Директор Хогвартса (джен)

Он закрыл дверь и огляделся.

Кабинет директора Хогвартса. Его кабинет.

Теперь он здесь полновластный хозяин.

Мог ли представить тот тощий замухрышка из Паучьего тупика, который во время бурных родительских ссор забивался в угол, сжимая голову руками, что однажды станет в Хогвартсе самым главным человеком?

Для того мальчишки это было безумной мечтой, горячечным сновидением. Он, конечно, неистово жаждал признания и успеха, но не мог даже подумать о том, что однажды сменит Дамблдора на посту директора…

Какая тихая, холодная пустота внутри. Ни малейшего ощущения триумфа. Нет даже слабеньких признаков радости или удовлетворения. Только пустота и усталость…

Те уродливые куски, которые остались от его жизни, давно лишили его способности испытывать что-либо, кроме усталости и раздражения. Долг и память — это всё, что у него осталось. Сама жизнь превратилась в десятипудовую гирю, привязанную к ноге, в железные кандалы, сдавившие горло и руки. Ни сбросить, ни забыть о них хотя бы на минуту было невозможно.

Он медленно прошелся по кабинету, поднялся наверх, осмотрел личные апартаменты (он никогда прежде не бывал в директорских комнатах), потом прошел в ванную, отвернул бронзовый кран, сунул руки под струйку ледяной воды, ополоснул, потом тщательно умылся, выключил воду и, вытерев лицо лиловым полотенцем, поднял взгляд.

На него смотрел постаревший, очень несчастливый человек с нездоровым цветом лица. Волосы неопрятными сосульками свисали на лицо. Он встретился глазами со своим отражением. Черные зрачки были холодным и колючими, как льдинки. В них невозможно было угадать ни единой мысли, ни единого чувства… Что ж, неплохо. Он потратил на это немало времени. Теперь даже Темный лорд не может найти в его взгляде ничего, кроме холодной собранности и готовности. Сейчас особенно важно сохранить или даже усилить защиту…

Он пристально смотрел в глаза собственному отражению, стараясь заморозить все внутри так, чтобы ледяная поверхность его мыслей и чувств была идеально гладкой, как каток для фигурного катания…

Фигурное катание. Ну и сравнения. Откуда только оно всплыло, из каких глубин… Ах, ну да, конечно. Перед внутренним взором всплыла четкая, в мельчайших подробностях картинка: крупный черноволосый мужчина в мятых, явно несвежих спортивных штанах сидит перед большим ящиком. В руках у него бутылка пива, рядом с ножками старого продавленного и потертого кресла стоит целая батарея таких же бутылок, но уже пустых. Мужчина уставился в экран и с нескрываемым вожделением смотрит на то, как тоненькая, как тростиночка, фигуристка выписывает сложные фигуры и взлетает высоко над белой поверхностью катка, будто блестящая птица… Потом раздраженный голос матери. Громовой рёв в ответ. «Отстань, Эйлин! Оставь меня в покое!» Звон бутылок и набирающий обороты, нарастающий гул очередной семейной ссоры…

Он рывком вернул себя обратно, к умывальнику. Черные глаза по-прежнему смотрели из зеркала. Такие же холодные и колючие. Еще мгновение, и его снова завертело и потащило куда-то в темноту, вокруг замелькали цветные пятна, гулкие голоса...

В какой-то момент он увидел перед собой вытянутое, смуглое лицо Мальсибера — совсем еще мальчишки. Он стоял, выставив вперед ногу в дорогом ботинке, мантия Слизерина распахнута, руки в бока...

— Сенсационные новости! Пока ты шлялся неизвестно где, твоя подружка Эванс заперлась и три часа проторчала в туалете Плаксы Миртл, — с чуть издевательской интонацией проговорил он и снова ухмыльнулся. — Матильда клянется, что слышала, как она плачет. Представляешь! Эванс, оказывается, умеет плакать! Уж не знаю, чья это работа. Может, Поттер с дружками. Хотя вряд ли — он не стал бы так расстраивать свою ненаглядную зазнобу. Но все может быть... Ты, конечно же, как слизняк, сейчас же побежишь ее утешать, да?

Мальсибер снова ухмыльнулся.

— Брось, не дури. Совсем скоро у тебя будет сто девчонок гораздо лучше, чем она, Сев, — проговорил он и презрительно сплюнул. — Я давно тебе говорю: ты зря тратишь время на эту гордячку.

— Я уже просил тебя, — глухо рявкнул Северус. — Оставь в покое Эванс. Мне не нравится, когда ты так говоришь о ней.

— Как хочешь, — Мальсибер пожал плечами. — Только их время прошло, Сев. И ты это знаешь не хуже меня…

Снова все завертелось и замелькало.

Он по-прежнему стоял у умывальника, глядя в зеркало.

Тряхнул головой, приводя себя в порядок.

— Чертовщина, — пробормотал он, отворачиваясь к двери и намереваясь уйти.

— Страшно, да? — спросил тонкий ехидный голосок. — Понимаю. Неприятно смотреть в глубину самого себя.

Он резко развернулся и подошел к зеркалу. Тщательно осмотрел его. Пыльное и тусклое зеркальное полотно, тяжелая бронзовая рама. В правом углу — странный символ в круглой розетке, которую держала в руках птица, немного похожая очертаниями на феникса, только почему-то с женской головой.

— Вот, значит, как, — резюмировал он. — Ну, и давно ты здесь?

— С четырнадцатого века, — гордо пискнуло зеркало. — С кем имею честь?

— А тебе не все равно? — резко ответил он.

— Директору Хогвартса не пристало быть таким грубияном, — обиделось зеркало.

— Тогда заткнись и не приставай, — мрачно ответил ему Снейп.

— Не могу, — с достоинством ответил голосок. — От некоторых начальников, вроде тебя, мне хотелось бы отвернуться к стене и отключить слух на весь период их руководства, но, к сожалению, не могу этого сделать.

— Охотно готов тебе в этом помочь, — с сарказмом проговорил Снейп, протягивая руки и раме и намереваясь снять зеркало со стены.

Рама не шелохнулась. Зеркало ехидно хихикнуло.

— Тридцать восьмой, — сказал тоненький голосок. — Умник, который считает, что может снять меня со стены. Ох, какие же вы все одинаковые…

— Заткнись, — снова рявкнул Снейп, опуская руки. — Зачем вообще ты здесь?

— Зеркала существуют только для того, чтобы отражать, — снисходительным тоном ответил голосок. — И все мои собратья делают это по-разному. Моя задача — служить директору Хогвартса напоминанием о том, кто он есть на самом деле. И я честно выполняю свой долг, между прочим, уже пять веков.

Снейп молчал. У него вдруг мелькнула шальная, безумная идея…

— Ты можешь показать мне то, что видел Дамблдор? — спросил он.

Зеркало вздохнуло.

— Нет, не могу. Я вообще-то зеркало, а не Омут памяти. И ничего не могу, кроме как показывать тебе — тебя. Теперь я — это ты. Кстати, хочу заранее предупредить, что разбить меня тоже нельзя. А любой занавес исчезает часа за два. Извини.

— Черт с тобой, — буркнул Снейп. — Не лезь ко мне, ясно?

Он развернулся и пошел к двери.

— Ты так и не сказал, как тебя зовут! — крикнуло зеркало ему вслед. — Сев? Это от Северина или Севастьяна? Эй!

— Меня зовут Северус Снейп! — раздраженно рявнул он от порога.

И, выйдя, громко хлопнул дверью.

Он стремительно покинул свою новую спальню и спустился обратно в кабинет. Неожиданное открытие почему-то здорово его разозлило. Только этого не хватало! Чтоб его ежедневно изводила какая-то антикварная железяка… Это мелочь, разумеется. Но даже крошечный камешек, попавший в ботинок, может разодрать ногу в кровь. Будто мало ему всего того, что случилось...

Он сел, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, снова приводя мысли к единому ледяному знаменателю, сковывая их неподвижной гладкой скорлупой.

Осталось совсем немного. Финал был уже близок.

Он это знал.

«Снейп — убийца!»

Алые буквы в полметра высотой красовались на стене длинного коридора на третьем этаже. Рядом, красный от гнева, топтался Амикус Кэрроу в компании завхоза, вооруженного длинной шваброй, на которую была намотана большая тряпка. Филч пытался стереть буквы, от чего красная краска пузырилась и становилась лишь ярче.

— Директор, простите, но эта пакость не оттирается, — испуганно забормотал Амикус, глядя на стремительно подходящего Снейпа. Тот оглядел надпись, скрестил руки на груди и тихим, ледяным голосом, делая паузы между слогами, спросил:

— Кто это сделал?

— Мы не знаем, — прорычал Кэрроу. — Но дайте время и я их найду, сэр. Сыворотка правды… И эти сопляки пожалеют, что появились на свет.

— У меня все готово! — с готовностью отрапортовал Филч. — Цепи проверены и смазаны. В подземелье… В любой момент…

— Вы хотите отравить половину Хогвартса? — тем же ледяным тоном поинтересовался Снейп, повернувшись к Кэрроу. — Сыворотка правды при передозировке крайне токсична, особенно для тех, кто не достиг 20-летнего возраста. И вам это должно быть известно, раз уж вы теперь преподаватель, Амикус. Вы проведете расследование и найдете виновных. И, ничего не предпринимая, приведете ко мне. Я буду лично решать их судьбу. Надпись стереть.

— Мы уже все испробовали, — чуть не плача проговорил Кэрроу. — Я даже Флитвика и Макгонагалл просил, без толку. Им тоже не удалось.

Снейп смерил его уничтожающим взглядом, вынул палочку и, пробормотав что-то неразборчивое, прочертил в воздухе сложную фигуру. Раздался громкий хлопок, вспышка — и буквы на стене стали бледно розовыми, будто выцветшими на солнце.

— Надеюсь, к вечеру вы приведете стену в порядок, — бросил директор, убирая палочку. — Иначе завтра на ней будет совершенно другая надпись. Филч, пригласите ко мне всех деканов и старост. Жду через полчаса.

Он резко развернулся и пошел прочь, не оглядываясь. Филч лихорадочно сунул в руки Кэрроу швабру и тряпку и стремительно понесся по коридору в обратном направлении. Амикус, прорычав сквозь зубы какое-то длинное свирепое ругательство, принялся тщательно тереть первую букву директорской фамилии. Под нажимом его грубых, сильных рук розовая краска медленно исчезала...

Директором владело странное, даже необычное равнодушие.

Оскорбительные надписи появлялись по несколько раз в неделю. То огромные, то совсем маленькие, они красовались на ступеньках лестниц, на каменном полу, написанные мелом на доске, на стенах коридоров. Однажды надпись появилась даже на длинном учительском столе в Большом зале. В другой раз маленькие записки с тем же текстом заполонили все школьные коридоры и вестибюли. Алекто и Амикус Кэрроу и завхоз Филч допросили с сывороткой правды всех преподавателей — никто ничего не знал. Они изнемогали от бешенства, но виновных найти не могли. Тем временем, на непроницаемом лице Северуса Снейпа невозможно было прочесть никаких чувств. Более того, директора почти никто не видел — он уже несколько недель практически не покидал свой кабинет, отдав охоту за малолетними преступниками в руки кровожадных сестры и брата. Для него эта глупая история не представляла интереса: если бы захотел, он мог обнаружить виновных за четверть часа. Верные товарищи Поттера объявили ему войну…

«Безмозглые олухи, — с раздражением думал Снейп, строча служебную записку в Министерство. — Несгибаемые борцы за правду, черт вас подери. Обязательно надо лезть на рожон и рисковать головой, лишь бы только чувствовать себя кем-то значительным. Лезут без толку в самое пекло, будто они делают что-то важное. Будто эти буквы на стенах могут что-то изменить...».

Он поставил точку, запечатал письмо, сунул его в деревянный футляр и, подойдя к камину, громко назвал адрес и, одной рукой зачерпнув летучий порох, другой быстро швырнул футляр в зеленое пламя и отскочил в сторону, отряхивая ладони. На бледных длинных пальцах остались темные пятна. Он поднялся по лестнице в спальню, зашел в ванную и принялся тщательно отмывать руки. С пальцев текла грязно-зеленая пена. Наконец, он выключил воду. Бросил испытующий взгляд в зеркало. Черные, холодные глаза.

