Помолвка капитана Хосса (гет)

Ароматная ночь уходящего лета дарила счастье. Говард фок Хосс, тихонько напевая

мотивчик сладенькой салонной песенки, перелез через ограду, услышал колотушку стражи, обходившей улицы, хлопнул по пустому кошельку и досадливо покачал головой. День и особенно вечер были волшебными, но расплатиться за свое появление в неурочный час на этих улицах ему теперь было нечем. Слугу с лошадьми Хосс отправил домой ещё днём, предполагая иной вечер и особенно ночь, но вышло, как вышло. Приходилось преодолеть еще одну ограду. В этом своем дворце кесарь бывал редко, здесь вообще мало кто бывал, фок Хосс не слышал ни об одном приеме в Хрустальном Замке. Что-то бабуля ему про это место рассказывала, но сейчас он не мог вспомнить. Уповая на вечную безлюдность этого места, Говард скрылся в зарослях ладанной желтой розы. На него пахнуло церковью от желтых многолепестковых цветов, именно сегодня это был не слишком уместный аромат и Хосс поспешил к факелам, расставленным вдоль ближайшей лестницы. Спустится вниз, а там пролет, наверное, галерейка еще одни заросли и еще одна ограда и он окажется скорее всего на Нижней, а там рукой подать до Дымной, где его не только знают, но и если что, поверят в кредит.

Вернулось хорошее настроение, а вместе с ним и легкомысленная песенка, Хосс только что не через ступеньку скакал, мурлыча несложный мотивчик, забыв об осторожности и осекся, только наткнувшись внизу лестницы на двух рослых дворян в масках, загораживающих собой проход вниз. Он остановился, положив ладонь на эфес шпаги. Кроме этих двоих здесь на первый взгляд, никого не было, даже секундантов, а Говард сперва решил, что речь идет о дуэли. Впрочем, он и сам знал некоторых людей, с которыми предпочел бы биться без свидетелей.

— Продолжайте, господа, — Сказал он, не желая никому причинять зла в эту дивную ночь, — Ваше дело — это только ваше дело. Отойдите в сторону и я вас более не побеспокою.

Тот из дворян, что превосходил товарища ростом и осанкой, также положил руку на эфес шпаги и молчал, тяжело глядя из прорезей маски на помешавшего им человека и не двигаясь. Пролезать мимо него было чревато проблемами, если бы господин в маске решил избавиться от ненужного свидетеля. Теперь, он вспомнил, конечно, в парках Хрустального чаще всего бывали дуэли. До запрета дуэлей кесарем.

Хосс усмехнулся. Именно сегодня, когда ему хотелось воспарить от того, на что он решился, судьба подносит ему такое приключение. С другой стороны, это только горячит кровь.

— Ну что ж, господа молчуны, к вашим услугам!

Клинки скрестились, коротко зазвенев и бой было начался, когда второй незнакомец тихо вскрикнул:

— Ради Создателя, прекратите! Хосс, приказываю вам прекратить!

Уйдя от удара, Хосс собирался контратаковать, противник ему попался достойный, превосходящий его по силе, это было удовольствием и Говард желал бы испытать теперь его ловкость и умение, но узнав голос Кальдмеера, он отступил. Хосс более не атаковал, только защищался, пытаясь понять, откуда в этом дворцовом парке взялся Оружейник, холодея от страшной догадки, вспомнив запретные сплетни, всмотрелся в своего противника, маска закрывала почти все его лицо, но рост, осанка… и Хосс упал на колени, положив свою шпагу к его ногам.

Противник остановился. Вбросил свою шпагу в ножны. В голове Хосса проносились нелепые мысли о том, что ему следовало бы утопиться в прошлый рейд, чем… чем… Даже мысленно ему было сложно озвучить происходящее. Зато в его голове Хохвенде отчетливо спросил, какую эпитафию он желает, в стихах или прозе, может быть сагу о капитане-идиоте, который поднял шпагу на кесаря, а мысленный Бермессер упал в обморок. Ах, как бы Говарду сейчас хотелось бы самому потерять сознание!

Но увы, оно теряться не собиралось.

— Поднимись, — с досадой сказал хорошо поставленный такой знакомый голос.

Поклявшийся себе его не узнавать сколько получится, Хосс встал.

— Какие Закатные твари тебя сюда привели? — Рокотнул господин в маске, повел дланью — Что это за сено?

