И объединятся Реальности - Ведьмин огонь (гет)

Дайте танк(!):

Сказки

Вы

Я

Профессионал

Шум

Автор

Бесы

Маленький

Монополия

Green Apelsin:

Северный ветер

В пасти смерти

МашаМария:

Смотри

Cover by RADIO TAPOK:

Radioactive

Король и шут:

Хозяин леса

Продавец кошмаров

Алиса:

Моё поколение

Электрофорез:

Фейерверк

Все было так

Iskrit:

Инструкция

Гарри Топор и Ася Зеленая:

Когда меня не станет

Miyagi:

Бонни

Ost. Пророк. История Александра Пушкина:

Река творчества

Helvegen:

Шабаш

Ведьмак

Polnalyubvi:

Считалочка

Pianoboy:

Ведьма

Кукрынисты:

Никто

Так или иначе, мы — Истории. Кто-то пишет наши жизни, создаёт Сюжет, а потом переплетает в Общий. Это всё ведёт к чему-то. К чему — неизвестно.

Это знает только Автор.

Мне тоже неизвестно, хоть я и знаю Его. Помогаю с некоторыми Историями и слежу за тем, как Автор создаёт всё, всех и вся из своих Золотых Нитей.

Он всегда был рядом. Мы жили здесь, в Пустоте — непонятном и странном месте, где время всё время идёт очень странно, где создаётся всё. Несмотря на название, здесь есть тьма и звёзды, а ещё Дом. Зачем Автор его создал — хороший вопрос, возможно, просто для большего комфорта, для создания помещений в Историях, чтобы видеть своими глазами, как та или иная деталь влияет на общую картину.

Дом всё время меняет свой размер, количество комнат, хотя старается придерживаться одной планировки. Объяснением этому может быть то, что Дом — Его часть.

Я всегда любила Автора, своего вроде бы сына. Я знала это всегда, хотя, по правде, мы не родственники и быть ими не могли. Он создал меня, вложил в меня знание материнства.

Я любила слушать Автора, читать Истории. Всегда хотела узнать о какой-то Истории заранее, но не спрашивала. Не лезла на рожон, на Его территорию. Поэтому делала всё, что хотела и что было можно. По сути, это было одним и тем же.

Я привыкла к этой жизни, нам было хорошо. Истории, его слова, жесты, черты… Он звучал очень громко. Я так не умела, но мне это нравилось. Автору же нравилось, что мы разные. Он говорил, что иначе было бы сложно.

Я была с Ним согласна. Двоих было бы слишком много.

* * *

Однажды Он исчез.

Просто ушёл. Знаю лишь, что теперь Он в Людской Реальности. Всего их две, вторая — Иная, где всем заправляет Магия и колдовство.

Я не могу найти Автора не только из-за странности Его сил, но ещё и потому, что это — явно часть новой Истории. Я не имею права вмешиваться в Истории без Его ведома, одна настолько, насколько могла с ним.

К тому же, последнее время чувствую себя очень слабой, усталой, сонной. И из этого состояния хочу вырваться любой ценой.

* * *

Так прошло две недели. По нашему времени. В людском мире — может, десятки или сотни веков. Я была погружена в вопросы.

Что случилось? Что изменилось? Зачем Ты ушел? Почему так нужно было? И нужно ли было? Можно ли было сделать всё по-другому? Почему, когда у Тебя возникли проблемы, Ты ничего не сказал мне? Или дело не в бедах? Что Ты задумал? Могу ли я чем-то помочь?

Спустя время я получила ответ лишь на последний вопрос.

* * *

На пустом стеллаже в моей кабинете стояла книга.

Огромная. Искрится, пускает молнии, горит, шепчет, смеётся на разные интонации, тон и тембр, скрипит, переливается. По ней скользят Золотые Нити, оплетают, вокруг неё вьются слова, а потом проникают между страниц. Нити иногда вспыхивают, делают большие круги, слегка касаются полки…

Книги уставились на меня в ожидании.

Мне стало страшно.

Ведь книги живые. Слишком живые. Даже живее, чем то, чем они являются.

Сейчас тишина казалась слишком гнетущей, звенящей, давящей на мои чисто метафорические плечи.

Я шатающейся походкой подошла к стеллажу. Коснулась книги, и она ударила меня слабым разрядом тока. Моя плоть скривилась, сжалась. Что-то вдруг задрожало внутри меня. Но всё быстро прошло.

Взяла книгу, села за стол, положила её. Любой звук сейчас казался мне громким, как выстрел. Всеми силами я пыталась быть максимально тихой.

Я должна была читать эту Историю вслух.

