Если бы ты остался (гет)

У меня снова не выходило сделать так, чтобы красный круг попал в третью ячейку. Вздохнув, я в сотый раз принялась вытаскивать атрибуты из ненужных мне ячеек.

Внезапно я почувствовала на себе чей-то пристальный взор. Медленно повернувшись, я сразу встретила несколько упорных взглядов.

Друзья Два с холодной ненавистью сверлили меня глазами. Я занервничала, напряжение нарастало. Они просто смотрели на меня. Молча, злобно, как тигры, выслеживающие добычу. Стало страшно. Очень страшно.

И тут красные круги, которые я судорожно сжимала в руках, выскользнули, разлетевшись в стороны. Я вздрогнула от испуга и почувствовала стыд. Неловко отвернувшись, и все еще дрожа, я начала быстро собирать круги.

Внезапно мои холодные, трепещущие пальцы столкнулись с чьей-то твердой, уверенной рукой, которая подхватила с пола последний круг.

Я подняла глаза.

Он, чьего имени я все еще не знала, сидел возле меня на корточках, вертя между пальцев тренировочный атрибут. Его брови были слегка приподняты, как у любопытного ребенка, получившего новую, неизведанную игрушку, а взор светился какой-то странной, непонятной надеждой.

— Хочешь попробовать кое-что посложнее?

Я молчала, напряженно разглядывая его. Он не торопил меня, просто ждал ответа. Тогда я медленно кивнула.

Через несколько секунд мы сидели друг напротив друга за шахматным столом. Я за черными фигурами, он — за белыми. Он не спешил говорить и лишь плавно переставлял фигуры с клетки на клетку. Меня обуревали страх, непонимание и что-то еще, чего я не знала.

— Не выдавай свои эмоции, пока я говорю, ладно?

Он сделал паузу.

— Просто двигай фигуры, если поняла.

Я замерла. Потом медленно подвинула пешку на две клетки вперед.

— Номер Два пока в медпункте, приходит в себя, — он понизил голос. — За ним наблюдают. Но когда его выпустят — он и другие попытаются убить тебя. Прямо здесь. — почти прошептал он. — В этой комнате.

В животе неприятно защекотало, сердце забилось со скоростью света.

— И папа, — он сделал акцент на этом слове, — не станет им мешать. Ведь он хочет этого. Он давно это спланировал.

Страх зажал меня в своих объятиях. Дыхание участилось, я опустила взор, бегая глазами по доске.

— Спокойно, — он опустил голову, глядя на меня исподлобья и слегка приподняв брови. — Думай об игре.

Я глубоко вдохнула и, нахмурившись, переставила еще одну пешку.

— Есть причина, по которой Два и остальные смогли вчера покинуть свои комнаты. Почему не работали камеры. Почему Два был сегодня наказан. Они не понимают, что папа двигает ими, как…

Он задумался.

— Как шахматными фигурами на этой доске. Заставляет их делать то, что нужно ему. А именно…

Посмотрев на доску, я увидела, как он медленно поменял моего черного коня на белого слона.

Я перевела взгляд на него.

— Зачем? — прошептала я в ужасе.

— Ты пугаешь его. Он знает, что ты сильнее остальных, и тебя нельзя контролировать. А это его цель — контроль.

Его голубые глаза поблескивали в холодном свете радужной комнаты.

— Я понимал все это. И хотел тебе помочь, но… сделал только хуже.

— И за это… — я прервалась. — Папа тебя наказал?..

Перед глазами пронеслось воспоминание. Темная комната. Белая плитка. Ужасное шипение электрического напряжения. Еле сдерживаемые крики боли.

Он кивнул.

Я тихо выдохнула.

— Поэтому тебе нужно бежать. Сегодня.

Смысл этих слов на мгновение оглушил меня. Я нервно сглотнула.

— Но они следят за нами. Бдительно.

Он быстро взглянул куда-то позади меня. Я обернулась. В углу висела камера видеонаблюдения, красный огонек которой зловеще горел, отбивая всякую надежду на спасение.