Хосс вынул из-за обшлага растрепавшийся, не так давно бывший изящным букетик резеды и колючего репейника.

— Я возвращался домой коротким путем. А это подарок моей невесты, — сдавленно признался он, изо всех сил стараясь не поклониться. Попытка не узнать кесаря, Хосс признавал, выглядела жалкой, но хотя бы попытаться же он мог?! Хохвенде бы идеально никого не узнал, перед ним, скорее всего еще бы и извинились. Ну а Вернер на месте Говарда наверное бы просто умер от ужаса и Хосс его понимал.

Под свет факелов шагнул Кальдмеер, который был узнаваем даже в маске, подошел ближе.

— Необычный выбор цветов. Не знал, что у вас есть невеста.

— Лучшая девушка в Дриксен, — грустно отозвался Хосс, возвращая букетик на место.

— Вы влюблены? — Ему показалось, или голос Оружейника был сочувствующим? Но Хосс ухватился за этот оттенок интонации, как утопающий за соломинку.

— Влюблен, — он вдруг понял, что говорит правду и это была не та опаляющая любовь прежних лет, а зрелое искреннее чувство.

Ему показалось, что Кальдмеер ему сочувствует, а кесарь словно бы отдалился и недоволен. И Оружейник вдруг сказал:

— Значит, влюблены. А как же ваш красивый вице-адмирал, Говард, а? Он будет ревновать.

Это было очень неожиданно. Никогда Хосс не слышал, чтоб Кальдмеер сплетничал, казалось ему было абсолютно безразличны постельные утехи его подчиненных, Говард потрясенно уставился на господ в масках и вдруг увидел, что гнев кесаря сменяется… интересом? И до Хосса дошло, что это рука помощи от Оружейника, единственно возможная в данной ситуации, больше Хосса сейчас ничего не спасет.

Он ершисто взглянул на начальство: — Не представляю, что может изменить моя женитьба.

И в ужасе прикусил язык, решив, что сказал слишком много. Но кесарь смеялся.

— Да, ты прав, одно другому не мешает. Твое счастье, что ты не сунулся к ограде, тебя бы закололи, счастливый влюбленный. Но почему репейник, да еще и колючий?

— Вообще-то эти цветы… — Хосс старательно пытался не вставить обращение «Ваше Величество», — она принесла на могилу сестры.

— Становится все интереснее, — от монаршьей длани Хосс шарахнулся так, что кесарь снова развеселился, — Не бойся, можешь подойти. Как это вышло? Рассказывай.

Никакая маска не могла скрыть этих повелительных нот в голосе и Хосс всё рассказал.

Что встретил на могиле девушки, которая была влюблена в знаменитого адмирала, ее сестру.

— Влюблена в адмирала? — Переспросили хором мужчины и Хосс кивнул.

— Взаимности она не встретила, послала несколько писем, получила один холодный ответ и сгорела этой весной от лихорадки.

— Она вам нравилась? — Спросил Кальдмеер и Хосс кивнул. Он приглашал ее, воплощение кротости и любви ко всему живому, на балах, влюбился, написал ей стихи. А ей был нужен только Ледяной Олаф. Сейчас Хосс не смог бы ее описать, помнил только, что глаза у нее были мягкие и светло-карие, а волосы темные. С сестрой они были непохожи, как день и ночь. Бесцветная, озлобившаяся девушка злилась на мертвую красивую сестру за то, что родные предназначили её, такую, по их словам, крупную дурнушку в монастырь молиться об усопшей общей любимице и о них самих. Она принесла на могилу сестры букет колючего репья, не стыдясь людей и молвы, возненавидев отца и обоих братьев и там встретила Хосса. Служанка потрясенно считала подаренные ей капитаном золотые, а они проговорили весь день и Говард спросил ее, станет ли она его супругой, услышал ее согласие и поцеловал исколотую репьем руку девушки. Потом они распрощались, Хосс пошел к ее отцу и тот, потрясенный дал свое согласие на брак дочери с этим веселым богатым моряком из знатной семьи.

Договорившись о необходимых церемониях, Говард ушел, но не утерпел и забрав у запоздавшей цветочницы темно-красные и лиловые астры, влез по яблоне к окну своей избранницы. Он никогда не видел столько радости от такого знака внимания, хотя цветы дарил частенько и вдруг залюбовался тем, как бережно ее полные руки с недлинными пальцами прижимали цветы. Как счастливо сияли серые глаза!

