за тебя!

Я заорала, как раненый зверь.

Но чернота уже затопляла мой рот, проникала в горло, душила, словно удавка…

Уже какой день я просыпаюсь в холодном поту рано утром от очередного кошмара. И снова мне снится авария и отец, из которого вылазит демон.

Просыпаюсь и несколько секунд не понимаю, где я. 

Трещина на потолке извивается, как речка на старой карте. За окном — привычный серый цвет. Не небо, не тучи, просто... серость. Как будто кто-то взял и выключил все краски. 

я медленно подошла к окну и заглянула туда. Смотрю, как внизу старушка тянет за поводок таксу. Собака упирается, нюхает асфальт — будто там, под землёй, что-то есть. 

Я делаю себе кофе. Но в момент желание пить его отпадает, поэтому оставив  на произвол судьбы, как когда то она оставила меня, я ушла в гостиную и включила телевизор, чтобы не было так тихо в квартире.

Но она пахнет одиночеством. 

Сколько бы я не звонила в больницу, я не слышала новости о том, что отец скоро приедет домой. Врачи успокаивали меня тем что у него улучшается самочувствие, но для меня было важно видеть его дома, а не в больничной койке.

В телевизоре какие-то люди с белыми зубами решают ненастоящие проблемы. Я не слушаю, пропускаю мимо ушей.

Через некоторое время мне это надоело. Я выключила телевизор и решила немного прибраться.

Сначала я помыла посуду, которая стояла на протяжении нескольких дней. Потом принялась за чистоту пола: вымыла очень много грязи. Все вещи заносили сюда естественно в грязной обуви, и после этого пол здесь так никто и не помыл. Дальше стала протирать полки от пыли, которая уже успела лечь огромным слоем.

Протирая полку в гостиной, я кинула взгляд на одну из фотографий, стоящий в тёмно-коричневой рамочке рядом. Но тут же осознав, кто там изображен, я замерла, оцепенев, и только и делала что втыкала в фотографию.

На ней были изображены мы — Мама, папа, и я.

Я ещё маленькая, смышлёная, с любовью смотрю на двух родителей. Мамуля — молодая и шикарная красотка, с длинными, черными словно шелк волосами, и папа — точно такой же красавец без единой седины на голове и бороде.

А что с нами сейчас?

Я, 16 летняя девушка- тревожник, с нестабильной психикой и странными снами. Мама — уже мертвая как 9 лет лежит в холодной земле, и отец — что только только встал на ноги после долгого запоя и вновь затеял работу, которая мешает ему отдыхать.

Того хотели  мы?

9 лет назад. Нью-Джерси.

На кухне очень аппетитно пахло. Мама стояла за плитой, мешая тесто руками для моей любимой шарлотки, и параллельно помешивая в кастрюле компот из ягод, которые мы вместе собирали в лесу. Она напевала что то себе под нос, забавно пританцовывая. Ее носик был испачкан в муке, и я непроизвольно громко засмеялась, глядя на всю эту картину. Мама обернулась, улыбнулась мне и взяла полотенце, чтобы вытереть руки. Потом неспеша подошла ко мне, и стала щекотать, приговаривая. Вскоре она перестала это делать и вернулась вновь за готовку, делая все те же действия , что и перед этим.

— Вереска! — обратилась мама ко мне. — хочешь чуть чуть попробовать компот?

— Да! — радостно крикнула я и подбежала к ней. Встав на носочки я пыталась посмотреть, как выглядит компот, но это не особо получилось, из за маленького роста.

Мама взяла небольшую ложечку, набрала напиток туда и подула, сдувая пар, так как компот был очень горячий. Она аккуратно поднесла ложечку к моему рту и я выпила, облизнувшись и издав приятное "мм". Компот был сладкий, с ярко выраженной красной смородиной, земляникой и малиной. Он так же имел кислинку, от чего делался ещё вкуснее.

— Ну как, малышка? — спросила мама, улыбаясь, в ожидании моего ответа.

— Вку-у-у-сно! — протянула я и показала большой палец.

Она засмеялась, громко и звонко, поглаживая меня по голове. Глаза радовались вновь оказаться в этой дружной картине. Мама с папой частенько ругались и я слышала то, что не должна, но в любом случае не понимала, о чём идёт речь.