Вот, что Он хотел от меня.

Прочитала автора, название. Не так, как может Он. С совершенно другой интонацией, другими нотами в голосе. Сейчас это казалось мне очень странным, неестественным.

От прочитанного у меня возникли вопросы: что это значит? Почему Ты ничего мне не рассказал?..

Открыла, перелистнула страницу. Вперила взгляд в текст, не вникая в смысл слов. Написано всё было от руки, а не как обычно, печатными буквами.

И тут я поняла, что это писал Автор сам. Обычной черной ручкой. А ведь глубоко внутри меня всё это время была уверенность в том, что у Него почерка просто не было…

Я начала читать, чувствуя на себе всё более спокойный взгляд книг. Пролог.

Каждое предложение, каждый раз, когда я резко осознавала почерк, у меня дрожало или замирало сердце.

Он был всегда и везде. Но в первую очередь — тут. И теперь я поняла, что всё стало наоборот.

Его невидимая рука скользнула по моей шее вниз. Рука сама тёплая, но кончики просто ледяные. Так было всегда, но теперь я ощущала это очень резко. Этим жестом Он кое-что мне сказал.

Я продолжала читать, но всё внутри холодело от вопросов…

Зачем Ты дал героине столько знаний? Кто она?

…и осознания.

Ты хочешь взломать Рагнарёк.

А я теперь не больше, чем персонаж.

...Мама говорила, что весь тот ад, который пережила Соня, был разовым случаем. Что девушка просто преувеличивает, что она много раз извинялась, но Соня, вопреки всему, продолжает гнуть свою линию, да и к тому же убить её хочет! Да как она смеет?!

Семнадцатилетняя девушка помнила всё: каждую деталь, каждую свою эмоцию. Поэтому всё то, в чём её пыталась убедить Стерва, как Соня стала её называть, было для девушки почти что враньём.

Стоя в ванной, она молча выслушивала слова матери, прижав телефон к уху. По щекам катились проклятые слёзы из глаз, которые теперь она ненавидела всей душой. Вода текла из крана, успокаивая, но это не сильно помогало.

Понимая, что ей остаётся только вернуться назад, в свои воспоминания, чтобы успокоиться и заткнуть внутренний голос, твердивший, что она жалкая идиотка, что всё то, что говорит Стерва, — правда, а она всего лишь неблагодарная, уродливая, жалкая тварь, просто глупая девчонка, так и не научившаяся понимать мир, так и видящая всё в радужных красках, как во времена детства, игнорирующая всё, что не вписывается в её представление о мире, что она лишь смотрит себе под ноги…

Главное, не схлопотать сейчас очередной Передоз, иначе девушке только хуже будет.

Мать кричала на неё не переставая, вставить что-то было, как всегда, бессмысленно, да и София не собиралась — всё равно только хуже будет, несколько лет назад уже в этом убедилась.

Поэтому можно спокойно вернуться в свою память. Выложить всё перед своим отражением, чтобы потом было легче прийти в себя.

Привычно расфокусировала взгляд, забыла, что у неё есть физическое тело, шагнула своим вторым, похожим на астральное, вперёд и ринулась в волны памяти.

* * *

Девушка вернулась тогда, когда Стерва, не прощаясь, сбросила звонок.

Вздохнула, отложила телефон. Она помассировала виски. М-да, голова раскалывается, и очень хреново в целом.

Ведьма умылась, облокотилась на раковину и уставилась в зеркало себе в глаза. Красивые? Вроде, теперь она не уверена. Серые, с голубым, немного зелёного и от зрачка карий. Ей очень нравилось рассматривать свои или, если выпадала возможность, чужие радужки. Ведь они — истинное чудо природы, когда она даёт себе придумывать самые разные сочетания, не сдерживая своего творческого безумия.

Соня раньше их обожала. Теперь…

Да будут они прокляты.

И чёртовы слёзы. Всегда мешают, всегда словно пускают по девушке трещины, обжигают, как крапива, ломают… И снова чувство того, что она вообще ничего не понимает в мире. Ей уже семнадцать лет, а этот страх всё равно был рядом, пусть со временем и стал лишь жалким шепотом, но раньше он мог заставить девушку не спать несколько ночей подряд.

Очередное наследие того ада, который она помнила до сих пор.

Оставалось только сдерживаться, скручивать слёзы, ломать и засовывать в себя подальше, и как бы плохо ни было, прятать глубоко, ломать себе кости, рвать плоть и пытаться спрятать в ней, между её слоями, угробить осколками прошлого и сдающими нервами руки, пытаясь спрятать всё то, что Соня чувствовала…

Она помотала головой, пытаясь успокоиться. Длинный хвост немного ниже бёдер тёмно-каштанового цвета за спиной колыхнулся вслед за действием.