— Если хочешь выбраться отсюда живой, делай то, что я скажу, ясно?

Я снова взглянула на шахматную доску. Взяла белого слона и заменила его черной пешкой.

— Почему ты мне помогаешь?

Он замолчал. На его губах заиграла улыбка, а в глазах мелькнула новая, раньше не замечаемая мной, искра.

— Потому что я в тебя верю, — наконец прошептал он.

Я попыталась улыбнуться в ответ. Тщетно.

— Тебе пора выбраться из этого ада.

Он убрал одну руку со стола. Я в напряжении следила за ним. Неотрывно глядя на меня, он чуть накренился влево. Понятно. Я коротко вдохнула и протянула руку под столом. Вздрогнув, я ощутила тепло его пальцев, странно ободрившее меня. Вместе с этим моей ладони коснулась гладкая пластиковая поверхность. Я осторожно взяла карту из его руки. О, господи.

Он ухмылялся, в глазах сверкала решимость. Медленно выпрямившись, он чуть кивнул мне. Я ответила тем же.

Дневные занятия шли как обычно. Кто-то упражнялся с волчками, совсем маленькие ползали по полу за игрушечными машинками. Кто-то играл в шахматы, а кто-то тренировался с ненавистными мне ячейками и кругами. Я же сидела за столом и рисовала. Что — не знаю. Что-то бесформенное, не имеющее оболочки. То, что отражало мои чувства.

Я то и дело поглядывала на часы над большим зеркалом. До трех часов всего пара минут. Я выдохнула, стараясь успокоить бешено стучащее сердце.

Дверь со скрипом распахнулась, и в комнату вошел папа. Как всегда, в сером костюме и с уверенной походкой. Я широко раскрыла глаза от страха. Он быстро оглядел комнату и… направился к другому мальчику. Я передернула плечами. С этой стороны пронесло.

Папа что-то тихо сказал ему, и они вместе вышли из радужной комнаты. Я снова перевела взгляд на часы. Меньше минуты. Можно начинать.

Я встала из-за стола. Ноги дрожали, сердце было готово выпрыгнуть из груди. Пошатываясь, я подошла к дежурившему охраннику.

— У меня… голова кружится… — пролепетала я. Даже актерской игры тут не требовалось — мне и так было плохо от страха.

— Кружится? — переспросил чернокожий охранник.

— Да… И… болит… Она болит из-за света.

Охранник жалостливо поджал губы, вздохнул и наклонил голову.

Через несколько секунд он, переваливаясь с ноги на ногу, двигался по коридору. Я шла за ним, немного медленнее, и постоянно оглядывалась. Так… Еще немного… Сейчас.

Я замедлилась, почти остановилась. Отлично… Он не заметил…

Я попятилась назад, стараясь не шуметь. Наконец, ничего не подозревающий охранник скрылся за углом, и я быстрым шагом рванула в противоположную сторону.

Ноги подкашивались, но я продолжала идти. Сбежать… Сбежать из этого ада!

В конце очередного коридора приветливо засияла красная табличка с надписью «выход». Осталось совсем немного. Я поспешно вытащила из обуви белую карточку и резким движением провела ей по считывателю. Огонек из красного превратился в зеленый. Я нажала плечом на дверь, и та открылась, выпуская меня в еще один коридор, но уже намного ближе к свободе.

Вот и лестница. Осталось совсем чуть-чуть…

Котельная. Финишная прямая.

Я замедлила шаг, озираясь. Где же он?

Внезапно откуда-то с громким шипением выстрелила струя пара. Я подскочила, словно напуганный заяц, и дернулась в сторону, тут же налетев на кого-то. Еле дыша от ужаса, я резко обернулась. Бояться нечего. Это он.

— Тише, — вполголоса сказал он, прижав палец к губам. — Иди за мной.

Он поманил меня и бодро куда-то зашагал. Секунду помедлив, я направилась за ним.

