Покровитель (джен)

Айна начинает что-то подозревать, когда дреморы подле одной из сигильских башен не бросаются на нее без раздумий, как это происходило раньше.

Нет, они, конечно, спешат в ее сторону, когда засекают — несмотря на все меры предосторожности, — но вскоре начинают двигаться медленнее. Переходят на спотыкающийся, почти прогулочный шаг. Не обещают вырвать парочку внутренних органов и сотворить всякое нехорошее с остывающим телом редгардки, — а пялятся на нее удивленно, растерянно, и на рогатых физиономиях отражаются некие… размышления.

Атаковать Айну продолжают разве что скампы, провожаемые сочувствующими взглядами даэдра поумнее. В тускло-красном свете Мертвых Земель лица последних выглядят почти смущенными — но у Айны нет времени об этом думать. Поудобнее перехватив меч, она отстраненно размышляет о том, что нужно поскорее закрыть эти проклятые Врата Обливиона возле Бравила. О самом Бравиле Айна почти не переживает: он и до истории с даэдра был распоследней дырой. А вот ей нужно вернуться на Дрожащие Острова прежде, чем она разозлит своей очередной отлучкой Шеогората.

Своего даэдрического нанимателя редгардка опасается больше, чем переминающихся с ноги на ногу дремор, — и они, вероятно, что-то такое чуют. Чувствуют еще большую, чем обычно, целеустремленность в ее действиях, — ведь теперь, кроме необходимости собирать войска для Мартина, ее подгоняет еще и взгляд желтых глаз с вертикальным зрачком. Позже, прижимая к себе обеими руками сигильский камень, пытаясь отдышаться после того, как прочие внутренности догнали ухнувший вниз желудок, редгардка думает, что именно эта целеустремленность помогла ей так быстро закончить дело. Остывающий остов Врат возвышается над ней, как чьи-то острые почерневшие кости.

Дальше она с некоторой брезгливостью умывается в ближайшем канале, оттирая с лица копоть Мертвых Земель, и, прихрамывая, отправляется на встречу с графом Бравила. Ее нос почти сразу выхватывает алкогольный душок, заполняющий тронный зал. От этой вони Айну мутит сильнее, чем от запаха скамповой кожи: кажется, граф, обнаружив под боком Врата в Обливион, стал чересчур увлекаться успокоительными настоями. Настолько, что никак не может сфокусировать взгляд на ее фигуре, — однако, на радостях, все-таки обещает прислать войска для защиты нового императора. Этого хватает, чтобы Айна могла поспешно откланяться, послать весточку Мартину и с чистой совестью вернуться на Острова.

Чтобы встретиться с желто-черными, очень недобро сверлящими ее глазами уже наяву. Чтобы почувствовать, что эти глаза точно знают, где Айну носило в последнее время. Ее… сотрудничество с Шеогоратом зашло слишком далеко, чтобы ему было с руки от нее избавляться, однако редгардка все равно не может долго выносить его взгляд. Так что, выслушивая последние новости Островов, она сосредоточенно рассматривает разделенный на две части трон даэдра. Или детали его костюма, тоже сшитого из двух половин, или шейный платок. Подбородок. Не выше.

Айна не изменяет этому правилу даже тогда, когда раздающий приказы Шеогорат, наклонившись вперед, вдруг переходит на угрожающее шипение и сообщает, что от нее несет скамповыми кишками. Пеплом и серой — тоже, премерзко, но кишками все-таки больше. Все чувства редгардки в это время вопят, что с тронным залом происходит что-то не то; что, в такт низкому рокочущему голосу даэдра, зал становится то слишком большим, то удушающе крохотным. Не зря ведь Хаскилл, не меняясь в лице, предусмотрительно делает шаг от трона. Но она даже не вздрагивает — уже, а уходя, ощущает, как взгляд Шеогората почти болезненно жжет ей лопатки.