Пространство снова стало сворачиваться и расплываться…

«Легиллименс!» — услышал он собственный возглас. Гарри Поттер тяжело дышал, сидя на полу, закрыв глаза. Его лицо исказилось от напряжения и боли. Снова вихрь пятен и голосов…

Кладбище Литтл-Хэнглтона. Чувствуя отголоски чудовищной боли в каждой клеточке своего тела, он встает и, сильно прихрамывая, выходит из-за могильного камня. Вот сейчас… Все кончится прямо сейчас. Что ж, пусть. Я не стану прятаться и хныкать. Пожалуйста, пусть только побыстрее… Громкий крик — и два ослепительно ярких луча сталкиваются в воздухе… Полупрозрачное лицо Лили, выплывающее из тумана, потом — лицо Джеймса Поттера…

Он резко тряхнул головой, возвращаясь в реальность. Снова посмотрел в зеркало. Вздохнул. И тут же перед внутренним взором возник крупные заголовки в «Ежедневном пророке». «Дерзкое нападение Гарри Поттера на заместителя министра магии Долорес Амбридж! Массовый побег магловских выродков из зала суда! Мэри и Реджинальд Кроткотт исчезли вместе со своими детьми и объявлены в розыск...»

Это было месяц назад. Нелепая выходка наделала много шуму. Был жуткий скандал, много кто в министерстве лишился должностей… Чертов Поттер. Что ему там понадобилось. Зачем он полез в самую пасть дракона. Неужели только чтобы освободить бедолаг, лишенных палочек?

Безумцы. Эти проклятые гриффиндорцы все безмозглые безумцы. Никакой осторожности. Никакого здравого смысла. Нелепая, бессмысленная храбрость неизвестно ради чего.

— Нелепая? — хмыкнул тоненький голосок зеркала. — Да я за пять веков не видела ничего подобного!

— Замолчи. — глухо бросил Снейп. — Эти кретины самозабвенно играют в героев-освободителей. Их друзья пишут на стенах гадости, а я должен думать, как спасать их чертовы задницы. Если они попадутся Кэрроу, их ждут цепи и подвал. И тебе хорошо известно, что это значит.

— Вообще-то ты здесь главный, — протяжно заметило зеркало. — Разве нет?

— Если бы все было так просто, — злобно сказал Снейп, — я бы уже давно снял тебя со стены и убрал с глаз долой. Даже директор Хогвартса, как ты видишь, тоже не всемогущ.

— Да, но ты директор, — бросило зеркало таким тоном, будто ему смертельно скучно. — Здесь все обязаны подчиняться тебе. Преподаватели, эльфы, привидения. Ты можешь просто сидеть в кресле и отдавать приказы. Помнится мне, Говард Сазерленд не выходил из кабинета полгода и управлял школой, не поднимая глаз от своих котлов более, чем на две минуты…

— Да замолчи ты уже! — рявкнул Снейп. — При чем тут Сазерленд и его котлы!

— Как знаешь, — обиделось зеркало. — Он, между прочим, был гораздо вежливее тебя.

Снейп с раздражением хлопнул дверью и, подойдя к кровати, сел. Минут десять он сидел, не шевелясь, полностью погрузившись в свои мысли. Потом решительно встал и снова спустился в свой кабинет. Его ждало неприятное общение с деканами и старостами.

Погоди-ка…

Ехидное зеркало хоть и раздражает, но не без пользы. Его болтовня натолкнула его на неплохую мысль… Что ж, это действительно может сработать.

* * *

— Невилл!

Из стены выплыл полупрозрачный силуэт Почти Безголового Ника. Он поманил парня в дальний угол гостиной и, приблизившись к самому уху (которое немедленно замерзло от прикосновений призрака), зашептал:

— Все отменяется. Мы больше не можем делать это. Я случайно... Домовики подслушали Кэрроу. В общем, было решено, что если еще раз найдут надписи, будут пытать. Первого, кто подвернется под руку. На глазах у остальных. Пока кто-то не сознается… У них уже все готово, я сам видел. Предупреди остальных.

— Но мы же не можем просто все проглотить! — возмутился Невилл. — Не можем сдаться! Гарри даже в министерство не побоялся проникнуть! А мы что, будем просто молча подчиняться этим сволочам?

— Конечно же, нет! — согласился Ник. — Но есть много других способов…

— Ник! — вдруг встрепенулся Невилл. — Ты… А кому ты подчиняешься? Ты ведь в безопасности, да? Как это вообще устроено у привидений?

Ник тряхнул головой, поправил свой круглый плоеный воротник и высокопарно произнес:

— Я принадлежу Гриффиндору, мистер Лонгботтом! Я дал присягу прекрасному львиному дому и не собираюсь исполнять мерзкие приказы выскочек и убийц, засевших в директорском кабинете. И уж точно не собираюсь кому-либо отчитываться в том, что делаю.

— Здорово! Спасибо, что предупредили, сэр Николас! — улыбнулся Невилл. — Значит, еще повоюем вместе, а?

— Можете не сомневаться, сэр, — Ник слегка поклонился и исчез в каменной стене.

* * *

— Все исполнено, как вы приказали, сэр! — пискнул эльф с глубоким поклоном. — Сэр Николас слышал, как я рассказывал обо всем на кухне и, я уверен, он не станет молчать...

— Превосходно, — кивнул директор. — Надеюсь, ты помнишь, что я категорически запрещаю тебе говорить или намекать о том, что случилось, кому бы то ни было. Если нарушишь мой приказ — умрешь. А теперь иди. Ужин пришлите в восемь.

— Директор хочет на ужин что-нибудь особенное? — угодливо поинтересовался эльф.

Снейп покачал головой.

— Нет, мне без разницы. Иди.

Эльф поклонился и с громким хлопком исчез.

Снейп сделал несколько шагов по кабинету, опустился в кресло и, сплетя пальцы, прикрыл глаза.

Во всем этом было нечто, чего он никак не мог понять. Дамблдор так и не открыл ему свою главную тайну. Ушел, унеся все свои секреты с собой в могилу. Ушел, переложив на него чудовищную, немыслимую обязанность сообщить Поттеру правду…

Он открыл глаза и уставился на книжный шкаф напротив. Вытертые корешки старинных фолиантов невозможно было прочитать с такого расстояния. Однако, некоторые книги он мог узнать с одного взгляда. «Редкие зелья», второе издание, ценный экземпляр, хотя некоторые рецепты давно устарели, но зато система измерений в нем гораздо точнее, чем в «Расширенном курсе», который он в свое время исписал исправлениями вдоль и поперек…

Снова перед глазами возникло лицо Поттера. Напряженное лицо, изумрудные глаза за стеклами очков. Если бы взглядом можно было убить, он оставил бы от профессора Снейпа лишь горстку пепла. Его ненависть, его ярость и гнев имели такую плотность, что их можно было собрать во флакон, как жидкость… Но все витиеватые пожелания и выражения надежно заперты за сжатыми зубами. Только взгляд, мечущий зеленые молнии… Мальчишка предпочитал лучше умереть, чем издать хотя бы звук.

Невыносимый паршивец. Он ведь так и не признался, куда дел тот исписанный учебник.

Снейп повернул голову к окну. Был тяжелый, свинцовый ноябрь, на улице вот уже третий день шел дождь. Многочисленные серебряные змейки воды сползали вниз на подоконник. Он сидел в кресле, разбирая ворох разных служебных бумаг, кое-что исправляя, кое-что подписывая и откладывая в сторону.

Ледяная, всегда идеально гладкая поверхность его мыслей, как и оконное стекло, покрылась рябью. Воспоминания расходились маленькими волнами, одна за другой, как круги на воде.

Он снова вспомнил лицо Лили. Таким, как его увидел Гарри на кладбище Литтл-Хэнглтона. Юное, прекрасное, полное любви… Как она смотрела на своего сына! Обнимая его любовью, словно одевая, укутывая его своей бесконечной нежностью. Никто никогда не смотрел на Северуса так, как Лили — на Гарри… Пусть даже воспоминание, призрачный прозрачный силуэт, она дарила Гарри столько тепла, сколько люди не дали Северусу за всю его жизнь.

А как Гарри смотрел на нее! Будто готов немедленно идти с ней куда угодно, без оглядки… Куда бы она его ни повела.

Что ж, скоро так и будет.

Мальчик должен умереть. Его дни сочтены. И никто, никак не может изменить эту неумолимую правду. Никто сейчас не знает, где он и чем занят. Возможно, по-прежнему строит из себя героя, мечтает о славе, о лаврах победителя и не знает, что ничему, о чем он мечтает, не суждено сбыться…

Он вздрогнул. Будто черной, ледяной волной его обдало осознание полной бессмысленности. Столько усилий потрачено впустую. Половину жизни он потратил на то, чтобы помочь его защитить, чтобы сохранить ему жизнь, а оказалось, что мальчишка все равно обречен…

Какая короткая жизнь. Именно он, Северус Снейп, должен положить ей конец, сказав несколько простых слов, которые окончательно вытолкнут Гарри Поттера из мира живых…

Он вдруг ощутил себя очень старым. И очень грязным. Руки, которыми он столкнул в пропасть Лили и Джеймса Поттеров, теперь должны столкнуть туда и их сына. Сделать всю грязную работу до конца.

Гнев на Дамблдора вдруг поднялся внутри неистовой волной. Старый мошенник! Предпочел умереть, переложив самую страшную ношу на него, на Северуса! Сам не смог, не захотел выносить смертный приговор Мальчику-Который-Выжил, не захотел смотреть ему в глаза...

Он тяжело перевел дух. И лютый всплеск вскоре уступил место привычному холоду. Мысли снова потекли неторопливой рябью. Одна за другой. Как круги по воде…

«Все вполне логично и разумно, разве нет? Ты никогда не любил этого мальчишку, ты погубил его родителей. А уж если говорить о чистоте рук, то кто запачкал твои, неужели Дамблдор? И кто еще должен ворочать эту грязь, если не тот, кто и без того давным-давно завяз в ней по уши?»

Что ж, это тоже была правда. Ему не впервой ворочать грязь и смотреть, как умирают люди. И он действительно никогда не испытывал к мальчишке ничего, кроме глухого раздражения.

Никогда? Ничего кроме?

Он вдруг выпрямился и открыл глаза. Это была странная, даже пугающая мысль. До этого момента ему в голову не приходило разобраться в своих чувствах к Гарри Поттеру. В тот момент, когда погибла Лили, на него будто взвалили огромный валун. И с тех пор он безропотно тащил свою свинцовую ношу час за часом, день за днем, никогда не позволяя себе забыть то, что он сделал. Не отворачиваясь от черной пропасти, в которой навеки сгинула Лили. И ее любимый муж.

Трижды проклятый, ненавистный Джеймс…

Снова волна неистового, испепеляющего огня накрыла его с головой.

Чертов Поттер. Его привычка взъерошивать волосы бесила просто до темноты в глазах. Богатенький выскочка. Столько всегда гонора, столько самоуверенности… Однажды осенью, когда они уже учились на последнем курсе, он случайно увидел их вместе. Лили и Джеймса. Они стояли во дворике, недалеко от парадного входа в замок, прячась от резких порывов ветра. Джеймс распахнул свое красивое модное пальто и Лили прижалась к нему. Он обмотал длинный красно-желтый шарф вокруг них обоих, она рассмеялась, прижимаясь к его плечу щекой. Он нежно обнял ее, что-то увлеченно рассказывая, и она снова смеялась. А потом в какой-то момент он умолк, их глаза встретились и…

Видеть, как они целуются, было больнее, чем прикосновение раскаленного железа. Ему хотелось кричать. Достать палочку и разрезать ненавистного гриффиндорца на мелкие кусочки, стереть в порошок, развеять по ветру... Он тщетно пытался найти хотя бы один повод вмешаться. Искал признаки насилия, придумывал, что он задурил ей голову, что просто принуждает ее... Нет. Конечно, это была неправда. Лили радостно и охотно отвечала на поцелуй, в их объятиях не было ничего пошлого и непристойного. Джеймс великолепно владел собой и со своей прекрасной дамой вел себя безупречно… Когда они наконец оторвались друг от друга, то снова принялись смеяться. А потом пробежали мимо него, взявшись за руки, на ходу что-то увлеченно обсуждая. Он стоял, скрытый тенью колонны, в ушах шумело от гнева, ревности, ненависти, поэтому он не слышал, не понимал ни одного слова… Он на всю жизнь запомнил лицо Лили в тот момент. В мельчайших подробностях, так ясно и остро, будто видел вчера. Оно сияло, как утреннее солнце. Она была такая легкая, красивая, сильная… Блики на рыжих волосах, прядь выбилась из пучка и она то и дело поправляла ее... Она была само совершенство. Даже поношенная клетчатая курточка не делала ее уродливее.