Он присел возле какой-то решетки, схватился за нее и снял осторожно, почти бесшумно. Я опустилась на колени рядом. За решеткой была труба — черная, узкая. Для девушки-подростка в самый раз, а вот…

— Там будет немного страшно, — произнес он, глядя в трубу. — Но так можно пролезть под забором и попасть в лес.

Я медленно повернула голову.

— Но… ты не пролезешь.

Он взглянул на меня. Спокойно, слегка прищурив один глаз, который немного прикрывали пышные, объемные светло-русые пряди, обрамляющие бледное лицо. Он был так близко — я слышала его равномерное, никак не выказывающее волнения, дыхание.

Слегка улыбаясь, он взял мою руку и накрыл ее своей левой ладонью. Во мне разлилось какое-то странное, но теплое, и как будто даже приятное чувство.

— Ты полезешь одна.

Я нахмурилась.

— Я не просто так назвал это место тюрьмой. Здесь все пленники. Не только ты, — он сокрушенно покачал головой. — Не только твои братья и сестры, но и охранники, и персонал.

Я опустила взгляд. Он все еще держал мою руку, слегка подрагивающую от беспокойства.

— И я, — вздохнул он.

Я молча рассматривала его. Того, кто буквально жертвовал собой… ради меня.

— Вот.

Он чуть наклонил голову, убрал левую ладонь с моей руки, продолжая держать ее правой, прихватил волосы на затылке и осторожно провел моими пальцами по своей шее.

— Чувствуешь?

Я ощутила под его кожей что-то твердое. Что-то неестественное. Что не должно там находиться.

— Твой папа вживил мне эту штуковину. Она ослабляет и отслеживает меня. Даже если я выберусь, он найдет меня. А значит, найдет и тебя.

Я несколько раз глубоко вздохнула. Выход есть.

— А если я вытащу ее из тебя?

Он поднял голову. Его взгляд загорелся надеждой.

— Ты помог мне, а я помогу тебе.

Уголок его губ изогнулся в нежно-радостной улыбке, а глаза благодарно прищурились.

— Помни: ты не причинишь мне больше боли, чем они.

Он сел, прислонившись спиной к какому-то столбу и сняв с пояса черный кожаный ремень. Убрал рукой волосы с шеи, впился в ремень зубами и отвернулся, зажмурившись. Мое сердце болезненно сжалось. Ничего. Мы будем квиты.

Я медленно закрыла и открыла глаза. Подняла руку, направила ладонь на него. И тусклые лампы котельной тут же замигали, как перегоревшие.

Он тяжело дышал и хрипел, все сильнее сжимая челюсти. Его тело тряслось от невыносимой боли. С искаженным лицом я увеличила тягу. Из его горла вырвался еле сдерживаемый тихий стон.

Вдруг кожа разошлась, и наружу вылетела какая-то маленькая железная деталь. Я рывком швырнула ее на пол с тихим звоном. Освещение восстановилось.

Он замер. Взглянул на меня, на вылетевшую штуку, снова на меня. Поднялся на ноги, провел дрожащей рукой по шее, все еще не веря. И медленно подошел к валяющейся на полу детали.

Он присел на корточки и поднял ее, пристально разглядывая.

— Казалось бы, такая мелочь, а причиняет столько проблем…

Он обернулся ко мне. В обычно холодных голубых глазах читалась теплая благодарность.

— Спасибо. — выдохнул он, его губы дрогнули в улыбке.

Я кивнула.

— И знаешь… — он выпрямился. — Теперь я могу пойти с тобой. Благодаря тебе.

Я снова кивнула, чуть улыбнувшись. Я буду не одна.

— Теперь нам не придется никуда лезть, — ухмыльнулся он. — Мы и так выйдем.

Что-то в его тоне заставило меня насторожиться. Он произнес эти слова с какой-то недоброй ноткой.

— Но как? — нахмурилась я.

Он ответил мне лишь уверенным, не обещающим ничего хорошего, взглядом и подошел к стене. На самом ее верху находилась форточка — знак того, что за тяжелым бетоном находится свежий воздух.

