У сказки не бывает после (гет)

На календаре была пятница — день, когда Ли обязательно навещала мужа в больнице. Ещё эта встреча выпускников, но которую она просто не могла ни прийти — её бывшая одноклассница и подруга Эрика решила все-таки её туда вытащить. И все равно Ли ощущала себя не в своей тарелке: в темно-синем, как будто чужом, платье, с пакетом продуктов в руке.

Порой она мечтала открыть глаза и снова увидеть прежнего Виллима рядом. А в зеркале — своё собственное лицо.

Год назад он ввязался в одно расследование, из-за которого ему пришлось сменить облик. Вообще, такая работа под прикрытием считалась опасной, но Виллим зачем-то рискнул, хотя он понимал, его предупреждали, что прежняя внешность облик после расследования может и не вернуться.

Тогда Ли месяц промучилась от неизвестности, не зная, где Виллим и что он делает, с кем он. Не выдержав её настойчивых вопросов и уговоров, её отец, Александр Данилович Меншиков, разрешил ей поработать под прикрытием с мужем. В тот момент Ли не особо рассуждала: неизвестность сводила её с ума, поэтому она предпочла ввязаться в опасное расследование вместе с мужем. Она даже сама пошла на смену своей внешности, согласившись на роль ученицы в той частной школе, в которой Монс вел расследование. В результате в какой-то момент её похитили и провели незаконную стерилизацию...

Ли выжила, хоть и чувствовала себя истерзанной. «В конце концов, Виллиму сейчас гораздо хуже» — твердила она себе. Её прежнего Виллима — красивого, молодого, бесшабашного, обаятельного и постоянно улыбающегося — больше не было. Прежде подтянутый и темноволосый, а теперь полнеющий и стареющий. Как будто к его голове приставили совершенно чужое тело, которым он разучился управлять. Врачи подозревали, что на физическую форму Виллима так повлиял генератор, который в какой-то момент запустили на чердаке школы. Каким-то чудом он делал всех более выносливыми, заставлял подолгу

бодрствовать....Такие нагрузки для и без того изменившегося Виллима не могли пройти незаметно. Ли иногда казалось, что он стал совершенно появился

совершенно чужим человеком. Усталый и с мрачным прошлым, которое оставило

отпечаток, казалось, везде: в немногословности, в жестких морщинах около рта,

в глазах, которые больше не были теплыми и лучистыми — глаза у Монса стали

стальные, взгляд серьезный, твердый. Он больше не был привлекательным, в

глубине души он даже пугал её.

По щекам потекли слезы, которых она стеснялась и прятала от Виллима:

неужели теперь он всегда будет…таким? И жить они будут теперь так, точно

впереди — одни испытания и никогда не выглянет солнце?

Каждый день у неё начинался почти одинаково: она выпивала кофе, съедала

йогурт или бутерброд с сыром — больше ничего не лезло — и шла на работу.

Приходя на рабочее место, она совершала одни и те же действия: поправляла

занавески, папки, приносила почту и клала конверты всегда посередине стола

Петра Алексеевича. Все эти монотонные, однотипные действия как будто

служили ей надежной броней от быстро изменившейся жизни. Она перестала

думать о будущем — день прошел — и ладно. Ли пыталась делать вид, что людей

рядом и близко нет. Как будто она одна. Она готова была подчинить всю свою

жизнь тупой механической рутине, лишь бы больше не думать, не чувствовать…

Она не знала, когда конкретно у неё произошел этот слом. Может быть, тогда,

когда она увидела что внешность Виллима стремительно поменялась. Может,

когда углядела изменения в собственной внешности. В этом деле, которое они

расследовали, вообще было много странного и жуткого, чего в обычной жизни

3/35

Ли предпочла бы не касаться. И теперь она стремилась как будто спрятаться ото

всех, кого только знала.

Сегодня по дороге заехала к отцу — в этом красивом, но как будто с чужого

плеча, платье.

— Ну, как тебе? — Ли попыталась улыбнуться, покрутиться перед отцом. Тот в

ответ сердобольно положил ей руку на плечо:

— Глаза у тебя грустные.

Подходя к палате Виллима Ли по привычке гадала, в каком он будет настроении.

Чаще всего он был угрюм и мрачен, а иногда и зол — без причин мог придраться к

ней с упреками, к любой мелочи.

Виллим сидел на постели, опираясь на подушку, и взгляд был направлен в одну

точку.

— Ты сегодня поздно,— холодно поприветствовал он её.

— Извини, раньше не смогла,— Ли выгрузила пакет с продуктами: кефир на

вечер, яблоки. Даже расщедрилась, запеканку домашнюю ему приготовила, с

досадой подумала она. А он все равно не в духе.

Виллим переменился в лице, едва увидев её наряд — черное платье до колен,

осенние сапожки на каблуке. Ли глубоко вздохнула — что-то подобное она от

него и ожидала. До этого она приходила к нему в трикотажных свитерках с

джинсами или юбкой, в растянутых тренировочных штанах и худи, без макияжа

— не до того было.

— Я иду на вечер встречи выпускников,— спокойно произнесла она, скрывая

раздражение. Взгляд у Виллима был такой осуждающий, как будто она на

панель собралась. Ли понимала, почему он злится: раньше он был молод и

красив, а теперь…теперь он даже с инвалидного кресла на кровать сам не

может переместиться. Мышцы стали как желе, а былая красота как будто

исчезла, испарилась.

Он больше напоминал мраморную статую, чем человека — бледный, с

перекачанными раздутыми мышцами, так непропорционально смотревшимися с

худыми руками.

— Вера Гедройц[3] назначила мне новую терапию,— он попытался.— Они

наконец-то смогли понять, что со мной произошло.

Он слабо сжал её руку — руки у него были худые, а пальцы и ногти смотрелись,

точно обрубленные.

— Да? — Ли подавила вдох разочарования.— надо будет зайти к ней за списком

лекарств.

Уже три месяца врачи пытались понять, что происходит с организмом Виллима.

— К этому нельзя быть готовым, но кажется, я снова буду выглядеть старым. Но

при этом буду гораздо подвижнее, чем сейчас.

Ли, присевшая к тому времени на стул, уставилась на свою сумку. Нет, плакать

нельзя, у неё же тушь размажется… Диагноз был неутешителен — она навсегда

потеряла того весельчака и красавца, за которого выходила замуж.

— Что ты хочешь, чтобы я тебе на это ответила?— тихо сказала Ли, пряча

непрошеные слезы. — Снова привыкать к новой внешности,— она с шумом

вдохнула воздух.— Но ходить-то ты будешь?

— Ты как будто не рада,— буркнул он.

— Я рада,— зло бросила Ли.— Я просто устала! Устала и хочу пойти веселиться,

наконец, а не сидеть тут с тобой! Я в конце концов, полтора месяца с тобой

почти каждый день сидела, а до этого тоже своей жизнью рисковала!

— Я тебя об этом не просил!— крикнул он.

— Я пойду, переговорю с Верой Гедройц о лекарствах,— произнесла она,

скрываясь в дверях.

Каждую неделю Ли теперь приходила к Вере Гедройц за рецептами на

лекарства: назначения менялись стремительно, поскольку врачи не могли до

4/35

конца понять, что происходит с Виллимом.

— Я попросил предположить, как может выглядеть твой муж после такого курса,

— она протянула Ли рисунок.— А то Данилыч заходил, боится, что не ровен час,

бросишь мужа.

— Так вот какого на самом деле папа обо мне мнения,— раздраженно хмыкнула

Ли. Она без особенного энтузиазма взяла список лекарств и скользнула

взглядом по рисунку. Как же все надоело!

Под взглядом Веры Гедройц Ли вдруг невольно устыдилась: наверняка она

сейчас выглядит так, как будто её не заботит здоровье собственного мужа,

лишь бы погулять!

Слова Веры Гедройц невольно успокоили её. Значит, будет ходить. Значит,скоро

встанет на ноги. Она подумает об этом завтра. А сейчас ей хочется вырваться из

этих душных, пропахших лекарствами стен!

«Как бы оно не было, я буду танцевать весь вечер и всю ночь до утра, и,

может быть, даже напьюсь!» — назло себе подумала Ли, входя в ночной клуб,

где была встреча выпускников. И тут на неё почти в темноте, наскочил какой-то

мужчина. Ли не смогла вовремя отступить в сторону.

— Смотри, куда идешь!— растягивая слова, процедил он.

— Вы на меня летите!— рявкнула Ли, неприятно уязвленная таким хамством. Что

за день сегодня! Муж придирается, терапия у него, видите ли, новая, а ещё и

хмырь какой-то хамит!

— А вы чего орете?— в полутьме она увидела, как незнакомец нагло улыбается,

и ещё больше разозлилась. — Муж не удовлетворяет?

— Хам!— выплюнула она, со злости ещё и треснув ему сумочкой.

— Дура,— протянул он и нагло рассмеялся — прямо ей в лицо. Ли ощутила, что

силы покинули её: хотелось просто добраться до туалета и разреветься.

Туалет оказался рядом. Ли уселась на подоконник, уставившись в закрытое

окно, и заревела. Все надоело, все. Рутина, то, каким стал Виллим, и то, с каким

неприкрытым сочувствием к ней теперь относились папа, мачеха Дарья и все

остальные. Вплоть до её начальника Петра Алексеевича, который, помнится, её

замужество с Виллимом не больно-то одобрял. Их тоже понять можно — в

трудную минуту они хотели ей помочь. Сначала Ли не отказывалась — правда

было сложно. Но потом её стала мучить мысль, что она должна всё делать сама:

навещать его в больнице, помогать менять ему постельное белье, стирать вещи,

готовить для него. И она действительно пыталась так делать. Как порядочная

жена, отбросить эти мысли про то, каким он стал и сама за ним ухаживать. Она

стала подолгу проводить с Виллимом в больнице, но это его лишь раздражало.

Должно быть, он понимал, что она это делает не из любви, а из чувства вины.

Отревевшись, Ли стала искать в сумочке влажные салфетки — наверняка

придется поправлять потекший макияж. На глаза попалась помятая сигаретка -

какое-то время назад она курила. Пристрастилась, пока работала под

прикрытием, нервов никаких не хватало. Курить захотелось опять, только вот

зажигалки у неё нет...

Ли решительно выкинула сигарету в урну. В этот момент дверь открылась

—А ты что тут делаешь?— раздался вдруг высокий, пронзительный голос,

который заставил Ли напрячься: перед ней стояла бывшая одноклассница Майя.

— Пошли, там уже все наши собрались,— она взяла Ли за запястье и потащила

её в зал, не переставая болтать. — Эрика мне сказала…чтобы я за тобой

следила, а то у тебя там какой-то сложный период. Сама она не придет…

Эрика была лучшей подругой Ли, и Ли стало чуточку грустно, что её здесь не

будет. Опять придется терпеть многочасовую болтовню Майи, которая

раздражает своими разговорами про мужиков. Конечно, ей завтра уборку дома

делать не надо, к отцу не ехать, за покупками не ходить — Ли опять начала

злиться. У Майи отродясь никаких проблем не было — а если и были, то она с

легкостью умудрялась их перекладывать на чужие плечи, преимущественно

мужские. Как говорила она сама — а для чего эти мужики ещё нужны?

— Ой, Русланчик, привет, — едва они вышли из туалета, она уже кого-то

увидела в толпе и помчалась к нему. Ли застыла: Майя уже ворковала с её

обидчиком, который чуть не сбил её с ног, и ещё позволил себе усомниться в её-

-удовлетворенности!

— Ты знаешь Руслика?— как ни в чем не бывало, продолжала щебетать Майя. Ли

стояла столбом, не отрывая взгляда от Руслика, который смотрел на неё, как кот

на мышку.

— Добрый вечер,— выдавила наконец Ли.

Стоило Руслику отойти за коктейлями — и Майя тут же набросилась на Ли:

— Ты чего как подмороженная? Ты его не узнала?

— Ещё как узнала! Это же тот хам, который на входе толкнул меня и назвал

неудовлетворенной стервой,— буркнула Ли.

— Он нахамил? Да он же лапочка!— не поверила Майя.— Мне он никогда не

хамил!

— Конечно, к тебе мужики как в декольте посмотрят, сразу разум потеряют,—

съязвила Ли.

— Дорогуша, не надо быть такой стервозной, а то ты уже сама наверное, на

мужиков бросаешься с обвинениями.

— Слушай, у меня сегодня был тяжелый день, я не выдержала, ну и сорвала

злость.

— А вот мужики этого и не любят,— назидательно покачала длиннющим ногтем

Майя. — И вообще, о будущем надо думать...

— О каком ещё будущем?— Ли продолжала недоумевать. Среди повседневных

проблем будущее, как категория времени, просто перестало для неё

существовать.

— О таком!— напирала Майя.— Вот помрет твой Виллим — что ты будешь делать?

— Да типун тебе на язык! С чего ты взяла-то? Ему сейчас новую терапию

назначили, он поправляется…все будет в порядке,— от неожиданного заявления

Ли совсем растерялась.

— Ну, я бы на твоем месте не надеялась, а присмотрелась бы к кому-нибудь ещё.

— Мне никто не нужен. Мне Виллима вот так уже хватает.

— И что он тебе дает, кроме проблем, этот твой Виллим? Честно — мне он

никогда не нравился.

— Так уж и никогда?— Ли хмыкнула.— А как же институт благородных девиц,

где ты сначала пыталась его соблазнить, а потом подставить?

— Да это все детские игры,— Майя махнула рукой.— Сейчас-то мне этот

старикашка не нужен. И вообще, что о нем говорить,— Руслик уже нес бокалы.—

Давай лучше выпьем.

— Да я же не пью теперь почти…— начала отговариваться она, но Майя её не

слушала.

— Сейчас поправим тебе настроение, пойдешь на танцпол и будешь лапочкой.

Руслик оценит.

— Да не собираюсь я производить на него впечатление!— возмутилась Ли.

Похоже, Майя собралась её натурально споить в этот вечер. Как Ли не

отнекивалась, но спустя пару бокалов она перестала сопротивляться и даже

согласилась со словами Майи, что да, пока Виллим не в форме, ей нужен кто-то

для тонуса. В конце концов, никто не знает, как подействует на него это

лечение…

Ли мельком глянула на Руслика. Хм, а жизнь его баловала. Кажется, с того

момента, когда они в последний раз виделись, он ни капли не изменился: такая

же белобрысая шевелюра, кубики пресса ... Ли не помнила, были ли у него

кубики пресса лет двадцать назад, но выглядел он все также впечатляюще. А

ведь он был на шесть лет её старше...