А как она смотрела на Джеймса… Мерлин великий! Одного этого было достаточно, чтобы осознать горькую реальность: ее сердце было занято раз и навсегда. Этот проклятый Поттер все-таки добился своего. Он похитил, навсегда увел, забрал себе Лили Эванс. И она охотно позволила ему сделать это…

«Что ж, тебе не в чем ее винить, не так ли? Ты приложил немало усилий, чтобы оттолкнуть от себя и тем самым вручить в руки сопернику», прошелестела следом холодная, невозмутимая мысль. «Бессмысленно отрицать очевидное. С тобой она никогда не смеялась и не сияла так, как рядом с ним»...

Потом был выпускной бал, с которого он удрал почти сразу. Не было сил смотреть, как Джеймс, великолепный, одетый, словно наследный принц, с восторгом и гордостью смотрит на свою рыжеволосую спутницу. На Лили было довольно простое светлое платье, какая-то красивая заколка в уложенных волосах. Но она будто излучала свет. Рядом с Поттером она была счастлива. Лишь на одно долгое мгновение она встретилась взглядом с ним, со своим бывшим другом. И ее лицо сразу потухло и застыло. Этот ее взгляд он тоже запомнил навсегда. Именно он теперь всюду преследует его. Печаль, упрек, разочарование, боль и в то же время твердая решимость и ясность — все было в этой короткой изумрудной вспышке. Лили нахмурилась, едва заметно кивнула ему, чтобы через секунду отвернуться и снова засверкать, заискриться навстречу Джеймсу, который сказал ей что-то и повлек в центр Большого зала, где уже кружились в танце несколько нарядных пар…

Он сразу ушел. Собрал вещи и уехал из Хогвартса уже рано утром, пока остальные отсыпались после бурного ночного гуляния.

Он больше никогда не видел Лили Эванс. Читал в «Ежедневном пророке» объявление о помолвке. Потом услышал о свадьбе…

А потом было подслушанное пророчество о мальчике, который родится в конце июля, и…

Он стремительно поднялся на ноги, собрал бумаги и несколько минут старательно сортировал их по ящикам. Еще четверть часа у него ушла на то, чтобы отправить несколько сов. Сосредоточение на работе дала свои плоды: круги на воде понемногу снова стали меньше и спокойнее…

Было уже совсем поздно, когда он поднялся в спальню и, небрежно сбросив с себя лишнюю одежду, вытянулся под одеялом. По старой привычке он освободил свой ум от лишних мыслей и закрыл глаза.

Он понимал, что никто не сможет избавить его от свинцовой ноши, которую он тащит вот уже почти 18 лет. Потому что никакая магия не может избавить человека от последствий его собственных поступков.

— Мы схватили их на лестнице, — ликующе прорычал Амикус Кэрроу, со всей силы толкнув Невилла вперед. Тот шлепнулся на пол, но тут же вскочил на ноги, сжимая кулаки. — Этот недоумок оказал сопротивление! Я требую самого сурового наказания!

Алекто в это время крепко держала за плечи двух девчонок, Полумну и Джинни, которые изредка пытались трепыхаться, но усилия их были совершенно бессмысленными: мощная, мужеподобная Алекто была в несколько раз сильнее их обеих.

Снейп с любопытством рассматривал меч Гриффиндора, который держал в руках. Надо же! Эти кретины умеют не только стены портить. Сегодня им почти удалось…

— Это всё я! — решительно выдохнул Невилл, зажмурившись. — Я заставил их мне помогать! Угрожал, что если они не пойдут со мной, я сообщу профессору Кэрроу, что это они писали те слова на стенах. Им пришлось пойти со мной, я их заставил!

— Не ври, Невилл, — воскликнула Джинни. — Я здесь совершенно добровольно. И…

— Только не надо жертвовать собой, Джинни! — с отчаяньем рявкнул Невилл. — Я тебя заставил, скажи им правду! И ты, Полумна! На самом деле это всё я! Я писал эти буквы и я решил сегодня украсть меч Гриффиндора!

Снейп ухмыльнулся, подошел к директорскому столу и, положив на него сверкающий рубинами меч, обернулся.

— Амикус! Алекто! Благодарю за превосходную работу, — проговорил он негромко. — Вы можете идти. Я сам примерно накажу этих паршивцев.

— Но я думал, что… — начал Амикус, однако Снейп поднял тонкую длинную ладонь, и тот резко утих.

— Полагаю, что в Хогвартсе пока есть директор, — ледяным голосом отчеканил Снейп. — И этот директор — я. И вам отлично, на что я способен, не так ли? Они хотели ограбить МОЙ кабинет. И я буду решать, как с ними поступить.

— Да, директор. Хорошо.

Стальные пальцы разжались. Алекто смерила девушек уничтожающим взглядом и направилась к двери следом за братом.

Невилл тут же подошел к Джинни и Полумне и встал перед ними, словно заслоняя их собой от холодного, ядовитого взгляда директора. Опустив руки, он постоянно сжимал кулаки. Джинни тут же вцепилась в его плечо, Полумна положила руку на второе. Невилл то и дело судорожно вздыхал, но смотрел на Снейпа прямо, не отводя глаза и не опуская голову.

Директор молча смотрел на эту героическую скульптурную группу и размышлял, загоняя поглубже гнев и раздражение. Идиоты… Даже за меньшее провинившихся теперь заковывали в кандалы, лишая пищи. К старшекурсникам Кэрроу, не стесняясь, применял круциатус, жалящие и режущие чары. И постоянно пускал в ход кулаки. А за попытку ограбить кабинет директора… Дай ему волю, Кэрроу запытает всех троих до полусмерти. Да еще половину школы заставит на это смотреть.

— Это всё я придумал, — снова отчаянно воскликнул Невилл. — Они тут ни при чем, я их заставил…

— Умолкните, Лонгботтом, — резко прошипел Снейп. — Вы, вероятно, полагаете, что совершили нечто героическое, расписывая стены оскорбительными глупостями. А теперь вам захотелось большего. Не терпится примерить мученический венец? Вы наверное подзабыли, что место героя-мученика уже занято вашим приятелем, Гарри Поттером. Хочу расстроить вас: второй такой идиот будет выглядеть скорее шутом, чем героем. Вы смешны, Лонгботтом. И я с большим удовольствием сломаю вашу нелепую мечту о мученичестве. Итак, мой вердикт. Вам троим до конца года запрещены визиты в Хогсмид. Никакого квиддича. Ни тренировок, ни матчей. Даже в качестве зрителей. И кроме того, вы все трое немедленно отправитесь к лесничему Хагриду и пробудете в услужении этого недоразвитого медведя ровно неделю. Я запрещаю вам появляться в замке до следующего четверга. Сколько занятий вы при этом пропустите и как будете наверстывать, меня не волнует. И учтите: если снова произойдет нечто подобное, я буду знать, где искать виновных. А вы отлично знаете, что вас после этого ожидает, не так ли?

Он подошел к Невиллу, взял его за воротник своими длинными бледными пальцами, чуть тряхнул и прошипел:

— А теперь убирайтесь вон. Чтоб духу вашего не было в замке через пять минут!

Невилл смотрел на него, не дыша и вытаращив глаза. Потом судорожно сглотнул и, сделав шаг назад, ринулся к выходу, увлекая за собой девчонок. Через секунду тяжелая дверь захлопнулась и в кабинете снова воцарилась привычная тишина.

Директор подошел к столу, снова взял в руки меч Гриффиндора и опустился в кресло у окна.

Этот Лонгботтом здорово изменился. Куда делся тот растерянный и неуклюжий увалень, который постоянно взрывал котлы, ронял склянки и запутывался в собственных ногах, даже не двигаясь с места? Вырос, осмелел. Смотрит прямо в глаза. Боится, его страх виден невооруженным взглядом. Да и кто бы не боялся на его месте? Они знают, что творят Кэрроу, знают про подвал. Однако, гнев и извечный гриффиндорский героизм гораздо сильнее… Попытался взять всё на себя, хотя у самого дрожали ноги… Достойный последователь Избранного. Взгляд все же не такой испепеляющий, как у Поттера. Однако раньше он едва не лишался чувств, увидев «любимого» профессора зельеварения, а сейчас — как сверлит глазами! Ненавидит. Неистово, не скрываясь. Еще один дурачок, готовый броситься в пасть дракона из-за ерунды.

Впрочем, меч Гриффиндора — это совсем не ерунда. За каким чертом он им понадобился, хотелось бы знать… Скорее всего просто очередная героическая выходка в стиле Поттера. Мол, не может великая реликвия Годрика Гриффиндора томиться в кабинете директора-убийцы… Насколько же вы предсказуемы. Насколько нелепо рискуете.

А Уизли куда полезла? Чтобы разделить участь братьев? Одного узнать нельзя — весь в шрамах. Второй… Мда. Скверно вышло. Повезло еще, что только ухо… Младший, вечный оруженосец Поттера вообще слёг с тяжелым обсыпным лишаем. Теперь девчонка тоже решила блеснуть фамильной отвагой. Подхватить, так сказать, знамя возлюбленного героя…

Что ни говори, у младшего Поттера такой же отличный вкус, какой был у старшего. Тоже охмурил самую красивую рыжую девчонку в школе… Еще пару лет назад была таким костлявым цыпленком. Одни глаза на веснушчатом лице. А в прошлом году вдруг стала самой популярной красоткой школы и официальной подружкой Гарри Поттера…

Он вдруг вспомнил конец прошлого учебного года. В какой-то момент Поттер вдруг стал излучать свет. Его совершенно перестали интересовать и ядовитые насмешки, и выговоры, и сплетни. От его физиономии можно было бы зажигать лампы. Однажды он наткнулся на них с Джинни, когда она что-то шептала ему на ухо, а Гарри тихонько целовал ее в висок, закрыв глаза и обнимая за плечи. Она чуть пониже Лили, но волосы того же цвета. А Поттер — копия своего папаши… Смотреть на это было неожиданно больно. Очень больно. Просто невыносимо. Заметив его, они, конечно же, отпрянули друг от друга и быстро ретировались, чтобы найти более укромное местечко. А он… Глухая ярость затопила на мгновение его разум, который угодливо подсунул целый ворох самых разных воспоминаний. Поттер ловит снитч, и Лили, смеясь, покрывает его лицо поцелуями… Букетик каких-то полевых цветов и травинок, перевязанный алой ленточкой, который чуть ли не ежедневно приносила ей маленькая пестрая сова во время завтрака. Лили чуть розовела, а Поттер сиял, излучая счастье и уверенность победителя…

Он встал, осторожно взял меч за рукоятку и пошел к лестнице, ведущей в личные апартаменты. Там, отодвинув в сторону громоздкую раму с портретом какого-то древнего старца в бархатной шапочке, сунул меч в тайник и, прошептав запирающее заклинание, снова вернул раму на место. Постоял мгновение, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Потом решительно направился в ванную.

— Вроде взрослый, разумный человек… Позавидовал пацану, да? И поэтому засадил переписывать эти идиотские карточки, — прозвенел ехидный голос. — Чтоб поменьше шлялся со своей рыжеволосой подружкой по окрестностями и не мозолил тебе глаза своим нестерпимым счастьем?

— Молчи! — взревел Снейп, замахнувшись на отражение и ударив по серебристой поверхности ладонью.

Это было как пощечина. Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. Он словно дал оплеуху сам себе...

Зеркало, к его удивлению, перестало хихикать и печально вздохнуло.

— Я же говорю. Я теперь — это ты, — пояснило оно. — Глупо. Глупо, Северус. После драки кулаками не машут…

— Он заслужил суровое наказание, — проскрипел он. — Он использовал темную магию и серьезно ранил однокурсника. Я должен был…

— Должен был лишить его последней капли радости, — безжалостно вставил голосок. — Потому что он использовал твое собственное заклинание, защищаясь от Малфоя. О, конечно. Я понимаю.

— Что?! Что ты понимаешь?! — прошипел Снейп. — Что ты вообще знаешь…

— Все, что знаешь ты, — ответил голос. — Я лишь отражение. Твоих мыслей, сожалений, воспоминаний, сомнений. О, только не отрицай! Не говори мне, что ты уверен и спокоен. Если бы ты не сомневался, ты бы не приходил сюда так часто. Не рычал бы на меня, как раненный зверь.

— Ладно, — злобно буркнул Снейп. — Я не хотел видеть их вместе. Доволен теперь? Мне было… Невозможно. Смотреть и снова вспоминать…

— Даже Дамблдор упрекнул тебя, — мягко вставил голос. — Хотя раньше почти никогда не комментировал твои воспитательные методы. И не вмешивался в твои отношения с этим мальчиком.