Девушка схватила его одной рукой, зарылась пальцами, пропуская пряди. Тепло, но её почти вечно прохладные руки не согрел бы даже огонь. Даже если бы она сунулась в костёр.

Ей было холодно чуть ли не всегда, зимой согреться было невозможно даже под тремя пуховыми одеялами и двумя пледами. Лишь во время тёплых времён года Соня согревалась и чуть ли не умирала от жары, однако продолжала накрываться своим любимым чёрным пледом.

Она была очень чувствительна, её воображение было огромным, проблем из прошлого — в пять раз больше, поэтому внутренний голос пользовался этим. Оскорбления могли появиться в любой ситуации общения с матерью, даже когда она просто находится в доме. Комплексы всё время будто стояли за спиной, капая на мозги и шепча внутренним голосом обо всех минусах Сони, а если каких-то не было, то придумывали со всем писательским безумием, на которое была способна девушка.

В остальное время она полностью себя устраивала. Но стоило появиться матери и начать им ссориться…

София уже привыкла к вечным оскорблениям и тяжёлому грузу на плечах из-за страхов и боли, к молчанию, которое, похоже, никогда не прекратится. Потому что слушать её никто не собирается. Да и она сама рассказывать просто так, даже друзьям, не хотела. Что было глупо. Но ничего поделать с собой она не могла. Слишком сильные корни у мысли о том, что она умеет лишь жаловаться.

Соня осмотрела себя. Пушистые ресницы, ало-розовые губы, детского вида лицо, тусклые синяки под глазами — бессонница мучила её уже давно, на каникулах могла вообще всю ночь не спать просто из-за вечного стресса, в котором лишь две десятых занимают стандартные переживания человека, недавно закончившего десятый класс. Светлая кожа, не худая, с небольшим животом. Раньше очень сильно пыталась похудеть, и из того состояния, в которое она себя вогнала, вытащить её смог только психолог. Сейчас же девушка забила боль на свой вес. Он не стал ее устраивать, но и с упорством палача морить себя голодом перестала.

Несмотря ни на что, Соня всё так же считала себя уродкой. Ничто не могло разубедить в этом. Шансов хотя бы на мгновение поверить в свою красоту не было.

А внутренний голос с каким-то особым наслаждением пытался вбить ей в голову то, что она жирная уродка.

М-да, спасибо, мамаша. Хотела к школе подготовить, а в итоге…

Она выключила воду, протерла лицо полотенцем и вышла из ванной, выключив свет. Теперь весь дом погрузился во тьму.

Соня жила здесь со своей матерью. Та часто была в командировках, что девушке очень нравилось. Она могла спокойно заниматься своими делами, общаться со своими Иными друзьями — потусторонними существами, как люди их обычно называют. Они живут в каждом доме, их намного больше, чем на тех же кладбищах. Да и вообще это такое место, где духи, наоборот, быстро уходят в мир мёртвых, а в какую его часть по типу «второго дна» и «второго потолка» — уже дело кармы и её записей о том, сколько человек или не совсем сделал плохого и хорошего.

Иные любили Соню. Вопреки всему она очень легко находила с ними общий язык, чувствовала их суть, сама по себе знала, как оказаться с Иными на одной волне. И была некая странность в том, какие именно Иные жили в её доме.

У них в доме жил второй облик домового, как и первый, какой был у любого в Ином мире. Тот, к которому привыкли люди, — специально создался людским миром автоматически, из-за физических законов и воображения людей. Вообще именно они помогают дать Иным, пришедшим прямо из Потустороннего мира, естественный для людской Реальности облик. Но Иные, разумеется, не теряют своей сути. Две грани одного существа, способные отделяться друг от друга, но имеющие связь друг с другом.

Соня часто игралась с ним, гладила. Иных она видела уже давно, так чётко, как сейчас, она научилась лишь когда девушке исполнилось двенадцать. До этого девушка могла видеть их только в Междумирье — месте между стенками двух Реальностей — Иной и Людской.

Девушка просто это знала, объяснить наличие этих знаний она не могла. Подобное называли сакральными знаниями, дающимися по каким-то причинам высшими силами.

Вспоминая свою жизнь, она не задавалась вопросами.

Когда нужно будет, она узнает причины этого дара.

Сейчас она может их видеть, лишь на мгновение расфокусировав взгляд, держа в голове одну конкретную задачу.

Второй облик домового — облики обычно жили по разные стороны Реальностей, что было ещё одной странностью — приходил к ней ласкаться и послушать, как большинство Иных, живших в этом доме, как Соня читает вслух.