От всех этих мыслей и выпитого Ли вдруг взгрустнулось. Действительно, что её

ждет? Не может же она, в конце концов, у кровати Виллима всю жизнь

просидеть, надеясь, что он вот-вот встанет на ноги.

— У тебя всё хорошо, не скучаешь? — прозвучал у неё над ухом участливый

вопрос.

— Что?— Ли подняла голову и увидела рядом с собой Руслика. Он вежливо

присел рядом с ней.

— Не хочешь потанцевать?

Ли сама не заметила, как оказалась на танцполе и начала отжигать. В конце

7/35

концов, тридцать два года — это ещё не конец жизни. Она ещё молода и вполне

хороша собой — и если захочет, вполне сможет очаровать любого мужчину.

Дыхание сбилось, сердце выстукивало бешеный ритм после энергичного танца.

Но не успела отдышаться, как Руслик вдруг обвил её за талию и поцеловал.

От удивления она отшатнулась а он не выдал никаких признаков растерянности:

— Извини, я тоже увлекся.— Но если ты снова стукнешь меня по голове своей

сумочкой, я пойму.

Ли неожиданно разобрал смех.

— Нет, не стукну,— пообещала она.— Но лучше этого все равно не повторять,

потому что я замужем.

— Даю слово, твой муж ничего не узнает…— почти интимно наклонившись к её

уху, произнес незнакомец. Ли фразы не услышала — её вдруг охватил такой

стыд. Зря она пошла на эту тусовку, надо было остаться с Виллимом. У него

одноместная палата, она бы взяла книгу, почитала ему, пока он сам не может

книгу долго держать…

— Я же не знал, что у тебя проблемы и тебе нужна помощь,— развел он руками.

Ли перестала смеяться.

— Спасибо за танец, мне наверное, пора.

— Мы ещё увидимся?

— Я не знаю,— вздохнула Ли.

Сама не зная как, она дрожащими руками написала ему телефон на бумажной

салфетке.

Он обвил её плечи своим пиджаком.

— Ты такая хрупкая и такая сильная...— он отдал ей сумочку, когда они вышли

из клуба. — Береги себя.

Всё время, пока Ли шла по улице домой, у неё в голове эхом раздавалась эта

фраза.

В конце концов — любовь — это почти всегда игра, подумала Ли. Что такого в том,

если она просто даст Руслику свой телефон? Может, он даже не вспомнит о ней

завтра?

Ли захлопнула за собой дверь и буквально сползла по стенке -

дрожащие ноги не держали. Руки тоже тряслись, она несколько раз выронила

ключ от двери, когда наконец нашла его в сумочке. Платье прилипло к спине и

животу, она с трудом могла управлять телом. Хорошо, Виллим в больнице, не

увидит её такой — пьяной и пожелавшей забыть сразу про все.

Встреча с Русликом возродила в сердце Ли какие-то далекие и давно забытые

мечты. Ли показалось, что она что-то упустила в жизни, что за те годы, которые

она была с Виллимом, как будто ничего особенного не произошло. Совсем

ничего. Она просто стала как все: вышла замуж, получила образование, родила

дочь. Всё как у других женщин. Она не сделала ничего особенного. Руслик

напомнил ей о том, что она никогда безоглядно не влюблялась, даже с

Виллимом она контролировала себя и порой говорила не то, что думает.

Держать дистанцию, контролировать все удавалось не всегда и нелегко. Только

при встрече с Русликом ей вдруг захотелось отпустить тормоза. Ей, всегда

помешанной на контроле. Руслик одним своим видом заставлял её терять

самообладание. Она вдруг поймала себя на мысли, что никогда вот так вот

просто не срывалась куда-нибудь…например, на юг Франции на недельку...С

Русликом, в открытом кабриолете...дорога, полет, страсть...

В её жизни не осталось места для безрассудства и спонтанности. Все было

расписано: с восьми утра и до шести, а нередко и до восьми-девяти вечера -

работа, два раза в неделю — навестить в больнице мужа, принести ему туда

продукты, новую одежду, забрать грязное белье, по выходным — магазины,

стирка, уборка, готовка…Времени нет даже к родителям съездить. Ну и где же

эта пресловутая спонтанность? Ей нет места в таком графике. Вечер уходит на

то чтобы поесть и перед телевизором поваляться. А тут она вдруг поняла,

ощутила, что она ещё молода, что годы стремительно уходят на рутинные дела

и заботы…Может, действительно решиться на то, что она никогда не делала?

Любовника, например, завести?

Нетвердой походкой Ли зашла в ванную.

От переполнявших её чувств и эмоций волевым усилием, опираясь на стенку, она

доползла до ванной. Хорошо ещё, что Виллим в больнице, и не увидит её такой..

Срочно в душ.

Ли заперла дверь, передохнула, положила сумочку на стиральную машинку и

принялась раздеваться.

Теплые струи душа потихоньку приводили её в чувство. Правда, единственное,

что ей отчетливо удалось вспомнить — как она пришла на встречу и как убегала с

неё. Точнее, как выбегала из здания после того, как Руслик зажал её в коридоре

у туалета. Ли ярко вспомнились его ласковые прикосновения, страстные

поцелуи, туман в голове и комок желания внизу живота.

От стыда кровь бросилась в лицо и женщина опустилась на корточки на дно

ванны, обнимая себя, сжимаясь в комочек:

— Господи, что же я делаю...

Она, должно быть сходит с ума. Этого не должно было случиться. Она замужняя

женщина, она не должна была позволять зажимать себя у туалета...

Ли выключила воду, взяла полотенце, завернула волосы, надела халат и уже

хотела выйти из ванной, чтобы повесить на вешалку в шкаф платье, как вдруг

замерла. Она только сейчас поняла, что прихватила с собой пиджак Руслика.

Причем она даже точно не могла вспомнить, в какой момент это случилось: он

так опутал её своими прикосновениями, что как будто заколдовал её.

Хорошо ещё, Виллима нет дома. У неё ещё есть время отдать пиджак.

«Зря телефон дала,— подумала она.— Он даже не позвонит. И как я теперь

отдам этот пиджак?»

В этот момент телефон в её сумочке коротко завибрировал. Ли вытащила его -

на экране было оповещение о новом сообщении.

«Привет, принцесса. Не спишь?»

У Ли отчаянно забилось сердце: отлично, она сможет отдать пиджак и избежать

лишних подозрений.

«Привет, не сплю. Слушай, я ушла в твоем пиджаке. Когда я могу тебе его

отдать?»

«Да хоть сейчас». — был ответ с игривым смайликом.

«Сейчас не могу, давай завтра». — поспешно написала Ли.

«Завтра не могу. Может, через неделю?»

Ли кинула взгляд на злосчастный пиджак. Конечно, неделю пиджак может и

полежать. Главное, чтобы не на виду. Да и Виллим пока в больнице...

«Давай». — решилась она после нескольких минут раздумий.

«Время и место напишу позже». — ответил Руслик, тем самым оставляя

последнее слово за собой.

Когда Ли была в Логосе, у неё была одна мечта, ради которой она жила.

Она мечтала, как придет снова на работу, в кабинет Петра Алексеевича, и

обнимет своего любимого учителя и друга. Уткнется в шершавый и теплый

кафтан, и даже запах крепкого табака не оттолкнет её, ведь перед ней же Петр

Алексеевич, и это означает одно — она наконец-то вернулась домой. Но когда

она наконец встала на пороге кабинета императора и уткнулась в его кафтан,

она и близко не почувствовала ничего подобного. Прежнего дома больше не

было. Даже собственная квартира казалась чужой, а близкие люди — скучными и

сухими.

Руслик стал для неё отдушиной, недосягаемой мечтой. Болтая с ним по вечерам

в мессенджере, она хоть на миг отключалась от унылой реальности. Её

самолюбию льстило то, что она все ещё нравится мужчинам. Вместе с тем Ли

боялась, что кто-то узнает об их переписке. Так и до реальной измены недалеко.

Что интересно, Руслик сам начал про это разговор, как будто подогревая её

страх, раскачивая её чувства. «Измена? А почему ты думаешь, что это плохо? —

писал он ей. — Измена — это нормально, особенно когда брак надоел или муж

постарел. Согласна?»

«Нет, — возразила Ли. — Можно же развестись?»

«А ты хочешь разводиться?»

«Нет».

«Я понял — «нет» — твое любимое слово». — написал он и опять вышел из сети. Ли

не понимала, как он умудрялся создавать впечатление, что последнее слово

всегда за ним. Как только речь заходила про что-то мало-мальски серьезное, он

сразу начинал отшучиваться. Даже про тот же пиджак. Как только она про него

спрашивала, Руслик либо шутил, либо просто замолкал и переставал отвечать.

Ли это злило.

Дабы не сорваться и хотя бы на время забыть про эту недвусмысленную

переписку, Ли начала загружать себя делами, благо их хватало. Она не только

регулярно навещала мужа, но и старалась проводить с ним больше времени.

Рассказывала ему новости о работе и дома, помогала разминать руки и ноги,

делала ему массаж, читала вслух. Виллим, вроде бы, с одной стороны был рад,

но с другой, периодически говорил жене:

— Ты у меня днюешь и ночуешь. Целую жизнь так со мной просидишь?

— Нет, не целую, — Ли старательно разминала ему кисть. — Сейчас закончу

массировать и поеду домой спать.

В такие моменты она думала о том, что, действительно, хорошо бы было, если

бы она смогла просидеть около Виллима целую жизнь. Заботиться о нем,

помогать ему. Тогда бы точно в голове не было никаких паршивых мыслей об

измене и Руслик бы в её жизни точно не появился.

Виллим сидел в кресле-коляске. За окнами был поздний вечер, лампы горели не

ярко и в глубине души Ли радовалась, что она не видит его лица — а то бы ей

точно захотелось скривиться от отвращения, выйти за дверь и никогда его не

видеть.. Казалось, от лечения Виллим начал дряхлеть прямо на глазах.

Несоразмерно широкие плечи «сдулись», волосы поседели, все лицо изрезали

морщины…

Она как раз закончила массировать Виллиму руку. Сил массажиста не всегда

хватало, поэтому Ли при случае делала мужу массаж самостоятельно, с

разрешения врача. Недаром она пару лет назад закончила ещё курсы по

массажу — мужа хотела порадовать. Пригодилось.

— Почитать тебе вслух?— Ли постаралась улыбнуться.

— Поезжай лучше домой,— Виллим похлопал её по руке своей стариковской

рукой с пятнистой кожей. — А то ты еле на ногах стоишь. В понедельник меня

навестишь.

— Я тебе надоела?— рассмеялась она.

Телефон снова завибрировал, едва она вышла из больницы. Ли хмуро включила

экран. На экране было сообщение Руслика:

«Прости, я опять тебя подвел…»

Это заставило её вспомнить, как она перед больницей заехала в бизнес-центр,

где работал Руслик, протопталась там полчаса, сломала зонт, а он так и не

вышел, чтобы забрать пиджак. Даже секретаршу не прислал.

Она ощутила себя обманутой. Глупой и разочарованной. Казалось, он так

искренне ей интересовался, спрашивал, как у неё дела, а когда дело дошло до

чего-то реального, остались только обещания. Казалось, он вообще не

воспринимал её всерьез.

Она открыла месседжер и написала:

«У меня мужа выписывают на следующей неделе. Если не заберешь пиджак -

выкину на фиг в помойку и на лейбл не посмотрю!»

От сообщения стало горько. Ли даже захотелось от греха подальше снова

подняться к Виллиму, даже провести ночь в его палате. Она даже согласна

спать, свернувшись калачиком в кресле, лишь бы не думать о Руслике и о том,

что делать, если он опять объявится в её жизни.

Ли остановила себя. Нет, поедет домой отсыпаться. Ей тоже нужны силы.

Виллим идет на поправку. С кресла пока сам встает с трудом, но на следующей

неделе ждут последние обследования, и возможно, они поедут домой.

Это тоже была причина, почему она стала приезжать к нему почти каждый день.

Она понимала, что должна привыкнуть его обслуживать, помогать ему, пока он

сам не встанет на ноги.

 * * *

В среду Руслик внезапно «разродился» извинениями и предложил посреди

очередного разговора отдать пиджак. «У меня он дома» — ответила Ли, твердо

уверенная, что посреди рабочего дня не сорвется и не поскачет за его

пиджаком.

«Съездишь ради меня домой и привезешь его?» — в конце предложения был

милый смайлик. Ли даже удивилась: Руслик снова с ней заигрывает, как ни в чем

ни бывало.

Меньше чем через пятнадцать минут Ли оделась и дошла до метро, чтобы

побыстрее привести этот пиджак. Заодно захватит Виллиму немного еды,

книжку и чистое белье.

— Привет,— Руслик мило улыбнулся, встал из-за стола и даже поцеловал ей

руку, прежде чем заметил пакеты в другой её руке.— А что так много? Или ты не

только мой пиджак к себе домой перетащила?

— Так, вот тебе пиджак, — Ли поспешно протянула ему пакет с пиджаком.— А

это мое. Я пойду.

Она боялась, что кто-то увидит её рядом с Русликом в эти большие окна. Ничего

себе, примерная жена…

Он схватил её за руку.

— Нет, я тебя не пущу, — игриво произнес он, а увидев её испуганный взгляд,

продолжил.— ты голодная, наверное. Давай пообедаем.

— Да я лучше на работе поем, — Ли снова сделала попытку сбежать. С Русликом

было неуютно. Он в дорогом деловом костюме, с ухмылкой на лице, и она — в

простой водолазочке и мешковатых брюках.

— Из баночки?— презрительно фыркнул он. — Такая шикарная женщина не

должна есть из баночки.

Последнее слово он выговорил с таким выражением, что Ли передернуло — но

она все-таки опустилась на противоположный диванчик.

Она выбрала какой-то салатик, отличавшийся на редкость картонным вкусом.

Есть почти не хотелось. Зато Руслик с аппетитом поглощал стейк с кровью и

картофелем.