— Вы прекрасны, — от всей души сказал Хосс и не позволил ей поцеловать ему руку, осторожно и бережно коснулся чужих губ своими. Вот тогда ему за обшлаг девушка сунула эту резеду и чертополох. Она что-то прошептала, Говард не разобрал слов, кивнул, но услышав голос ее отца, торопливо покинул яблоню.

И все это он выложил, как на исповеди, не имея сил лгать кесарю.

— Ужасная история, — хмыкнул тот, — Но достойна тебя.

Кальдмеер напротив, был исполнен сочувствия. Хосс не мог заставить себя испытать к нему приязнь, но благодарность — которую ценил сам куда выше приязни — еще как испытывал и пообещал себе отплатить Оружейнику сторицей при случае. Не по велению долга службы, а чтоб рассчитаться с ним лично. Ещё он мысленно поклялся поставить четыре свечи Святому Торстену, не задевать Шнееталя, поладить с Доннером… Ну и разумеется, все это будет иметь силу, если Хосс сегодня останется жив.

— Ну что ж, — неторопливо сказал кесарь, — кого из нас ты узнал?

— Мне показалось, что я услышал голос адмирала, которому я подчиняюсь, — побледнел Хосс и умолк.

Сказать, что положил шпагу только поэтому, было нечестно. Скорее всего кесарь часто фехтовал и противником он мог быть интересным. Наверное, он и сам ценил свое мастерство. Но Хосс положил шпагу только когда сам догадался, с кем его привел Леворукий схватиться. Это было ужасно даже по меркам самого Говарда, и его потрясение до сих пор не прошло. Однако именно это его состояние было и понятно и приятно тому, на кого он, сам того не ведая, поднял шпагу.

— Так вот, ты ошибся, — веско сообщил ему кесарь, — этот человек не адмирал, но имеет отношение к флоту, поэтому он тебя и узнал.

Хосс не посмел сказать, что это монаршье «тыканье» выдает собеседника с головой и просто согласно кивнул.

— А меня ты узнал? — Коварно спросил кесарь. На этом вопросе Хосс попал в неудобнейшее из положений — врать кесарю было ужасно, правду сказать — еще страшнее.

— Здесь так темно, — почти жалобно сказал он, мысленно негодуя на многочисленные факелы в стальной оплетке, — Мне вообще кажется, что я сплю и вижу страшный сон, — нашел кривой, но все же выход из положения, Хосс, — А своих снов, особенно, если они такие страшные, как этот, я не помню, сразу забываю.

— И никогда ни с кем их не обсуждаешь. — Уточнил кесарь и это был не вопрос.

Очень стараясь не щелкнуть каблуками, Хосс кивнул.

— Никогда!

Наверное, многое он вложил в это слово, потому что кесарь с Кальдмеером переглянулись. Хоссу не показалось, что Оружейник просяще коснулся руки кесаря.

Лавина мыслей и предположений Говарда просто пришибла. Кляня, на чем свет стоит, свое воображение, он стоял перед этими двумя, не представляя, что может быть дальше.

Но кесарь щелкнул пальцами. Из тьмы вышел человек — вернее сказать, вытек, и Хосс уже по одним его движениям понял, какой это страшный и опытный противник, в случае чего.

— Запомни его, — сказал кесарь, разворачивая Хосса лицом к этой тени, — Приведешь, если прикажу. А пока что пусть идет.

Молча поклонившись, Тень указал путь рукой, Хосс поклонился на прощание и едва не бегом припустил к выходу. Оказывается, у ворот были люди, их было прилично. У самых ворот Говард оглянулся — Тень держался рядом.

— Вам нужен мой адрес? — Запинаясь, спросил Хосс, но Тень покачал головой.

— Я знаю его.

Говард кивнул и торопливо покинул Хрустальный замок. Дома он заложил в Эсператию несколько подвявшие резеду и чертополох…

Спустя долгое время супруга его найдет эти цветы, засохшие между страниц, вспомнит и будет счастлива и особенно ласково встретит своего мужа. Она покажет ему этот букетик и оба будут вспоминать день их встречи. А ночью Хоссу приснится его приключение после помолвки и он в ледяной испарине, проснется и почувствует радость от того, что сегодня это только страшный сон.

К о н е ц