Господин билетер (джен)

Пароход был загружен едва наполовину, но гул над дебаркадером висел, как над пчелиным ульем. Кто-то негодовал, что комнату для пассажиров первого класса так и не отперли и в ожидании посадки пришлось сидеть со вторым классом вперемежку, кто-то перед отбытием раздавал последние наказы провожающим родным, кто-то бранился из-за шаткого трапа. Жара, недели три изводившая Затонск, готовилась отступить, но напоследок навалилась на городок вязкой, мутной предгрозовой духотой и вытягивала из людей силы, оставляя взамен усталость и раздражение.

Антон Андреевич Коробейников, юный билетер, укрывался от недовольной и сердито нудящей толпы в тесной дощатой будочке у дебаркадера Убежище было не из надежных. В жару еще выручало, одаривая спасительным теньком, но предстоящие дожди сулили неминуемую сырость и обилие комаров. Тем не менее Коробейников про себя величал свою обитель «каютой», и это скрашивало монотонную, но в то же время досадно неспокойную работу. Когда в окошко порой лезло едва не по два-три человека зараз, это даже можно было принять за абордаж.

Предшественник Коробейникова, Назар Лукич, седоусый сухощавый старичок, покинул свой пост из-за ломоты в костях, усилившейся от постоянной близости к воде. Он с «абордажами» управлялся просто: когда настырность пассажиров исчерпывала неглубокую чашу его терпения, попросту закрывал окошко и, сидя в уютной полутьме среди многолюдной пристани, словно улитка, втянувшаяся в раковину, неспешно попивал чай, принесенный из конторы на дебаркадере и сдобренный мятой.

Коробейников сам был рад отвлечься на душистый чай, но совестливость не позволяла ему отгородиться от бесконечных желающих обзавестись билетом. И он терпеливо растолковывал маршруты, разницу в классах и прочие вещи, которые так необходимо было знать каждому, кто приходил на пристань.

Человек, изучавший вывешенный на доске маршрут пароходов, казалось, не должен был вызвать хлопот. Солидно и опрятно одетый, с саквояжем, он склонил голову набок и внимательно читал расписание. «Этот-то глупых вопросов задавать не будет», — сказал себе Коробейников, понаблюдав за ним пару минут из «каюты». Но незнакомец удивил.

— До Киреевска билет, пожалуйста, — с учтивой улыбкой попросил он, заглянув в окошко. — Второй класс.

Антон Андреевич улыбнулся в ответ и притянул к себе бланк.

— Четверть часа до отплытия, — на всякий случай предупредил он. Хотя этот господин и так это знал, верно? И все-таки хотелось даже таким незначительным проявлением внимания поблагодарить его за любезный тон. А то за день на ровном месте такого, бывает, наслушаешься…

— Мне не на этот! — воскликнул господин. — На «Графа Зотова».

Коробейников пожал плечами. На «Графа Зотова» так на «Графа Зотова».

— Этот через два часа отойдет, — сообщил он.

— Да поживей! — неожиданно вскрикнул господин. — Я спешу.

Коробейников с удивлением поднял на него глаза.

— Тогда почему же вы на «Тритоне» плыть не хотите? Скоро отчалит, а тут два часа еще ждать…

И он осекся, когда по худому лицу незнакомца, словно тень от пролетевшей птицы, скользнула и мгновенно пропала злобная гримаса.

— Мне, голубчик, непременно на «Графа Зотова» надо, — произнес господин, совладав с собой, и даже изобразил подобие дружеской улыбки.

Коробейников снова пожал плечами и выписал билет второго класса до Киреевска.

Слухи в больших городах подобны перелетным птицам. Они преодолевают большие расстояния, переносясь то в экипажах, то в скрепленных печатями конвертах, зачастую минуя дома, улицы, а то и целые кварталы. Предназначенное для нежных ушек дам из светского салона, останется неведомым для конторского клерка, а страсти на задворках купеческой лавки облетят стороной особняк статского советника.