Внезапно в прихожей вдруг зазвонил телефон. Мама подбежала к телефону и подняла трубку.

— Что? О Господи. Хорошо, я сейчас буду. Они лежат там же? Отлично, жди меня. — Мама снова зашла на кухню и ответила на мой недоумевающий взгляд. — Папа наш — растяпа! Забыла важные документы. Я все приготовила, если захочешь, можешь взять и налить компот.- она поцеловала в щеку. — я отлучусь на пол часа, хорошо? Знаю, что ты у меня девочка умненькая и самостоятельная, нисколько в тебе не сомневаюсь! Но все же, будь осторожна. Дверь никому не открывать! — мама пригрозила пальцем мне, а потом щёлкнула по носику.

— ну все, я побежала, малышка! Не скучай. — дверь захлопнулась.

Прошло пол часа в ожидании мамы. Так никто и не пришел. Все это время я стояла у окна и смотрела туда, надеясь, что мама вот вот появится.

Прошло 2 часа. Наступил вечер. Мои глаза уже почти закрывались, я очень хотела спать, но стойко держалась и усердно ждала маму. Вдруг в прихожей зазвонил телефон.

В полудрёме он сильно напугал меня. Я вышла в прихожую и взяла трубку, послышалось сбившиесе дыхание, а потом голос отца..

— Верес..малыш я... — послышался тяжелый вздох. — соберись, пожалуйста. Я сейчас приеду за тобой. На улице прохладно, надень  какую нибудь кофту и штанишки.

— хорошо. Пап, а где мама? Ее уже долго нет. — отец положил трубку , не успев услышать меня.

Через некоторое время он действительно приехал, но выглядил сам не свой — красные, опухшие глаза, в которых полопались капилляры, в некоторых местах на лице красные пятна. Глаза потеряли искорку, он словно глядел сквозь меня.

Молча мы доехали до больницы.

Отец, сидевший на стуле, опустил голову вниз, поддерживая ее руками. Иногда мне казалось, что он плачет, но смотря на его холодный взгляд, совершенно обречённый и бездушный, мне показывалось наоборот.

— Пап, ну что с мамой? Почему мы здесь? — он молчал. Я стала доставать его все сильнее и сильнее, закидывая его вопросами, но он даже не взглянул на меня.

Вдруг из кабинета вашел врач.

— Уведите пожалуйста ребенка. Нам нужно поговорить на едине.

Папа взял меня за руку и оставил в коридоре, а сам зашел в кабинет.

Дверь осталась приоткрытой. Я тихонько подошла и попыталась прислушаться, о чем они говорят.

— Авария....

— моментально.....

— время смерти 19:02

Слова терялись в обрывках. Я совершенно ничего не поняла, и хмыкнув, отошла в сторону, когда услышала чьи то приближающиеся шаги.

Отец вышел словно новым человеком, но в плохом смысле. Его глаза застыли в ужасе, руки тряслись, а по его тяжёлым вздохам, кажется, ему будто бы не хватало воздуха.

Я медленно подошла к нему, заглядывая в лицо. Он выглядел мрачно.

Спустя несколько месяцев.

Мы стояли под дождем. Гром грохотал так, что закладывало уши, а из за воды волосы и одежда очень сильно намокли. Было много людей в черных костюмах и платьях.

Деревянный ящик, где лежала мама, медленно отпускали на большую глубину. Я совершенно не плакала ведь не понимала, где она и в чем дело. Но смотря на дядей и тетей, которые безостановочно плакали, в душе закрадывалась тревога.

Только после того, как ящик опустили на глубину и засыпали все землёй, у меня в голове вдруг будто что то щёлкнуло. Слезы вдруг сами полились из глаз. Я скрутилась, упала на землю, громко и сильно закричала, заистерила.

Я плакала, не хотела уходить, оглядывалась по сторонам пытаясь найти папу, но его нигде не было. Я видела только странные взгляды. Казалось что кто то осуждал, кому то было меня жалко, кто то начал вновь плакать вместе со мной.