— Это… Это слишком, — еле слышно выдохнул Снейп. — Я тогда еще не знал. Что…

— Не знал, что у этого мальчика больше не будет возможности наверстать упущенное, потому что самого мальчика скоро не будет, — спокойно резюмировал голосок. — Да, Северус. Ты молодец. Ты отнял у него последнее утешение…

— Черт бы тебя подрал, — прошипел тот, морщась, будто от сильной боли. — Да! Признаю! Что? Доволен теперь?

— Из-за этого ты сегодня избавил его подружку от пыточного подвала, — вздохнуло зеркало. — Что ж, думаю, что даже сам Поттер с радостью согласился на такой обмен. Будем считать, что в этом вопросе вы квиты.

— Отлично, — рявкнул Снейп и вышел.

Понадобилось несколько минут, чтобы привести в порядок свои чувства и мысли.

Поттер теперь почти всегда стоял у него перед глазами, поэтому трудно было сохранять невозмутимую сосредоточенность и холодную отстраненность.

Он постоянно, днем и ночью, думал о Гарри Поттере.

Мальчик должен умереть. Однажды ему придется узнать свой смертный приговор. Узнать от него, Северуса Снейпа. Возможно, ему даже придется сопроводить Поттера к Темному Лорду. И своими глазами увидеть, как…

Дрожь прошла по телу. Он снова призвал разум к покорности.

Да. Страшный день неумолимо приближался.

Он склонился над котлом и внимательно наблюдал за тем, как темная, маслянистая жидкость постепенно меняла цвет и становилась прозрачнее.

Три помешивания по часовой стрелке, два — против. Повторить цикл семь раз. Дать настояться сорок пять минут. Добавить последний, самый важный ингредиент и сразу плотно закрыть, перекрыв доступ воздуха…

Поверхность эликсира покрылась мелкими голубоватыми искрами и вспенилась. Цвет из грязно-бурого стал темно-синим. Жидкость стала прозрачной. Он снова засек время. Точность здесь имеет колоссальное значение...

Это было его собственное открытие, сделанное на основе обычного Животворящего эликсира, и по воздействию это зелье было более мощным и универсальным. Кроме прочего, у него был и эффект быстрого и длительного обезболивания. Плюс еще кое-что для восстановления мышц, костей и нервной системы. Бесценный рецепт для целителей. Он легко мог бы стать сенсацией, если бы автор не предпочитал находиться в тени и не афишировать свои смелые эксперименты в лаборатории. Он даже в школе, когда каждый стремится показать себя и получить свою минуту славы, предпочитал держать свои открытия при себе. А сейчас — и подавно…

Секундная стрелка сделала полный круг.

Пять минут… Много или мало?

Очень мало для того, кто пытается кому-то помочь.

Очень много, целая вечность для того, кто испытывает страшную боль.

Такую, что вчера пришлось перенести Майклу Корнеру…

Он пристально смотрел на стрелку часов, которая по-прежнему спокойно бежала по кругу. Неподвижный, сосредоточенный и непроницаемый. Только внешне, разумеется. Внутри бушевал ураган.

Вчера, вернувшись в час пополудни из Малфой-мэнор с очередной сходки пожирателей смерти, он вошел в замок через парадную дверь и сразу же наткнулся на носилки, вереницей поднимавшиеся вверх по мраморной лестнице в больничное крыло. Двери в Большой зал были распахнуты настежь, оттуда доносился чей-то громкий истерический плач, причем надрывались явно несколько голосов. Вдоль стены рядом с дверью, прижимаясь друг к другу, стояли группки младшекурсников с бледными, почти серыми лицами.

— Что здесь происходит? — тихим жестким тоном поинтересовался он, остановившись посередине вестибюля. Из дверей Большого зала к нему навстречу вышли брат и сестра Кэрроу. Лица у обоих имели такое выражение, какое обычно бывает у кота, наконец-то достигшего полноты своих мечтаний и стащившего с кухонного стола три фута сосисок. И не просто стащившего, а сожравшего все до последнего кусочка...

— Мы навсегда отбили охоту у этих паршивцев нарушать правила и приказы, директор, — с ликующим рычанием доложил Амикус. — Вчера вечером, когда вас не было, мы поймали Корнера в подвале. Он освобождал трех первокурсников, которые были наказаны… Сегодня в присутствии всей школы Корнер получил по заслугам.

— Что случилось с остальными? И что за коллективная истерика? — холодно поинтересовался Снейп, кивнув на стоящие на полу носилки. На них лежала девочка-первокурсница в форме Пуффендуя.

— Это самые слабонервные сопляки, — хихикнула Алекто. — Кому не понравилось зрелище.

— Где Корнер? — ледяным тоном спросил Снейп, чувствуя, как внутри поднимается дикая ярость.

— Мы оставили его там, — ответил Амикус, махнув в сторону Большого зала. — Повисит до вечера в назидание остальным.

Снейп пошел к двери. От него в разные стороны шарахнулись стайки учеников.

Большой зал был почти пуст. За столами Когтеврана и Гриффиндора были небольшие группки, окружившие нескольких безутешно рыдающих девочек. А чуть в стороне… Да, зрелище было явно не для первокурсников. Черноволосый парень повис, стоя на коленях, уронив голову почти до пола. Его руки были связаны сзади и сильно заведены вверх, толстая веревка тянулась к черному стальному крюку, которым была изуродована старинная боковая колонна. Парень явно был без сознания. Черные, взмокшие волосы торчали в разные стороны.

— Снять немедленно, — приказал Снейп, сжимая кулак. — Отправить в больничное крыло. Всех, у кого нервный срыв — тоже. Под полную ответственность мадам Помфри. Амикус и Алекто, следуйте за мной в мой кабинет.

Он развернулся на каблуках и быстрым шагом направился к двери. Краем глаза он успел заметить, что к висящему Майклу тут же ринулись несколько человек, в числе первых — Полумна и Джинни…

— Объяснитесь, — резко рявкнул он, едва захлопнулась дверь кабинета. — Стоило мне покинуть школу, больничное крыло оказалось переполнено! Хогвартс существует для того, чтобы обучать волшебников, а не для того, чтобы их калечить! Что вы себе позволяете?!

— Мы не знали, когда вы изволите вернуться в замок, — с едва заметным вызовом рявкнул Амикус. — Нам нужно было примерно наказать этого негодяя. Так, чтобы больше никто не осмеливался игнорировать наши приказы.

— Что вы с ним сделали? — спросил Снейп.

— Всего понемногу, — плотоядно ухмыльнулась Алекто. — И на десерт круциатус. Всего минут семь-десять…

— ДЕСЯТЬ МИНУТ???!

Он рявкнул так, что Алекто вздрогнула и, вытаращив глаза, попятилась к брату и вцепилась в его локоть.

— Вы вообще соображаете, что вы делаете? — ядовито прошипел Снейп. — Каждый шестикурсник знает, что четверть часа пытки круциатусом необратимо разрушает рассудок взрослого человека! Этому парню всего семнадцать! Это фактически казнь! Среди бела дня, на глазах у всех! Посреди Большого зала! На каком основании вы решили, что имеете право казнить учеников? Вот так, без суда, без следствия и даже не поставив в известность директора!

— Мы… Мы это… Мы не знали, что…

— Вы не знали, как действует круциатус? Но при этом используете непростительное заклятие для школьных наказаний? — снова прошипел Снейп. — Может, сначала нужно изучить предмет, а потом применять заклятия на практике? Или может, вы не знали, что в Хогвартсе есть директор и что его зовут Северус Снейп? Что я назначен на эту должность лично Темным Лордом? Чего вы еще не знали? А, быть может, вы, Амикус, уже мечтаете избавиться от меня и занять мой кабинет? На мое место метите?

— Нет, что вы, — неподдельно испугался Амикус. — Я… Я никогда… Поверьте, директор, я бы не посмел и мечтать…

— Я очень надеюсь, что это так, — бросил Снейп. — Потому что те, кто переходит мне дорогу и становится моими врагами, обычно живут недолго. Считайте это дружеских предупреждением.

Он смерил обоих Кэрроу уничтожающим взглядом и добавил:

— Такого вопиющего самоуправства и нарушения субординации я больше не потерплю. Вам ясно? О каждом серьезном нарушении я должен узнавать первым. И именно я буду решать, что делать с нарушителями.

— Лонгботтом… Он выкрикивал… Он оскорбил нас! Я требую наказания! — с гневом выдохнула Алекто.

— А вы полагали, что он будет петь вам хвалебные гимны, глядя, как вы сводите с ума его однокурсника? — саркастически поинтересовался Снейп. — Впрочем, с Лонгботтомом я сам разберусь. На сегодняшний день вы уже достаточно наломали дров. А сейчас отвлекитесь на несколько дней от дисциплины и займитесь, наконец, своими уроками. Темному Лорду служит слишком много тупиц и невежд — ему нужны умные, хорошо обученные слуги.

Взглянув на него с неприкрытым презрением и ненавистью, Кэрроу мгновенно ретировались за дверь. Он остался один. Прошелся по кабинету, сел в кресло и на несколько минут погрузился в глубокую задумчивость. Потом резко встал и взмахнул палочкой.

Директорский стол развернулся вокруг своей оси, сложился и через некоторое время перед ним стоял добротный лабораторный стол со всем необходимым. Он снял мантию с широкими рукавами и остался в длинном черном сюртуке. И через несколько мгновений в котле уже что-то булькало и позвякивало…

Сначала — Животворящий эликсир. Это было элементарно, программа шестого курса. А потом его следовало доработать, и вот тут нужна полная концентрация. Довольно скоро все было готово. Он погасил горелку, остудил и перелил эликсир во второй котел, зафиксировал время на грифельной доске и, отставив в сторону готовое зелье, принялся измельчать какие-то кривые черные корешки.

Висящий на веревке Корнер снова встал у него перед глазами. В первое мгновение ему даже почудилось, что это Поттер. Лица не было видно, Майкл тоже черноволосый и был без форменной мантии… Хорошо, что на лице давным-давно не отражаются никакие эмоции и мысли. Но сердце ёкнуло… Еще пять минут, и даже его великолепное зелье оказалось бы для мальчишки бесполезным. Как много могут значить пять минут...

В памяти всплыл злополучный урок зельеварения, сразу после того, как Поттер без спросу влез в Омут памяти и узнал о событиях у озера... Да, как раз тогда пятикурсники проходили именно этот эликсир. И Поттер, надо сказать, отлично справился с первого раза… Злился он, конечно, тогда ужасно. Аж булькал, как котел… Что ж, он знал, почему разбилась колба и за какие грехи он снова получил «ноль».

Месть была сладкая. Но мелкая и совершенно недостойная звания преподавателя Хогвартса. Смешное, нелепое мальчишество. Однако, удержаться он не смог. Не хотел. Даже не пытался. За такое наглое вторжение в самую постыдную тайну нужно было отплатить, как следует...

Снейп сложил измельченные корешки в маленькую плошку и залил темно-зеленой жидкостью. Снова зафиксировал время на грифельной доске. Потом пошел по лестнице вверх, в ванную. Сбросив с себя одежду, он залез под душ и долго стоял под тугими струями горячей воды, словно пытаясь смыть с себя все впечатления последних часов.

Гадостная, наполненная липким ужасом атмосфера в Малфой-мэнор, эти серьезные, пафосные лица и насквозь прогнившие души… Помятую рожу Петтигрю он уже просто не мог выносить, и благодарил судьбу за то, что у него есть возможность скрыться от всех в стенах школы, не видеть, не слышать эту ничтожную, жалкую сволочь, из-за которой погибла Лили... Темный Лорд, принимающий донесения и раздающий указания. Похвала для нового директора Хогвартса, целый залп выразительных взглядов со всех сторон. Пылающие глаза Нарциссы. Умоляющие, полные отчаянья. Не нужно было даже применять окклюменцию, чтобы понять миссис Малфой. С недавних пор ее интересовал только Драко… Он едва заметно кивнул ей, лицо Нарциссы приобрело прежнее равнодушно-высокомерное выражение, глаза потухли. Воистину, она по-прежнему настоящая Блэк…

Он трансгрессировал из Мэнор, мечтая только о тишине и уединении директорского кабинета, однако, едва зайдя в замок, обнаружил в нем полный хаос. Несколько учеников без сознания, запытанный до полусмерти Корнер, бьющиеся в истерике девчонки. И Кэрроу, сладострастно-хищные, удовлетворенные достигнутым эффектом… С нервным срывом мадам Помфри справится сама. А вот Корнер… Нужно выяснить, насколько он пострадал. О, Мерлин, когда же все это кончится. Эта грязь, подлость, жестокость. Эта бессмысленная безнадежность и невыносимая тошнота бытия…

Снова перед глазами был Гарри Поттер. Он был перепуган до полусмерти, когда понял, что его застукали на месте преступления. Ему тоже не хватило буквально пяти минут, чтобы исчезнуть незамеченным… Он был в ужасе, поняв, что железная рука, схватившая его за плечо, принадлежала хозяину воспоминаний, самому Северусу Снейпу… Однако в глазах не было ни капли злорадства. Только страх и… Что-то еще. Очень похожее на сильную боль.