Кожа у нее горит еще и от свежих ожогов, от того, как противно липнет к ним ткань, но внимание даэдра сложно спутать с чем-то другим. Редгардка знает это ощущение и почти что к нему привыкла: слишком уж часто оно посещает ее в путешествиях по Островам. Как правило перед тем, как за спиной раздается постукивание жуткой глазастой трости, от которого у нее встают дыбом волосы на затылке. Впрочем, Айну ведь носит по владениям не кого-нибудь, а Безумного бога...

Было бы странно, если б он не приглядывал за тем, как выполняются его поручения.

О том, что желтые с черным глаза Шеогората наблюдают за ней не только на Дрожащих Островах, редгардка догадывается немного позже.

Эта мысль настигает ее, когда в такой привычной и надежной реальности Сиродила становится слишком много сомнительных, диких и странных событий, свойственных Островам. Впрочем, владения Мерунеса Дагона, в которые она проникает, каждый раз предварительно попрощавшись с жизнью, тоже страдают от всяких странностей. В центре которых неизменно оказывается Айна.

Мародер из древнего форта, в который она забрела, чтобы укрыться от ливня, незамеченным заходит ей за спину и замахивается тем, чем собирается оборвать ее жизнь. Впрочем, по горлу Айны в итоге чиркает нечто мягкое и остро пахнущее копченостями. Лицо у ее несостоявшегося убийцы остается удивленным даже после того, как редгардка избавляется от его компании. В руках он так и сжимает что-то, подозрительно похожее на сырную палочку.

Некромант на службе у Мифического рассвета, отчаянно желающий отбиться от Айны, судя по пассам, пытается поднять содержимое ближайшей айлейдской гробницы. Получается… не сразу, так что некоторое время он петляет от редгардки по всему залу, нетерпеливо поглядывая на саркофаг. Крышка которого в итоге сдвигается — с замогильным скрежетом, самую малость. Как раз настолько, чтобы из саркофага могла показаться и скрыться обратно очень тощая пятерня, сложенная в неприличный жест.

Огненный атронах, пылающий так же, как породившая его лава Обливиона, швыряет в Айну пригоршней огня. Ей уже не успеть ни увернуться, ни спрятаться, а за спиной алчно щелкают побеги харрады. Редгардка отворачивается, зажмуривается, инстинктивно прикрывая рукой лицо, — но кожу обдает лишь стайкой светлячков. Которые садятся на ее одежду и волосы и исчезают только тогда, когда Айна, глубоко озадаченная, рассматривает уже остывающий остов закрытых Врат.

Она достаточно быстро перестает сомневаться в том, что происходящее имеет отношение к ее даэдрическом нанимателю. Помощь Клинкам — занятие благородное, но до сих пор ему не покровительствовал никто из богов. Боги не вмешивались, когда Кватч пожирало пламя Мертвых Земель; да и после этого Айне тоже приходилось выкручиваться самостоятельно. К тому же происходящее совсем не похоже на божественную поддержку… если, конечно, кто-нибудь из богов не обзавелся пугающе знакомым чувством юмора.

Сама редгардка мыслит достаточно трезво, чтобы не задавать вопросов Шеогорату. В те моменты, когда она без сил добирается до тронного зала, чтобы отчитаться о выполненном поручении, — и понимает, что даэдра и так знает каждое следующее ее слово. Или когда старается поспевать за ним по дворцовым коридорам, опасаясь замаха трости, намеренно отставая на несколько шагов. Шеогорат и так недоволен ее постоянными вылазками в Сиродил, и напоминать о них дополнительно — прямая дорога на Холм Самоубийств.

Ну и… в конце концов, его покровительство ей полезно.

Наверно. Отчасти. Во всяком случае, сомнительные события, происходящие вокруг Айны, несколько раз не дали ей умереть. Пусть даже теперь, на время покидая Дрожащие Острова, она чувствует себя так, будто всюду носит с собой часть их абсурдности. Шеогорат не стал бы вмешиваться в ее шатания по Островам — не смог бы, если верить всему, что он рассказывал о своей более серьезной половине. Но, вероятно, ему не слишком хочется лишаться своей подручной где-то за их пределами.

