↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
На миг оставим меня лежащим в постели, собирающим себя по кусочкам. Я, кажется, малость перебрал вчера, и ни хрена не помню, как получилось, что я лежу в своей кровати, а не под дверью или, хуже того, где — нибудь на улице? Единственная разумная мысль, которая может прийти в голову в столь ранний час, — меня сюда кто-то притащил.
За ней последовала другая мысль: кто это мог быть? Я пошарил дрожащей рукой по кровати и никого на ней не обнаружил. Нет, Колин это быть не мог, он вроде как ещё на съемках в Ирландии. Тогда, возможно, что это кто — то из ребят, с которыми я пил в пабе прошлой ночью. И все — таки надо будет выяснить, кто это был, чтобы знать, кому в следующий раз я покупаю выпить.
И куда меня вчера к чертям занесло!?
В самой середине моего мозга образовалась большая черная дыра. Я все пытаюсь найти способ закрыть ее. Слова, образы, ассоциации, которые смогли бы вызвать некий всплеск памяти. Ничего.
Надо встать. Для начала. Встану и все вернется на круги своя. Святые угодники! Голова раскалывается надвое, в животе все дрожит, горло дерет, ноги подкашиваются, но я все — таки сделал это. Давно меня так не выворачивало наизнанку. Абсолютно отвратительное ощущение.
Я внимательно оглядел себя снизу вверх: джинсы, футболка из хлопка, заляпанная подсохшими брызгами рвоты, со следами помады. О! Я оттягиваю футболку сбоку, чтобы приглядеться получше. Вроде бы красная. Если бы я знал, какое сегодня число, (месяц и год) я бы предположил, что вечер вчерашнего дня выпадал на чей — нибудь День Рождения. Например, Кэти. И тогда я мог бы знать наверняка, откуда на моей любимой футболке эти ярко красные отметины.
Я принял душ, хороший, горячий, хлестающий меня, точно обжигающий ливень. Я выбрался из него в почти обморочном состоянии. Из — за похмелья чувствовал я себя, что уж там, дерьмово: голова гудела по — прежнему. Мне нужен был глоток свежего воздуха. Или что покрепче.
Я сменил джинсы и футболку на другую футболку и другие джинсы, схватил бейсболку и вышел из квартиры.
Спустившись до середины лестницы, я услышал шаги, шлепки ладони о деревянные перила — кто — то поднимался мне навстречу. Я глянул вниз и увидел копну черных, как смоль волос приближающихся ко мне.
— А, ты уже проснулся!
Я так и врос в пол с чувством непонятного восторга. Сердце резко подскочило и ударилось о горло.
— Да — а, видок у тебя потрепанный, дружище. Черт, ну ты прошлой ночью и дал. Я, это, как раз решил зайти взглянуть на тебя.
— Коллз!
Я, без предварительных рукопожатий, заключил друга в медвежьи объятия.
— И давно ты здесь?
— Со вчерашнего дня. Пойдем, надо заскочить на студию за сценарием, а потом сходим куда — нибудь выпить кофе.
Мы пошли вниз по лестнице. И я подумал о том, что, возможно, эту чашку кофе я должен буду именно ему.
— Слушай, вопрос глупый, но все — таки я хочу его задать.
— Валяй.
— Ты вчера приволок меня сюда?
Дойдя до двери у подножья лестницы, Колин внезапно остановился, сузил глаза, подпуская в них хищного блеска и мягко улыбнулся.
— Пришлось. Больше не было желающих.
Я рассмеялся, хлопнув товарища по плечу. После того, как Колин уехал, я стал часто находить радость на дне стакана. Мне даже казалось, что я был почти счастлив. Однако ничто так не радует, как улыбка друга.
* * *
В студии мы пробыли не долго. Обменявшись рукопожатием и любезностями с руководством, мы получили сценарий 4 — го сезона и преспокойно отправились завтракать.
Признаться, мне, как никогда в жизни, хотелось вспомнить, что происходило прошлой ночью, и в особенности момент с появлением Колина. Однако больше, чем это, мне хотелось есть. И только я подумал об этом, как мой изголодавшийся желудок, вероятно, прочитав мою мысль, издал в ответ страшное урчание. Если в ближайшее время не съем что — нибудь, вполне возможно, что он съест меня.
* * *
— Скажи, — поинтересовался я, — почему ты не остался на ночь? У меня ведь много места в квартире. Пока ты там доберешься до своей комнатки, сутки пройдут.