— Извини, срочный звонок, — вдруг сказал он и вышел. Через пять минут Ли

забеспокоилась: время обеда стремительно таяло, а Руслик все не появлялся. Ей

пришлось оплачивать их общий счет и отдать почти все деньги из кошелька. А

она хотела пополнить баланс на транспортной карте, купить Виллиму новое

одеяло, чтоб не мерз…Ли чуть не плакала. Вот тебе и обед. Как он мог её так

подставить! Теперь придется бежать до ближайшего банкомата.

Ли поняла: «отношения» с Русликом пора заканчивать.

— Я должен надевать это?— в очередной раз возмутился Виллим, и Ли

тяжело вздохнула. Эта сказка про белого бычка продолжала уже явно дольше

десяти минут, и, кажется, не спешила заканчиваться.

— Что тебе опять не нравится?

— Я выгляжу стариком, вот что мне не нравится! Ты хочешь, чтобы я показался в

таком виде перед всеми?

— Мне пойти к Вере Гедройц и попросить, чтобы тебя оставили ещё на месяц? —

разозлилась Ли.— Я столько бегала, пока тебе документы на выписку

выправила!— она схватила ручки инвалидной коляски и подкатила Виллима к

двери.

— Нет, подожди.

— Виля, я задолбалась. Ты чего тут детский сад устраиваешь?— она наклонилась

к нему, опираясь на ручки.— То это не надену, то подожди, то ещё что-нибудь!

Нас уже все ждут!

— И меня это пугает,— проворчал он, стараясь не смотреть на неё.

— Да они только рады будут, что ты выбрался из такого запутанного дела!

Живой выбрался!— закричала она.

— Как, по-твоему, я пойду по лестнице?

— Папа и Ушаков спустят тебя вниз,— пояснила она, стараясь говорить

медленно, чтобы не раздражаться ещё больше.— А я в это время спущусь с

твоей коляской.

— Отлично, — буркнул он.

— Ну, мы идем, или ещё будут пожелания?

— Выкатывай меня уже.

Все это время, пока они совершали утомительный путь с третьего этажа до

первого, Виллим сохранял угрюмое молчание.

У больницы, когда все наперебой стали встречать его, Ли вдруг почувствовала

себя сперва неловко, а потом и вовсе — лишней. Ей было стыдно, что Виллима все

увидят таким старым — в морщинах, в одежде, которая села на него, точно

чужая, с пятнистой кожей, с белыми волосами и почти просвечивающим

скальпом...А всего через пару часов он захочет спать...

В отличие от Ли, погруженной в свои мысли, Виллим старался держаться

бодрячком при друзьях и родственниках.

— В машину сесть сможешь?— спросил Ушаков. Виллим кивнул.

— С ногами у меня все в порядке. Устаю быстро.

Ли не слышала их разговора. Её телефон опять завибрировал.

«Если бы ты не была замужем, все было бы иначе».

Ли просмотрела это сообщение от Руслика и усмехнулась. Ну да, конечно,

подумала она, тогда бы ей было гораздо проще прыгнуть к Руслику в постель.

Впрочем, чем ближе они подъезжали к дому, тем больше ей хотелось, чтобы все

действительно было иначе. Ей не хотелось смотреть на лицо Монса — с брылями и

полуприкрытыми, как будто жабьими, веками, обвисшую кожу подбородка

которого перетягивал галстук, напоминая, что в этом месте у него когда-то была

шея.

Как она теперь будет жить? Неужели она сможет каждый день перемещать его

из кресла в инвалидную коляску, два раза в день выводить на прогулку, мыть

его в ванной и всякое такое?

К счастью, в доме, где жили Монсы, был лифт, так что второй раз проделывать

унизительную для Виллима пытку с лестницей не пришлось.

Оставив его под присмотром, Ли спустилась якобы в аптеку. Руки сами нащупали

телефон.

«Нам надо увидеться. Прямо сейчас. — написала она.— — Я не смогу так жить, я с

ума сойду... Ты мне очень нужен…— к горлу подступили слезы. Когда она так

успела привязаться к Руслику? Почему вдруг захотела схватить эту призрачную

надежду на счастье? Это все из-за его слов «Если бы ты не была замужем, все

было бы иначе?»

Через пять минут ей прилетело неожиданное: «Сейчас буду. Диктуй адрес».

Ошарашенная, Ли написала адрес кафешки недалеко от дома. Они с Виллимом

раньше любили там сидеть. Раньше...

К её огорчению, Руслик появился далеко не сразу. Время шло, она провела в

кафе двадцать пять тревожных минут, прежде чем он соизволил сесть рядом с

ней.

— Что случилось?

— Забрала мужа из больницы.

— Я думал, ты меня хочешь...в смысле, видеть. Хотя бы.

Ли уставилась на него. Он что, на полном серьезе подумал, что она захотела

провести с ним ночь?!

— Ты озабоченный, что ли?— рявкнула она.— У меня мужа только выписали из

больницы, за ним ухаживать надо, я еле ноги таскаю — а ты подумал, что я

готова на все, чтобы тебе отдаться?

— Да это ты динамо,— он явно начал злиться.— Давай, иди домой, к своему

старому уроду. Пусть он твои обвисшие сиськи мнет!— он рассмеялся.

Ли растерялась, а Руслик безжалостно продолжал:

— Я вижу…я ошибался в тебе. Ты просто обычная. Ты не способна идти по жизни

свободно, оставляя за собой обязательства.

Что ж, если он хотел вызвать у неё слезы, то это у него хорошо получилось.

Прямо на разрыв.

Какое-то время она молчала, а потом в ответ тоже разразилась тирадой:

— Ты прав, я обычная!...— вытерла ладонью горячие слезы. Не слишком по-

стервозному, но зато теперь она его хотя бы видела.— Так что я пойду сейчас в

эту обычную жизнь, вернусь к своему обычному мужу…А тебе удачи…в поисках

необычной женщины!— она улыбнулась, улыбнулась уверенно и зло. В глубине

души она надеялась все ещё поразить, и хотя бы испугать его. Но Руслик только

удивленно ухмыльнулся.

— Надо же, сколько страсти…сколько экспрессии…— растягивая слова, произнес

он, когда она уже взяла пальто и заторопилась ко входу из кафе.— Я бы все

отдал, если бы ты всегда была такой…

Эта фраза уколола Ли и заставила на секунду приостановиться. Нет. Он опять

издевается. Как же хочется ему ответить…Нет. Нельзя. Надо идти. Идти домой.

И начинать новую жизнь. В которой нет места Руслику и прежней стервозности.

* * *

Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем решила вернуться домой.

Кажется, была глубокая ночь. Она долго бродила по городу, Эрика, лучшая

подруга, пыталась до неё дозвониться, но она сбрасывала звонки.

Незаметно проскользнуть не удалось: светом из прихожей она разбудила отца,

заснувшего на диване.

— Где это ты гуляла, дочка? Ночь на дворе...— проворчал он, начиная читать ей

нотацию. Вообще Данилыч был более-менее лояльным отцом, но в последнее

время он все больше придирался к ней, говорил, что тревожится — но Ли и

слышать ничего не хотела.

— Проехали, пап.

— Что значит — проехали?— возмутился он.— Кто за твоим мужем ухаживать

будет, если ты каждую ночь так гулять будешь?

— Я больше не буду так гулять. Никогда,— со скрытой горечью произнесла Ли,

поцеловав отца в щеку.— А теперь извини, я хочу спать.

Меншиков посмотрел на дочь долгим взглядом, которого она старалась избегать

— как будто уже давно все понял.

— Ладно...Спокойной ночи...Извозчика сам найду...

И как будто под таким же взглядом всю ночь Ли не смыкала глаз и постоянно

ворочалась в гостиной на диване. Она легла там, потому что не была уверена,

сможет ли теперь спать и просыпаться рядом с нынешним Виллимом — ведь он

теперь такой…старый, такой незнакомый и вообще…за этот год она поняла, что

совершенно не знала и не понимала своего мужа. А теперь ей ещё придется

жить с ним, ухаживать за ним, пока он не восстановится и не начнет

обслуживать себя самостоятельно. Вера Гедройц сказала, что на это уйдет ещё

три месяца. Или даже четыре — зависит от многих факторов. Она должна будет

следить за его режимом, готовить ему блюда из рекомендованной диеты, даже

мыть и водить в туалет…Скажи ей это Вера Игнатьевна раньше, когда она ещё

считала себя «стервой» и старалась вести себя соответственно — она бы просто

поморщилась от брезгливости и сбежала. Или наняла бы для Виллима сиделку, в

конце концов…Но теперь, зная о его прошлом и жалея его, Ли знала, что у неё

так сделать не получится. Даже если ей в глубине души все ещё дико страшно,

так, что хочется сбежать, куда глаза глядят.

Едва продрав глаза после короткого сна, Ли снова открыла чат и не поверила

своим глазам. Руслик удалил её сообщения, как какой-то ненужный мусор. Что

ж, пора начинать свыкаться с новой жизнью, подумала она.

Из спальни донеслось натужное кряхтение, и Ли вздрогнула. Прошла

неделя с того момента, как Виллима выписали из больницы, а она так и не

привыкла пока к этим звукам.

Покряхтывания и скрип кровати означали, что Монс проснулся и делает

гимнастику прямо в кровати. Ли относилась к его затее скептически — думала,

ещё одно утро и перестанет. Но Монс почему-то не сдавался.

Он позвал её из спальни, и Ли пришлось с неохотой заглянуть туда.

— Что?

— Принеси мне полотенце.

Ли принесла ему полотенце и отдала прямо в руку.

— Ты прямо каждое утро так стараешься, что с тебя семь потов стекает.

Неужели оттого, что ты будешь изводить себя тренировками, ты восстановишься

быстрее?— спросила она.

— Смотри,— он протянул ей какие-то распечатки.— Мне посоветовали.

Ли стала скептически рассматривать снимки. На одном из снимков был

изображен лысеющий, взъерошенный человек с ввалившимися глазами. На

другом — зрелый, но ещё довольно привлекательный мужчина.

— И что это?

— А ты дальше читай, — отозвался Виллим. Ли начала читать дальше.

— Что? На той фотке ему 72?— она обалдело уставилась на распечатки.— С ума

сойти? И сколько ты уже занимаешься этой омолаживающей гимнастикой?

— Всю эту неделю.

— И как результаты?

— Потихоньку.

— Ну, тогда я ещё не скоро пойду собирать вещи,— ехидно сказала она,

положив распечатки.

— Подожди пугаться. Вера Игнатьевна же сказала, что все идет по плану. Через

какое-то время я приду в норму…

— Ага. И что в твоем понимании «норма»? Вот эти седые букли и кряхтенье по

утрам?

— Это все суставы…Но я почти такого же роста как раньше...— начал он, как

будто оправдывался. «Только старый,»— так и хотелось ей бросить ему в лицо.

Она не может смотреть, как он стареет.

— Я манную кашу сварила на завтрак. И чай с сахаром. Принести тебе?—

спросила она, стараясь не смотреть на него.

— Нет, я поем на кухне,— он пододвинулся к краю кровати и спустил ноги вниз.

— Помоги сесть в кресло, дальше я сам доеду.

Она помогла ему переместиться в инвалидное кресло и он самостоятельно

поехал к кухне. Ли поплелась следом — надо же ещё поставить перед ним

завтрак.

Каждое утро, пока Виллим завтракал, она нет-нет и смотрела на него. Нет, он не

выглядел чудовищем, но…черты прежнего Виллима, которого она знала и

любила до этого расследования, были безвозвратно утеряны. Он совсем не был

красив. Худой, седой…правда, после этого лечения черты лица утратили

прежнюю жесткость и лицо перестало казаться обтянутым кожей. Даже нос,

казалось, немного изменился. Стал как-то больше и «мясистее», а переносица

больше не казалась квадратной и как будто сломанной. А ещё ей перестало

казаться, что на его жестком лице остались одни глаза — с пронзительным и

твердым взглядом. Хоть это успокаивало.

Был выходной, поэтому после завтрака Ли решила, что мужу неплохо бы принять

ванну — он ведь не мылся с того момента, как выписался из больницы. Она

помнила об этом целую неделю, но постоянно откладывала — боялась даже

представить, как будет помогать ему лезть в ванну, оттирать его старческое

тело мочалкой...

— Сегодня надо тебя помыть,— произнесла она, легко коснувшись его плеч.

Виллим фыркнул — так, как будто очень сомневался, что у неё что-то получится.

— Не утруждай себя.

Ли автоматически уперла руки в бока: её доставало, когда Виллим так говорил.

В этих фразах через слово сквозило — не вытаскивай меня, не заботься обо мне,

раз я тебе так противен. Это злило и заставляло Ли упорствовать, доказывать

противоположное.

— Слушай, мне тоже очень сложно и не хочется видеть тебя таким. Будет

лучше, если мы договоримся, ты сядешь в душе, а я быстро помогу тебе

вымыться. Идет?— отчеканила она скороговоркой, почти не глядя на него.

— Ты на меня даже не смотришь,— пробурчал он. — Я тебе настолько противен?

Значит, пока у меня было молодое лицо, ты меня любила, а старый…Я тебе уже

не нужен?

Ли тяжело вздохнула: опять он за свое. Он что, не видит, что ей и без того

сложно?

Ей не хотелось снова начинать препираться с Виллимом: она пошла готовить

ванную. Принесла туда чистые полотенца и пижаму, переоделась сама в один

только хлопковый халатик, едва достававший ей до колен, надела шлепанцы -

все равно после душа она тоже будет мокрая. Проверила на месте ли гель для

душа и шампунь — 2 в 1, чтобы побыстрее, поставила табурет в ванную.

Теперь оставалось самое сложное — уговорить Виллима помыться.

— Виля, идем, я все приготовила,— сказала она устало. Его инвалидная коляска

не тронулась с места.

— Слушай, но если я сейчас не могу тебя заставить, как тебя тогда в больнице

мыли?— хмыкнула она в ответ на молчание. В ответ она получила сердитый,

полный даже недоумения и боли, взгляд.

— А если я откажусь — посадишь меня в таз и будешь поливать из чайника?— в

отличие от взгляда, тон его голоса был сух и тверд.

— Тогда мне придется попросить папу и Петра Алексеевича приезжать и

насильно сажать тебя на табурет в ванну. Ты же этого не хочешь?— в голосе Ли

явственно звучал металл. Паясничать тут вздумал!

Бледное лицо Виллима порозовело: очевидно, ему не улыбалось предстать

перед тестем и императором в натуральном виде. Ли улыбнулась про себя:

наконец-то она нашла то, на что можно надавить. А то строит из себя

непрошибаемого, ничем его не возьмешь.

