Шванштайн (учебное заведение для юных дриксенцев) (джен)

Schwanenstein

название родилось лет десять назад в обсуждении на дайрях с Cleont

Шванштайн принимал молодых дворян на два года. Наследников родовитых семейств привозили к первому дню летних скал, на праздник Святого Торстена, и до следующего лета они не видели родных. Полагалось две отлучки домой обязательных для всех, на Летний Излом второго года обучения и на Зимний. Следовало благодарить доброго молодого кесаря Готфрида за это послабление. Впрочем, в первую осень обучения можно было написать домой и получить пришедшие оттуда письма.

Этот выпуск уже при формировании называли Золотым. Его Высочество принц Фридрих должен был пройти обучение вместе с молодыми дворянами. Кое-кто поговаривал, что именно из-за этого юный наследник графов Хохвенде якобы по болезни не смог прибыть в Шванштайн прошлым летом, а Вернера Бермессера отдали в обучение на год, а то и на два раньше.

Летний Шванштайн утопал в точно таких же синих ромашках на высоких стеблях, как родной Витфурт Говарда Хосса, о чем этот ученик, ровесник принцу по зимам, уже успел сообщить остальным мальчикам. Он искусно сплел венок из этих синих цветов с оранжевыми серединками, попутно рассказав, что научился у сестер и их свиты, и принялся гоняться с венком за Марге, с тем, чтоб сделать его еще красивее, по обещанию Хосса. Марге вопил и убегал, потом Говард едва не столкнулся с Хохвенде, нацепил венок на его рыжеватые кудри, получил венок обратно себе на голову и вскоре оба сражались ромашками на самых длинных стебельках. Амадеус Хохвенде ткнул своей ромашкой Хоссу в нос и тот засмеялся, пытаясь сдуть оранжевую пыльцу.

— Отлично. Теперь я желаю видеть, каким оружием, кроме этих достойных дворян Дриксен, шпаг, вы владеете! — Незаметно подкравшийся мейстер походил на горного волка, невысокий, горбоносый, со злыми желтого оттенка глазами.

Он повел воспитанников за замок, на площадку для фехтования. Над ровной площадкой возвышалась скульптура легендарного варитского кесаря, причисленного к лику святых. Святой Торстен, изваянный из белого камня в человеческий рост, словно пришел посмотреть на своих потомков, его длань лежала на рукояти меча, основавшего Дриксен.

— Здесь вы будете биться в жару и в холод, под дождем, снегом и я предоставлю вам все палящее солнце, которое смогу наскрести в нашем краю, — Сообщил Горбатый Волк и расставил отроков в очередь. Каждого подходившего к набитому песком подвижному чучелу с несколькими пиками, мейстер жесточайшим образом, но справедливо критиковал.

— Вы не любите фехтования! — Обвинил он Хохвенде, — Неужели не интересно распробовать противника?

— Это просто чучело, — Пожал плечами юноша.

— Я вам привью любовь к искусству боя, — Посулил наставник и кивнул наследнику Бермессеров: — Ваша очередь.

— У меня рука болит, — опустил голову миловидный блондин. Его волосы вились, глаза были словно летнее небо, не слишком светло-голубые, как у принца и не с изумрудным оттенком, как у Хохвенде. Разница между годами воспитанников, хоть и небольшая, но ощущалась еще на ромашковой лужайке, где они ждали наставника. Этот воспитанник был самым юным на курсе, все знали, что он единственный наследник Бермессеров, сын честолюбивых гордых родителей. Они с Хоссом не держались совсем уж вместе, но общение этих учеников между собой было довольно непринужденным, они ладили с детских лет.

Запястье Бермессера было туго обвязано чистой тряпицей, на утреннем первом занятии по развитию физического совершенства, он чуть не сорвался с хитро завязанных канатов, где несколько веревок были закреплены ложным узлом, и обвисали, что добавляло сложности упражнениям.

— Дивно, — Проронил мейстер тоном, не обещающим ничего хорошего, — Станьте четвертым и разминайте запястье. Заодно обдумайте, как вы сможете объяснить бергерам или фрошерам свой отказ от боя растяжением руки, чтобы битвы избежать и последствия подобного отказа. Следующий!

Хосс подошел, совершенно забыв о венке на своих волосах. Одну ромашку он держал в углу рта.

— А вы, юноша, не перепутали оружие? — Ядовито спросил его мейстер, — К вашему головному убору больше подойдет игла и пяльцы.

Кто-то из воспитанников засмеялся, улыбнулся юный принц, скрестил руки на груди, свысока наблюдая за происходящим. Хосс пожал плечами, взял одну из шпаг с подставки. И дождавшись знака от ментора, ринулся на чучело. Было заметно, как ему нравится даже такая битва, а потом мальчик сунулся ближе, пропустил удар в плечо и отступил назад. Песок красного цвета, которым было набито распоротое чучело, высыпался на утоптанную землю и на синие туфли Хосса.

— Отвратительный, недостойный дворянина мясницкий удар! — Взревел ментор.