Колин, открывая передо мной дверь «Фермы», улыбнулся во весь рот:
— И лишить себя удовольствия присутствовать при этом сюрпризе. Нет, мне хотелось, чтобы ты воспринял мой приезд трезво. Более — менее.
— Справедливо, — сказал я, хлопнув друга по плечу.
Мы уселись за столик у окна, выходящего на Коукросс — стрит. Я аккуратно подвинул в сторону хромированный держатель для салфеток и положил рядом с собой сценарий.
Первое, что сделал Колин, усевшись, — достал бумажник.
— Значит, денег у тебя теперь, как говорится, куры не клюют, а Морган? — иронично отметил я, косясь на торчащие из портмоне банкноты.
— Это смотря кто говорит, Джеймс.
— Как съемки?
— Это было чертовски трудно. Но потрясающе интересно.
Пока Колин делится впечатлениями о проделанной для фильма работе, я смотрю на него, забывая о том, что существует время и пространство, в котором есть официантка, Мэри, уверенно шагающая в нашу сторону.
— Привет, парни, — поздоровалась с нами девушка, держа 2 меню в одной руке, а открытый блокнот в другой.
— Привет, Мэри, — произнесли мы с Колином одновременно и посмотрели друг на друга.
— Что будем заказывать? — спросила она, вручая нам по меню и загадочно улыбаясь.
— Пожалуй, — проблеял я, заглянув в предложенный список, — Колин?
Друг, бросив на меня один — единственный взгляд, нервно пожал плечами:
— Как обычно.
— Нам как обычно, — я улыбнулся девушке и отдал назад меню.
— Как скажите, мальчики, — шутливо вздохнула официантка, черкнула в блокноте и поспешно удалилась.
И тут я вспомнил о своей черной дыре в груди. О том, как часто мне приходилось напевать наши песни в одиночестве.
— Знаешь, — наклонясь вперед, прошептал я, — я чертовски рад тебя видеть, приятель.
Колин смущенно улыбнулся:
— Не поверишь, но я тоже.
— Это напомнило мне сцену из фильма…
— Это где.., — поспешно перебил меня Морган.
— Ага.
— Забавно. Мне пришлось снова начать курить для этой роли.
— Серьезно?
— Абсолютно. — Колин в волнении выпрямился. — Мой персонаж принимал наркотики таким образом. Нужно было тренироваться. А ещё я несколько раз посещал реабилитационный центр в Дублине, общался с теми, кто прошел через все это, чтобы знать, что делать.
Я открыл рот:
— Уау.
— Я должен был показать, что мы, ирландцы, народ сильный и просто не сдаемся.
— Дружище, я искренне рад тому, что познакомился с тобой.
— Брось, ты бы тоже так смог! Ты очень здорово повторяешь привычки и поведение людей.
Я вытаращил глаза:
— Что ты несешь? Я не умею пародировать! Я даже Дэвида Боуи погано изображаю.
Колин загадочно улыбнулся.
— А мне нравится.
— О, заткнись Морган.
Появилась Мэри.
— «Как обычно». Наслаждайтесь, мальчики.
Я уставился на поставленный передо мной завтрак. Здоровенный кусок масла красовался в центре яичницы огромного размера. Тонкие ленточки бекона и помидоров овивали вокруг это иноземное великолепие.
— Даже не верится, что я сейчас все это слопаю.
— Таков основной замысел, — ответил, беря со стола ложку и запуская ее в хрустящие хлопья, Колин.
— Уверен, что не хочешь поесть нормальной еды? — поинтересовался я, расправляя на груди заправленную за воротник вафельную салфетку.
— Нет, — он тряхнул черными, как смоль, локонами. — Пока нет.
Я не мог больше ждать. Схватив со стола вилку, я накинулся на яичницу, как будто не ел с прошлого понедельника. Или с прошлого года.
— Готово, — сказал я, управившись с едой и запивая съеденное горячим кофе. — Сто лет так хорошо не завтракал.
— Может, именно это тебе и было нужно, — отозвался Колин, наливая себе кофе из кувшинчика, который Мэри мимоходом закинула на наш столик.
— Слушай, а пока я был на автопилоте, мне не приходило в голову… ну там, пытаться приставать к кому — нибудь?
— Не-ет.
— Это хорошо.
— Только когда мы ехали к тебе в такси...
Что — то оборвалось у меня в желудке.
— О, боже, — я почувствовал, как лицо обдало жаром. — Прости... Прости меня, друг. Я.. я правда ничего такого не помню.
