Напутствие (джен)

Для чего Хосс таскал по всем морям на «Верной звезде» контуженого Петера и платил его семье так, словно этот никчемный моряк был здоровым, и приносил пользу, Бермессер понял в один из самых страшных дней своей жизни. Когда на помощь «Селезню» пришла «Астэра», когда бой был проигран и они заперлись в адмиральской каюте, а в дверь ломились абордажники Вальдеса, Хосс бросил другу: — Раздевайся!

От возмущения Бермессер потерял дар речи. Впрочем, оказалось, что Говард имел в виду вовсе не низменные помыслы, а спасение друга. При помощи своего неизменного Пауля капитан принялся отмывать, и причесывать бедного немого парня, которого волок за собой с того момента, как понял, что фрошеры берут верх. От результата усилий Хосса Бермессер прижал руку к груди, и попытался совладать с накатившим бешенством. Петер смотрел в стену пустым взглядом, и был очень похож на него самого. Не две капли воды, но близко.

Вернеру пришлось испачкать лицо и распустить волосы. Хосс обкорнал их безжалостно и криво.

На Петера тем временем кое-как натянули батистовую рубашку, штаны от мундира и блестящие сапоги, Хосс наклонился за адмиральской перевязью, а Пауль неожиданно ударил своего единокровного брата по голове подсвечником-лебедем. В горле у Вернера пересохло, и он забыл, как дышать.

— Я прослежу, чтоб они не заметили подмены, — буркнул Пауль, переворачивая Хосса и вытряхивая его из мундира, — Красивое шитье. Всегда хотел примерить… Если выберетесь, передайте госпоже графине, что я всегда помнил ее доброту к бастарду её супруга.

— Да, — пролепетал Вернер, — я передам.

И в этот миг фрошеры выломали дверь каюты.

Если бы не то, что с первых минут Хосс не открыл настоящую охоту за Рупертом Фельсенбургом «Двадцать золотых прямо сейчас и еще сто — как только сойдем в порту», и один из моряков не подстрелил бы родича кесаря, план их, и без того шитый белыми нитками, был бы обречен.

Но мертвый Фельсенбург молчал, и живые соотечественники тоже промолчали. Даже Оружейник не объявил о подмене. Матросы, к которым кинули адмирала и капитана «Верной звезды» тоже их не выдали. Бермессера поразило участливое отношение не только к Хоссу, но и к нему самому, и всё же никакой радости от доброго отношения к себе нижних чинов он не ощутил.

Когда пришедший в себя Хосс узнал о казни, он ничего не сказал, бодрился, строил планы, и пересчитал всех выживших, планируя их выкупить в скорейшем времени. Бермессер понимал, что при случае Хосс отплатит. Осиротевшего Пауля оставила в доме мать Говарда, мальчики были ровесниками.

— Где ты так быстро возьмешь столько денег, тебя же повесили, — спросил его Вернер, когда их никто не мог слышать.

— У одного гогана, — задумчиво отозвался Хосс.

— Ты же ненавидишь гоганов! — Бермессер был потрясен до глубины души.

— Ненавижу, — согласился Хосс, — но этот конкретный гоган их тоже ненавидит. И если наши с ним отношения будут развиваться так, как теперь, я ему достану бумагу, что он урожденный дриксенец. Почетный.

Вернер в сердцах плюнул, и не стал продолжать разговор. Принципы Хосса были понятием весьма расплывчатым и обычному, а так же утонченному разуму вещью недоступной.

В Хексберг им пришлось отрабатывать каждый червивый сухарь, работая на благо города. Оно и понятно, фрошеры не собирались кормить дармоедов, тем более дриксов.

К вящему неудовольствию адмирала, Хосс устроил им двоим побег, при содействии остальных. Бермессер гнал от себя мысли о том, поверили бы моряки ему так же быстро, как поверили слову Хосса…

В ненастный день таская камни с гор, Хосс и Бермессер ушли в неизвестность по горной тропке, а некоторое время спустя, товарищи свалили несколько камней так, чтоб можно было подумать, что пленников сшибло в ущелье, где текла ледяная быстрая река.

Они плутали по земле врага, где воруя, где охотясь. Хосс явил такие воровские и грабительские таланты, что Вернеру было за него даже стыдно перед врагами. Сбивший себе ноги, спавший вполглаза и издерганный постоянной опасностью Бермессер то надеялся, что их поймают, то мечтал, что скоро они встретят своих.

На последнем перед границей постоялом дворе беглецы несколько расслабились, Хосс занял хозяйку долгой пространной беседой, а Вернер решил попробовать местное пиво, благо, деньги, нажитые нечестным путем, на руках были. Получив глиняный расписной бирюзовыми лошадками чуть ли не кувшин пенного напитка, Бермессер огляделся, и направился к другу, но его перехватил кряжистый бергер. Агм уже отведал пива, и был в настроении пообщаться. Он казался задиристым и Вернер безуспешно попытавшись обойти его сперва с одной стороны, потом с другой, смирился и позволив положить руку себе на плечо, прослушал речь о том, как его новый друг хорошо умеет охотиться что на зверя, что на человека.