Иное дело — города невеликие, даже не города, а городки и городишки. Здесь на широких крыльях не разгонишься. Это уже не перелетные птицы, это, простите за прозу жизни, курятник. Все в тесноте, все на виду. Повздорит ли с супругом госпожа Н. или поколотит соперника в амурных делах дворник Ерошка — знать будут все, от мала до велика.

Вот и слух о дерзком ограблении купца Синюкова прокатился по Затонску шелестящей многоголосой волной, растекаясь по всем закоулкам. В подробностях рассказчики разнились, но самая суть оставалась неизменной: купец по своему обыкновению заглядывал в сейф дважды — в середине дня и перед самым закрытием конторы. При последнем визите оказалось, что в промежутке сюда наведался кто-то еще — и ушел отнюдь не с пустыми руками.

— Всю выручку изверг уволок!

— И еще там, говорят, украшенья хранились.

— А как же он сейф этот открыл? Неужто взломал?

— Говорят, ключ выкрал!

— Да не-е! Тишка сказывал — дупляк у него какой-то был.

— Дубликат! Эх ты, темень дремучая...

В своей «каюте» Антон Коробейников вяло прислушивался к пересудам, доносившимся извне. С Синюковым он личного знакомства не водил, но слыхал, что человек был честный, хоть и прижимистый. Жаль, если вора не сыщут. Только где его искать? Если человек был с купеческим распорядком знаком, то наверняка совершил кражу еще днем, чтобы к обнаружению пропажи очутиться как можно дальше.

Коробейников вздохнул и, выглянув из окошка, посмотрел на часы, висевшие над входом на дебаркадер. Как ни жаль было Синюкова, еще больше заботил вопрос собственного благополучия. Давно назревавшая гроза уже окрасила небо в мутные блеклые тона, а на горизонте над рекой собирались тучи. Успеть бы домой до того, как хлынет…

Он честно досидел до положенного времени, хотя в последний час за билетами никто подходить и не думал. А когда уже собрался домой и запирал свою «каюту», на абордаж кинулся внезапный посетитель.

Это был худощавый молодой человек, бледный, с синевой от бессонницы под глазами.

— Вы ведь билетер? — с волнением спросил он, заглядывая Коробейникову в глаза. — Вы весь день здесь были?

— Да, весь, — отозвался тот, удивленный и вопросом, и встревоженным тоном, которым он был задан.

— Простите-с, не отрекомендовался! — смущенно произнес молодой человек, верно истолковав его недоумение. — Ерохин Илья Иваныч, помощник следователя. Позвольте вопрос задать?

Тучи подползали все ближе, и хотелось домой, но как отказать, когда дело важное? Антон Андреевич смекнул, что речь об ограблении купца.

— Слушаю вас, — сказал он.

Ерохин стрельнул глазами в ту сторону, где сгущались грозовые облака. Видно, и ему не хотелось ни самому мокнуть, ни причинять такую неприятность постороннему человеку.

— Вы, часом, пассажира сегодня не приметили, средних лет, в сером пиджаке? После обеда не подходил такой?

— Да таких человек пять, поди, подходило!

У Ерохина сделался совсем несчастный вид.

— Да, я понимаю. Но, может, обратили внимание… У него саквояж должен был с собой быть…

— Был! — встрепенулся Коробейников. — Был один, с саквояжем, и сам в таком, в сером. Волновался еще, спешил!

Ерохин ожил на глазах.

— Так-так! Спешил, говорите? А билет куда взял?

— До Киреевска, на «Графа Зотова».

Лицо Ерохина снова померкло.

— До Киреевска? — упавшим голосом переспросил он. — А отплыл… с час тому, значит?

Он опустил голову.

— Эх, не поспеть теперь… Придется телеграфировать. Зря время на вокзале потратили.

