И упала капля... (джен)

«Я люблю свою семью... Тогда за что?..»

Камера была темной. Сырой. Мерзкой. В ней пахло плесенью и гнилью. Но Надежда не смотрела вокруг. Она сидела на скамье в этом ужасном помещении и смотрела в одну точку невидящим взором. События последних дней пролетали перед ней.

Ее брат был арестован.

Они с братом были арестованы.

Она снова и снова проживала тот миг.

* * *

Она сидела в своей комнате наверху и вышивала. В окно светило солнце. Пели птицы. Весь мир будто улыбался. На душе было так легко. Она смотрела на плывущие облака и смеялась.

Во входную дверь постучали. Мама открыла. Стражники вошли, зачитывая брату обвинения в измене королю. Надежду подозревали как соучастницу. Она помнила, как стояла на лестнице и слушала слова стражи. Всё будто остановилось. Сердце пропустило один удар. Звуки померкли. Стражи поднимались по лестнице. Прямо на нее. Она отступила назад. На их лицах не было никаких эмоций. А ее было искажено ужасом. Еще удар. И она побежала к брату. Надежда бросилась на шею еще ничего не понимающего брата. Она рыдала. Слова, которые она порывами то шептала, то выкрикивала, уже стерлись в памяти. Да и разве это важно?..

Брат пытался ее успокоить. Почему-то Надежде на миг почудилось, что больше она никогда не сможет его обнять. Никогда. Но разве можно даже думать о таком?

В этот миг вошла стража и стала их разнимать. Надежда рвалась в истерике. ее заковали. Но она продолжала биться и дрожать, пока их с братом не посадили в машины. Там она стихла, но уже была не в силах сдержать слезы.

Брату угрожали лишением не только свободы, но и жизни.

Неужели это конец? Неужели она больше никогда не обнимет своего брата? Никогда не посмеется с ним? Никогда не увидит его?.. Как такое могло произойти?!

Ее бросили в камеру. Состояние потерянности не покидало ее.

В голове короткими вспышками возникали моменты ареста.

Тут же вспоминались и прежние счастливые дни.

Как они играли вместе. Делили игрушки. Встречали Новый год. Неужели никогда больше не будет, как прежде?

Она пыталась представить себя без брата. Но у нее не получалось. Она будто пыталась отрезать от себя кусок. Это было слишком больно.

Родители... Их она тоже вспоминала. У них были такие лица во время ареста. Испуганные. Не доверяющие. И... Разочарованные. Надежде всё казалось, что родители считали обвинения правдой. Что они поверили в виновность брата. Их взгляд... Он говорил об этом. Они боялись не стражей, а его — своего сына. Надежде так хотелось, чтобы всё это оказалось лишь ее выдумкой. Но чем дальше она вспоминала, думала, анализировала, тем больше находила доказательств своей теории. Это пугало ее еще сильнее. Она была уверена, что брат никогда не стал бы делать ничего против короля. Это было не в его правилах. Не в правилах их семьи. Они так чтили короля и всю королевскую семью! Никто из них не мог бы даже помыслить дурного в сторону Его Величества. Как можно предполагать, что брат готовил покушение на короля?! Это невозможно. Невозможно!

Но его фразы... И почему в последнее время он подолгу уединялся в комнате? Был неразговорчив. Почему?

Нет, нельзя сомневаться в его честности. Даже думать об этом нельзя! Как она могла подумать? Как?

Но сомнения съедали Надежду. Она вспоминала моменты, когда действительно можно было заподозрить брата в подготовке какого-то саботажа. Одновременно с этим она слишком любила брата, слишком доверяла ему, чтобы сомневаться в его невиновности.

Но даже если он виновен... даже если только подумать об этом... даже если предположить такое... осмелиться предположить..., то почему ее брат должен умереть? Почему?

Разве эти стражники отнесутся к нему с пониманием? Разве они вообще постараются его понять? Их лица так безразличны, будто уже давно не знавали никаких эмоций. Для них всё это лишь работа, рутина. Человеческая жизнь уже давно обесценилась для них. Разве будут думать они о ее брате хоть миг так же, как она?

Дверь со скрипом отворилась. Камера осветилась слабым светом. На пол упала тень от стражника. А потом и миски с едой. Он что-то сказал, и Надежда очнулась:

— Скажите, что с моим братом?