— У меня нет таких мускулов, как у твоего любовника,— вдруг сказал он, когда

она наконец пошла к ванной, готовиться.— И вообще я слаб и стар, скоро сдашь

меня в дом престарелых…

Ли наклонилась к нему:

— Не знаю, что ты там успел придумать, Виля, но я тебе не изменяла.

— Тогда зачем ты ушла, едва я выписался из больницы? Просто прогуляться?

Ли присела перед ним на корточки. А Виллима не так уж легко

обмануть...впрочем, она и не собирается его обманывать.

— Виля, я понимаю, что ты сейчас думаешь...в общем...— испугавшись увидеть в

серых глазах Виллима разочарование, она продолжила. — Был один пьяный

поцелуй на встрече выпускников. Но этого больше повториться. Мне сейчас

нужно вытаскивать тебя, а не думать о посторонних мужиках.

Повисло молчание. Несмотря на то, что Виллим отворачивался, Ли попыталась

все-таки заглянуть ему в глаза:

— Посмотри на меня.

— Зачем?

— Я хочу тебе сказать то, что ты мне сам сказал тогда в ту ночь в Логосе. Мы

теперь с тобой повязаны. Я слишком хорошо тебя знаю. Поэтому не имею права

бросить или оставить тебя. Просто не смогу.

В ванную он зашел, опираясь на ходунки — проем был слишком узким для

инвалидной коляски. Ли запоздало подумала, что ей придется помочь ему

раздеться — он все ещё слаб и быстро устает. «Только бы не стошнило,» — зачем-

то подумала она, предупреждая накатившее отвращение к его телу. Сегодня ей

первый раз предстояло помочь ему мыться, и она боялась, что у неё ничего не

получится. Она не справиться с отвращением, с болью и со многими другими

чувствами, охватывавшими его. Она злилась на Виллима за его упрямство, но

ещё больше она злилась на тех, кто превратил его в эту развалину. Даже

лучшие врачи Магната не смогли распознать лекарство, которым его напичкали,

и вернуть ему если не прежний облик, то хотя бы бодрость и энергичность.

Она помогла Виллиму снять халат, пижамную рубашку, прежде чем перехватил

её руку.

— Подожди. Я устал.

Ли насторожил его изменившийся тон. В его голосе было кроме усталости, что-то

ещё, что она раньше от него не слышала. Стыд. Да, раньше он был красивым,

веселым и наверное, поэтому немного бесстыдным. Стыд и страх — раньше она

почти в нем этого не замечала.

— Можешь выйти?— спросил он, подтверждая её мысли. — Я дальше сам.

— Только если ненадолго,— ответила Ли.— Я могу принести тебе плавки, если

ты стесняешься.

Он замотал головой.

Ли вышла, не решившись предложить ему дальше помощь. Она только стояла

около двери и молча слушала кряхтение Виллима. Он не сразу окликнул её,

решив сначала раздеться и сесть в ванной на табурет.

Едва Ли взяла и в руку и включила душ, Виллим сразу как-то весь сжался,

съежился, точно чего-то испугался.

— Подожди…выключи…

Нет, Ли знала, что вымыть мужа будет нелегким занятием, но она даже не

представляла, что настолько!

— Это просто душ,— произнесла она после недолгого молчания, тщательно

подбирая слова. Виллим кивнул ей и махнул рукой, дескать, включай. Ли

включила душ, проверила, теплая ли вода, и направила на тело Виллима. Это

было трудно, потому что он опять сжался всем телом.

— Горячо?— шепнула она.

— Нет…просто старые рефлексы…— он снова махнул рукой, точно не желая об

этом говорить.

Дальше мытье проходило в молчании — до тех пор, пока Ли не стала мыть ему

голову. Осознав, что она смачивает ему волосы лейкой душа, Виллим вдруг

нервно дернулся, так, что Ли отпрянула.

— Ты чего?— спросила она.

— Ничего…старые рефлексы…

«Нет, так дело не пойдет!»— раздраженно подумала она. Она возится с ним в

ванной вот уже почти час, вся вымокла, а он упрямится и бормочет про какие-то

свои рефлексы.

Ли решительно вылезла из ванны, чтобы встать лицом к Виллиму и наконец

вымыть ему голову.

— Значит, так,— решительно начала она, встав прямо перед ним.— Я просто хочу

вымыть тебе голову. Если тебе так легче, я буду комментировать каждое свое

движение. Уменьшу напор воды, сделаю теплее, холоднее — как хочешь.

Он почему-то грустно улыбнулся в ответ на её тираду.

— Сними халат, ты же совсем промокла.

Ли разозлилась: да, она действительно промокла, но стоять перед ним голой -

это чересчур. С другой стороны, она уже столько всего навидалась и так устала

от споров с Виллимом, что ей было не до того, что он подумает.

— Я ничего тебе не сделаю, просто ты совсем уже вымокла, — сказал он. Ли

фыркнула, но все-таки стянула мокрый халат. Действительно, было бы там на

что любоваться. Талии почти нет, целлюлит на попе, шрам внизу живота. На что

клюнул Руслик, совершенно непонятно. Да и Виллим смотрел на её тело как на

что-то совершенно обыйденное, разве что шрам внизу привлек его внимание -

так, что он поднял руку и провел по нему пальцем. Ли напряженно следила за

тем, как он водит по шраму рукой.

Он взял её за руку.

— Прости, что не успел спасти.

Ли сжала его руку.

— Ты…— в горле у неё пересохло.— Тебя повели по ложному следу. Гораздо

хуже, что они сделали с тобой.

Эти слова вылетели внезапно: Ли не хотела этого говорить.

— Для кого хуже?— он вдруг посмотрел на неё тем злым, жестким взглядом,

который был у него в больнице, пока он не пошел на поправку, и от которого она

сама внутренне содрогалась.

— Для всех нас,— пробормотала Ли, и вдруг поняла, что это — правда. Она

лишилась прежнего мужа, её отец — зятя и ценного работника…пройдет ещё

какое-то время прежде чем Виллим восстановит силы. Но только вот прежним

бесшабашным и веселым бывшим камергером уже не будет.

Не будет…В горле засаднило ощущение, как будто её выкинули из теплой и

любимой сказки, где все было просто и понятно, в жестокую реальность. Как она

не старалась и не пыталась глубоко дышать, рыдания в конце концов накрыли

её. Тот, прежний Виллим, казался ей принцем из волшебной сказки, которого

она заслужила, потому что старалась быть красивой, ухоженной и нравиться

мужчинам. Поэтому он обратил на неё внимание. А сейчас и он стал выглядеть

старым, и она превратилась в некрасивую стареющую женщину, больше

похожую на ведьму. И прежней жизни уже никогда не будет!

Ли не заметила, как Виллим осторожно притянул её к себе, рыдающую, усадил к

себе на колено и обнял. Он держал её в объятиях, пока она наконец не

успокоилась. Подняв голову, Ли увидела и в его глазах слезы тоже. Она вдруг

вспомнила длинный ноябрьский вечер и ночь, которые всеми силами пыталась

забыть — ночь, когда он рассказал ей правду о своем прошлом. Раньше она бы и

подумать не могла, что этот, казалось бы, веселый и красивый человек был

когда-то в концлагере. Она бы никогда не подумала, что он может так плакать,

скрывать свои чувства под маской бесшабашной, напускной веселости.

И тут Виллим заговорил:

— Я до сих пор боюсь мыться в душе. Боюсь, что вместо воды пойдет газ…— он

тяжело вздохнул.— Это трудно объяснить. Просто когда каждое утро ты не

знаешь, останешься ли ты жив после душа…Это не стереть просто так.

В этот момент Ли почувствовала, что её гнев и раздражение вышли вместе со

слезами. Она даже уже не злилась на Монса, что он заставил её раздеться

догола.

— Почему ты мне сразу этого не объяснил? — упрекнула она его с легкой

досадой в голосе.

— Я и так слишком беспомощен,— возразил он.— А ты такая бескомпромиссная,

для тебя эти слова были бы жалким лепетом.

— Извини. Теперь я могу вымыть тебе голову?

Виллим кивнул, и Ли тут же принялась намыливать ему волосы. Она постаралась

действовать быстро и четко — видно было, что муж уже начинает уставать.

Промокнула полотенцем его редеющие белые волосы, бросила другое полотенце

20/35

на пол, помогла ему встать и надеть халат, вытереться, дала ходунки, чтобы он

мог добраться до кровати.

— Поспишь?— спросила она.

— Просто почитаю,— сказал он, садясь на кровати. Ли поправила ему одеяло.

— Ладно, если что, зови, я пока уберусь в ванной.

Уборка не отняла у неё много времени. После, вернувшись в спальню, Ли

увидела, как Виллим дремлет, все ещё держа в руках книгу. Она осторожно

вынула книгу из его рук, поправив при этом одеяло, и вдруг подумала — может,

все ещё не так плохо? Может, ей ещё удаться в этом старике разглядеть

прежнего Монса, которого она так любила?

Их совместная жизнь с Монсом вступала в привычную колею. С утра они

вместе завтракали, потом Ли уезжала на работу. В обед она приезжала снова -

покормить Виллима, пообедать самой, сделать ему укол — и уезжала обратно.

Так прошли две недели, пока утром Ли, сверяясь с календарем, не наткнулась на

пометку о том, что их дочка, Кристина, буквально через неделю приезжает на

каникулы.

— Ты чего застыла, ешь давай,— попытался Виллим оторвать жену от

календаря.

— Да какая теперь еда...Кристина приезжает, столько всего нужно успеть

сделать. Квартиру убрать, что-нибудь вкусное приготовить к её приезду. Чтобы

ребенок почувствовал, что она действительно домой вернулась, а не так,

проездом,— Ли, вздохнув, все-таки села за стол.— Я боюсь, как бы она не

испугалась, увидев, как мы теперь тут живем.

— То есть?— Виллим напрягся.

— Ты на инвалидной коляске. Дом пропах лекарствами. У меня даже времени

убраться нет...— Ли снова вздохнула.— Я не хочу, чтобы она переступила порог и

увидела бардак. Да, тебе ещё надо вымыть голову и переодеть.

— Может, ты просто запрешь меня на балконе, раз я такой страшный?—

фыркнул Монс — он все ещё очень болезненно реагировал на любые слова о

своей внешности.

Ли подавила вдох и огибая кресло, подошла к нему, обняла за плечи.

— Ну ты же не будешь встречать Кристину в халате и тапочках.

— То есть меня надо приодеть и надушить как пуделя, чтобы собственный

ребенок меня не испугался?

— Ну ты же наверняка не хочешь выглядеть перед ней неопрятным, ворчливым

стариком.

— А ты хочешь, чтобы она видела, как ты моешь меня в ванной? Или слышала,

как я каждое утро кряхчу, пытаясь подняться?

— Виля, хватит говорить ерунду,— Ли мгновенно переменилась в лице и

отпустила его.

— Вот, ты даже при мне сдержаться не можешь, а уж при ребенке...— ворчливо

заметил он.— Чуть что, будешь мне рот затыкать!

— Виля!— возмутилась она и шумно выдохнула. В конце концов, он же не

виноват. Такие обстоятельства.

— Слушай...Мы справимся,— она попыталась говорить спокойнее.— Должны

справиться. В конце концов, подключим папу, Дарью...

— И наша дочь, как всегда, проведет каникулы у Данилыча во дворце?— ехидно

закончил Виллим. Кристина действительно почти каждые свои каникулы больше

проводила во дворце у своего деда, чем дома.

Ли, видимо, подумала о том же, потому что замолчала и села. Она знала, что

отец привык к внучке, а уж оставлять Кристину целиком на них, пока Виллим

проходит реабилитацию...

— Ты с ума, что ли, сошла? — бросил он ей, когда она попыталась завести об

этом разговор. — Монс больной, ты измученная...ты хочешь, чтобы она это

видела?

— Я хочу, чтобы она видела правду жизни,— возмутилась она.— Что не все

бывает гладко, есть и сложности, с которыми приходится...справляться.

— Не надо ей такой правды,— отрезал князь.— Буду её к вам возить, но чтобы

она жила с вами и все это видела — не нужно ей этого.

* * *

После долгих обсуждений и споров договорились так: Данилыч привозит

Кристину из Москвы поездом, на вокзале их встречают Дарья и Ли. Дальше они

не спеша едут домой, где их ждет Виллим. Тому, конечно, не очень понравилось,

что жена не возьмет его на вокзал встречать дочь — поэтому он решил помочь

хотя бы в приготовлении обеда, который они собирались устроить в честь

приезда.

— Тогда готовкой займусь я,— полушутливо-полусерьезно сказал он.

— Виля, ну куда ты, ты же на коляске,— возмутилась Ли.

— Ну, овощи для запеканки нарезать я могу. Ты мне все поставишь поближе, я

тебе сам все нарежу. Я даже посуду могу помыть,— упорствовал он.— И вообще,

хватит делать из меня инвалида. Я уже со многим справляюсь…

— Ладно, — Ли жестом остановила его — а то снова начнет бубнить свою тираду

про то, как все считают его пустым местом и так далее.— Только готовить будем

вместе. Ты все поможешь нарезать, а я загружу в духовку.

— Договорились,— он улыбнулся. — А как насчет твоего яблочного пирога?

— Ты хочешь, чтобы я его приготовила?— женщина немного посомневалась, а

потом махнула рукой.— Конечно, праздник — так праздник. Тем более что у меня

давно повода приготовить его не было.

Сработались они на удивление отлично: Виллим помогал ей резать овощи и

яблоки, а она просто выкладывала все слоями в формы и отправляла в духовку.

— Так, я пойду собираться,— Ли сняла фартук и отложила прихватки, взглянула

на часы — до прибытия поезда оставалось всего час.— Выключишь духовку через

сорок минут?

— Разумеется,— Монс улыбнулся: похоже, совместная готовка привела его в

прекрасное расположение духа. Настолько прекрасное, что он даже выехал на

коляске в прихожую, когда Ли стояла практически в дверях и копошилась в

сумке.

— Ты ничего не забыла?

— Ключи, телефон взяла, бумажку с номером платформы и вагона тоже...

— А поцеловать меня?

Ли удивленно уставилась на него. Виллим только улыбнулся.

— Выбрал время покуражиться,— фыркнула она, наклоняясь и быстро чмокая

его в обвислую щеку.