Колин ухмыльнулся.
— Пустяки. Не беспокойся!
Но беспокоиться было о чем: из — за частых забегов по пабам, я стал рассеянным. Бывает со мной и такое, что я неделями не могу вспомнить тех, у кого брал денег взаймы, а главное, зачем.
Внезапно в голову пришла мысль.
— Кстати, я слышал, что сегодня в Музее Альберта и Виктории последний день Античной выставки. Думаю, стоит сходить.
— А ты уверен, что сейчас подходящее время для того, чтобы идти глазеть на шедевры мирового искусства?
— Что? — я нахмурил брови. — Морган, ты меня удивляешь! Я всего лишь хочу вывести нас на свежий воздух, на солнце. Посмотри на себя, ты совсем побелел от этого своего северного климата.
Колин улыбнулся:
— Ты ведь уже все решил, да?
— Ага.
— Тогда давай выбираться отсюда. Сколько с меня?
— Моя очередь платить.
Я вытащил из бумажника несколько банкнот и кинул их на стол.
* * *
Когда мы добрались до музея, я почти оставил надежду вспомнить, что все — таки произошло в том злополучном такси накануне. И было ли вообще, это ещё надо выяснить. Может оказаться, что Колин это выдумал. Хотя не припомню, чтобы он когда — либо жаловался на мои «дружеские» похлопывания.
Все то время, пока Морган отсутствовал, я не находил себе места: бродил по квартире, переходя из комнаты в комнату, ночи напролет. Она всегда нравилась мне. Неприличных размеров холодильник, где можно хранить любимое молоко, широкая кровать, огромные окна с видом на Воксхолл. Но так было прежде. Мне казалось, я удалился от всего на свете. Я понятия не имел, откуда взялась эта пустая дыра в душе, но догадывался, что чего — то не хватает.
Местами я принуждал себя демонстрировать энтузиазм и бодрость духа, но без привычного «все замечательно, старик!» это не имело абсолютно никакого смысла. Зато пил я с огромным энтузиазмом. Потому, что хотел избежать бесед типа: «Почему ты не хочешь с нами разговаривать?»; «Почему ты выглядишь так, как будто не спал 2 — е суток?»; «Почему ты не смеешься над нашими шутками?».
Бытует мнение, что мужчины все ещё учатся тому, чтобы не выставлять напоказ свои переживания, что, мол, открывать пред кем — то душу — не по — мужски. Ерунда. Да, мы с Колином только этим все время и занимаемся: делимся друг с другом наболевшим. Помню, как однажды целый час просидел на стуле, пытаясь определить, откуда исходит сигнал входящего вызова. Когда я, наконец, извлек мобильный из внутреннего кармана своей кожаной куртки, телефон уже прекратил издавать этот мерзкий звук. Дрожащими пальцами я открыл полученное от Колина сообщение: «Привет, дружище.» Я улыбнулся и, не смотря на то, что чувствовал, как голова начинает раскалываться надвое, поспешил ответить: «Привет. Я пьян до безобразия. Возвращайся. Я скучаю.»
Неожиданно в голову пришла мысль, и мне захотелось поделиться ей с Колином. Я рассказал ему пару услышанных на днях шуток, которые, я знал, должны обязательно ему понравиться. Так и случилось. Но мы увлеклись, и увлеклись настолько, что чуть не прошли мимо главного входа.
Смеясь, мы ввалились внутрь музея и оказались в самом центре огромного вестибюля. Я оглядел просторный холл, потолок и стены которого украшала плитка из черно — белого мрамора, цветную мозаику на полу и статую, стоящую прямо передо мной. А вокруг нее, словно хищники, поймавшие добычу, толпились туристы, жадно фотографируя каждый дюйм. На миг мне вдруг почудилось, что любой из нас мог бы сейчас оказаться на месте этой несчастной. Я сглотнул и, озираясь по сторонам, поглубже надвинул на глаза кепку. Пихнув друга локтем в бок, мы поспешили к лестнице.
Зал, где были представлены гипсовые слепки, — крупнейшая и наиболее полная коллекция слепков европейской культуры, больше смахивал на дворцовую палату, чем на комнату музея. Экспонаты занимали почти четверть помещения. Точная копия Колонны Трояна, статуя собаки Ба — Шоу и прочие «статуи под старину». Я рассматривал 6 — метровую статую Давида Микеланджело, — вернее ту его часть, что так привлекает большинство женщин, — (а, по — моему, так себе) когда заметил, как стоящая напротив пухленькая девушка в красной кофточке, которая делала снимки каменной собаки, вдруг улыбнулась мне как — то зловеще и перевела объектив фотокамеры в нашу сторону. Немедленно подхватив Колина под локоть, я увел друга в смежный зал.