Звон разбившейся склянки с сушеными тараканами. Глухой стук захлопнувшейся двери… В ту минуту его трясло от ярости и унижения, от гнева и ненависти. Пропади пропадом все эти Поттеры, которые снова и снова заставляют его стыдиться самого себя, чувствовать себя объектом насмешек...

После этого инцидента можно было ожидать любых последствий. Снова тихие усмешки за спиной, снова эти ироничные, снисходительные, издевательские взгляды… Но ничего этого не было. Поттер ходил, словно в воду опущенный, будто раздавленный обрушившейся на него правдой. Изредка бросал на него взгляд, полный чего-то такого… Очень похожего на боль. Спустя неделю стало понятно: Гарри не рассказал об увиденном ни одной живой душе. Даже ближайшим друзьям — их сознание было открытой книгой, проверить не составило труда... Он удивил его тогда. Поразил. В руки мальчишки впервые попало такое великолепное оружие против ненавистного профессора, но он, вместо того, чтобы использовать полученную информацию для сладкой, сокрушительной мести, казалось, был полностью поглощен своими тягостными раздумьями и хранил полное молчание…

Гарри сохранил все в тайне. Хотя на душе у него скребли кошки.

Гарри не предал, хотя имел и возможность, и тысячу самых веских причин.

Он не проговорился даже после инцидента с разбившейся колбой животворящего эликсира...

Смыв последнюю пену с волос, он наконец выключил воду. Тщательно вытерся, оделся. Подошел к зеркалу, поправил сюртук, рукава…

— Этот мальчик знает, что такое невыносимая боль… Сколько раз Поттер попадал под круциатус? Два? Три? — вдруг спросило зеркало, которое до этой минуты хранило упорное молчание.

— Не знаю точно, — глухо проговорил Снейп, глядя в собственные черные глаза. — В ночь, на кладбище. В ночь, когда Дамблдор… Когда я…

— Когда ты напал на него, безоружного и беспомощного, словно обезумевший стервятник, — безжалостно закончило зеркало.

— Я был вне себя, — мрачно рявкнул Снейп. — Не каждый день убиваешь тех, кто был тебе близок…

— Он тоже был вне себя, — добавил голосок. — Он только что стал свидетелем убийства того, кто был ему близок.

— Сожалею, — буркнул Снейп. — Это было слишком… Невыносимо. И потом, Поттер сам на меня нападал, я вынужден был защищаться…

— Чтобы одолеть мальчишку, едва живого после круциатуса, который не помнит себя от горя и гнева, тебе хватило бы одного петрификус тоталус. Его умеют даже второкурсники.

— Знаю, — снова буркнул Снейп. — Я уже сказал, что сожалею. В любом случае, Поттер жив и здоров. И ничего нельзя повернуть вспять. Так что убиваться по этому поводу не вижу ни малейшего смысла. В любом случае, наши с ним отношения невозможно сделать еще хуже. И скоро все это закончится…

— Именно поэтому, Северус, — снова прозвенел голосок. — Самое время понять…

— Понять что? — переспросил он.

— Все, что случилось, — ответило зеркало. — Откуда сколько злости? Раздражения? Даже ненависти… К мальчишке, который, смею заметить, ничего плохого тебе не сделал! А вот ты перед ним в неоплатном долгу…

— Вот тебе и ответ, — резко парировал Снейп.

Он повернулся к зеркалу спиной и стремительно вышел. Нужно было закончить с целебным эликсиром.

Он проверил время — 45 минут истекали через несколько мгновений. Несколько точных движений, щелчок плотной крышки… Еще семь минут подождать, довести до кипения и все готово.

Закончив готовить зелье, он проверил его на вкус крохотной ложечкой с длинной ручкой, с удовлетворением хмыкнул, снова прикрыл котел крышкой и позвонил в серебряный колокольчик с темной ручкой.

С громким хлопком перед ним возник домовый эльф.

— Рогалик к услугам директора, — услужливо поклонился эльф.

— У меня для тебя есть важное поручение, которое ты, как обычно, сохранишь в полной тайне, — проговорил Снейп. — Во-первых, ты сходишь в больничное крыло и узнаешь, как себя чувствует Майкл Корнер. Потом вернешься. Возьмешь у меня бутылку с зельем и получишь указания, когда и сколько добавлять ему в лекарство. Все будет зависеть от состояния мальчика… Никому не звука ни при каких обстоятельствах, это ясно? Если скажешь хоть слово, хоть намек — умрешь.

Эльф поклонился и с громких хлопком исчез.

Снейп извлек откуда-то старую глиняную бутылку, тщательно очистил ее и перелил в нее целебный отвар, плотно заткнув пробкой.

Что ж, в сложившейся ситуации он больше ничего не мог сделать.

— Еще раз, Драко! Соберись! Легиллименс!

Малфой снова дрогнул и захрипел от натуги. В его мерцающем сознании понеслись отрывочные картинки…

Люциус холодно отчитывает маленького сына и отправляет его в комнату, лишив ужина. Драко уныло бредет по бесконечным коридорам Малфой-мэнор в полном одиночестве, иногда останавливаясь и с яростью пиная воздух, будто желая сделать кому-то очень больно. Потом с силой хлопает дверью и бросается на кровать, вниз лицом, чтоб через мгновение начать колотить по ней крепко сжатым кулаком...

Лицо маленького Гарри Поттера, сидящего на диванчике в купе «Хогвартс-экспресса», с ним рядом — глуповатая физиономия Рона Уизли, который только что набил полный рот сладостей и поэтому не может произнести ни слова…

Снова пустой Мэнор с его гулкими, холодными коридорами. Люциус смотрит на сына критически, потом бросает чуть презрительно: «Выпрями спину и расправь плечи, Драко. Члену семьи Малфой не пристало иметь такой вид, будто ты чистильщик обуви. Даже если тебе страшно, неуютно или холодно, этого никто не должен замечать. Никогда. Ни при каких обстоятельствах». Драко послушно делает то, что велит отец, поднимая вверх подбородок и стараясь скопировать выражение равнодушной брезгливости, застывшее на лице Люциуса…

Снова лицо Поттера — раскрасневшееся, охваченное невероятным азартом. Через мгновение — ликующая команда Гриффиндора обступает Поттера со всех сторон, с объятиями, воплями восторга и хохотом…

Всё рушится. Сквозь все разноцветные картинки проползает гигантская змея Нагайна и, раскрыв пасть, словно пытается проглотить… Страх, всепоглощающий, убивающий, парализующий, заполняет каждую клеточку тела. Все становится бессмысленным. Весь мир превращается в холодную, скользкую змею и готовится к смертельному прыжку…

— Это никуда не годится, — резюмировал Снейп, опуская палочку. — Никакой концентрации. Драко, ты понимаешь, почему ты здесь? Почему я трачу свое время на то, чтобы научить тебя закрывать сознание от постороннего вторжения?

— Понимаю, сэр, — буркнул Драко. — Это очень… Сложно. Но я хочу попробовать еще.

— Продолжим завтра, — ответил Снейп. — В это же время. Постарайся сделать так, чтобы о дополнительных занятиях никто не узнал. Сегодня вечером ты выполнишь те упражнения, которые мы проходили. Учти: если не приложишь усилий, последствия будут очень печальными. Твоя мать хочет, чтобы ты научился. Чтобы у тебя был шанс… на новую жизнь. Надеюсь, ты ценишь усилия своей матери и мое время, Драко.

— Да, сэр, — ответил Драко, поднимаясь на ноги. — Спасибо. До завтра, сэр.

Драко вышел из кабинета.

Снова воцарилась обволакивающая, плотная тишина.

Если по-честному, то у Драко дела с окклюменцией шли не так уж плохо. Не так, как у Поттера два года назад. Он явно был заинтересован в успехе, он старательно делал все упражнения, он прилагал усилия. И кое-какой прогресс уже был: картинки стали обрывочными, перемешивались, как обрезки разноцветной бумаги. И из этого мысленного мусора довольно трудно было выудить что-нибудь полезное… Что ж, начало положено. Кажется, у Малфоя гораздо больше способностей к окклюменции, чем у Поттера. Хоть в чем-то этот заносчивый наследник родовитой семейки превзошел Избранного. Которого так ненавидел, так мечтал обойти все последние семь лет… Хотя…

В воспоминаниях Драко странным образом постоянно всплывали эпизоды с Поттером. Причем, не стычки, даже не квиддич — а какие-то сцены, когда Гарри окружен друзьями, дурачится и хохочет с Роном, спорит с Гермионой, потом, стоя в заснеженном школьном дворике, Гарри, смеясь, отбивается от близнецов, которые надевают на него нелепую шапку, больше похожую на смертельно больную мандрагору… И все в таком же духе. Малфой постоянно наблюдал за Поттером. Незаметно, с равнодушным лицом, а внутри у него все кипело.

«Кто бы мог подумать, — сказал Снейп сам себе, — что это высокомерный эгоист способен на такую мучительную зависть. На такие сильные чувства… Он будет отрицать, он скорее отрежет себе язык, умрет, но никогда не признается, что все эти годы неистово мечтал дружить с Поттером — так, как Рон, как близнецы, как неуклюжий Лонгботтом. Ненавидел эти свои мысли, отгонял, но все равно наблюдал и, каждый раз глядя на радостное тепло, которым Гарри и его друзья щедро делились друг с другом, невыносимо мучился от зависти, от безысходного, ледяного одиночества. Такого привычного, такого понятного и такого опостылевшего…

У Поттера были совершенно другие воспоминания… Перед глазами замелькали картинки, которые он наблюдал во время тех мучительных и бесполезных занятий. Собака тетки Мардж, загнавшая мальчишку на дерево. Запертая душная кладовка и мальчик, тихонько плачущий в подушку. Его немой ужас, граничащий с паникой — Дадли запер дверь туалета и с хохотом погасил свет… Тяжелый подзатыльник дяди Вернона, от которого он падает и больно ударяется о стену… Постоянное, непроходящее чувство голода. И еще больше — тоскливое одиночество, в котором нет малейшего просвета… Вот, он лежит, завернувшись в одеяло и все равно дрожит — у него явно высокая температура и озноб. Кто-то открывает дверцу, ставит на полку стакан с водой и кладет пачку аспирина. И дверца сразу захлопывается…

— Неужели ничего не дрогнуло внутри, пока ты смотрел на все это, Северус? — тихо спросило ехидное зеркало.

Он снова стоял, глядя в глаза своему отражению. Он ненавидел это зеркало, но в то же время испытывал сильную потребность снова и снова приходить сюда, чтобы продолжить мучительный и бесконечный разговор с самим собой. С собственной памятью. С собственной совестью…

— А ты как думаешь? — хмуро ответил он вопросом на вопрос. — Только конченый подонок может равнодушно наблюдать такое.

— Но сострадание, видно, было слабее привычного раздражения, — ухмыльнулось зеркало. — Раз ты не прекратил цепляться к нему.

— Нужно было сбить с него спесь! — резко рявкнул Снейп. — Он совсем как отец…

— О, только не надо лукавить! — взмолился голосок. — Внешне он, конечно, здорово похож на Джеймса. Но в остальном… Мальчишка, который видит в зеркале Еиналеж не кубок мира по квиддичу, не горы золота, не заголовки газет со своим именем, а папу с мамой, — где там спесь? Ты, Северус, всегда видел в мальчишке лишь то, что хотел увидеть. Смотрел на его лицо, а ненавидел только собственные воспоминания. Только вот страдал от этого ребенок, который не сделал тебе ничего плохого. Которому и без твоих придирок и ядовитых шпилек хватало неприятностей… Зачем? К чему все это?

— Чтоб корона на голове не выросла, — глухо ответил Снейп. — Чтоб слава и всеобщее внимание не вошли в привычку, не стали насущной потребностью. Чтоб не возникло даже мысли, что ему положены какие-то особенные привилегии. Пока все остальные прыгали вокруг него на задних лапках, я относился к нему так же, как ко всем студентам. Не давал ему никаких поблажек.