Ее голос дрожал. Она даже его не узнала. Что-то внутри нее еще сильнее сжалось, стремясь задохнуться.

Стражник остановился и повернул голову в сторону Надежды:

— Разговоры не положены заключенным.

И вышел, громко захлопнув дверь.

Надежда снова осталась одна без каких-либо конкретных фактов.

Она даже не знала, что с ее братом. Где он. Может, его допрашивают. Может, бьют. Пытают. А может, он сидит в такой же ужасной камере, как и она?

А может, не всё так уж плохо? Может, его оправдают?

Ей стало еще хуже. Она ничего не могла сделать. Не могла помочь. Была бессильна. Безысходная ситуация, грозившая закончиться смертельно, давила на Надежду, не давала дышать. Жизнь будто уходила из ее тела. Она его не чувствовала. Не ощущала себя. Не ощущала ничего. Ее поглощала беспощадная пустота, пасть которой уже открылась над ее семьей.

Как они смогут жить дальше? Как? Как можно жить, потеряв брата, сына? Как они смогут нести в себе это бремя воспоминаний о былой счастливой жизни, когда рядом нет человека, с которым и была эта счастливая жизнь? Как?..

Надежда хотела верить, что всё это лишь ужасная ошибка, но их семье столько раз не везло. Столько раз они оставались один на один с проблемами, помочь с которыми никто не мог или попросту не хотел. Они уже настолько привыкли, что никто никогда не подставлял свое плечо в трудную минуту, что уже забыли, как просить помощь. Забыли, что такое бескорыстная помощь. Не существовало в их жизни такого понятия. Почему так произошло, никто не знал. Вначале было больно, тяжело. Но потом их семья смирилась и научилась жить и выживать сама по себе. Ведь они всегда были друг у друга. А больше им никто не нужен.

А теперь... Теперь их семье грозит потеря одного из них. Потеря одной части единого целого. Как долго будет заживать эта рана? И заживет ли когда-нибудь? Надежда, лежа в камере на сыром и грязном полу, была уверена, что нет.

В размышлениях и воспоминаниях она уснула. Сон для нее ничем не отличался от яви. Как в калейдоскопе, мелькали события. То счастливые дни, то горестные. Сомнения нашли на Надежду с новой силой. Она не могла принять вину брата, но и не могла не думать о ее подтверждении. Она чувствовала, как на нее это давит. Будто кто-то хочет впечатать ее в пол навсегда.

Ей приснилось, что она бежит по полю. Небо темное. Дует сильный ветер. Она бежит от кого-то. Бежит и постоянно испуганно смотрит назад. Но она не знает, от кого она бежит. Гремит гром. Сверкает молния, разрезая небо на две части. Надежда вскрикивает. Продолжает бежать. Вдруг она спотыкается и падает. Она пытается встать, но не может, ее нога застряла. Она кричит, рвется. Ветер усиливается. Она тянет ногу, но не может ее достать. Нечто крепко держит ее, а при попытке выбраться причиняет сильную боль. Поневоле на глаза наворачиваются слезы. Она смотрит в страхе в сторону, откуда бежала. Она с силой пытается вырвать ногу из ловушки, но только сильнее ее ранит. Ей кажется, что еще немного, и она оторвет себе конечность. Она видит силуэт. Это тот, от кого она бежала. Она вскрикивает. Бешено дергает ногой, но ее не отпускают. Человек подбегает к ней. Это ее брат. Она кричит от ужаса. И просыпается от громкого стука.

Ей еще раз принесли еду. На этот раз это другой стражник. Она встает и пытается остановить стражника, попытать удачу и хоть что-то выведать о брате. Хоть что-то. Она задает стражнику вопрос. Он останавливается и оборачивается:

— Вашего брата допрашивают.

— Скажите, есть хоть какая-то надежда, что его отпустят?

Стражник хмыкнул:

— Надежда? Нет надежды, что он получит что-то кроме смертного приговора.

По лицу Надежды потекли слезы.

— Пожалуйста, помогите. Чем ему можно помочь?

Стражник вздохнул:

— Всё уже решено. Лучше подумайте о себе.

Он вышел и медленно закрыл дверь.

Надежда упала на колени. Она не могла понять — почему? Почему жизнь так жестока? Почему она так жестоко обошлась с ней, с ее братом, с ее семьей? Почему? Почему ничто не может или не хочет помочь их бедной семье? Они никогда, никогда не просили помощи. Никогда не хотели ее. Все трудности они перенесли сами. Неужели и теперь помощь не придет?..