Эти слова он произнес под нос, ни к кому конкретно не обращаясь. Коробейников сочувственно улыбнулся. Он не знал, что тут можно сказать в утешение.

— Благодарю вас! — Ерохин учтиво кивнул ему и направился к казенной пролетке, поджидавшей в стороне.

Коробейников вздохнул. Он положил ключ от «каюты» в карман и подошел к расписанию, которое давеча столь тщательно изучал человек с саквояжем. Пробежал глазами строки… И, развернувшись, кинулся следом за Ерохиным.

Тот уже забрался в пролетку, и кучер как раз подхватил вожжи.

— Постойте! Подождите! — во весь голос закричал Коробейников на бегу.

Ерохин обернулся и тронул кучера за плечо.

— Погоди!..

Коробейников подбежал к пролетке и, едва переведя дух, выпалил:

— Тот, с саквояжем… Он сказал, что спешит, а «Тритон»-то еще не отчалил…

По лицу Ерохина он понял, что от волнения изъясняется излишне сумбурно, и, взяв себя в руки, пояснил:

— Когда он пришел за билетом, здесь еще стоял пароход, который тоже в Киреевске останавливается. И места на нем были. Я и предложил: раз спешите, мол, садитесь на этот. А тот — нет, мне непременно на «Графа Зотова» надо. Я еще удивился: как же это он спешит — и тут же хочет еще два часа ждать. А сейчас расписание глянул — так «Граф Зотов» до Киреевска еще в Петрово-Спасском останавливается, где у «Тритона» стоянки нету. А там железнодорожная станция!

Ерохин просиял.

— Так вот оно что! Он, шельмец, следы заметал! Ему непременно надо было до Москвы железной дорогой добираться, знал, что на вокзале искать его будем. Вот какой трюк удумал!

Он хлопнул Коробейникова по плечу.

— Спасибо, господин билетер!

Антон Андреевич, впервые поименованный столь замысловатым титулом, невольно хмыкнул. А Ерохин, сидя в пролетке, смотрел вдаль и нервно покусывал губу.

— Эх, боюсь, не успеем перехватить… Следующий поезд в ту сторону только утром.

— Отчего ж не успеете? — спросил Коробейников. — Гроза вот-вот будет, потом, говорят, похолодает.

Ерохин перевел на него недоуменный взгляд.

— И что?

— Может, ночью туман поднимется. Пароходы-то в тумане стоят. «Граф Зотов» в Петрово-Спасское по расписанию может и не успеть.

— Ай, вы меня в который раз за пять минут к жизни возвращаете!

Ерохин ткнул кучера в плечо.

— В участок, живо!

Пролетка ринулась с места так резво, что он едва не потерял равновесие. Но все-таки удержался на сиденье и даже обернулся, чтобы отсалютовать Коробейникову, смотревшему ему вслед.

Наутро и вправду поднялся туман. Он клубился даже у «каюты», когда Антон Андреевич явился на свое рабочее место.

Днем прояснилось, но прежняя жара не вернулась. Коробейников прихлопнул пару комаров, пробравшихся в его окошко.

А уже за полдень по пристани пронеслась весть, что со станции в участок отконвоировали арестованного — вроде того самого, что купца накануне обчистил. Бывший его работник, судя по всему.

Коробейников счастливо улыбался в полумраке «каюты». Он представлял себе, как Ерохин встречает на станции ошеломленного преступника, уверенного, что его без толку караулят на вокзале Затонска. Хорошая работа у этого Ерохина, зря он такой унылый ходит. Вот если бы ему, Антону Коробейникову…

Перед глазами возникла голова петуха, свирепо смотревшего круглым глазом. Коробейников невольно отодвинулся подальше вместе со своим табуретом.

Птичья голова исчезла. Пышнотелая тетка, использовавшая корзину с птицей как таран, чтобы протолкаться к окошку, навалилась на полку так, что дерево жалобно скрипнуло.

— На Аникеевку, милок, давай билет!