— Как ко всем студентам? Ты? — зеркало фыркнуло и рассмеялось неприятным скрежещущим смехом. — О, конечно. Никаких поблажек и привилегий. Но в остальном… Входя в класс, ты искал глазами именно его. Задавая вопросы, ты чаще всего смотрел именно на него. И именно ему тебе приятнее всего было ставить плохие оценки и назначать наказания. А уж твои неустанные упражнения в остроумии…

— От остроумия еще никто не умер, — раздраженно ответил Снейп. — Даже от ядовитого.

— Конечно же, нет! — ухмыльнулся голосок. — Поэтому ты в свое время, едва попав в школу, возненавидел всех и каждого, кто отпускал шуточки про твои поношенные мантии и немытые волосы… Ты тоже вроде не умер от избыточного остроумия в свой адрес. Просто замкнулся, ожесточился и принялся копить обиды и злость. Много лет. И в какой-то момент накопил такой заряд, что однажды погожим летним днем…

— Заткнись! — завопил Снейп. — Не смей! Слышишь? Ты думаешь, я этого не помню? Я каждую минуту про это помню! Одно слово… Оно вырвалось…

— Ты отлично знаешь, что это было не просто слово, — тихо заговорило зеркало. — И дело было не вовсе не в том, что ты тогда крикнул. Это был лишь финальный аккорд. Последний гвоздь в крышку гроба, в котором ты похоронил свою дружбу с ней. Все разрушила именно твоя злость, вечная обида на всех и вся. Твое желание мстить и разрушать… Что ж, оно сбылось, как видишь.

— Замолчи, — неожиданно тихо произнес Снейп. — Пожалуйста. Просто замолчи. Не надо… Это…

Он закрыл руками лицо и некоторое время стоял молча, пытаясь овладеть собой. Потом снова взглянул в черные глаза напротив.

— Я все помню, — произнес он. — Всех, кого убил, кого предал. Их имена, их голоса. Их лица. Я ничего не могу изменить. И расплачиваюсь за это каждый день. Каждую ночь на протяжении последних 18 лет. И… Столько усилий. Но все, что я делал все эти годы. Я хотел… Исправить хоть что-то. Защитить ее сына, раз уж не смог спасти ее саму.

— Необычный способ исправить совершенное зло — мучить мальчишку, который благодаря тебе стал сиротой, — ухмыльнулось зеркало.

— Я не святой! И никогда не претендовал… Да, у меня тоже есть слабости. И чувства, с которыми я не всегда могу… Да, катись ты к дьяволу! В конце концов ты…

— Всего лишь ты сам, Северус, — вздохнуло зеркало. — И, уверяю тебя, ты не первый, кто хочет послать к черту самого себя, увидев собственное отражение. Чего больше в этом желании — стыда или страха?

— Страха? — удивился он.

— Страха, — повторил голосок. — Перед его внимательным, чистым взглядом. О, ты с первого дня понял… И с тех пор неистово оборонялся. Прилагал невероятные усилия, чтобы держать его на максимальном расстоянии. Чтобы вызвать в нем антипатию, и этим оттолкнуть. Потому что с первого дня, как ты его увидел, ты больше всего боялся одного: что те ледяные стены, которые ты так старательно выстраивал всю свою жизнь, могут рухнуть от одной улыбки этого мальчика. Что один его взгляд разрушит твою надежную тюрьму, в которую ты запер сам себя и проглотил ключ. Ты боялся увидеть в его взгляде свет Лили Эванс. И, забыв обо всем, ринуться на этот свет, не разбирая дороги…

— Один раз я ринулся, увидев свет, — едва слышно проговорил Снейп побелевшими губами. — Это стоило ей жизни. Больше я никому не позволю… Пусть лучше он меня ненавидит. Я буду защищать его. Даже от самого себя, пока хватит сил. Впрочем, сейчас все это уже не имеет значения. Скоро…

Он вдруг поперхнулся. Тряхнул головой. Включил воду, умылся и принялся старательно вытирать лицо.

— Ты больше не можешь защитить его, — проговорило зеркало, вздохнув. — Финал уже близок. Мальчик, где бы он сейчас ни был и чем бы ни занимался, усердно приближает собственный конец… И тебе придется увидеть это. Дамблдор не смог заставить себя пережить смерть Гарри Поттера и предпочел умереть раньше него. Ты сможешь?

— Я должен, — глухо произнес Снейп. — Если мы хотим покончить с этим, каждый заплатит свою цену. И только тогда будет шанс. Только тогда все эти жертвы, слезы и усилия будут не напрасны.

— Отлично сказано. Почти гриффиндорским стилем, — не удержалось зеркало. — Но-но, не злись. В приличных кругах это комплимент. Ты не хотел бы разыскать его и поговорить начистоту? Расставить все точки над «и»?

— Нет, — резко отрезал Снейп. — Когда придет час, я найду его и сделаю то, что должен. Но об остальном… Поттер никогда не узнает. Ни к чему. Да и какое это имеет значение, если…

— Пожалуй, для него это имеет большое значение, — протянул голосок. — Поттер не из тех, кто любит таскать в себе ненависть. Его это тяготит. Возможно, ему было бы легче пройти через это…

— Никакие сентиментальные излияния не могут облегчить семнадцатилетнему мальчишке дорогу к его собственной казни, — прервав фразу, парировал Снейп. — Ни мои. Ни чьи-либо еще. Я не стану рисковать и тратить силы на то, что заведомо лишено смысла. Поздно сожалеть. Поздно исповедоваться и тем более поздно просить об отпущении грехов. Все решения уже приняты.

— Да, его путь определен и почти завершен, — вздохнуло зеркало. — А вот что будешь делать ты сам? Когда все будет кончено…

Снейп промолчал. Он снова тряхнул головой и стремительно вышел.

Это было, пожалуй, самое страшное. Представить себе жизнь после того, как Мальчик-Который-Выжил выйдет навстречу Волдеморту и встанет под его убивающее заклятие… Никто на всем белом свете не знал, что будет дальше.

Сегодня выдался особенно тяжелый день: снова пришлось вмешаться и проявить директорскую власть…

Он лежал под одеялом, закрыв глаза, однако сон не шел. Голова гудела от информации, мыслей и воспоминаний. Это было совершенно непривычное, уже давно забытое состояние, которое немного его пугало. Но, с другой стороны, ему не хотелось снова загонять в темноту всё, что за последние недели было разворошено, разбужено, поднято из глубины сердца и теперь вертелось внутри медленным, испепеляющим вихрем… Снова собрать все эти обрывки в кучу, затолкать и запереть во тьме было несложно. Но… Что-то останавливало. Ему хотелось хотя бы раз в жизни разобрать скомканный клубок на отдельные фрагменты и попытаться понять… Понять самого себя. Это был единственный способ избавиться от ужасного ощущения бессмысленности и бесцельности собственного существования. Понять. Ухватиться хоть за что-нибудь...

Он лежал в темноте и тишине директорской спальни и думал.

Эльф Рогалик, который служил теперь его главным осведомителем и тайным помощником, рассказал что Корнер, несмотря на целебное зелье, поправлялся медленно. Его навещали по несколько раз в день. Друзья подбадривали его теплыми записками, присылали сладости и цветы, подолгу сидели с ним в больничном крыле. Парень был крайне подавлен и первые дни вообще не разговаривал. Только через несколько дней после экзекуции немного порозовел и начал откликаться, отвечать, реагировать… Его бывшая подружка Джинни Уизли тоже не оставалась в стороне, и спустя несколько дней подарила Майклу одну безделушку. Простенький брелок с изображением патронуса-оленя. Это была вещица, которую оставил ей Гарри, когда уходил из «Норы» в неизвестность. Для Майкла это было важное, скрытое послание: «Думай о хорошем. Гарри не сдается и борется. Значит, и мы будем бороться и не станем падать духом». Корнер долго вертел брелок в руках, потом спрятал его под одежду, поблагодарил Джинни и умолк. Но с того дня начал понемногу оживать...

Что ж, после этого вопиющего случая брат и сестра Кэрроу слегка поутихли. Их наказания перестали напоминать внесудебные казни, однако мелких придирок стало в разы больше. Откровенных акций протеста после жуткой истории с Корнером больше не было, но старшекурсники все равно постоянно выражают свое отношение к новому режиму и несут за это наказание.

Лонгботтом постоянно ходит израненный, но кажется, он считает свои травмы чем-то вроде почетных наград. Мальчишка явно решил занять место «нежелательного лица № 1». Кто бы мог подумать, что из неловкого испуганного хомяка вырастет такой лев! Сегодня он снова получил по лицу, не позволив кому-то из слизеринцев отрабатывать заклятие на первокурснике. Казалось бы, какое тебе дело? Но, нет! Оттолкнул мальчишку, закрыл собой... Кэрроу взбеленился, рассек ему щеку. Теперь тот козыряет очередным пластырем, как орденом. А ведь этот первокурсник даже не гриффиндорец, он тоже со Слизерина! Едва ли даже знает, как зовут великовозрастного защитничка. И точно не скажет спасибо…

Нет, эти гриффиндорцы непостижимы. Безрассудные безумцы. Это дико раздражает, как все непонятное, как все лишенное логики и смысла.

— Лишенное смысла? — хмыкнул в глубине сердца голосок волшебного зеркала. — Когда Поттер выволок тебя из-под Гремучей ивы, спасая от оборотня, ты не считал это бессмысленным.

Он вздохнул и перевернулся набок. Это воспоминание всегда было для него мучительным, но лгать и спорить с очевидным ни к чему: той ночью Джеймс Поттер спас ему жизнь.

… Он успел увидеть вдалеке, как чудовище растет, потом распрямляется, поднимает голову и издает жуткий протяжный вой. Он едва успел сделать еще один шаг вперед, как в то же мгновение услышал тихий шорох позади и почувствовал горячую мокрую ладонь на своем лице. Кто-то сжал его стальной хваткой и закрыл рот.

— Ни звука, Снейп, — тяжело дыша, прошипел ему в ухо Поттер и потащил его назад.

Он понял, что попался, задергался, но Поттер поддал ему пинка и только сильнее сжал руки, пробираясь к выходу из лаза и волоча его за собой. Физически Джеймс всегда был намного сильнее, сопротивляться было бесполезно.

Выйдя на поверхность, Джеймс перевел дух, тут же схватил его за плечо и помчался к замку.

— Пусти! — заорал Снейп, пытаясь вывернуться прямо на ходу.

— Заткнись и шевели копытами! И поживее! — рявкнул на него Поттер, не снижая скорости.

Запыхавшись, они добежали до замка, обогнули его, влетели за какой-то выступ. Джеймс распахнул какую-то крохотную дверку и со всей силой втолкнул туда Северуса. Потом зашел сам и хлопнул дверью.

— Какой же ты кретин, Снейп, — прорычал Джеймс, тяжело дыша. — Просто конченный придурок. Вот какого дьявола тебе от нас надо, а? Шляешься, вынюхиваешь… Что, узнал теперь, что хотел? Доволен? Чем ты вообще думал, когда лез под дерево? Это что, игрушки, по-твоему? Тебе жить надоело?

— Блэк, — задыхаясь, выдавил из себя Снейп, глядя на Поттера с ненавистью. — Блэк сказал, что…

— Сириус решил тебя проучить, — перебил его Джеймс. — Тоже кретин, каких мало… И что мне теперь с тобой делать, а?

— Я… Я все расскажу! — прошипел Снейп.

— О, даже не сомневаюсь! — парировал Поттер. — Для начала ты все расскажешь Дамблдору. Ну-ка, пошли. И чтоб ни звука, ясно? Вздумаешь орать, шарахну конфундусом — неделю имя свое не вспомнишь...

Они долго шли какими-то узкими, тесными коридорами, потом выбрались в большой, уже знакомый коридор и направились к кабинету директора…

Дамблдор сидел в кресле, задумчиво накручивая на палец свою серебряную бороду, и слушал сбивчивый, яростный рассказ Северуса. Поттер стоял чуть поодаль, в углу, скрестив руки на груди и уставившись в окно.

— Что ж, — наконец заговорил Дамблдор, когда тот закончил свой монолог. — У вас, несомненно, были самые лучшие намерения, я в этом уверен. Однако, теперь, узнав правду о Римусе Люпине, вы создали для всех нас огромную проблему, Снейп.

— Так вы знали??! — изумленно ахнул он, вытаращив глаза на директора.

Дамблдор вздохнул.