— Разве это не учебные рапиры? — Опасливо возмутился чей-то ломкий голос сзади, — Он вспорол кожу!

— Молчать! — Взвился наставник, — фаненюнкер Говард, кто был вашим учителем фехтования?!

Хосс неохотно назвал своего учителя. Подумал и добавил:

— Он тоже меня ругал.

— И за дело! — Прогрохотал мейстер.

Когда воспитанники расселись на своем первом уроке поэзии и стихосложения, Хохвенде дружески хлопнул Говарда по плечу, но ничего не сказал, улыбнулся в ответ на радостный и удивленный взгляд Хосса. До этого момента несмотря на дружбу между семьями, превосходящий Говарда во многом, Амадеус, обращал на него мало внимания, отдавая предпочтение его старшему брату, Эварду.

Мейстер слова понравился всем безоговорочно, он вел занятия интересно, его похвалу хотелось услышать. Самый красивый сонет вышел у Бермессера, самый патриотичный у Хохвенде, отдельно выделили работу Фридриха, не совсем понятную по содержанию, но изящную по красоте подобранных слов.

Каждому воспитаннику в Шванштайн отводилась отдельная комната. В первый же день юношей, уже сменивших свою одежду на белые рубахи и темно-синие с золотым шитьем колеты воспитанников Шванштайн , символизирующих лебедя на волне, цвета Дриксен, собрали в час отбоя внизу в приемном зале, в котором кроме прочего, стояли искусно выполненные механические с мелодиями, символы Орденов эсператистской Церкви. Великолепный Лев бравурной мелодией приглашал учеников на урок фехтования, изысканный звон Голубя призывал заняться литературными занятиями и чужими языками, Пес обладал самой громкой мелодией, он будил по утрам и желал мальчикам успехов в физической подготовке, которая включала в себя наездничество, морское дело и подготовку к артиллерийскому бою, Единорога нельзя было спутать с другими мелодиями, напоминая о необходимости отдыха и о принятии пищи, он делал лансаду четырежды в день. Агнец вместе с отроками молился Создателю, ко сну воспитанников провожала огромная сова. Мальчики стояли в один ряд на мраморных плитах коричневых оттенков, цвета топленого молока и горького шадди, и благоговели. Сложный механизм птицы с переливчатым тихим звоном, распахнул латунные крылья и сова, до этой минуты сидящая и, казалось, спящая, замерла словно за мгновение до полета. После того, как сова пробуждалась, мальчикам было запрещено покидать свои комнаты.

В когтистой лапе настоящим огнем, возникшим из ниоткуда, вспыхнула свеча. Мальчики восхищенно замерли. Священник из ордена Чистоты, которому издревле принадлежал Дом Дриксен Зильбершванфлоссе, скрывая улыбку, незаметно наступил на сгоревшую в пепел нить, ведущую к свече, сменил Главного наставника. Девять раз прозвенел колокол на Полуночной башне, священник прочел положенные перед отходом ко сну молитвы, осенил юношей Знаком, благословляя их и все разошлись.

Начались два долгих года учебы.

К о н е ц

Мейстер боя

— Сейчас я представлю вас моему помощнику, — торжественно сообщил юношам Горбатый Волк. Ему не слишком нравилось, что в этот выпуск приходилось считаться с обстоятельствами и наставники, хоть и опускали титулы, иногда называли воспитанников по их фамилиям.

Юноши переглянулись. Несмотря на маниакальную страсть мастера боя к занятиям на улице, сегодня был день занятий в фехтовальной прекрасной зале. За окнами поливал дождь, и мальчики были этому только рады.

В узорчатые двери зала вошел высокий черноволосый человек. По сравнению с Горбатым Волком, он показался бледным северным мальчикам великаном, его кожа была смугла, за короткой хищной бородкой он явно следил. Его волосы цвета воронова крыла, недлинные, скорее, как у дриксенцев, а не как у южан, не вились, а глаза были черны, как ночь. Мужчина был выше даже чем Главный наставник, его бедра были узкими, плечи широкими, весь облик дышал силой и здоровьем, одежда дриксенского мейстера сидела на южанине, как влитая, облегая мускулистые руки и ноги.

Юноши смотрели на него во все глаза, пока их называли, спокойными остались только Фридрих Зильбершванфлоссе и Амадеус Хохвенде. Хосс вызывающе задрал подбородок, но было заметно, что ему здорово не по себе. Бермессер замер, не решаясь шевельнуться. Менее всего этому воспитаннику хотелось, чтоб его сейчас заметили, но южанин вонзил свой взгляд именно в Вернера. Новый мейстер отметил, как к хорошенькому Бермессеру придвинулся Хосс, чуть помедлив, к ним присоединился Хохвенде.