Или же, — думает Айна, покрываясь мурашками, — он просто решил сделать ее жизнь чуточку… забавнее. Такой, чтобы за ней было интересно наблюдать. Такой, какой и должна быть жизнь у того, кто собирается однажды присматривать за Дрожащими Островами.

В ночь перед тем, как около Брумы открываются сразу несколько огненных Врат, Айна спит плохо — или, скорее, почти не спит вовсе.

Она прибывает в Храм Повелителя Облаков поздно вечером, обходными путями, чтобы посмотреть со стороны на осажденный город. Под стенами Брумы уже происходит некое… копошение, но его пока сдерживают собранные по всему Сиродилу войска. Только они и отделяют город от судьбы сожженного, разоренного Кватча. Но уже утром им предстоит временно отступить, и мысли о том, что случится следом, вызывают у редгардки тошноту.

Она долго и беспокойно вертится на кровати, размышляя о том, что через считанные часы ей предстоит вступить в самые страшные Врата Обливиона из увиденных. О том, что Мартина, который вызвался вести войска, вечером заметно трясло. К моменту ее появления в Храме он как раз примерял Драконьи доспехи, — и если для него у Айны нашлись слова утешения и поддержки, то для себя самой их уже не осталось. Поэтому до рассвета она добирается как в бреду, одевается и рассовывает припасы по всем подсумкам — как в бреду тоже.

Пока Мартин разговаривает с войсками, пытаясь поднять их боевой дух, Айна подпирает стену одной из дальних казарм. Там, где она может слышать успокаивающе веский голос нового императора, но не может видеть выражение его глаз. Наблюдая за тем, как распрямляются спины у местного ополчения, понимая, что присутствие Мартина и впрямь придает войскам сил, она и сама на время чувствует себя лучше — но потом слабость берет свое, и Айна садится за землю, обнимая себя руками. Бочки c припасами закрывают ее от зевак, и остаток императорской речи она собирается дослушать сидя.

Нечто влажное и холодное, коснувшееся тыльной стороны ладони, заставляет ее открыть глаза.

Ощущая немного щекотные прикосновения чего-то мягкого, редгардка отрывает голову от колен и косится в сторону. На одного из бродячих котов, типичных для Брумы: и без того большущего, с лохматыми лапами, да еще и распушившегося почти что до формы шара. Судя по холености, кота прикормили в казарме, и к Айне он пришел требовать свою утреннюю порцию. Так что, заметив внимание редгардки, кот начинает еще настойчивее тереться об ее пальцы, задевая клыками кожу. В глубине его горла зарождается басовитое урчание.

Айне не остается ничего, кроме как зарыться рукой в серый с белым мех. Ощущение оказывается ужасно приятным: озябшие пальцы согреваются от тепла тела животного. Да и вообще, рассеянно почесывая кота за ухом с кисточкой на конце, редгардка на миг забывает о возложенной на нее миссии. В последние дни у нее совсем не было времени на такие мелкие радости — в Храме Повелителя Облаков, где она могла выдохнуть и расслабиться, не держали животных. А на Дрожащих Островах в качестве питомцев держали такое, что и руки тянуть было страшно…

Пробормотав какие-то ласковые глупости своему нежданному компаньону, Айна начинает копаться в поясной сумке, припоминая, что где-то точно должен был заваляться ломтик сушеного мяса. А потом замирает, ощущая, как ужас холодом разливается по спине и затылку.

Когда приглядывается к урчащему, как грозовое облако, коту и замечает, что глаза у него — янтарно-желтые с узким черным зрачком. Необычно глубокие, изучающие ее внимательно и почти насмешливо.

Когда вспоминает, у кого еще она видела такие глаза.

Скорости, с которой редгардка оказывается на ногах, позавидовал бы кто-нибудь, проспавший всю ночь без тревог и кошмаров. Сонная хмарь и слабость тут же проходят; у Айны мгновенно появляются и силы, и вдохновение, чтобы как можно скорее разобраться со своей миссией и вернуться на Острова. А рука, которая касалась шерсти на кошачьих боках и макушке, горит так, будто Айна наглаживала чугунный утюг с углями внутри. Но это в основном потому, что редгардка, резко отдергивая руку, здорово приложилась пальцами о стену казармы.