— Конечно же, я знал, — мягко ответил директор. — Это была моя идея — создать для Римуса условия, чтобы мальчик, несмотря на свой недуг, мог получить образование. Его родители были в полном отчаянии… Я сделал все возможное, чтобы мальчик мог учиться и чтобы во время… эмм… обострения своей болезни не представлял угрозу для других учеников. Я рад, что у него есть друзья, которые уже много лет заботятся о нем, тщательно оберегают его тайну и помогают ему в трудный час… Да, Поттер, вы можете быть свободны. Возвращайтесь к себе. Завтра на большой перемене вы зайдете ко мне вместе с Блэком. А сейчас доброй ночи! А вы, Снейп, задержитесь еще на пару минут, пожалуйста.

Поттер, чуть помедлив, бросил хмурый взгляд на директора, потом — на ошеломленного, яростного Снейпа, и скользнул за дверь.

— Северус, — мягко произнес Дамблдор. — Раз уж вы теперь в курсе нашей… эммм… небольшой проблемы, я настоятельно прошу вас хранить полное молчание до самого конца вашего пребывания в Хогвартсе в качестве ученика. Римус не виноват в том, что с ним случилось. Его семья тяжко страдает из-за этой трагедии и… В общем, я надеюсь на то, что мне не придется более возвращаться к этой теме. И все, что вы узнали сегодня, рискуя жизнью, останется тайной для всех остальных.

— Но… Они нарушают правила, постоянно, — выдохнул Снейп. — И…

— Блэк и Поттер, возможно, не идеальные ученики, — Дамблдор улыбнулся уголками губ. — Но в данном случае я склонен слегка прикрыть глаза и не замечать некоторых нарушений. Эти мальчишки проявляют такую заботу и доброту к неизлечимо больному другу… Это большая редкость. И они делают для Римуса то, чего не может сделать ни один целитель — они дают надежду тому, кто давным-давно ее утратил. Надежду, что даже с такой ужасной… эмм… болезнью он может жить, как другие люди. Дружить, учиться, радоваться. Что у него есть будущее. Уверен, что вы не станете разрушать жизнь целой семьи, болтая о страшном секрете Римуса Люпина. Если какая-то информация все-таки просочится, я буду знать причину. Это крайне меня огорчит, Северус. Я буду вынужден принимать совсем иные меры, а мне категорически не хочется этого делать… Итак, мы договорились?

— Да, сэр, — буркнул Снейп.

— Обещаете?

— Обещаю, сэр.

Дамблдор снова вздохнул и улыбнулся.

— Вот и славно. А теперь идите к себе. Доброй ночи!

Снейп кивнул и, пробубнив что-то формально-вежливое, покинул директорский кабинет.

… Он до сих пор помнил каждую мелочь. Как стояла чернильница на столе Дамблдора, как лежало большое перо. Три книги — одна по трансфигурации, две по заклинаниям. Раскрытый томик о каких-то зельях. Помнил его лицо, глаза за очками-половинками…

Чудовищным усилием он отодвинул от себя жуткое воспоминание о конце старого директора. Зеленый луч, мелькнув на задворках его сознания, тут же погас, провалившись в чернильную тьму… Все-таки Северус Снейп — умелый окклюмент…

Он пошевелился и сел в постели.

Никакого покоя, — думал он. — Голова постоянно забита этим мусором…

— Это не мусор, Северус, — откликнулось что-то внутри голоском волшебного зеркала. — Это твоя жизнь. Ты так старательно запихивал все это в дальнюю кладовку, так старательно приделывал новые замки и засовы, что теперь, когда все это вывалилось оттуда, проломив дверь, оно действительно похоже на бесформенную кучу… Разберись с этим. Пока еще есть немного времени.

Он снова вздохнул. Вытащил из-под подушки волшебную палочку, зажег огонек. Медленно провел вокруг себя. На старинном столике рядом с кроватью лежал ворох всякой всячины. Какие-то бумаги, пустые флаконы, зачерствевший сухарик, мешочек с порошком из листьев бузины…

Взмахом руки зажег подсвечник на стене. Еще один. Стало заметно светлее. Он положил палочку, взял несколько листков, принялся разбирать их один за другим. В какой-то момент его рука задрожала — он уронил листок себе на колени и сжал голову руками.

Это был фрагмент письма Лили.

Тот самый, который он забрал из дома на площади Гриммо, когда пришел туда, чтобы уничтожить все следы пребывания там Ордена феникса. Было непросто обойти все ловушки, но он справился… В пустом доме царил разгром, всюду валялись вещи, книги, пустые бутылки, какой-то мусор. Он тщательно проверил все углы и шкафы, чтобы нигде не осталось ни клочка бумаги, ни следа, ни фотографии, которые бы компрометировали членов Ордена. В комнате Сириуса, на каминной полке, среди паутины и разного пыльного хлама он нашел тогда старое письмо и фотографию. Они хранились отдельно, заботливо сложенные в конверт. Поверх стоял массивный латунный подсвечник. Вор не обратил внимания ни на конверт, ни на пыльный канделябр.

Эти два листка, исписанные ее знакомым почерком, были для него словно куском раскаленного железа. А фотография... Один взгляд на ее лицо и… Это было похоже на удар копья в самое сердце. Ледяной панцирь, которым он много лет окружал свою душу, был прожжен мгновенно. Одним ее взглядом со старого снимка.

Он упал на колени, снова и снова читая это нехитрое письмо, задыхаясь, захлебываясь и дрожа от затопившего его горя, не замечая, что плачет впервые за последние 17 лет. Как ребенок, громко, навзрыд, едва переводя дух, позабыв обо всем на свете, кроме ее ослепительного лица, ее улыбки, которую он больше никогда не увидит…

Каждая строка, написанная ею, дышала нежностью и теплом. Ее неугомонный драгоценный сыночек, который уже в годик гонял по коттеджу в Годриковой впадине на игрушечной метле, разбивая вазы и пугая кошку. Батильда Бэгшот, радушная соседка, обожающая малыша Гарри... Все это было на самом деле. Она была живой, настоящей, была полна сил, любила, готовила обеды, нянчилась с сыном, писала письма. И когда писала это, еще не подозревала, что дни ее сочтены.

Печальный Хвост. Наверняка в тот момент уже принявший свое решение.

Убитая Марлен Маккинон. О, этот случай тоже врезался в его память навечно. Ухмылки пожирателей, равнодушное лицо Темного Лорда, коротко сообщившего о смерти целой семьи таким будничным тоном, будто просил передать ему солонку. В тот момент Северус уже был в сговоре с Дамблдором, уже вел двойную игру, пытаясь отвести беду от Лили, но с каждым днем яснее понимал, что надеяться можно только на чудо…

Чуда не произошло. Поттеры погибли, один за другим, оставив в рушащемся доме плачущего малыша. Там же и осыпалось едва заметным прахом и развеялось по ветру тело Волдеморта, пораженного собственным заклятием и утратившего всю мощь и власть. Магия, в тайны которой он так бесцеремонно вторгался, сокрушила его в одно мгновение, превратив могущественного волшебника в бесплотную тень, в нежить, которой не было места среди живых и которая по каким-то неведомым причинам не могла умереть…

Он не мог умереть, зато с большим размахом убивал других. Даже не испытывая от этого особого удовольствия. Иногда с явной скукой, равнодушно, будто выполнял какую-то рутинную работу.

Северус снова закрыл лицо руками. В памяти возник тот страшный день, когда он — первый раз в жизни! — встал на колени перед другим человеком. Запинаясь и задыхаясь, он просил у Темного Лорда сохранить жизнь Лили. Все остатки гордости были брошены к его ногам в том безумном, отчаянном порыве.

— Сделаю все возможное, Северус, я дам ей шанс, — произнес высокий холодный голос с едва заметной ноткой иронии.

В его устах это значило лишь одно: он мог позволить Лили выбрать — умереть или встать в сторону, наблюдая, как убивают её мужа и ребёнка. Стало очевидно, что это — не пощада. Это — насмешка. Он играл, будто кошка с мышью, наслаждаясь чужой беспомощностью и отчаяньем.

Так разбились последние остатки прежних иллюзий, за которые он так упрямо держался… Верный слуга Северус Снейп был для Темного Лорда таким же мусором, как все остальные. Всего лишь изготовителем зелий, отличным шпионом. Он был нужен ровно настолько, насколько был полезен. Волдеморт владел им, как дровосек хорошо наточенным топором. Стоит топору затупиться, он будет равнодушно отброшен в сторону и в ту же минуту забыт…

Для них он никогда не был человеком.

Вообще ни в чем, что его окружало последние пять лет, давным-давно не было ничего человеческого. Только ложь, жестокость, страх, невероятные глубины подлости и низости. Только смерть, поглощавшая жизни и судьбы людей и, наконец, протянувшая костлявые пальцы к Лили…

В тот день он сказался больным якобы из-за очередного эксперимента с зельем и провел два дня, запершись в родительском доме в Паучьем тупике. Дом был пуст, в нем царила пыль и призраки прошлого. Отец окончательно опустился, спился и умер, когда Северус заканчивал седьмой курс. Мать, совершенно опустошенная и сломленная, в какой-то прекрасный день перестала узнавать собственного сына. И через некоторое время тихо, бесшумно угасла. Он давно не чувствовал к родителям ничего, кроме усталости и тоски. Однако, выполнил все положенные формальности, развеял прах матери над озером и запер крохотную замызганную квартиру на долгие годы. И вот теперь она пригодилась…

Он метался по нелюбимому, постылому дому, как раненый зверь. Как животное, попавшее в смертельный капкан. Он не мог спать и есть, искал способы, пытался найти выход… В конце концов он, совершенно раздавленный обрушившейся на него виной и отчаяньем, бросился в ноги к Дамблдору. Мысль о том, что из-за него Лили находится в смертельной опасности, сводила его с ума.

Волдеморт сказал, что даст ей шанс. Но Северус слишком хорошо знал Лили Эванс. Она никогда не отступит. Она умрёт, но будет до последнего защищать своего сына.

Она была обречена. Все они были обречены...

На старшего Поттера в тот момент ему было плевать. Как, впрочем, и на младшего, чего скрывать. Он просил только за Лили. И только когда получил снисходительно-холодный ответ Темного Лорда, осознал ситуацию до конца…

В ту страшную ночь, когда пришла весть об убийстве Поттеров, о Мальчике-Который-Выжил и о странном исчезновении Темного Лорда он в полной мере понял, куда привела его выбранная им дорога.

Ему очень хотелось вырваться из трущоб и нищеты, сбросить с себя унижения и грязь, стать значимым, кем-то важным. Что ж, карьера удалась, мистер Снейп. Из трущоб Паучьего тупика — в свиту приближенных Темного Лорда. Стремительный взлет..

Его душили обиды и снедала ненависть, накопленная за долгие годы. Хотелось поквитаться с теми, кто причинял ему боль, унижал и смеялся. Что ж, и это вполне удалось. Оглянись: весь твой путь усеян трупами и разбитыми судьбами…

Хотелось стать частью чего-то большого и могущественного, творить историю, держать в руках нити будущего… Да. Рассказав Волдеморту о подслушанном пророчестве, он действительно навсегда изменил историю волшебного мира. И сполна заплатил за это. Платит по сей день, каждую минуту...

Он снова взглянул на обрывок фотографии. Лили улыбалась, еще не зная, что ее ждет. И черноволосый малыш, со смехом летающий на метле и исчезающий за рваным краем, тоже…

Сейчас этот мальчишка выполняет какую-то работу, порученную Дамблдором, скрываясь от всех неизвестно где. Старательно и умело (раз он до сих пор не пойман, хотя за его голову обещана астрономическая сумма). И, как этот черноволосый малыш на старом снимке, он еще не знает, что его ждет…

Об этом знал лишь один человек на земле. И даже он ничего не мог изменить.

Финеас Найджелус торопливо вернулся в свой портрет и заявил:

— Директор! Они разбили палатку в лесу Дин! Грязнокровка…

Его аж передернуло от того, как мерзко это прозвучало. Снейп резко рявкнул:

— Я не желаю слышать это слово!

Финеас хмыкнул, скривился, но через мгновение продолжил свой доклад:

— В общем, эта Грэйнджер назвала местность, когда открывала сумку, я слышал!

Снейп кивнул.