У Колина зазвонил телефон и он оставил меня, разглядывающего скульптуры на античные и библейские сюжеты, чтобы ответить на звонок. Наверное, Кэтрин, подумал я.
Кэтрин, подруга Колина, с которой он познакомился на каких — то то ли съемках, то ли спектакле, была милой девушкой с красивыми губами и маленькой грудью. Колин как — то говорил, что ценит в девушках отзывчивость и чувство юмора больше, чем стройную осанку и правильно посаженные глаза. Насчет чувства юмора я бы с ним согласился, в отличие от всего остального.
— У меня завтра премьера спектакля, — говорит, рассматривая статую, Колин. — Ты придешь?
— Но, — я растеряно посмотрел на друга, — я думал ты уже идешь с Кэтрин. Ты ведь с ней сейчас разговаривал?
Друг кинул на меня быстрый взгляд.
— Да, с ней.
— И?
— Я не могу…
Я нахмурил брови.
— Чего не можешь?
Вдруг до меня доходит.
— Не можешь пригласить её на свидание?
Колин неуверенно кивнул.
— Не то, чтобы я не умел этого делать, — ответил он со всей твердостью, на какую был способен. — Просто давно не делал ничего подобного.
— Ну, ты это уже почти сделал. Тебе надо только перезвонить и пригласить ее завтра на премьеру.
Колин смотрел на меня взглядом брошенного щенка.
— Я не знаю…
Конечно, мне не хотелось упускать возможность увидеть игру Колина на сцене. Я восхищаюсь тем, что он делает. Но он мой лучший друг и я обязан ему помочь.
— А почему нет? — я не узнавал свой собственный голос. Кажется, он тоже был расстроен. — Идите вместе. Так, по крайней мере, мне не нужно будет прятаться от журналистов. Побуду дома, посмотрю футбол.
Щенок, во взгляде Колина, стал ещё более несчастным.
— Ты уверен?
— Да, все нормально.
Я смолк.
Колин знал, что это была не лучшая моя идея, но, как ни странно, она устраивала нас обоих.
— Дружище, — скрипучим голосом произнес я, — я искренне рад за тебя. Желаю вам удачи!
— Спасибо, Брэдли.
* * *
Обойдя все залы и этажи Выставки Античности, мы вернулись ко мне уже поздним вечером. Уставшие, мы плюхнулись на диван и громко выдохнули.
— Это был один из самых приятных дней в моей жизни, — заключил, не шевелясь, Колин. — Думаю, мне стоит написать об этом книгу.
— Я бы на это посмотрел, — неторопливо врастяжку произнес я. — Так и представляю тебя, сидящим в халате, за большим дубовым столом, в маленькой комнатке, с растрепанными волосами и сигаретой в зубах, строчащего свой слезоточивый опус на двух печатных машинках.
Мы рассмеялись.
— Почему на двух? — спросил, хлопнув меня по ноге, Колин. — У меня разве не будет пышнотелой секретарши?
— Нет, — завертел головой в стороны я. — Эту работу ты предпочел бы выполнить сам, без посторонней помощи.
— Ну, вообще — то, я бы трижды подумал, прежде чем решил бы браться за такую работу. Сочинять что — то сложнее, чем это играть.
— Очень может быть.
— А ко всему прочему, — Колин бросил на меня короткий взгляд, — это ты у нас по машинно — печатной части. Я, если помнишь, пытаюсь держаться подальше от использования различного рода ИТ.
Я посмотрел на друга.
— Так что, — продолжал Колин, — вторую машинку я с радостью отдам под твою ответственность, дружище.
— Хочешь пива?
— А то.
Я притащил 2 банки Гиннесса и отдал одну из них Колину. Аккуратно плюхнувшись обратно на диван, я изрек фразу, которую, кажется, уже произносил сегодня.
— Я рад, что ты вернулся, друг.
— Я тоже, — Колин, сделав глоток живительной влаги, посмотрел на меня. — Рад тому, что вернулся.
— И все — таки, — я оторвал от губ горлышко бутылки. — Расскажи, что вчера было на этой вечеринке. Я по — прежнему помню события очень смутно.