Загрустивший от таких речей Бермессер кивал, то и дело вставляя в речь бергера уместные междометия. Правильным было бы что-то рассказать в ответ или притвориться пьяным или хотя бы улыбаться. Но от всех перипетий переутомленный разум Вернера сделал страшный, но казавшийся единственно верным вывод о том, что все пропало, что это была чья-то жестокая игра, им дали добраться до границы и вот, когда они в двух шагах, мышеловка захлопнулась и значит, все было напрасно и смерть того несчастного Петера Рейера и гибель Пауля и то, что Вернеру третьего дня пришлось есть сырое мясо, потому что недалеко были патрули и они побоялись разжечь костер…

— Эй, да ты совсем скис, — хлопнул его по плечу бергер, — и пиво твое скисло, ты прямо дрикс поганый, такому прекрасному светлому пиву даешь перестаиваться.

Бермессер посмотрел на варвара взглядом раненой лани, и выпил все пиво до дна. Не то, чтоб он не любил пива, но давно его не пил, особенно в таких количествах зараз.

— Значит, все-таки, дрикс, — тихо и раздумчиво сказал бергер.

Вернер покачнулся, едва устояв на ногах. Надо было возмущаться и протестовать, свести все к шутке, но ни подтвердить, ни опровергнуть его слов он уже не мог, ноги стали ватными, пол покачивался. Бермессеру до слез стало жалко себя, столько пережить, и вот так попасться. Он шмыгнул носом, и вдруг заметил, что его новый знакомец стиснул пальцы на рукояти топорика на своем поясе, и напряженно смотрит на него. За то, что достойный отпор дать не получится, было стыдно, но после всего пережитого сцепиться со злобным, вооруженным топором агмом Вернер не мог. Его тут просто зарубят и все. И Хосса зарубят. Если бы им в Хексберг позволили написать письма домой, то они бы не сбежали их плена, но дриксенцев гоняли на работы, и о выкупе никто не заикался, считая всех людьми небогатыми. Что обидно — со стороны кесарии тоже молчали. А Бермессер с Хоссом и не могли своим близким написать, они же считались погибшими.

— И что, так и будем стоять? — Наконец поинтересовался бергер.

Бермессер убито кивнул.

— К границе что ли шел?

И снова он кивнул. Жить захотелось нестерпимо. В Дриксен хотелось вернуться даже сильнее, чем жить.

— Моряк?

— Д-да.

Бергер чувствовал себя хозяином положения, и не спешил этим пользоваться, удивительное дело. Он, Вернер, никогда не упустил бы такую возможность, а этот разглядывал отощавшего продрогшего беглеца, и не торопился устраивать ему публичную казнь.

— Ладно, моряк, — налюбовавшись, сказал агм, — Уходи и лучше уже сегодня, на моей земле тебе делать нечего. И дружка своего прихвати, даже с краденым хлебным ножом ему со мной не справиться.

Вернер неверяще посмотрел на бергера. Не иначе, выпитое пиво сгладило вечную вражду агмов и варитов. Граф Бермессер исполнился благодарности к этому варвару, и это было так заметно, что тот смягчился.

— Убирайтесь оба. У меня парень на корабле служит с этими южанами, не думаю, чтоб на поверку они были лучше вас, а вы сильно хуже их.

— А на каком корабле, — робко спросил Бермессер, — служит ваш сын, сударь?

— Су-ударь… дворянин, значит, — незло усмехнулся бергер, — на «Победителе дракона» мой Карл, матросом.

— Эй, Шульце, долго ты там разговоры разводить собираешься? — Весело окликнул бергера один из сидящих за дальним столиком.

— Иду, — отозвался тот, и покровительственно похлопал Бермессера по плечу, — будешь обнимать своих родных — вспомнишь меня добрым словом.

Впоследствии Вернер радовался тому, что был тогда измотан и слишком напуган, и не разозлился на такое панибратство. Но обнимая свою старенькую, уже оплакавшую сына матушку, он действительно вспомнил этого бергера.

Вспомнил он его и через две зимы, когда они взяли Хексберг силами Северного флота. На выкупленной «Верной звезде» была выкупленная же команда — те, кто дожил в плену до весны.

В эту кампанию Вернер в полной мере оценил умение Хосса переплавлять свою скорбь в упоение местью. Эскадра Вальдеса несла потери, самого Бешеного вице-адмирала Хосс надеялся одновременно сжечь, четвертовать и колесовать, предварительно содрав кожу на ремни. За Вальдеса живого и притащенного лично Хоссу, капитан «Верной звезды» обещал столько золота, сколько эта закатная тварь будет весить до всех вещей, которые он, Говард, собирался с ним проделать, и моряки старались.

Два дня кровавого безумия и вот он, сладкий вкус победы.

От фрошерских пленников отделили команду «Победителя дракона» и Бермессер пошел вдоль хмурых пленников, все больше черномазых южан, но были среди них и четверо бергеров.

— Шульце? — остановился Вернер у самого рослого и крепкого из них.

— Я — Карл Шульце, — глянул ему прямо в глаза веснушчатый рыжеватый парень, стоявший слева от здоровяка, и Вернер вспомнил, что и отца этого юноши целовало солнце.

— Хорошо. Пойдешь с моим поручением, агм, — Бермессер ощущал странное удовлетворение, — иначе твои товарищи будут казнены.

— Давай свое поручение, дрикс, — прошипел пленник. Его голубые глаза зло сверкнули, но Вернера чужая злость в этой ситуации только забавляла, — и катись к Леворукому!

— Пойдешь к отцу, — понизил голос Бермессер, — передай ему привет от варита, которому тот однажды оказал услугу. Будешь его обнимать, парень — вспомни меня добрым словом.

К о н е ц