Это была важнейшая новость последних недель. Поттер бесследно исчез сразу после операции «Семь Поттеров». Один раз его попытались схватить на Тотнем-роуд, но Долохов и Роули вернулись с пустыми руками. Один раз его едва не схватили в Министерстве магии. С тех пор — ни звука. Ходили самые разные слухи. Что его уже схватили и тайно убили, что Поттер бежал за границу, что он залег на дно под заклятием Фиделиус… Правда же заключалась в том, что Поттеру почему-то нужно было как можно скорее получить меч Гриффиндора. Но, во-первых, волшебный меч нельзя просто передать из рук в руки — зачарованное оружие Годрика Гриффиндора является только истинному гриффиндорцу и только в крайней нужде. А во-вторых, для начала нужно было установить местонахождение самого Поттера. И в головоломке это звено было самым сложным.

— Прекрасно. Очень хорошо! — воскликнул Дамблдор с портрета за директорским креслом. — Теперь берите меч, Северус! Не забывайте, что Гарри не должен знать, что даете его вы! Если Волдеморт прочтет мысли Гарри и увидит, что вы действуете в его пользу мальчика…

— Знаю, — коротко сказал Снейп, доставая из тайника за портретом меч Гриффиндора.

— И вы по-прежнему не хотите сказать мне, почему Гарри непременно должен его получить? — спросил он, спускаясь по лестнице из своих апартаментов, держа в руках дорожную мантию.

— Пожалуй, нет, — ответил портрет Дамблдора. — Он сам разберется, что с ним делать. Будьте очень осторожны, Северус, боюсь, они вас могут плохо встретить после истории с Джорджем Уизли…

Снегг обернулся с порога.

— Не беспокойтесь, Дамблдор, — сказал он холодно. — У меня есть план…

И вышел из комнаты.

Итак, Королевский лес Дин. Здесь было холодно и очень тихо. Изредка вскрикивали птицы, и эти звуки разносило гулкое лесное эхо. Он сделал глубокий вдох и медленно зашагал среди деревьев, внимательно осматриваясь по сторонам. Через некоторое время остановился, прошептал какое-то заклинание, прочертив палочкой какой-то сложный знак в воздухе. И вытянулся, будто струна, словно прислушиваясь к чему-то далекому… Потом расслабился, кивнул и снова зашагал вперед.

Через несколько минут место было найдено: маленькое лесное озерцо. Он сделал на поверхности льда небольшое круглое отверстие, снова что-то прошептал. Потом достал из-под мантии серебряное оружие. Меч бесшумно ушел под воду и лег на дно. Если присмотреться, было видно его блестящее лезвие и рукоятку, украшенную рубинами… Он поднялся, снова прошептал заклинание — полынья тут же затянулась прозрачной ледяной коркой.

Теперь оставалось только ждать. Совсем скоро начнет темнеть…

... Пока Рон был под водой, он трансгрессировал из леса Дин прямо к воротам Хогвартса. Перевел дух, вошел, закрыл за собой тяжелую створку калитки и зашагал в сторону замка, на ходу обдумывая произошедшее.

Всё едва не рухнуло из-за нескольких непредвиденных событий. Во-первых, его заметил неизвестно откуда появившийся Уизли. И хорошо, что у него было дело поважнее... Во-вторых, Поттер по какой-то причине едва не утонул, хотя глубина там небольшая. Он специально выбрал место так, чтобы меч было видно даже сквозь лед. Абсолютно непонятно, что там произошло. Если бы не появился Уизли, пришлось бы самому лезть в воду, вытаскивать Поттера и импровизировать на ходу… Он ненавидел ситуации, когда все идет не по плану, когда в тщательно продуманный сценарий вмешивается его величество случай. В это мгновение все буквально висело на волоске — ему было во что бы то ни стало сохранять свое инкогнито, оставаться невидимым. Для последней, самой страшной правды еще не пришло время — пока Темный лорд полон уверенности и явно наслаждается своим всесилием. Он уверен, что мальчишку рано или поздно обнаружат. За его голову обещано огромное вознаграждение, все лизоблюды, все егеря ищут Поттера денно и нощно… Судя по всему, Грейнджер отлично владеет защитными и маскировочными заклинаниями — их стоянку обнаружить невозможно. Он смог установить лишь тот факт, что где-то неподалеку есть слабые следы использования магии. Но где именно, понять не удалось. Что ж, мисс Грейнджер, вы заслужили десяток-другой очков для Гриффиндора. Блестящая работа. Так они могут скрываться еще целую вечность…

Итак, не без неожиданностей, но задача все-таки выполнена. Настоящий меч у Поттера.

— Я отдал ценнейшую историческую реликвию недоученному мальчишке, — проворчал Снейп, бросая дорожную мантию на спинку кресла в директорском кабинете и садясь напротив портрета Дамблдора. — Отдал, снова слепо доверившись вам. И совсем не уверен, что это было правильно.

— Благодарю вас, Северус, — откликнулся портрет. — Тайна, которую я доверил Гарри, слишком опасна. Скрывая, я всего лишь оберегаю вас от смертоносного удара. Темный лорд убьет любого, не задумываясь, за одно это знание…

— Какое знание может быть настолько опасным? — снова заворчал Снейп. — После всего того, что я узнавал и передавал все последние годы… И почему именно меч Гриффиндора?

— Потому что это особенное оружие, — ответил Дамблдор. — Обладающее особыми свойствами, которые как раз сейчас очень необходимы Гарри для выполнения той задачи, которая перед ним поставлена.

Снейп помолчал. Потом подошел к полке, взял небольшой томик, быстро перелистал и нашел нужную страницу.

— «Меч Годрика Гриффиндора выкован лучшим гоблинским кузнецом, королем Рагнуком Первым по заказу великого основателя Хогвартса, — прочитал Снейп. — Рагнук не мог смириться с тем, что его лучшее изделие принадлежит другому, и сказал слугам, что Гриффиндор украл у него меч. Слуги пошли сражаться с Гриффиндором и были им побеждены. Гриффиндор пощадил поверженных противников и отправил их обратно к королю с угрозой объявить войну против гоблинов, если Рагнук снова покусится на меч или на что-либо другое. Король гоблинов оставил Гриффиндора в покое, но был обижен до самой смерти. Это стало основой для ложной легенды о краже меча Гриффиндором, которая и по сей день сохраняется в некоторых слоях общества гоблинов. Меч обладает исключительными, даже уникальными свойствами...».

Он закончил читать, захлопнул книгу и снова вернулся в директорское кресло. На некоторое время погрузился в раздумья.

— Грязь и ржавчина не влияют на клинок, — задумчиво повторил он. — Он принимает в себя лишь то, что его закаляет. Дается лишь настоящему гриффиндорцу…

Он поднял взгляд на портрет Дамблдора. Тот слегка улыбался, прикрыв веки за очками-половинками.

— Я по-прежнему ничего не понимаю, — проговорил Снейп. — Оружие. Но для чего ему этот меч? С кем Поттер будет сражаться, если ему предстоит… Иное. Пойти к Темному лорду и не защищаться, позволить ему…

Он издал гневный возглас и медленно поднялся на ноги.

— Никакой волшебный меч не придаст сил мальчишке, которому предстоит такое, — глухо продолжил он. — Много вы видели взрослых, способных пройти через подобное? Поттеру только семнадцать. И… Вы полагаете, что он сделает то, чего вы ожидаете?

Он снова умолк. Дамблдор на портрете тяжело вздохнул.

— Я думаю, Северус, что Гарри сам в каком-то смысле стал таким волшебным мечом, — проговорил Дамблдор. — Гарри прошел через множество испытаний. Он познал и боль, и предательство, и страх. Будучи совсем юным, он знает о человеческой низости столько, сколько многие не узнают за всю жизнь. Но Гарри не позволил всему этому отравить ему душу. Даже от самых сильных страданий он не стал жестоким. От постоянных встреч с тьмой его сердце не превратилось в холодный камень. Напротив, каждая рана, каждое испытание лишь закаляли его сострадание, веру в добро и способность прощать. Он не позволил злу проникнуть в своё сердце, а лишь стал сильнее, сохраняя чистоту и открытость. Он, словно меч Гриффиндора, закалился в огне сражений и страданий. И сейчас по-настоящему готов к своей последней битве. Тот, кто одолел собственную тьму, окончательно повергнет того, кто сам себя называет Темным лордом…

— Как всегда, слишком много пафоса, — сморщился Снейп.

Дамблдор усмехнулся.

— Что ж, старикам положено быть немного сентиментальными и высокопарными, — ответил он. — Но если говорить о сути, то вы отлично понимаете, что я прав, Северус. Как бы вы ни относились к Гарри, какой бы яд не источали ваши уста, в глубине сердце вы всегда знали, что это правда. Не так ли?

Снейп не ответил. Он бросил хмурый взгляд на портрет Дамблдора и направился к лестнице, ведущей в личные апартаменты.

В ванной, как всегда, горел тусклый огонек лампы. Он схватился за бортик раковины, с силой сжал пальцы и уставился в глаза своему отражению. Яростно и ожесточенно, будто от этого поединка взглядов зависела судьба мира.

Он снова видел тощего, одинокого пацана из Паучьего тупика, который слишком рано изведал горечь одиночества, нищету и холод, тяжесть отцовской руки и предательскую, бесхребетную слабость матери, неспособной ни согреть, ни защитить своего единственного сына…

После разговора с Дамблдором он вдруг с обжигающей ясностью осознал, почему все эти годы Гарри Поттер вызывал в нем такую бурю раздражения и злости. Почему, даже прекрасно зная обо всех его лишениях и испытаниях, он по-прежнему не мог удержаться от ядовитых реплик и несправедливых придирок, почему снова и снова причинял ему боль. Почти намеренно, почти наслаждаясь…

Потому что он видел в этом упрямом мальчишке не только внешнее сходство с отцом, Джеймсом Поттером. Он в каком-то смысле видел собственное отражение. Собственную судьбу. То, каким мог бы быть Северус, если избрал другую дорогу, но уже никогда не станет. Потому что, при схожести обстоятельств и испытаний, Гарри все сделал иначе, чем когда-то маленький Северус…

«Я сломался под этой тяжестью, — злобно кричал где-то из глубины сердца пацан из Паучьего тупика. — Почему ты не сломался? Потому что ты такой же, как твой отец — богатенький, самоуверенный позёр, жадный до славы!»

И взрослый профессор зельеварения подбрасывал в костер испытаний новое полено, словно пытаясь проверить упрямца на прочность…

Гарри мучился, кричал, пылал яростью, ненавистью, болью, но снова поднимался и шел вперед. Выбирая добро. Долг. Верность. Любовь… Испепелял его своими изумрудными глазами, не подозревая, какую чудовищную боль вызывает каждый раз, когда поднимает взгляд на ненавистного зельевара…

«Я сгорел от этой боли, почему ты не сгорел?» — продолжал кричать маленький Северус, прекрасно зная ответ…

— Ты хотел бы занять его место, да? — спросило зеркало. — Всегда хотел… И всегда знал, что это невозможно. Да ты просто завидовал ему, Сев. Его силе духа, его чистоте сердца. Его способности находить радость даже в полной темноте. Его способности любить… Даже сейчас ты мучаешься и мечешься от того, что не можешь пройти через все это вместо него.

Он просто молчал и смотрел. Слезы текли по желтоватому лицу и капали в раковину, края которой он по-прежнему сжимал побелевшими от напряжения пальцами. И эти слезы были словно освобождением. Сведением счетов с самим собой, с Гарри Поттером, который никогда не узнает об этой душевной буре. С этим проклятым миром, который безжалостно ломает и калечит худеньких, черноволосых мальчишек, превращая одних — в безжалостных монстров, других — в ожесточенных шпионов, раздавленных собственной виной…

Гарри был переполнен той же болью и горечью. Но его сердце по-прежнему сияло чистейшим серебром…

— Да, — еле слышно выдохнул Снейп, умывшись и вытерев лицо. — Я сломался и сгорел. Он — нет. Но каждый уважающий себя зельевар знает, насколько ядовитым может быть пепел. И даже яд может послужить общему благу…

— Именно так, Северус, — откликнулось зеркало. — Человека определяют не заложенные в нем качества, а только его выбор.

Он молча вышел.

Его выбор был сделан давным-давно. Сейчас он чувствовал лишь чудовищную, смертельную усталость. Он с огромной охотой поменялся бы местами с Гарри. Именно сейчас, когда до смерти оставалось несколько шагов. Он хотел только одного: чтобы все это поскорее завершилось. Никогда еще жизнь, давно ставшая для него десятипудовой гирей на ноге, не казалась ему настолько тяжкой ношей. Он жаждал только конца.

Что ж. Сделано почти все. Кроме последнего, самого страшного.

Мальчик, который выжил, должен узнать свой приговор.

Серебряный меч, закаленный огнем и пропитанный ядом, поразит чудовище.