— Не, ну так не интересно...

Ли застыла как вкопанная — от возмущения. В губы он, видите ли, хочет!

— Монс, у меня твои шутеечки с поцелуями уже вот где! — она выразительно

чиркнула ребром ладони по шее. — Все, я пошла!

С шумом она захлопнула дверь, перекрывая его фразу вслед:

— Староват для тебя уже, да?

Всю дорогу до вокзала Ли вспоминала эту сцену. Монс, кажется, обиделся. С

другой стороны, а что он хотел? Он уже не так молод и красив, чтобы ей

хотелось его целовать. И все равно на душе что-то царапало. Могла бы просто

поцеловать сразу, а не устраивать сцен.

Едва оказавшись у здания вокзала, Ли посмотрела на часы. Две минуты до

прибытия поезда, а ей ещё надо успеть пройти через рамку. Едва пройдя

досмотр, она со всех ног побежала к платформе.

На платформе вместе с Кристиной уже стояли Меншиков с Дарьей.

— Вон, Кристина, мама уже бежит,— сказал Меншиков.

— Я бежала изо всех сил,— Ли пыталась отдышаться.

— Ничего,— Данилыч ободряюще обнял дочь.— Я уже Кристине объяснил, что

трудно сейчас маме с папой приходится.

— Пап, ну не сгущай краски. Поехали лучше к нам, я…то есть мы с Монсом

праздничный обед приготовили.

— Обед?— повторил Данилыч. Все трое взрослых посмотрели на Кристину,

которая все это время молчала.— Кристина, ну, что , поедешь к маме с папой

обедать?

— Если хочешь, можешь на каникулах остаться...у нас, — попробовала

заикнуться Ли. — Или ты можешь потом поехать к бабушке с дедушкой...если

хочешь.

Данилыч с Дарьей переглянулись. Меншиков даже открыл рот, но Дарья

шепнула падчерице.

— Давай об этом позже поговорим.

Состояние Кристины показалось Ли с самого начала подавленным, даже каким-

то затравленным.

Дарья принялась торопливо гладить Кристину по плечам:

— Не вини её,— попросила она Ли.— она ведь когда фото Виллима увидела, не

поверила, так плакала…Говорила, нельзя ей ничего показывать!— воскликнула

она сердито, обращаясь к мужу.

— А как иначе прикажешь? Если бы она сейчас отца увидела, слез бы было…—

протянул Меншиков сурово.

Ли заметила, что у Кристины от всего этого разговора глаза опять на мокром

месте.

— Так, — начала она.— я понимаю, вы все нервничаете, я тоже нервничаю, а

Кристина вообще уже расстроилась.

— Ехать не хочет,— хмуро ответил за внучку Меншиков.

— Неправда, я хочу, только…— Кристина осеклась под взглядами взрослых.

— Только что?— тихо спросила Ли.

— Болько боюсь,— так же тихо ответила девочка.

Ли посмотрела на отца и мачеху.

— Дайте мне поговорить с ней пятнадцать минут наедине,— сказала она.

Меншиков и дарья переглянулись и молча кивнули.

Ли волновалась: она не знала, что говорить, но решила сначала просто

прояснить ситуацию.

— Можешь мне рассказать,— спросила Ли, когда они уселись на свободную

скамейку.— Что ты боишься?

Ответом ей был новый поток слез. Ли еле сдержалась, что не начать

останавливать Кристину, стыдить или поучать — она просто молча ждала, пока

Кристина выплачется, тихонько поглаживая её по плечам и спине.

Наконец девочка подняла на неё глаза, все ещё полные слез, и прошептала:

— Я папу боюсь.

В этой короткой фразе заключалась все: Кристина не понимала, как мог её папа,

которого она знала — который с самого детства возился с ней, играл, гулял,

читал книжки, показывал, чем отличается один листочек на дереве от другого,

помогал решать задачки и делать доклады — так стремительно постареть. И

какой он теперь стал? Может, он забыл её и теперь не узнает? А может, он

теперь и вовсе не в своем уме, поэтому все о нем так заботятся?

Ли погладила дочь по голове:

— Я тоже испугалась, когда первый раз его увидела таким,— призналась она.—

Я тоже подумала, а вдруг с ним что-то не так. Поседел, в морщинах весь…нос

большой…тебя ведь это пугает?

— Не только,— всхлипнула Кристина.— А вдруг у него какой-нибудь старческий

маразм?

— Да что ты, ничего такого у него и близко нет. Он всех нас помнит, со всеми

хочет общаться. Просто он пока ограничен в передвижении. Устает быстро. Мы

все обычно устаем к вечеру, а он может уже утром захотеть спать…

— И он всегда будет…Таким?

— Нет конечно, родная моя. Он скоро вылечит свою усталость и вернется на

работу, встанет на ноги…Снова будет помогать тебе с уроками, как прежде…Все

хорошо будет.

Ли обнимала дочь, повторяя эти слова — ей и самой хотелось верить, что все

будет хорошо. Самое главное, чтобы Виллим восстановился. А уж её чувства к

нему — дело вторичное. Что бы не происходило, она должна держаться.

* * *

На подъезде к дому Ли позвонила мужу — он уверил её, что все хорошо, духовку

он давно выключил и теперь с нетерпением ждет их всех, чтобы накрыть на

стол.

Ли облегченно вздохнула, когда они наконец переступили снова порог дома.

Виллим встретил их, опираясь на костыль, а не в инвалидной коляске, как

обычно. «Хочет казаться здоровым» — сочувственно подумала Ли.

— Да не торопись ты так, мы ещё толком даже не разделись,— улыбнулась она

мужу, снимая куртку и вешая её на крючок.— Посиди пока, ты же устанешь

стоять.

Он ответил ей сердитым взглядом.

— Монс, я смотрю, все успел: и прибарахлиться, и обед приготовить,— заметил с

юмором Данилыч. — Чем это так вкусно пахнет?

— Похоже на шарлотку,— добавила Дарья.

— Одно блюдо уже угадали,— улыбнулась Ли.— Осталось ещё одно. Поможете

мне накрыть на стол?

— А Монс как же?— спросил Данилыч.

— Он мне помогал все это готовить, пусть пока отдохнет,— Ли включила свет в

ванной, намекая родителям, чтобы те помыли руки и помогли её сервировать

стол. Раздав указания, Ли вернулась в прихожую — посмотреть, как дела у

Виллима с Кристиной.

Кристина переодевалась и переобувалась медленно, не зная, что делать

дальше. Виллим тоже не решался начать разговор. Ли подавила расстроенный

вздох.

— Кристина, хорошая моя, иди сюда, не бойся,— позвала она дочь.— Папа

помнит тебя, не бойся. Он просто сам...растерялся и не знает, как с тобой

заговорить.

Девочка послушно обняла его, но быстро отстранилась и пошла в ванную, мыть

руки — Дарья как раз позвала всех к столу.

Все с удовольствием расположились вокруг стола и взяли себе по куску овощной

запеканки и биточков.

— Как будем решать?— спросил Данилыч и пояснил.— Кристина у нас жить

будет, пока Монс здоровье не поправит?

— Я уже почти поправил,— возразил тот.

— Поправил он…ты ещё с костылями ходишь,— осадил его князь.

— Кстати, о костылях... Кристина, не принесешь наш подарок?— попросила Ли.

Девочка выбежала из-за стола, чтобы принести длинный предмет, завернутый в

упаковочную бумагу. Правда, этот сверток она передала матери. Виллим

заинтригованно засмеялся.

— Желаю, чтобы ты быстрее восстановился, — сказала Ли, вручая ему подарок.

— Интересная вещица,— хмыкнул Виллим, рассматривая подарок.

Виллим поставил трость на пол и поднялся, опираясь на неё.

— Ты давай, не перенапрягайся,— предостерегающе начал Данилыч, отчего тело

Виллима вдруг повело влево, к стоящему дивану, и он едва успел удержаться на

ногах. Ли и Меншиков подхватили его за локти, чтобы не упал.

— Силенок маловато,— отшутился Монс, едва Ли и её отец подхватили его за

локти.

— Вот поэтому Кристина пока поживет у нас. Пока силы не поправишь,— отрезал

князь, давая понять, что решение окончательное.

— Ну, тогда поживет у нас в следующие, новогодние каникулы,— улыбнулась

Ли, но отец строго посмотрел на неё.

— Там видно будет.

После этой фразы разговор как-то постепенно иссяк. Остаток обеда прошел в

молчании.

— Ну, мы домой поедем, а то Кристина устала,— пытаясь сгладить атмосферу,

мягко сказала Дарья.

— Тогда заберите пирог к чаю, — понимая, что обед провалился, Ли тоже

пыталась сгладить неловкость.

Едва за отцом, Дарьей и Кристиной закрылась дверь, Ли вернулась в кухню -

убирать грязные тарелки. Виллим тем временем осторожно доковылял до

дивана и сел.

Ли быстро перемыла всю посуду и убрала остатки яблочного пирога в

холодильник.

— Даже пирог весь почти оставили...Что им пирог-то сделал, я не пойму? —

громко возмутилась она. Ответа не последовало. — Виля!

Она подошла к дивану и обнаружила, что муж заснул. Ли села рядом, стараясь

не шуметь. Конечно, подумала она, бедняга целый день был почти на ногах: они

вместе готовили, встречали дочь и родных, Виллим даже попробовал новую

трость. Её вдруг охватил порыв такого уважения и благодарности к нему, его

стойкости, что Ли потянулась и поцеловала его в губы.

Веки спящего слабо дрогнули в ответ.

— Мне приснилось, точно ты меня поцеловала,— сказал он. В уголках губ

пряталась улыбка.— Значит, я ещё не совсем потерян для общества.

— Не потерян, это уж точно,— заверила его Ли, придвигаясь к нему.— Жалко

только, что Кристинку нам папа пока не доверяет...

— Доверит. Потерпи,— Виллим обнял её за плечи. — Просто всем нужно время.

— Нужно время,— согласилась Ли. На душе по-прежнему скребли кошки, и не у

неё одной. От этого становилось легче.

Прошла ровно неделя каникул Кристины, но в её отношениях с

родителями ничего существенно не менялось. Если к маме она более-менее

привыкла, то отца предпочитала избегать. Ли пыталась как-то помочь им

наладить контакт, приглашая дочь домой каждый день, инициируя их

совместное общение. Но Кристина все равно тянулась больше к ней, а Виллима

игнорировала. Разговоры о том, что «папа почти такой, как прежде», не

помогали — девочка кивала, но все равно обращалась со всеми вопросами и

просьбами к маме.

В этот понедельник Кристина приехала к маме и папе с утра, а не вечером, как

обычно.

— Ты на работу? — спросила она маму, едва переступив порог.

— Да. Поэтому сегодня папа за тобой присмотрит. Ты позавтракала? — Кристина

кивнула.— Отлично. Если захочешь есть, еда в холодильнике. Не стесняйся и

попроси папу тебе разогреть.

— А он может…? — начала было девочка, когда из гостиной донесся голос.

— Конечно, могу! — следом появился и Виллим, опираясь на трость.— Я все

помню.

— Отлично. Я оставила вам пазл, можете ещё телевизор посмотреть, но самое

главное…

— Сделать уроки. Я понял.

— Так, Кристина, по всем вопросам ты сегодня обращаешься к папе. Не бойся, он

будет рад тебе на них ответить, — Ли обняла и поцеловала дочь.— Так, не

скучайте, я ещё в обед приеду, проверить, как вы тут.

— Ну, тогда продержимся, — подмигнул Виллим, когда жена обняла и его.

Когда дверь за Ли закрылась, мужчина посмотрел на дочь, которая явно была

недовольна таким раскладом, хотя и пыталась скрыть все под каменным лицом и

игнором.

— Я задания на каникулы буду делать, — заявила Кристина и, протопав на кухню, села за

кухонный стол и разложила на нем учебники и тетради.

— Скажи, если потребуется помощь, — Виллим сел на диван и, чтобы не мешать

дочери, стал читать книгу.

Где-то через час Кристине стало скучно. Она открывала то один учебник, то

другой, шелестела тетрадями.

— Кристина, тебе скучно заниматься? Или не получается? — Виллим, уже давно

наблюдавший за её метаниями, не выдержал и решил вмешаться.— Помочь? Или

сделаешь перерыв?

Девочка смерила его взглядом, в котором явственно читалось — «отстань!». Но

Монс понимал, что дочь так и продолжит мучиться с учебниками, а помощи не

попросит.

На другом краю стола лежала коробка с пазлом, которую Виллим открыл и

высыпал из пакета содержимое пазла.

— А зачем тебе пазлы? Ты же их не любишь, — заметила дочь. Монс лишь

усмехнулся:

— Врачи рекомендовали. Очень тренирует мозги.

Он нарочно рассыпал части пазла по столу, надел очки и стал его перебирать.

— Пап, да ты его не так собираешь, — наконец не выдержала Кристина, видя,

как отец снова пытается сложить две неподходящих частички.

— А как надо?

— Так надо рамку сначала собрать!..Ищи те, из которых можно собрать рамку!

Он улыбнулся и начал послушно искать. Кристина закрыла учебники и тетради и

полностью переключилась на пазл. Она расслабилась и они даже начали

обмениваться с отцом короткими репликами, что Виллима очень радовало.

— Ух ты, а скоро уже и обед, — хмыкнул он, заметив, что за головоломкой время

пробежало незаметно. — Ты пока есть не хочешь?

Кристина покачала головой, и, кажется, снова как будто погрузилась в себя.

— Я вот все думаю…— вдруг сбивчиво начала она.— Нет, мне нельзя задавать

такой вопрос…

— Боишься, я на него не отвечу?

— Нет. Ты обидишься.

Виллим удивленно вскинул брови.

— Постараюсь не обижаться. Задавай.

— Точно можно? — Кристина вздохнула, собираясь с мыслями.— А почему ты

теперь такой, ну…старый?

Он посмотрел на неё.

— Если не хочешь, можешь не отвечать, — поспешно сказала девочка.

— Отвечу. Но это долгая история. Так что давай сядем на диван и я тебе

расскажу.

Кристина забралась с ногами на диван и приготовилась слушать. Повисло

напряженное молчание.

