Игра на Рождество (гет)

Рождество в Хогвартсе выдалось особенно унылым. По крайней мере, так считал Рон Уизли. Гарри и Гермиона отправились на вечеринку Слизнорта — как почётные гости, конечно. Его же туда не пригласили. Не то чтобы он был обижен… хотя нет, обижен. Немного. Совсем чуть-чуть.

Лаванда в который раз пыталась устроить ему "уютный вечер", но её навязчивый смех и бесконечные разговоры о предсказаниях душевно истощили Рона. Он сбежал в библиотеку — тихое, тёмное место, где даже мадам Пинс почти не было видно за прилавком.

Он выбрал книгу о шахматах — старая, потрёпанная, но с магическими иллюстрациями, показывающими сложные стратегии и развязки партий. Некоторые фигуры оживали и начинали спорить друг с другом, перемещаясь по полям, словно отстаивая своё мнение. Оставалось только дойти до Гриффиндорской башни и провести вечер в одиночестве… не худший вариант.

Но до башни он так и не дошёл. Уже на лестницах Рон притормозил, прижался к перилам и открыл книгу прямо там, забыв про все. Он сел на ступень и с головой погрузился в описание партии между двумя неизвестными волшебниками шестнадцатого века, в которой белая ладья играла роль предателя.

— Знакомые буквы ищешь? — раздался голос из полумрака.

Он обернулся. У подножия лестницы стояла Дафна Гринграсс — в зелёном свитере, с вечно приподнятой бровью и ироничной полуулыбкой.

— Это не комиксы, если что, — добавила она и кивнула на книгу.

— Ха-ха, — Рон закатил глаза. — Это про волшебные шахматы.

— О, тот самый Уизли, который "героически выиграл" партию в подземельях на первом курсе? — она сделала кавычки в воздухе. — Не верю.

— Да ты издеваешься? Я и правда выиграл. Спросила бы Гарри. Или Гермиону.

— Да, конечно. А я вчера победила дементора в шахматной дуэли.

Рон резко закрыл книгу и вскочил.

— Ладно. Предлагаю сыграть. Сейчас. В заброшенном кабинете рядом с классом прорицаний. Там старый стол, и фигуры есть.

Дафна прищурилась.

— Скучно тебе, Уизли?

— А тебе — нет?

Она усмехнулась.

— Хорошо. Но на желание. Проигравший исполняет желание победителя.

— Идёт, — Рон пожал плечами. — Я хочу свидание. В Хогсмиде. После каникул.

— Уверен, что не попросишь что-то полегче? — спросила она, поднимаясь по лестнице вслед за ним.

— Ты можешь отказаться.

— Никогда, — бросила Дафна и пошла вперёд.

* * *

Игра получилась напряжённой. Ветер гудел в разбитом окне, шахматные фигуры кричали, сражались и громко умирали. Дафна играла хитро, как настоящий слизеринец, но Рон знал это поле слишком хорошо. Один неверный ход, и её король оказался в ловушке.

— Мат, — сказал он, откидываясь назад. — Хорошая игра.

Дафна молча смотрела на доску, потом — на него.

— Я прощаю тебе проигрыш, — с усмешкой сказал Рон. — Можем считать это ничьей.

— Не стоит. Слизеринцы не любят долги, — холодно ответила она, встала и направилась к выходу.

Уже у двери она обернулась:

— Увидимся в Хогсмиде, Уизли.

Когда за ней закрылась дверь, Рон усмехнулся.

— А у неё характер… — пробормотал он.

И это ему начинало нравиться.

* * *

Каникулы прошли, как всегда, слишком быстро. Когда поезд снова вёз их к Хогвартсу, Рон не мог думать ни о чём, кроме одной фразы: "Слизеринцы не любят долги".

Он не знал, придёт ли она. Не знал, как на него будут смотреть друзья. Не знал даже, что сказать, если она действительно придёт.

Но Дафна пришла.

У Трёх Метёл она стояла уже десять минут, задумчиво ковыряя подошвой ледяную крошку на брусчатке. В светло-серой мантии, с распущенными волосами и всё той же бровью — чуть приподнятой.

— Надеюсь, ты умеешь весело проводить свидания, — сказала она вместо приветствия.

— Я умею удивлять, — отозвался Рон. — Иногда это приятно.

Они зашли внутрь. Там было тепло, пахло корицей, сливочным элем и свежей выпечкой. Мадам Розмерта едва не выронила поднос, увидев их вместе — но виду не подала, как истинный профессионал.

Сначала был неловкий разговор о погоде и каникулах. Потом — о профессоре Слизнорте и том, как он на самом деле помешан на "перспективах и связях". А потом… как-то само пошло. Рон рассказывал о братьях, Дафна — о сестре, которую никто не воспринимает всерьёз. Он смеялся, она улыбалась. Он заказал ещё два сливочных эля. Она рассказала, как в детстве сбежала из дома, спрятавшись в багажнике семейной кареты.

— Я серьёзно, — сказала она. — Меня нашли только потому, что я чихнула.

— Не думал, что ты такая…

— Безрассудная?

— Живая, — поправил он.

Она посмотрела на него долго. И ничего не сказала.

После обеда они вышли на улицу. Хогсмид был покрыт снегом, как пирог сахарной пудрой.

— Хочешь прогуляться до старой мельницы? — спросила она.

— Если не заведёшь меня в ловушку, как на шахматной доске, — усмехнулся Рон.

— А если заведу?

— Тогда хотя бы честно проиграй снова.

— Ни за что, — усмехнулась Дафна.

Они шли по заснеженной тропинке, и их шаги звучали одинаково тихо. Когда ветер налетел с холма, Рон осторожно снял с себя шарф и обмотал им её шею поверх мантии.

— Ты всегда такой… — начала она, но не договорила.

Он посмотрел на неё, она — на него. Губы были холодные, но поцелуй — тёплый.

Годы спустя, в уютном доме с камином и двуспальной кроватью, где стены были уставлены старыми шахматными трофеями, а фотографии в рамках оживали от смеха, они рассказывали детям одну и ту же историю.

— Всё началось с одной партии в шахматы, — говорил Рон, улыбаясь.

— И с одного желания, — добавляла Дафна.

И каждый раз их дети просили: "Расскажите ещё раз!" — будто слышат это впервые.