— Смотри, Одиннадцать. Смотри и учись.

Он выставил вперед руку — прям как я, когда старалась обуздать способность к телекинезу. Но что он собирается сделать? Он же не обладает этой способностью. Или…

Лампа надо мной погасла, потом загорелась, потом снова погасла. Свет мигал с бешеной скоростью. Я перевела взгляд на него. Он стоял спиной ко мне, чуть ссутулившись и опустив голову. Рука его все еще была направлена на стену, на которой начали появляться трещины и вмятины. Меня охватил ужас перед этим человеком. Или не очень человеком.

Неожиданно раздался оглушительный грохот, и в глаза потоком хлынула пыль. Я зажмурилась, закрыв лицо руками. Все в лаборатории сто процентов слышали шум. Сейчас они прибегут сюда — и нам конец…

Я приоткрыла один глаз. Котельную заливал яркий дневной свет, а в стене зияла огромная брешь. Он стоял все там же, тяжело дыша и вытирая рукой нос.

Вдруг он резко повернулся ко мне.

— Бежим.

Я стояла, не в силах сдвинуться с места. С его носа стекала багровая капля крови, волосы стояли дыбом, а белки широко раскрытых глаз налились красным цветом. На лбу алела царапина, очевидно, полученная от шального обломка стены.

— Бежим, я сказал!

С тихим рычанием он быстрым шагом подошел ко мне, схватил за руку и потащил к пролому в стене. Не было сил упираться. Непонимание и тревога смешались в одно отвратительное чувство, гложущее изнутри.

— Погоди. — Я напряглась, уткнувшись ногами в землю. — Как ты…

— Одиннадцать, — прервал он меня. — Мы похожи. Ты и я.

Он выпустил мою руку и сдвинул рукав белой рубашки вверх, обнажив запястье. Я обомлела.

Клеймо. Номер. Ноль, ноль и один. Первый.

Медленно, как во сне, я обхватила пальцами его руку, так, чтобы стало видно и мой номер. Один и одиннадцать. Как… как необычно…

— Но что…

— Подробности потом. Бежим. Я не очень хочу сбивать с курса те пули, которые полетят в нас, если мы останемся здесь. Это, знаешь, не очень-то и легко.

Дрожа, я кивнула, и он потянул меня дальше.

— Вот они! Стоять!

Я вскрикнула от испуга и замедлилась. Первый выругался.

— Пригнись и петляй. Но продолжай бежать. Быстро. Вперед!

Он выпустил мою руку и рванул в сторону. Раздался звук, от которого у меня все похолодело. Выстрел. За ним последовала череда таких же.

Я принялась метаться из стороны в сторону. Пули пролетали мимо, чудом не попадая в цель, и взрывали землю совсем рядом. Впереди показался ржавый забор с колючей проволокой наверху. В отчаянии я взглянула на Первого, и внутри все сжалось. Его левую руку заливали кровавые ручьи. Они стекали на землю и оставляли за собой еле видный, но существующий след. Мы погибнем.

Он споткнулся. Раз, другой. Через несколько секунд он просто не сможет двигаться дальше. И даже если он преодолеет боль и слабость, нам преградит путь этот забор.

Стиснув зубы, я на бегу рывком выставила вперед руку, не слишком надеясь на результат. Но железные прутья со скрежетом разлетелись в стороны, образовав довольно большую дыру.

— Молодец… Одиннадцать, — прохрипел Первый. — Я прикрою тебя. Беги.

Я замотала головой, мои глаза наполнились слезами.

— Беги! — зарычал он и с силой толкнул меня в проем. Я запнулась о какой-то камень и кубарем покатилась по земле. Перед глазами мелькали деревья, жухлые листья, комья земли и…

Первый.

Он стоял на территории лаборатории, загораживая собой дыру в заборе. Практически неуловимыми движениями головы он отводил от себя целые потоки пуль. Вот только ноги его подкашивались, а руки дрожали. Еще немного — и он свалится на землю.

Нет.

Я медленно встала. И вытянула руки вперед.