— Пап, ты забыл вопрос? — робко произнесла она. Он перестал

напряженно смотреть в одну точку:

— Нет, просто…пытаюсь подобрать слова. В двух словах такое не расскажешь…

Да ты и маленькая ещё…

— Я не маленькая, мне двенадцать! — возмутилась Кристина, отчего Монс

улыбнулся.

— Мама не одобрит, что я тебе это рассказываю.

— Мама мне сама никогда ничего не объясняет, теперь ты ещё, — обиделся

ребенок и хотел уже слезть с дивана, но Виллим взял её за руку.

— Но я все-таки расскажу тебе. А маме я все объясню, — заверил он.—

Понимаешь, это долгая история. Настолько долгая, что началась она задолго до

твоего рождения, и даже до встречи с твоей мамой…— взгляд Виллима был

направлен куда-то вдаль, как будто он пытался смотреть в собственное

прошлое.— Я тогда жил в Германии. Плохо жил, работал в какой-то паршивой

газетенке…— он махнул рукой, точно заставляя себя прервать собственные

мысли. — Так вот, в то время там правили очень нехорошие люди. Люди, которые

творили ужасные вещи.

— Как Гитлер? — тихо спросила Кристина. Виллим удивленно посмотрел на неё:

— Только не говори мне, что вы его по истории проходите.

— Нет, но нам обычно рассказывают. Ну, знаешь, про Великую Отечественную

перед 9 мая…

— Хорошо…— он вздохнул.— Я тогда как раз перед войной в Германии жил.

— Тебя…отправили…воевать? — глаза Кристины стали вдруг огромными и как

будто стеклянными.

— Нет. Меня отправили в другое место. В концентрационный лагерь.

Арестовали, проще говоря, — Виллим обнял дочь, видя, как та уже чуть не

плачет.

— За то что ты отказался служить им?

— За то что не смог доказать, что я чистокровный немец.— от нехорошей улыбки

отца Кристина вздрогнула. Впрочем, эта гримаса сразу же погасла.— Это было

только начало. Потому что в концлагере надо мной стали ставить медицинские

эксперименты. Я стал подопытной мышью. Меня заразили одной болезнью…—

Виллим замедлил речь, не зная, как продолжить, но Кристина и без того

догадалась:

— Они что…пытались тебя…уу-бить?

— Пытались, но, как видишь, не смогли. Потом меня спасли и переправили в

Магнат, — Виллим начал гладить дочь по плечу, чтобы успокоить.— Им

потребовалось много времени, чтобы вылечить меня.

— Это поэтому ты теперь такой? — не удержалась от вопроса Кристина, но

поняв, что ляпнула, сразу же закрыла себе рот рукой.

— Нет. Просто буквально несколько лет назад я узнал про одну школу-интернат

и у меня возникли подозрения, что там происходит то же самое, что когда-то

происходило в концентрационных лагерях. Над людьми ставили эксперименты.

Я решил действовать под прикрытием. Мне сменили внешность, чтобы меня

никто не узнал. Но в ходе расследования меня заразили той же болезнью, что и

тогда, в концлагере. И заразил тот же ученый, который ставил надо мной эти

безумные эксперименты.

Кристина слушала эту историю, раскрыв рот.

— Но ты вылечился? Нашел лекарство? — спросила она, едва Виллим замолчал.

— Нашел… Только я не учел, что поскольку был замаскирован, что это лекарство

могло повлиять на магию… Вот почему я сейчас такой. Можно сказать, мое лицо

отражает мой настоящий возраст. Мне уже много лет, Кристина.

— И ничего нельзя сделать? Неужели ты всегда будешь таким?

— Не всегда. Скоро окрепну, откажусь от всех этих костылей и будем опять с

тобой гулять, как прежде. Конечно, морщин у меня прибавилось, да и волосы

поседели, с этим придется смириться. А остальное наверстаю… Эй, Кристина, ты

чего?

Девочка молча обвила его шею и расплакалась у него на плече.

— Папа, прости. Я была такой глупой…— с трудом выговорила она.

— Ты не знала всего. Да и я не знал, как тебе такое рассказать…— Виллим

вздохнул.— Ладно, иди умойся. А то скоро обед, мама обещала приехать…

— А она знает…ну, про то что тебя держали в заточении?

— Знает, — кивнул он.

Кристина ушла в ванную, а Виллим стал разогревать суп и накрывать на стол.

Едва они сели обедать, входная дверь открылась.

— Ты вовремя, — отметил Виллим, нарезая хлеб.

— Хорошо, а то я такая голодная, — улыбнулась Ли.— Ну, как вы тут?

— Пазл собирали…— начала Кристина, старательно умалчивая об их разговоре.

— Уроки, не переживай, доделаем, — Виллим похлопал дочь по плечу.

Быстро доев суп и допив чай, Ли снова поспешила на работу. Виллим вышел её

проводить.

— Я смотрю, Кристина оттаяла, — заметила она.— Как тебе удалось её

разговорить?

— Сначала собрали пазл...а потом...она спросила, почему я теперь такой.

Пришлось рассказать ей про концлагерь.

Ли потеряла дар речи, но через пару секунд взорвалась:

— Ты зачем ей все это рассказал?!

— А как я ещё мог ей рассказать, почему у меня такое лицо? Почему я вообще

стал таким?!

—Она ребенок, Виля! Ей не надо знать такие кровавые подробности!

— Я ей сказал только суть! Я был в концлагере и надо мной ставили

эксперименты!— повысил голос Виллим.

В ответ на ссору родителей в коридоре показалась Кристина.

— Мам, ну не ругай папу, это я его попросила мне рассказать!— девочка обняла

папу, точно пытаясь защитить. Увидев такую картину, Ли поняла, что силы явно

неравны.

— Ну я фигею от вас обоих, товарищи, — только и всплеснула она руками.—

ладно, вечером поговорим.

* * *

Вечером у Ли так и не хватило духу поговорить с дочерью и мужем, чтобы

показать, как она всех этих взрослых рассказов про испытания и концлагерь

Дахау не одобряет. То, как Кристина вдруг бросилась защищать Виллима перед

ней, её даже радовало. К ней наконец-то пришло чувство единения с семьей.

Поэтому они устроили маленький праздник и заказали пиццу на ужин.

Перед сном Ли и Виллим решили зайти в комнату к Кристине — ведь она впервые

за несколько месяцев осталась у них ночевать.

— Ну, как тут тебе?— спросил Виллим.

— Хорошо. Мам, а я знаю, почему после плена в Магнате сделали так, чтобы

папа стал молодым.

— Почему?

— Чтобы ты в него влюбилась!

— Конечно, я влюбилась в твоего папу,— засмеялась Ли, чувствуя, как Виллим

приобнял её за талию.

— Я рада, что вы с Кристиной нашли общий язык, — сказала она, когда они

отправлялись спать.— Правда рада.Но тебе всё равно не стоило рассказывать ей о том, через что ты прошел.

— Тогда бы она не поняла, откуда у меня это лицо,— он вздохнул.— Кристина же не глупый ребенок. Она заслуживает знать правду обо мне, пусть и адаптированную для её возраста.

— Всё равно это как-то...жестоко,— Ли тоже вздохнула и, сама не замечая, коснулась головой его плеча.— Я не хочу, чтобы Кристина получила психологическую травму.

Виллим прижал её к себе:

— Ты же знаешь, я никогда не расскажу и не сделаю ничего, что навредило бы Кристине.

* * *

Оглядываясь на две недели назад, Ли понимала — они провели

чудесные каникулы вместе. Она даже не думала, что Монс может быть…таким.

Видимо, появление дочери воодушевило его. Он перестал придираться, все чаще

использовал ходунки даже дома вместо коляски, даже как-то окреп и помолодел

за эти две недели.

Часы показывали половину десятого, а Ли все ещё была на работе. Пока

дочь была у них на каникулах, женщина уходила с работы вовремя, но стоило

Кристине уехать, как Ли стала оставаться на работе как можно дольше -

помогала заодно и отцу.

Петру Алексеевичу такая ситуация не нравилась.

— Тростникова, ты и так уже все ненужное сделала,— говорил он ей. — И

нужное тоже!Хватит, иди домой!

— А что вы хотите? Монс ещё на работу не вернулся, вот и приходится пахать за

двоих!— возмутилась она и тут же всхлипнула.— Я не вывожу больше…сиди,

копайся…это вот Монс на работу рвется. Хоть в инвалидной коляске,сидеть...но,

говорит, голова и руки у меня работают…

— Слабоват твой Монс для такой работы…

— Вы ещё не знаете, как он упахивается, чтобы доказать, что не слаб.

Гимнастику каждый день с утра делает. Сам себя обслуживает. Даже запрещает

мне чтобы я помогала ему одеваться. Да это я скорее от работы сломаюсь. А он -

нет.

— Ладно,— вынес вердикт император.— Архив разбирать будете оба.

Спецсредства вам выдам.

— А для чего спецсредства?

— Архив местами отсырел, плесень там какая-то завелась, не ядовитая, конечно,

но поберечься стоит.

— Ну и куда его, на такую работу,— махнула рукой Ли.— Он только подлечился,

опять что-то подхватит...

— Да там уже плесень зачистили, осталось только архив разобрать и перенести.

Раз руки у него работают и голова тоже, будет сидеть, материалы разбирать...

— Ладно. Поговорю с ним,— Ли взяла папку и направилась к отцу — и вовремя,

потому что на подходе к кабинету отца она увидела в дверях своего мужа.

— Ты точно хочешь вернуться на работу?— спросил Меншиков.

— А что ещё делать? Лиза все равно уже одна не справляется, — при этих словах

мужа Ли выразительно прочистила горло, заставив его обернуться.— Легка на

помине. Приходит домой и сразу вырубается.

— Виля, но у тебя ещё нет столько сил, чтобы целый день работать, тем более,

на ногах стоять,— возмутилась Ли.

— Так, ты опять начинаешь?

— Вообще-то это ты начал этот разговор. И уже неделю его ведешь.

— Дело не в этом. Как только я завожу разговор про работу, ты сразу прячешь

глаза. Ты можешь внятно сказать, чем вы там сейчас занимаетесь?

— Ничем. Я упорядочиваю архив,— буркнула она.

— Какого именно дела?— спросил он.

— Монс, ну почему тебе обязательно все надо знать?— вспылила она.

— Так, стоп,— оборвал их Меншиков.— Я видел бумаги Монса. Разрешили ему

вернуться на работу...но только на четыре часа в день!

— Ну, хотя бы так,— буркнул тот.

— Будет тебе помогать разбирать архив...— При этом слове лицо Ли вытянулось.

— Что тебе не нравится?

— Там плесень!

— Респираторы выдадим.

Ли вздохнула: на самом деле в архиве её пугала совсем не плесень.

* * *

Виллим появился на работе на следующий день в час дня — и сразу же попросил

отвести его в архив. Ли поколебалась — но он бы так не отстал, пришлось вести.

Перед дверью Ли резко обернулась и умоляюще посмотрела на мужа:

— Виля, ну дался тебе этот архив? Почему ты не можешь спокойно посидеть,

поразбирать бумаги?

— Потому что я нутром чую, что вы от меня все что-то скрываете! И это

находится именно за этой дверью!...— и добавил уже спокойнее.— Либо

открывай дверь, либо отдай ключ, я сам открою.

Ли нервничала: Монс не отступится, но в её планы не входило так взволновать

его. Она сделала последний маневр: попыталась изобразить замешательство:

— Ой, я, наверное, ключ по дороге посеяла. Вот растяпа. Пойду вернусь, найду…

— она сделала пару шагов, но тут Виллим с неожиданной для старика ловкостью

перехватил её руку, чуть-чуть развернув запястье.

— Ай! Ты мне руку вывернул!— попыталась возмутиться Ли, когда Виллим

забирал у неё из стиснутых пальцев ключ.

— Стой на месте,— приказал он, все ещё держа её за руку, а другой рукой

вставляя ключ в замочную скважину. Ли про себя понадеялась — может, не с

первого раза, может, замок заест — но дверь открылась сразу. Виллим завел её

первой.

— Ну и что за дело вы тут разбираете? Даже не пытайся выкручиваться!—

крикнул он.

— Дело компании "Ингрид",— Ли протянула ему одну из папок. — То самое, которое мы с

тобой расследовали.

Она зажгла свет, не спуская с него глаз. Монс, поставив трость, молча читал

папку с делом. Затем как-то тяжело опустился на ближайший стул. В глазах его

стояла опустошенность.

— Вот поэтому я боялась тебе говорить.

Он ещё долго перебирал листы в папке. Ли, чтобы отвлечься от непростого

разговора, поставила пустой ящик для карточек на стол и достала ножницы,

карандаш и папку с обрезками картона.

— Умер 28 августа 2017 года,— прочел вслух Виллим и закрыл папку. — Карл

Аркадьевич Вилламов. Мое конспиративное имя. Тогда все и закончилось.

Но Ли видела по его выражению лица, что ничего не закончилось, что все ещё

продолжается — только в его голове.

Она поставила стул и села напротив него. Убрала с его колен злосчастную папку

и вложила в его руки свои.

— 28 августа умер не только Карл Аркадьевич. Клара Сергеевна Осипова, совсем

молодая девушка, тоже умерла. Так нас вывели из этого ужаса, Виллим. В эти

метаморфозы с внешностью просто бы никто не поверил.

— Этот маньяк Риттер Вульф был бы счастлив, увидев меня прикованным к

кровати и захлебывающемся кровью, как много лет назад,— Виллим её точно не

слышал.

— Зато я Вульфу такого счастья точно не доставлю!— Ли энергично дернула

мужа за руки, заставляя встать. — Я сделаю все, чтобы помочь тебе

реабилитироваться до конца. Может, моложе выглядеть ты и не станешь, зато

ходить будешь точно на своих ногах!

Её тирада прервалась — Монс перестал зависать только в своих мыслях и с

воодушевлением на неё уставился.

— Что? Я что-то не так сказала?— покосилась на него Ли.

— Нет, все в порядке,— он улыбнулся и крепко обнял её, поцеловав в макушку.

* * *

—Наконец-то дома,— выдохнула Ли, захлопывая дверь и приваливаясь к ней

спиной. После долгого дня, когда они мыли, терли, сортировали и переносили,на

неё навалилась такая тяжесть, казалось, этому не будет конца.

Виллим тяжело сел, опираясь на трость, покряхтывая от усталости, снял ботинки

— это удалось ему с третьей попытки. Когда он разогнулся и тоже устало

привалился, сидя у стены, Ли точно очнулась от своих мыслей.