Я начала рыть землю ногтями, пытаясь откопать ее, достать, прижаться как и раньше к ее груди, ощущая все тепло материнской любви. Но ничего не получалось, грязь лишь забивалась под ногтями. Нас разделяло 3 метра.

Меня пытались оттащить,но я не давалась. Кричала, плакала, тряслась и орала : "мама! Моя мама! Мамочка!" Сердце разрывалось на куски, душа тоже истерично рыдало.

— Господи, бедный ребёнок, потерять мать в таком возрасте большая травма. Дай бог ей сил и терпения. — говорили какие то женщины, стоящие рядом. Но никто из присутствующих, кроме как жалобных слов в мою сторону, которые были столь лишние, никто не подошёл ко мне и не успокоил.

Я упала перепачкавшись в земле. Одежда была грязная, и я тоже.

Я больше никогда не увижу маму. Не попробую ее выпечку, не услышу сказку на ночь, не приму ее поддержу, когда буду плакать, не почувствую ее запах, не поцелую ее губы и щёчки.

Ни-ко-гда.

...

Грудь сдавило при этом воспоминание. Я прожила те чувства вновь, и все таки была рада, что в свои 7 лет не особо много понимала. Но не смотря на это в моей психике те моменты отпечатались навсегда.

Я долгое время не могла смириться со смертью матери.

Сразу же после похорон я билась в истерике, когда папа даже не подходил ко мне и не успокаивал. Маленькая я сидела возле двери, скулила и терла глаза руками, ждала, когда она снова придет, наругает за то что ещё не сплю, а потом поцелует.

С каждым разом я стала остывать. Я смирилась с этой ситуацией, но с одним я точно никогда бы не смогла: мой мозг стал забывать маму. Ее образ, взгляд, запах, глаза. Её нежный и звонкий голос, хохот. Забывать дорогого тебе человека ещё больнее, чем потерять его. И кажется, вместе с ней в тот день похоронили и меня, просто я почему то физически жива.

Закончив с уборкой квартиры, я решила немного разобрать балкон: там было куча ненужного мусора ещё, видимо, с прошлых жильцов, а так же в некоторых коробках до сих пор хранились наши старые вещи, которые отец зачем он привёз с собой.

Собрав весь мусор я сложила их в пакет. В сумме получилось их два.

в коробках было много ненужного хлама: какие то папины рабочие тетради, ещё с завода, не знаю, зачем ему они были нужны.. Старые, поношенные вещи, которые давно вышли из моды, мои игрушки и книжки.

Перебирая старые детские книжки я легко улыбнулась. Забавно..

Среди них я вдруг заметила толстую розовую тетрадь с фиолетовой книжной закладкой. Аккуратно вытащив ее я провела рукой по шершавой, но приятной обложке. В строках корявым почерком было написано:

«эта личный днивник Верес Рейнальдс, не аткрывать!!» Два жирных восклицательный знака..

— Что-ж, думаю, мне то можно открыть?.  — Усмехнулась я и открыла застёжку, что "защищала" какие-то детские записи.

Меня встретил вырванный листок. На его обрубке корявыми буквами было написано «Папа мама и я»

Я листала дальше. На этот раз целый листок, но много что было зачеркнуто. Я принялась читать.

29 ноября 1982 год

сигодня мы всей семьёй паехали в заапарк! Мне очень панравилось я хачу ещё

3 декабря 1982 год

сигодня мама и папа апять ругались я иногда пугаюсь но мама говарит что все харашо

Я немнога подслушала они О чем то говарили ну я не знаю о чем мама говарила что эта апасна а папа что то говарил что я не услышала

«Неужели в 7 лет я была такой неграмотной?» Я переворачиваю страницы и читаю дальше.

10 декабря 1982 год

мама и папа больше не разгаваривают я не знаю пачему мама говарит что все харашо но это очень страно

Папа с мамой снова ругаются!!!! Но на этот раз они очень сильна кричали мне стала страшна поэтому я ушла в ванную и закрылась там

11 декабря 1982

мама с папой больше не ругаются!!!!!! Они померились наканец та и мама сказала что такого больше никагда не будет и теперь мы снова дружные

18 декабря 1982

скора новый год будит я очень рада интересно какой падарок мне падарит Санта

31 декабря 1982

мне подарили игрушку! Как я и хотела

Я помню это. К горлу подкатил ком, который было трудно проглотить и вновь задышать. Именно на этой записи все листки выдернуты. Но есть ещё..и они очень болезненны.

