Spieluhr (джен)

В детстве среди цветных зданий, запаха моря и музыки родного акцента мечталось очень легко. Чонин много раз представлял, как будет петь, как будут сиять глаза людей, смотрящих на него, и как всё будет замечательно.

Но здесь всё не так, как дома, в родном Пусане, где всегда солёно до сладости пахнет морем, где мир начинается с прибоя, где дом и семья.

Здесь, в Сеуле, всё по-другому.

Здесь люди без лиц, и каждый, казалось, не замечая маленького Чонина, может раздавить его, как неосторожного птенца или котёнка, за любой промах, за любую неверно спетую ноту и неверное движение. И здесь непременно нужно доказать, что ты не ленишься и меняешься.

"Здесь ты беззащитен, здесь ты один," : шепчут гигантские здания, похожие на каменные стены могилы, у подножья которых он — просто мальчик из Пусана, у которого ничего нет, кроме его мечты — хрупкой и красивой, как музыкальная шкатулка, хрустальную песню которой слушаешь в тяжёлые моменты.

Жаль, что никто не будет щадить его только потому, что у него красивая мечта. Чонину говорили, что будет нелегко, но никто не предупреждал о том, что будет страшно. Страшно, что мечта может и не спасти, ведь каждый день нужно что-то менять и выкручиваться, не до неё сейчас.

Каждый день, ломая лёд на смёрзшихся от страха мышцах, надо петь, надо танцевать, надо тренироваться, надо бежать, чтобы не отстать и не исчезнуть вместе с такой красивой мечтой, которая  не заслуживает забвения и смерти.

"Но что если я забуду о мечте, пока буду бороться за то, чтобы сохранить её?": мелькает глубоководной рыбой мысль, когда голова касается подушки.

Что если она запылится и сотрётся, а глаза станут мутными, стеклянными, в голосе больше не будет звенеть надежда, а между рёбрами затихнет хрустальный звон и станет пыльно и мертвенно тихо?

Зато всё будет "идеально".

Придётся снова в темноте находить на ощупь ключик и окоченелыми от страха пальцами заводить мечту, заставлять её нежно звеняще звучать, чтобы не забыть то, зачем терпишь холод чужого города, колющие взгляды и стынущие от страха мышцы.

Всё ради того, чтобы пережив холод и страх, наконец, дать всем сияющим глазам увидеть то, что привело его к ним — его прекрасную, нежную, хрустальную мечту.