Кот тем временем шарахается в противоположную сторону, забивается в проем между стеной и бочками и оттуда сверкает на Айну желтыми круглыми глазищами. Абсолютно кошачьими. Очень напуганными.

Это — вместе с чувством вины — помогает редгардке прийти в себя, а потом и рассмеяться над собой, на всякий случай зажимая губы руками. Вытряхнув на землю все свои скромные запасы еды, Айна выманивает кота и все оставшееся время сидит с ним, бормоча извинения, купая руки в мягкой шерсти. Когда же войскам приказывают выдвигаться к воротам, она присоединяется к ним легким шагом. Все еще посмеиваясь над собственной подозрительностью и испытывая такое облегчение, которого не испытывала, кажется, никогда в жизни.

Легкость и засевший где-то под горлом смех не покидают ее, даже когда возле Брумы открываются последние, Великие Врата.

Да и до этого в ее голове не то чтобы остается место для неуверенности или страха. Пока из Врат поменьше высыпаются существа из ночных кошмаров; пока земля под стенами Брумы превращается в кашу из крови и того, что течет по венам дремор, Айна сосредотачивается на успокаивающем весе меча в своей руке. На треске своих заклинаний, на время перебивающем гул голосов и воплей. На очень сильном и очень твердом желании не дать какому-либо из дагоновских слуг навредить Мартину. Первое время Айна следует за ним, словно тень, ориентируясь на блеск Драконьих доспехов, совсем забыв о собственной безопасности. Но вскоре понимает, что Мартин неплохо справляется и без нее.

Пожалуй, компания изнывающих от вины Клинков пошла ему на пользу, и редгардке остается лишь восхищаться другом, который за столь короткое время превратился из церковника в неплохого бойца. В какой-то момент они даже оказываются зажаты спина к спине, и Айну некстати посещает подобие тоски по их первой встрече. Отчего-то щемящее, только усиливающееся, когда Мартин, не оборачиваясь, ободряюще касается ее локтя. Но потом они оба пригибаются из-за оглушительного треска, от которого ноют зубы, и наконец распахиваются последние Врата, и Айна молча направляется к ним.

Жар от Врат уже издали обжигает кожу на ее лице — как будто это не громадный портал, а смрадная пасть, в которую Айна собирается прыгнуть. Прищурившись, чтоб вырываемые жаром слезы мешали поменьше, редгардка видит сквозь огненное марево очертания чего-то… острого. Большущего. Осадную машину, сопровождаемую дреморами всех мастей. А еще, как взаправду, ей в красках мерещится судьба Брумы и всех, кто сейчас сражается под стенами города. Если Айна будет нерасторопна… Если ошибется хоть в чем-то…

Ну, зато за ее попытками выкрутиться будет действительно весело наблюдать.

Мысль о этом — теперь, когда она стоит возле Великих Врат и готовится занести ногу для последнего шага, — отчего-то приносит редгардке облегчение. В конце концов, будет неплохо, если хоть один из направленных на нее в Мертвых Землях взглядов окажется менее враждебным, чем остальные. Пусть даже это будет взгляд Безумного бога, в других обстоятельствах вызывающий оторопь и озноб. А впрочем, учитывая невероятную сложность и опасность всей этой затеи, кому, как ни Шеогорату, ей покровительствовать…

Да, точно.

Губы Айны трогает улыбка, быстрая, чуть-чуть беспечная, с которой она и входит в портал. А перед этим, почти без сомнений и страха, обращается к своему даэдрическому нанимателю — подобно тем чудикам в сиродильском святилище, но шансов быть услышанной у нее точно больше. Просит — стать на сегодня не ее роком, карающим за очередной побег в Сиродил, а ее удачей. Просит привнести в ее приключения чуть больше очарования Дрожащих Островов, с которым Айна научилась справляться лучше, чем ей бы хотелось.

Ведь если она уцелеет в кошмаре, который ожидает по ту сторону Врат, если выполнит то, что задумали они с Мартином, — то это станет одной из самых безумных историй, которые когда-либо слышал Сиродил.