12 февраля 1983 года

Мама умирла..я хачу плакать

Папа говарит хватит ныть и сильно ругает миня

но я проста хачу апять к маме

мама я тебя люблю

14 февраля 1983

папа стал пить какую та гадасть мне это очень не нравица я просила папу перестать эта делать но он только ругался на миня и сказал что я толька все порчу

...

Воспоминание..

Мне 8. Я пришла со школы голодная. Учительница сильно торопила нас и я не успела поесть своей обед. Я прихожу домой, раздеваюсь и мою руки. Отца, на удивление, дома нет..

Я запыхавшись, села за стол и из рюкзака достала недоеденную мной булочку и недопитый дешёвый вишневый сок.

— Вер-е-е-с! — щелчок замка, пьяный голос. — Ты дома?

Я замерла, булочка застряла в горле. Сердце билось так громко, что казалось, он услышит. Но прятаться было бесполезно. 

— Да… я здесь… — вышла в коридор. 

Отец шатался, в руках — пакет с бутылками. Пустая банка из-под пива хрустела в его пальцах, потом с грохотом упала на пол. 

— Чего молчишь, а?. — он наклонился, запах перегара обжег нос. 

— Я… только поесть села…

— Жрешь, а отца не дождешься?. -  хрипло засмеялся, толкнул меня плечом, проходя в гостиную. Через минуту — храп. 

Так было почти всегда. 

Иногда он приходил не один. С ним были друзья — такие же пьяные, громкие, вонючие. Они заполняли квартиру смехом, который звучал злее крика. 

— Вереска, давай сюда!— хлопал по столу пустой бутылкой. — Покажи, как ты поёшь.

Я трясла головой, прижимаясь к стене. Тогда кто-нибудь из них рычал: 

— Да отстань от ребенка, ну!

Отец бурчал, но отпускал. На этот раз..

А однажды он упал прямо в коридоре. Руки дрожали, когда я пыталась его поднять. 

— Пап… ляг хоть на диван… 

— Отстань! — рванулся, едва не сбив меня с ног. Потом бил кулаком по стене, пока не остались вмятины. 

Я забивалась в ванную, включала воду и ждала, пока он не уснет. 

Но самое страшное было, когда он не засыпал. 

Когда бутылки кончались, а деньги — нет. 

Когда его глаза становились стеклянными, а голос — тихим. 

— Верес… а где мои документы?- шептал он. 

Я знала, что будет дальше. Перевернутые ящики, хлопанье дверей. Потом — тишина. 

...

Он не бил меня, лишь иногда оскорблял. Именно благодаря этому, и моему молчанию о происходящем спасло от детского дома, наверное..

Хотя, возможно, там было бы лучше? Не смотря на то что он пил, он работал. Его питьевое расписание было такое: вечером любого дня после работы напиваться, а потом как ни в чем не бывало просыпаться рано утром и снова идти на работу. Я была накормлена, одета, ухоженна, вопросов у взрослых к отцу не было. Все равно большинство из этих "взрослых" закрывают глаза на подобные семьи, становясь маленькими детьми, что ничего не понимают и не видят..Бред.

Я вернулась к дневнику. В нем произошел резкий скачок во времени, здесь мне уже 12.

7 сентября 1987 год.

папа перестал пить. Но мою психику уже не спасти..

Он снова ведёт какую то программу и надолго уезжает. Я сначала обижалась, но...вспоминая все то, что было до этого, даже рада. Пусть едет, если ему нужно, и если ему не нужна я. Я уже привыкла что каждый день одна, и мне нормально. Я практически не разговариваю с ним, если он дома, потому что знаю, что он снова одарит меня моим заслуженным молчанием. Класс! Спасибо, папа!

Я резко захлопнула дневник. Это все очень больно читать.. знала бы ты, Верес..та Верес из дневника 87 года, как сейчас сложилась моя жизнь, то была бы не рада.

не рада же?..