Чаще всего она общалась с Аку и Верой. Да и видела их почти постоянно, даже без расфокусировки, но из-за своих эмоций, из-за стресса, никогда не видела их, когда не хотела.

Аку, двухметровый чёрный волк с белыми глазами и знаком луны во лбу, отвечал за территорию этого коттеджного посёлка в радиусе трёх километров. Как волк это объяснял, чтобы Иные не лезли слишком сильно к людям, защитить их от лярв и всяких сущностей, также он контролирует стенки между двумя Реальностями на этом месте. Вдруг, мол, истончатся из-за слишком обильной матерной брани или очередных людей, лезущих в Иной мир. Стенки между Реальностями лучше не доводить до греха.

Видя, что Соне плохо, он подходил к ней, тыкался ей в макушку, прижимал к себе, поддерживал,но,как она сама просила, оставлял одну скрепя сердцем во время Передозов.

И он готовил ей специальные зелья, вмиг успокаивающие девушку хотя бы наполовину.

Она спрашивала, не может ли он приготовить такое, которое не полностью успокоит, на что волк неизменно качал головой: не может, тут никакое зелье не поможет, к тому же ей нужно самой проживать эмоции, иначе разучится их чувствовать. Всё, что он может, — это помогать ей переваривать происходящее.

Вера, девочка десяти лет с тёмно-русыми прямыми волосами и ярко-жёлтыми глазами в белом коротком платьице, мёртвая, под опекой Аку, готового за неё устроить геноцид, приглашала Соню играть с ней, завидев на лице девушки грусть, в куклы, делать причёски и краситься, смотреть мультики. Это очень помогало, к тому же видеть счастье на лице той, которую им обделили, придавало уверенности в том, что всё будет рано или поздно хорошо. Особенно хорошо действовали истории из жизни Веры и Аку.

Как-то она рассказала с восхищением в глазах, что к ней когда-то мужчина приставал, а Аку ему конечности оторвал, кости сломал и шею свернул, а потом съел полностью, лишь лужи крови оставив. И мужик тот очень громко кричал, а волку всё равно было, он желал лишь защитить девочку, и защитил же!

Соня мысленно присвистнула тогда, но девочке лишь улыбнулась, сказав, что Аку сделал, по сути, правильно. Хотя это было жестоко. Однако этот мужчина больше никому не навредит.

В такие моменты историй ведьма даже немножко завидовала девочке.

Когда она была ребёнком, то её защитить было некому от собственных родителей.

Никто не мог её поддержать.

Обнять.

Сказать, что она…

* * *

Сначала дом перешёл в наследство к бабке девушки, а потом Стерве. Бабка не смогла пережить смерть дедушки, и через два с половиной года сердце не выдержало.

Соня вздохнула. Нужно отпускать вовремя, иначе у человека нервы как у пауков становятся — очень слабыми. Любая мелкая деталь, связанная с тем, кого не можешь отпустить, — и сердце не выдерживает.

Она грустила из-за смерти дедушки. Не плакала, когда он умер дома, но очень грустила, тискала кота и вспоминала, как дедушка с ней прощался. Но отпустила. Отпустила несмотря ни на что.

Смерть — это отпуск от жизни. Всем нужно отдохнуть рано или поздно.

Печально улыбнувшись, ведьма спустилась вниз, на кухню.

Окна были открыты. На первом этаже витал свежий ночной воздух, кухню освещали лишь фонари на дороге между домами. Соня достала бутербродницу, поставила на столешницу.

Потом достала из холодильника все необходимое. Разрезала три куска тостового белого хлеба под углом, чтобы получились треугольники, намазала маслом, сверху положила сыр и колбасу. Девушка улыбнулась. Иногда ей казалось что-то очень милым из-за своей простоты, особенно если это вкусно в любом смысле.

Спустя две минуты она хрустела одним бутербродом, кладя остальные в бутербродницу и снова включая её в розетку.

Вскоре она зашипела, повеяло запахом жареного хлеба и сыра. София вытащила бутербродницу из розетки. Открыла — сыр потянулся за крышкой. Горячая поверхность шипела и трещала, когда на неё попадал расплавленный сыр.

Взяв нож, Соня достала последние два бутерброда. Положила на тарелку, и, облокотившись о столешницу спиной, уставилась в окно, взяла второй бутерброд и начала его есть. Хруст жареного хлеба, тянущийся сыр, солёность нарезной колбасы…

Спасибо, что научил их готовить, дедушка. Так хотя бы легче будет.

По крайней мере, на пару минут.