— Сильно устал?

Она поспешно вспомнила, что он вместе с ней все мыл, тер и переносил, как мог.

В какой-то момент от усталости ему пришлось пересесть в инвалидную коляску,

но тогда он решил заняться сортировкой — «Руки-то и голова у меня свободны».

Ли думала, что поведет его к машине, но он отказался сидеть, оставил

инвалидку на работе и взял в руки трость, несмотря на усталость.

Эти мысли пробежали в её голове со скоростью света.

Виллим лишь вымученно улыбнулся:

— Как всегда.

Она вздохнула, опустилась рядом с ним на корточки и взяла его руку.

— Может в душ?

Он кивнул.

— Только передохнуть чуть..

Пока Виллим отдыхал, Ли перенесла в ванну табуретку. Хорошо, что в свое

время они выбрали широкую ванну — есть куда поставить табурет.

Она помогла ему раздеться — несмотря на то, что он, кажется, до сих пор

смущался и поэтому ворчал. Она до сих пор помнила его слова про то, что она

будет мыть его из шланга, поэтому уже давно приучила себя к мысли, что в этой

ситуации она должна быть максимально обходительной и осторожной с

Виллимом.

Она осторожно намылила ему голову и начала массировать кожу головы,

замечая, как он постепенно расслабился и даже слегка откинул голову, упираясь

ей в живот. Это заставило Ли слегка отстраниться и напомнило ей, что она давно

уже не та стройненькая стервочка с фотографий. Талия почти отсутствовала,

живот слегка выпирал…в одежде она ещё выглядела стройной, а вот голышом…

— Виля, подай мне шампунь, пожалуйста,— Ли взяла протянутую бутылку. — А

то у тебя волосы, кажется, гуще стали…

— Шампуня не хватает?— засмеялся он.

— Ага,— Ли тоже засмеялась в ответ.— Ты вообще в последнее время окреп и

помолодел, не замечаешь?

—Ну, если ты так думаешь...

Ли смутилась и на время замолчала, но вскоре снова заговорила

— Новый год скоро. Эрика пригласила нас праздновать к себе,— помогла мужу

вылезти из ванной, надеть халат и оделась сама. — Они с Ушаковым за городом

празднуют.Поедем? Кристинку возьмем…

— Поедем,— улыбнулся он.

Она и не заметила, как они уже лежали в кровати и засыпали, обнявшись.

Ли привычно искала в себе отвращение к мужу, но отвращения…больше не

было. Его как будто отмыли добела, отскоблили щеткой и смыли водой, как

застарелую грязь. Но и былой любви, когда за мужем хоть на край света, когда

ревнуешь и волнуешься, где он, как и с кем — больше не было. Но Ли

подозревала, что было какое-то другое чувство, которое и заставляет её

держаться вместе с ним, помогать Виллиму, ухаживать за ним и твердить ему,

что в один прекрасный день он встанет на ноги, спокойно начнет ходить и ему

уже не нужна будет никакая трость или ходунки. Правда, она не знала, как это

назвать. Что за чувство заставляло её лежать рядом с немолодым уже мужем,

практически прижавшись к нему? И самое интересное — не было отвращения, ей

не хотелось больше никуда бежать. Хотелось оставаться рядом. Как будто время

остановилось. А в жизни все постепенно расставлялось по полочкам.

Она лежала на боку, лицом к нему, держа его за руку.

— Я уж и забыл, чтобы ты так ко мне прикасалась,— произнес вдруг Виллим. Ли

смутилась, поспешно оторвав руку от его груди, но Виллим мягко взял её за

кисть и вернул обратно.

* * *

Этой ночью Ли снова снился бесконечный лес, старое кладбище и шаги тяжелых

сапог. Как будто она бредет и чувствует, что истекает кровью. Только на этот

раз её никто уже не спасет.

Ли с тяжелой головой пошла в ванную. На кухне горел свет — должно быть,

Виллиму тоже не спится.

— Тоже кошмары?— спросил он, когда Ли, зевая, прошла на кухню. Она кивнула

и села на диван. Виллим поставил перед ней чашку с чаем.

— Спасибо — поблагодарила она, грея об чашку ледяные руки.— А то мне так

жутко. Мне опять приснился этот лес, и как я иду на морозе…И боюсь, как бы

шов не разошелся...

— А мне снилось, как я блуждаю в этих подземельях,— Виллим сел рядом.— И

чувствую запах крови…

Ли придвинулась к нему.

— Я все думаю, как мы тогда выжили...Школу грозились просто пустить под

зачистку. Мы могли просто не вернуться. А как ты меня тогда тайно выхаживал

после той операции, когда я лежала с высоченной температурой? Лекарство

свое мне отдал...ты ведь и сам мог погибнуть.

— Ну не погиб же.

Пару минут они молча вспоминали подробности расследования.

— У нас тогда мог бы быть ребенок,— произнес Виллим каким-то другим, более

низким и хриплым голосом.

— Он не наш. Просто облученный эмбрион. Даже если бы он и родился...у нас бы

точно не было ни одной спокойной минуты,— Ли вздрогнула и даже плотнее

прижалась к Виллиму.— Мы бы сюда не вернулись.

Она поставила на стол опустевшую чашку.

— Спать?— прозвучал над ухом голос Виллима.

— Надеюсь, без кошмаров...

Как только Ли пришла на работу, она попыталась сосредоточиться на разборе бумаг. Получалось плохо: все мысли были только о муже, который ушел утром в поликлинику на новое обследование. По результатам этого обследования ему должны были снять ограничения на работу, чего Виллим давно хотел добиться.

Недавно он сам убрал инвалидную коляску и ходунки на балкон и стал пользоваться только тростью. Ли видела, что он по-прежнему выматывается и устает, только бы доказать, что он может передвигаться на своих ногах. Но Виллим не жаловался. Наоборот, старался держаться бодро. Ли надеялась, что он убедит врачей и они снимут ему хотя бы часть ограничений.

Она собралась уже уходить на обед, как вдруг на пороге возник Виллим — уставший и взвинченный.

— Все считают меня беспомощным стариком!— рявкнул Виллим, в гневе отбросив трость.

— Виля, спокойно,— Ли еле успела отскочить, чтобы его трость не попала ей по ногам. — Что они сказали!

— Они сказали, что я беспомощный старик, вот что!— он тяжело опустился на стоящий в приемной диван. Ли села рядом и взяла его руку в свои.

— А конкретнее?— осторожно спросила она. — Тебе какие-то результаты выдали на руки?

Он вздохнул, открыл барсетку и вынул бумаги:

— Читай.

Ли углубилась в чтение бумаг. Вес у Виллима был в норме для его возраста тела. Анализы крови изменились явно в лучшую сторону. Правда, состояние мышц и суставов оставляло желать лучшего.

— Что ты мне пела?— продолжал ворчать он, пока она читала.— Помолодел, окреп? По словам врачей получается, что я вообще…ничего! Пустое место! Беспомощный старик!

— Да Виля, с чего ты взял?!— возмутилась в ответ Ли.— Тебе просто написали, что ты реабилитацию до конца не прошел, и назначили новый курс по физиотерапии…чтобы ты восстановился быстрее!

— Опять? — Виллим хмурился, хотя внутренне чувствовал, как нарастает его раздражение. — Новые уколы и таблетки? Я устал бороться! Я хочу жить, а не существовать как тень самого себя!

— Ты будешь жить, просто для начала тебе нужно немного помочь, — попыталась утешить его Ли.

— Не надо меня утешать! Я же видел, тебе было противно — мыть меня, уколы мне в задницу делать!— продолжал он.

Ли вскочила.

— А знаешь, что было противнее всего? Что ты постоянно жалуешься и капризничаешь!— вспылила она.— Это ему не так, это ему не этак! Манку не хочу, свари гречку! Ты же постоянно всем недоволен, а я из сил выбиваюсь!

— Ты выбиваешься из сил?! Ты? Это я с трудом со своей палкой передвигаюсь!— возмутился он.

— Вот и передвигайся дальше,— Ли вернула ему трость.— Один. Если такой самостоятельный и всё тебе так не нравится — вали. Тебе же лучше.

Виллим оторвал взгляд от трости: в его глазах было недоумение.

— Ты меня бросаешь?

— Хватит, раз ты такой самостоятельный, живи один! Я тебе больше не сиделка!— закричала она в слезах.

Увлеченные ссорой, они не заметили, на как на пороге появился Петр Алексеевич. При виде начальника Ли поспешила вытереть слезы.

— И чего вы тут орете на весь Михайловский замок?— спросил он.

— Ухожу,— пробурчал Виллим.

Едва он вышел, Петр Алексеевич закрыл дверь и внимательно посмотрел на подчиненную:

— Ну, и какая муха вас укусила?

Ли вздохнула.

— Виллим прошел обследование. Ему сказали, что он ещё не полностью восстановился, нужна физиотерапия…и вот, распсиховался…ну я и вспылила…

Петр Алексеевич покачал головой.

— А ты с чего?

— Полгода возилась с ним, капризы его терпела — и на тебе пожалуйста! Он ещё обвиняет меня в том, что я ему вру!

— А ты врешь?— Петр вдруг улыбнулся.

— Не знаю, может и вправду где-то приукрашиваю. Но Виллим действительно окреп, у него даже волос больше стало и на ногах он держится…только он отказывается это замечать!

Петр Алексеевич присел на краешек стола, скрестив руки на груди.

— Ли, ну ты же знаешь, Виллим — старый вояка. Он привык к четким приказам и ясным результатам. Ему нужно, чтобы ему сказали: «Виллим, ты стал на десять лет моложе!», а не вот эти вот медицинские выписки с непонятными терминами.

Ли опустила голову. Она знала, что Петр Алексеевич прав.

Но капризы Виллима порой выводили ее из себя.

— Это точно, — вздохнула она. — Но извиняться я не буду. Во всяком случае, не сейчас. Пусть лучше подумает над своим поведением.

Петр Алексеевич фыркнул, но она за этим фырканьем почувствовала осуждение.

— Ну, сама разбирайся…

Тем временем в кабинете Меншикова, под началом которого всё ещё работал Монс, кипела самая настоящая буря.

— Ты что ей наговорил?— напустился на своего помощника и зятя Меншиков.— И это после того, как она тебя на ноги поставила?

— Ну, скажем, не только она,— попробовал возмутиться Монс.

— Тем более! И ты начал разбрасываться — беспомощный старик, пустое место…— Меншиков сплюнул.— Да на тебе пахать ещё можно!

Виллим злобно сгреб в руки папки.

— Тогда я, с вашего позволения, пойду…пахать!— еле сдерживаясь.

Виллим, хлопнув дверью кабинета Меншикова, вылетел в коридор, словно пробка из бутылки. Ярость клокотала в нем, смешиваясь с унижением и обидой. Он чувствовал себя марионеткой в чужой игре, пешкой, которую передвигают по доске по прихоти более сильных игроков. И хуже всего было то, что он не мог ничем этому воспротивиться. Он был обязан Меншикову жизнью, и не только своей. Ли, его любимая Ли, так трепетно и нежно выхаживала его после всего пережитого, вкладывая в него всю свою любовь и заботу. И как он отплатил ей за это? Своим ворчанием, недовольством и раздражением?

Он остановился, тяжело дыша, и прислонился к стене. В глазах защипало от стыда. Он прекрасно понимал, что Меншиков прав. Ли заслуживала гораздо большего, чем его брюзжание и капризы. Она была его ангелом-хранителем, его опорой и поддержкой во всем. И он, вместо того чтобы благодарить ее за это, лишь усугублял ее страдания своими выходками.

Но какое-то стариковское упрямство мешало ему это сделать. Тем более он прекрасно знал характер жены — пока она не «остынет», разговаривать с ней бесполезно. Так что Виллим решил подождать.

Ли весь оставшийся день пыталась сосредоточиться на бумажной работе, но получалось плохо: то и дело возвращалась мыслями к этой ссоре с Виллимом. Поссориться, да ещё и почти перед самым Новым годом…ну и с кем ей теперь встречать праздник?

Около семи часов она решила не мучаться. А собираться домой. Тем более, что Петр Алексеевич тоже собрался уйти с работы пораньше.

— И куда ты сегодня, княжонка?— спросил Петр.

— Я сегодня к отцу,— буркнула Ли, закрывая сумку.— Мне надо подумать. И Виллиму тоже.

— Лизавета, ну что ты, как маленькая, право слово, — мягко сказал он, глядя ей в глаза. — Ну поругались, с кем не бывает? Тем более, сама знаешь, Монсу твоему сейчас непросто. Реабилитация — дело долгое, нервное. Ты же сама говорила, что он сильно переживает из-за всего этого… перевоплощения.

Ли вздохнула и вышла вместе с императором в коридор, запирая дверь.

— Да я понимаю все, Петр Алексеевич. Но сил моих больше нет. Он же как ребенок малый! То ему это не нравится, то то! Я, между прочим, тоже не железная. У меня работа, свои заботы. А тут еще он со своими… метаморфозами.

Они пошли по коридору, и Петр Алексеевич продолжил:

— Слушай, Лизавета. Новый год на носу. Неужели хочешь, чтобы он один остался? Вспомни, как он за тебя волновался, когда вы в школе этой…в Логосе…расследовали. Как переживал. Да и ты его любишь, это же видно. Не руби с плеча. Поезжай к отцу, успокойся. А назавтра подумай, как всё исправить. Уверен, Монс твой тоже жалеет о том, что тебе наговорил.

Они незаметно спустились вниз, на первый этаж. Ли улыбнулась и обняла Петра Алексеевича на прощание.

— Спасибо, Петр Алексеевич. Вы как всегда правы. И я обязательно подумаю.

— Давай, княжна,— он улыбнулся ей вслед.

Однако думы о Виллиме и о ссоре давались Ли в одиночку с трудом. Она даже сначала думала изменить маршрут и всё-таки вернуться домой. Но там Виллим, который наверняка на взводе, и с ним невозможно разговаривать. А ходить и молчать Ли бы не смогла…

К счастью, дома у отца Ли встретила её мачеха Дарья. Дарья практически заменила ей мать, и доброй княгине молодая женщина всегда доверяла свои радости и горести. И сейчас как на духу рассказала ей всё, что её гложет: про невероятную нагрузку дома и на работе, про ссору с Виллимом и его капризы…

— Ну и зачем я его тогда почти полгода у кровати сидела, с ложки кормила, в душе мыла?— ревела Ли.— И это его благодарность?! Да я вообще могла сдать…в дом..для престарелых…— она снова зашлась слезами.