Краем глаза я заметил, как Колин силится сесть прямо, как будто он забыл, как это. Он сделал еще один большой, как мне показалось, глоток и, наконец, выпрямившись, повернулся ко мне. Взгляд темно — синих глаз мазнул по моему лицу и я оторопело заморгал. Я уверен, что не был пьян. Невозможно от двух — то капель. Но было похоже, что я уже находился под воздействием алкоголя.
— Я не настаиваю, — в моем голосе слышалась явная неуверенность. — Не говори, если не хочешь. Это я как — нибудь переживу. Не страшно.
— Ладно, старик, — ответил, усаживаясь удобнее на диване, Колин. — В конце концов, ты ведь мой лучший друг.
Я навострил уши.
— Было около полуночи, — продолжал, крепко сжимая Гиннесс, Колин, — когда я добрался до «Шального петуха». Многие уже порядком захмелели и разбрелись кто — куда. Помнится, я тогда долго не мог тебя отыскать. В этом пабе всегда особенно темно и людно. Но спустя минут десять я все — таки приметил в глубине зала твой силуэт, распластавшийся на высоком табурете, за барной стойкой, и направился в твою сторону. Однако, я удивился, когда оказавшись рядом, услышал твое невнятное бормотание. Было похоже, что ты кому — то что — то рассказывал, хотя с тобой никого больше не было. Ты бормотал что — то о захвативших человечество роботах с синей кровью. Что они похожи на людей, но они не люди, а всего лишь их копии, и что для мирного существования во Вселенной им нужно слияние с человеческой расой. Собственно, тогда — то я и понял, что тебе пора домой.
— Черт, ты уверен, что я был настолько плох?
— Абсолютно. Бармен сказал, что это была уже 6 — я пинта за вечер.
В изумлении я раскрыл рот:
— Ни хрена себе!
— Помню, — продолжал Колин, — Кэти все причитала, чтоб я забирал уже отсюда своего невменяемого бойфренда.
— Вот стерва!
Неожиданно на меня нахлынуло столько мыслей, что я побоялся в них утонуть. Мой вакуум начал стремительно заполняться воспоминаниями о минувшей ночи: о том, как шикарно сидело на Кэти то черное атласное платье, как опрокидывал одни шоты* за другими. Я вспомнил, как повиснув на Колине, кричал, что он мой лучший друг, и что я очень люблю его. Помню, как хохотал, рассказывая водителю такси шутку, которую, незадолго до этого услышал от Колина, а главное, я вспомнил, как, не сводя глаз с губ, чуть не поцеловал склонившегося надо мной друга. Не знаю, что на меня вчера нашло. Я думаю, во всем виновата выпивка.
— Выходит, вчера мы праздновали ее День Рождения?
— На всю катушку.
— А ты, значит, опять спас меня.
— Ну, разумеется! Я прервал твою интереснейшую беседу с самим собой и запихал тебя в такси.
— Я в долгу перед тобой. Я должен тебе рюмку спиртного.
— Чашку кофе, — поправил меня Колин.
— Идет, — согласился я. — Хватит с меня этих Дней Рождений.
— Спасибо тебе. Ещё раз.
Колин пожал плечами:
— Да будет тебе, благодарить меня не за что. Ладно, тогда я, наверное… Пойду готовиться к предстоящему свиданию.
Эти последние, произнесенные им слова, словно прошили меня насквозь. Я так и застыл посреди комнаты с неясными предчувствиями в душе. На миг даже почудилось, как будто меня что — то больно кольнуло. В самое сердце. И я бы соврал, сказав, что это не был укол ревности.
Колин уже открывал входную дверь, когда я одернул его, закрывая ее снова.
— Я серьезно, — прошептал я, — спасибо.
Притянув Колина к себе, я крепко обнял его, уткнувшись носом в шею. В этот раз Колин, к моему большому удивлению, в точности повторил проделанное мной действие, обняв меня в ответ.
Признаться, я даже опешил от такой близости. Это ведь Колин чертов Морган, из которого порой слова лишнего не вытянешь, не говоря уже о том, чтобы обняться по — человечески.
Когда я вновь заговорил, голос мой был хрипл:
— Хочешь кофе?
Колин мягко улыбнулся:
— Я как раз подумал о том же.
Мы прошли на кухню.
* Шоты (англ. shot, точнее — шот гласс, shot glass — стопка) — мужские крепкие «залповые» коктейли.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|