Она долго просидела в углу в темноте, когда за ней пришла стража для допроса. Она не помнила, как ее вели по коридору, помнила лишь мелькание слабого желтого света. Также мелькала ее жизнь. Жизнь ее семьи. Такими же полосами то темного, то светлого, но все равно слабого и желтого света.

Ей задавали какие-то вопросы, но она не отвечала. Она смотрела в стол и ничего не видела. Она не слышала вопросов. Слышала лишь, как что-то капает где-то там далеко за стеной. Монотонно, через ровные промежутки падали капли, будто ведя отсчет. Но что они считали? Чью жизнь? Или жизни?..

Из всего допроса она помнила лишь последнюю фразу: «Завтра вас отведут на казнь, принимая во внимание вашу родственную связь с подсудимым». Эта фраза была сказана ровным, бездушным и пустым голосом, не дрогнувшим ни на одном слове, никак не изменившим тона. Долго эти тяжелые слова били по Надежде. Каждое слово отзывалось в ней беззвучным криком. Она не могла поверить в саму возможность существования этой фразы. Не могла. Она снова слышала стук в дверь. Снова слушала приговор. И снова — «казнь».

Завтра. Завтра. Завтра ее брат... Брат... Ее любимый брат... он погибнет.

Ее семья разрушится, она даст сильную трещину, которая останется навсегда. Навсегда.

Когда за ней пришли на следующий день, Надежда сначала встала, а потом, будто прозрев на секунду, упала в обморок, так что ее пришлось тащить. На полпути до места она очнулась и, еле осознавая, что делает и зачем, пошла, волоча ноги.

Казнь происходила во дворе тюрьмы. Посредине были выстроены в ряд виселицы. Около них стоял человек в остроугольном колпаке, закрывавшем всю его голову. Это был палач. На трибунах вокруг было много народу. Надежду вывели на какой-то отдельный балкон, не оборудованный ничем, кроме перил — она вцепилась в них и стояла, периодически содрогаясь всем телом.

Вскоре вывели приговоренных. Среди последних шел ее брат. Он был очень худ и бледен. Она видела его лицо, полное решимости. Надежда хваталась за каждую деталь в его образе, пытаясь найти в этом опору.

Заключенные смотрели по сторонам. Кто — как затравленный зверь. Кто — как герой-победитель. Брат шел, смотря только вперед.

Надежду затрясло еще сильнее. Она перестала ощущать ноги и чувствовала, что еще немного, и она упадет. Она вцепилась в перила так, что ногти вошли глубоко в дерево. Боль немного отрезвила ее.

Приговоренные стали выстраиваться около виселиц. На каждого надевали петлю.

Надежда увидела родителей на противоположной трибуне. Они стояли, обнявшись так крепко, будто уже вросли друг в друга. Мать постоянно отводила взгляд от места казни. А отец смотрел только на виселицы. На лице его будто застыла маска боли.

Надежде так захотелось броситься к ним, быть с ними, что она рванулась туда, но стражники ее удержали.

Всё уже было готово. Зачитывали приговор. Вздернули первого. Второго. Третьего. Настала очередь брата. Надежда встретилась с ним взглядом. Он увидел ее и улыбнулся, подмигнув ей. Она вытянула руку к нему, пыталась выкрикнуть его имя, но голос отказал, и она не произнесла ни звука. Она смотрела и всё еще не верила своим глазам. Разве возможно такое?..

Через мгновение всё было кончено.

Всё.

Внутри что-то будто бы сломалось. Упала последняя капля.

Она уже не могла кричать. Не могла плакать. Она просто сползла на пол. Ее больше нет.

В этот день умер ее брат.

* * *

Надежду освободили. Их дом изменился, посерел, постарел. Нет, он на том же месте, того же размера, той же формы. Те же обои, стены, мебель. Но жизнь в нем будто остановилась, будто с него смыли краски. Молчание надолго поселилось в нем.

Любовь к семье шла бок о бок с нестерпимой тупой болью.

Жизнь продолжилась.

С годами боль перестала сильно донимать. Но она никуда не исчезла. Она осталась. К ней просто привыкли.

Боль остается, как остаются в нашей памяти те, кто был нам так дорог.