— Сдала бы ты его, — покачала головой Дарья, иронично улыбаясь — она точно знала, что Ли бы даже духу не хватило это сделать.

— Ну какого хрена он мне тогда все это говорит? Ну да, у меня сначала было к нему отвращение, но я это переборола! Иначе я бы ему просто не помогла! И вообще, где он ещё найдет женщину, которая моет его в душе, стирает носки, выслушивает его нытье и утешает?

Дарья обняла Ли за плечи, прижала к себе.

— Тише, девочка, тише. Он просто на взводе. Сам понимает, что ты для него сделала. Мужчины, они как дети, чуть что — сразу в крик. Тем более, после всего, что он пережил… Логос, эти эксперименты… Не каждый такое выдержит. Он просто боится, что не сможет быть прежним, боится быть для тебя обузой.

Ли всхлипнула, уткнувшись в плечо Дарьи.

— Но зачем так говорить? Я ведь и правда устала! Я же не железная! И он это прекрасно знает!

Дарья погладила её по волосам.

— Знает, конечно, знает. Просто не умеет по-другому. Ему сейчас очень тяжело, а он, вместо того чтобы поделиться этим с тобой, выливает на тебя все свое раздражение. Это неправильно, я согласна. Но ты постарайся его понять. Он сейчас как раненый зверь, который боится любого прикосновения.

Она замолчала, задумавшись.

— Знаешь, Лизавета, вам сейчас нужно немного отдохнуть друг от друга. Ему нужно время, чтобы прийти в себя, а тебе — чтобы восстановить силы. Несколько дней врозь пойдут вам обоим на пользу. А потом, когда страсти утихнут, вы сможете поговорить спокойно и все обсудить.

Ли подняла на нее заплаканные глаза.

— Ты думаешь, это поможет?

Дарья кивнула.

— Я уверена. Главное — не рубить с плеча. Любовь — это не только страсть и романтика, но и терпение, и понимание. И умение прощать.

Ли мысленно согласилась с Дарьей, почувствовав, что ей стало легче.

Мачеха, уходя, поправила ей одеяло и потушила свет в спальне. Ли притянула подушку поближе к себе и уснула, надеясь, что завтра станет проще и легче. Возможно, им правда с Виллимом требуется передышка друг от друга.

На следующий день Ли, как обычно, пришла на службу. Бумаг, казалось, стало больше, чем вчера, и необходимо было разобраться со всей бумажной волокитой за три дня до Нового года…Женщина вздохнула, засучила рукава и начала.

Вечером, когда она решила ненадолго переключиться от работы и заварить себе чай, дверь аккуратно скрипнула. За спиной Ли расслышала знакомые шаги, но оборачиваться не стала. Больно жирно будет.

Виллим кашлянул, пытаясь привлечь её внимание.

— Если у тебя что-то срочное, оставь на столе и проваливай,— отчеканила Ли.

— Я понимаю, все ещё злишься на меня. Я тебе всякого наговорил…— он переминался с ноги на ногу. — Я просто устал быть больным, за которым постоянно ходят.

— Я за тобой больше не хожу, — она все-таки повернулась к нему.

— Я оставлю тебе вот это,— он положил ей на стол коробку зефира в шоколаде -её любимого!

— Это ты меня сейчас так подкупить собираешься?— Ли сердито прищурилась.

— Нет, просто хотел сделать приятное,— начал он вкрадчивым тоном.— Ты сейчас выпьешь чаю, подумаешь…

— Виля, сделай милость…исчезни, а?— Ли еле сдерживалась, чтобы не запустить в него этими зефирками. Ага, сейчас, разбежалась. Зефир увидела и простила.

Он все ещё топтался на месте, поглядывая на неё, как нерадивый школьник. Этого ещё только не хватало! Думает, она сейчас ему в глаза посмотрит и все простит?

Ли снова повернулась к окну.

Было уже поздно, когда Виллим снова возник на пороге её кабинета.

— Я через пять минут ухожу, давай быстрее, если что-то хотел,— напряглась Ли.

— Прости меня.

— Что?

— Прости меня. Я действительно капризный вздорный старикан, я не должен был так говорить про тебя. Ты действительно очень много для меня сделала. Ты меня поддержала, наверное, так, как никто.

— Ты сейчас действительно все осознал или просто говоришь мне эти слова, потому что тебе снова нужна заботливая сиделка?— поинтересовалась Ли.

— Ну хватит ерничать. Я действительно все осознал. Так что бери зефирки и едем домой.

— Офигеть ты быстрый,— Ли все-таки взяла зефирки.— А если я не хочу с тобой никуда ехать?

— Ты все ещё злишься? — он чуть улыбнулся и хотел было обнять её, но Ли отступила. — Или я всё ещё тебе противен, потому что старый?

— Ты мне не противен. Просто я тебя хорошо знаю. Ты извинишься, обнимешь меня, поцелуешь, и все, считай, инцидент исчерпан. А когда мы оба дружно позабудем о своих обещаниях, то опять начнем ссорится. А я не хочу. Как и не хочу больше быть твоей сиделкой.

— А ты -лучшая сиделка, которая у меня была,— признался он, целуя её в макушку. — Но теперь я хочу, чтобы ты просто была моей женой. Перестала бы следить за мной, как за больным, и мыть меня в душе.

В этот момент Ли вдруг действительно захотелось поцеловать его. Не вымученно, когда просто терпишь, а ему хочется, а по-настоящему.

— Ну, если ты действительно хочешь, чтобы я просто была тебе женой, а не сиделкой…— протянула она. — Тогда я вернусь домой. Попробуем сначала.

Ли думала, что после того разговора с Виллимом у них не осталось разногласий — но она ошибалась. В преддверии новогодних праздников Виллим, увы, только мрачнел. Ли решила взять ситуацию в свои руки:

— Виля, что тебя гложет?— решилась наконец спросить она в один из вечеров, когда он сидел в халате после душа.

— А это так заметно?— вяло парировал он.

— Не поверишь, очень заметно,— сердито сказала Ли.— Так в чем дело? Скоро праздники, а ты такой мрачный.

— Я не прошел реабилитацию. И вообще я старею, моя дорогая, как не прискорбно это признавать…— развел он руками.

Ли вздохнула.

— Я не позволю тебе сидеть дома в одиночестве и грызть себя этими мыслями. Поедем к Ушаковым, потанцуем, повеселимся, встретим Новый год…как семья.

Виллим с сомнением посмотрел на неё.

— Не уверен, что от прежнего меня ещё что-то осталось,— сказал он.

— Конечно, осталось,— Ли погладила его по руке.— Приободрись, к тому же я уже сказала Андрею Ивановичу и Эрике, что мы будем в полном составе. Кристинку с собой возьмем.

Последовало долгое молчание.

— Ты ведь от меня не отстанешь?— хмыкнул наконец Виллим.

— Не отстану. После всех этих перипетий в Логосе ты заслуживаешь того, чтобы отдохнуть и отпраздновать Новый год в приятной компании,— Ли прижалась к мужу и обняла. Виллим невольно смягчился и кивнул.

За несколько часов до Нового года она уже стояла в вестибюле Михайловского замка и ждала Петра Алексеевича. Подарки отцу она занесла ещё утром, поздравила с наступающим. Увидев его, спускающимся с лестницы, Ли улыбнулась.

— А ты чего до сих пор тут топчешься, вы же с Монсом к Ушаковым собирались?— удивился князь.

— Собирались,— кивнула Ли.— Просто хочу заглянуть к Петру Алексеевичу и Екатерине, поздравить. А Виллим с Кристиной уже уехали на дачу вместе с Ушаковым. Я их догоню.

— Смотри, на электричку не опоздай,— князь обнял дочь.

— Пап, если что я такси возьму,— ободрила его она.— С Новым годом! Мы когда приедем с Виллимом с дачи, обязательно сразу к вам с Дашей заглянем…

— Вот, заглядывайте, не забывайте,— шутливо сказал Меншиков, отпуская дочь.— Ну, с Новым годом! Повеселитесь там с Виллимом за нас с Дарьей…

— Обязательно,— Ли подмигнула ему.— Ой, а вот и Петр Алексеевич! Я вас дождалась!

— Ты чего к Эрике не едешь? Собиралась же…— хмыкнул царь.— Да и время близится…

— Так я соберусь, только к вам зайти и поздравить.

Петр заметил несколько сумок с подарками у неё в руках и рассмеялся.

— Ладно, пошли. Данилыч, отпускай дочку, дальше я её сам доведу.

— Хорошо, мин херц. С Новым годом тебя и всех твоих домашних! — Петр и Меншиков, как старые друзья, хлопнули друг друга по плечам, и Меншиков поспешил в сторону своего дворца, где его уже ждала жена Дарья, мачеха Ли. Новый год в этом году у князя был тихим, но дочь с мужем и внучкой пообещали приехать к нему на Рождество, так что всё ещё впереди…

— Ну, Тростникова, пойдем, что ли?— усмехнулся Петр, взяв у неё пару сумок.— Что-то ты нас совсем подарками балуешь…

— Это не баловство, Ваше Величество. Это благодарность. После этого расследования в школе-пансионе я вообще на многое посмотрела другими глазами,— тихо сказала Ли и улыбнулась.— я рада, что могу снова видеть и вас, и Екатерину, и ваших детей, дарить подарки…

Петр вздохнул, обнял Ли за плечо: он читал материалы дела и знал, что пришлось перенести его верной помощнице и её мужу Монсу. Конечно, после такого обычная жизнь видится в другом свете.

Они шли по набережной Невы в сторону Зимнего дворца. Ли на радостях даже затянула песнб из своего любимого новогоднего фильма «Чародеи», а Петр Алексеевич подхватил:

"Говорят, что с каждым годом этот мир стареет,

Солнце прячется за тучи и слабее греет

Говорят, что всё когда-то было лучше, чем теперь,

Говорят, а ты не слушай,

Говорят, а ты не слушай,

Говорят, а ты не ве-е-е-ерь!"

Прохожие провожали взглядом странную пару — девушку в пуховике и вязаной шапке и императора в епанче, которые к тому же ещё и пели.

"Разноцветный, огромный, весёлый,

Неподвластный ни дням, ни годам,

Этот мир ослепительно молод -

Столько лет ему, сколько и нам!"

Они почти допели песню, когда дошли до Малого Зимнего дворца и вошли внутрь, отряхивая сапоги.

В покоях Зимнего дворца было тепло и уютно, пахло хвоей и свежей выпечкой. Екатерина, услышав шум приближающихся голосов, выглянула из гостиной. Увидев Ли, она радостно всплеснула руками и бросилась навстречу.

— Лизавета! Какая радость, что ты пришла! А я уж думала, ты совсем позабыла о нас в этой предновогодней суете!

— Как я могу о вас забыть, Екатерина Алексеевна? — Ли обняла императрицу и вручила ей небольшой, изящно упакованный подарок. — С наступающим!

Тут раздался топот ног и в дверях показались четверо детей Петра и Екатерины — от долговязого и возмужавшего Петера и женственной Анхен до вытянувшихся подростков Павла и Натальи.

— Лиза!Лизхен!— наперебой завопили они и гурьбой кинулись обнимать её.

— Не забыла!

— Вернулась!

— Живая!

— Тише, вы так мне из помощницы лепешку сделаете, — проворчал Петр Алексеевич, с улыбкой, однако, наблюдая за детьми. У Ли подступили слезы к глазам: всё это время, пока она рисковала жизнью в Логосе, выхаживала Виллима, даже дети Петра Алексеевича помнили о ней и не забывали. И, видимо, узнали от отца, что ей пришлось перенести…

Ли с трудом сдержала слезы. Она обняла каждого из детей, прижимая к себе то Анхен, то Павла, то Наталью. Они выросли, повзрослели, но в их глазах по-прежнему светилась та же детская искренность и любовь, что грели её сердце даже в самые трудные времена.

— Я так рада вас всех видеть снова, — начала Ли, её голос дрожал от сдерживаемых слез. Она вдруг почувствовала, что впервые за несколько месяцев забот она как будто бы оказалась…дома, почти как в детстве. В последний раз она испытывала похожее чувство, когда в 11 лет оказалась в Магнате и папа, Александр Данилович, вместе с Дарьей удочерили её и заботились о ней. А Петр и Екатерина стали для неё второй семьей.

— Я хочу подарить вам подарки,— продолжила Ли.

— Так, давайте тогда в столовую,— Петр Алексеевич подхватил сумки с подарками.— не будешь же подарки в дверях вручать.

— Ладно, но я всё равно недолго,— предупредила Ли.— Меня ждут Виллим и Кристина. Я обещала, что вы встретим Новый год, как семья.

— Да не бойся, не опоздаешь,— Петр Алексеевич подмигнул ей.— Сейчас подарки раздашь и поедешь.

В столовой Ли вручила каждому из них тщательно выбранные подарки: Петеру — подзорную трубу, Анхен — изящную шкатулку для украшений, Павлу и Наталье — настольную игру. Петру она подарила редкую карту звездного неба, а Екатерине — роскошный шелковый платок, вышитый золотыми нитями. После обмена подарками Петр Алексеевич поднял тост. "За нашу Лизавету, верную помощницу и преданного друга! За то, что она выдержала все испытания и осталась такой же доброй и светлой! Пусть Новый год принесет ей и Виллиму только счастье и радость!" Все дружно поддержали тост, и Ли почувствовала, как тепло разливается по всему телу. Она благодарно улыбнулась и ещё раз обняла всех.

— Я бы рада остаться с вами и отпраздновать, но мне пора,— виновато улыбнулась она. Екатерина и дети понимающе улыбнулись.

— Ну, беги к своим Ушаковым, а то еще Новый год без тебя встретят, — подшутил Петр, провожая Ли до дверей.

— Непременно побегу, — ответила Ли, улыбаясь. — Спасибо вам за теплый прием. Счастливого Нового года!

Выйдя из дворца, Ли вдохнула свежий морозный воздух. В небе уже зажигались первые звезды, а вдалеке слышались звуки приближающегося праздника. Она побежала к метро, чтобы успеть приехать на вокзал и сесть в электричку. Впереди её ждал веселый Новый год в кругу друзей и близких, и она чувствовала, что все трудности остались позади.