Миловидный северянин почувствовал себя увереннее при такой поддержке, на вид он был моложе своих товарищей. Он был неплохо развит физически, но мощи в нем не ощущалось. Изящные руки и маленькие ноги, все в этом юноше давало понять о его высоком происхождении. Его кровь не разбавляли простолюдинами, поколения избранной аристократии создали юного Бермессера. Стоявший рядом с ним в непринужденной позе высокий юноша со вьющимися волосами оттенка меда так же являл тщательно выведенную породу из лучших мужчин и красивейших женщин и был хорош собой. Третий мальчик красотой не блистал, но судя по сосредоточенно-хищному взгляду уже прикидывал, как ему одолеть нового ментора. Было заметно, что его единственного из всех воспитанников не беспокоит, заправлены ли у него должным образом манжеты рубашки и нет ли лишних складок на форме.

— Вы должны быть готовыми к бою и победе в любых условиях, — вещал Горбатый Волк, — Неважно, кто перед вами, соотечественник или чужестранец, неважно то, каков он из себя, если это не касается преимущества в бою. Вы должны победить его.

Собственную торжественную фразу он скомкал сам, обреченно покосившись на Хосса:

— Желательно при всех обстоятельствах помня, что вы не витфуртские мясники и не наемные убийцы из Флавиона, а благородные дворяне, потомки братьев кесаря.

Мейстер Гонсалес взглянул на рассматривающего расписанный битвой лебедей потолок Хосса, усмехнулся вместе с некоторыми воспитанниками. Отметил, что к Бермессеру подошел и белокурый принц, властно опустил руку на плечо самого младшего в группе, что-то шепнул.

Приободренный Бермессер поднял голубые глаза на нового наставника, тот с некоторым разочарованием не нашел в них жажды боя.

— Прошу вас лично проверить способности молодых людей, — чопорно предложил новому преподавателю Горбатый Волк и Гонсалес с удовольствием проверил.

* * *

— Никогда я так не смогу драться, — горестно сообщил товарищам Троттен и ушел вперед, утешаясь хорошим куском белой булки с сыром.

— Ты всегда можешь на него упасть и от мейстера Гонсалеса останется только воспоминание, — ядовито шепнул Бермессер и его товарищи расхохотались не слишком изящной, но шутке. Бравурные колокольчики с копыт Единорога напомнили о том, что пора за стол и юноши свернули в трапезную. По краям столы для менторов, центральный стол для воспитанников, чтобы наблюдение за резвыми мальчиками было полным. Несмотря на это, Его Высочество насыпал Троттену за шиворот пригоршню крошек, сообщив ему, что это были уховертки и бедняга Тротти устроил чумную пляску, едва не сшибив столы. Фридриха отечески пожурили и слуги навели порядок за столом. Увалень Троттен получил выговор за несдержанность и трусость.

Услышав про второй из пороков, недостойных дриксенского дворянина, Вернер Бермессер сразу же оглох и заинтересовался своей миской с простоквашей — перед сном юноши не получали тяжелой пищи.

— Мне этот мейстер напомнил марикьярского пирата, — Хосс опустошил свою миску на три четверти и задумчиво чертил ложкой по остаткам простокваши.

— Ты же весной перед поступлением был у старой госпожи Хосс? — Вспомнил Бермессер и поежился, — Это на вас что ли пираты напали?

— На нас, — удрученно признался Говард, — Снова спалили часовню у ручья, один остов остался. Я так мечтал схватиться с ними, а на деле вышло не гладко.

— А как вышло? — Заинтересовался Хохвенде, промокая губы льняной салфеткой с вышитым на фоне золотой скалы лебедем.

— Брат, как старший командовал вылазкой, я с ним, — Говард не смотрел на товарищей, он снова переживал свой первый бой, — Всё так быстро было, только замахнулся, противник падает, одного лишь царапнул, а он захрипел и упал, а я снова не успел ударить в полную силу. Не сразу понял, олух, что бабушка вместе с комендантом замка поднялась на стену и притащила собственный арбалет! Она нас с Эвардом чуть там не положила, отстреливая южан, которые нападали на ее внуков, — Хосс усмехнулся, поднял русую прядку показывая ещё заметную борозду на ухе, — Одна из стрел мне прямо возле лица чиркнула, вошла в чужую глотку по самое оперение и эта женщина говорит, что ослепла под старость!

Юноши рассмеялись.

— Ты сам-то хоть одного пирата одолел? — Насмешливо спросил Фридрих, откладывая ложку.

— Двух, — Говард уставился в свою миску и ничего больше не сказал.

— Разговоры нежелательны, — в другой выпуск наставник бы использовал слово «недопустимы», — Построиться для вечерней молитвы.

— Тебя хоть похвалили? — Спросил Вернер товарища, вставая рядом в строй.

— Сложно сказать, — Говард пожал плечами, — Бабушка да, хвалила. Дядя хвалил, когда приехал. Остальные ругали, что сунулся. Мой дядя оказывается, в мои годы уже рубил фрошеров, а отец в море хотел, долго учился. Кому нужно море, когда есть кавалерия?!

— А что было ну… хуже всего? — юный Бермессер догадывался, что его самого в подобной ситуации хвалить вряд ли бы пришлось.

— Добивать, — Хосс криво усмехнулся, — Бабуля сказала, что потом привыкну.

К о н е ц