Звезды, которых нет (джен)

«225-й цикл. Скорость полета штатная. Курс — Рамерия. Происшествий нет. Заместитель командира, звездный штурман Кау-Рук».

Штурман закрыл бортовой журнал и нажал на кнопку над навигационной панелью. Защитные экраны раздвинулись, и перед взором предстала черная бездна, усыпанная немигающими звездами. Кау-Рук всерьез полагал, что, если бы не этот ровный успокаивающий свет, ну и предусмотрительно закачанная в электронку библиотека, он бы уже тронулся рассудком. Прошел ровно год с того момента, как Неуловимый взлетел с Беллиоры, и оставалось еще шестнадцать. Целых шестнадцать лет в обществе арзаков, которые шарахаются от него, как от чумного. Ну, если не считать Ильсора, который даже, насколько штурману было известно, пытался повлиять на своих товарищей, но отвращение к поработителям было слишком сильно. Винить Кау-Рук их за это не мог, но было все равно обидно. Неужели в их глазах он ничем не отличался?..

Штурман откинулся в кресле, заложив руки за голову, и устремил взгляд в черноту. Холодные огоньки, где-то среди которых затерялась Рамерия. Кау-Рук представил бескрайние поля, покрытые льдом вершины Серебряных гор, черные камни, возвышавшиеся немым предупреждением всем, кто хотел бросить вызов Пустыне. Скоро, по вселенским меркам, он будет дома. А там… Додумать, что конкретно будет там, штурман не успел. Звезды замерцали нездоровыми фантасмагоричными оттенками, словно преломляясь в какой-то среде. Явление продлилось всего пару секунд, но этих секунд Кау-Руку хватило, чтобы испугаться до чертиков. Он вскочил и напряженно вгляделся. Космос выглядел как обычно, но теперь огоньки звезд казались колючими, чуждыми.

Кау-Рук приложил руку к груди, стараясь успокоить бешено стучащее сердце, торопливо закрыл экраны, вышел из рубки и чуть не столкнулся с проходившим мимо Артасом, одним из трех неспящих арзаков. Последний отшатнулся и смерил штурмана хмурым взглядом. Как же не хотелось вступать в диалог, но…

— Артас, вы не видели Ильсора?

— Зачем он вам?

Арзак демонстративно зажал меж пальцев самодельную подвеску с изумрудом. Весь его вид так и кричал: «Давай же, проклятый менвит, попробуй приказать!»

— Засек странное космическое явление. Хотел обсудить.

Кау-Руку неожиданно сделалось смешно. Он, полковник славной менвитской армии, отчитывается перед рабом. Что бы на это сказал Верховный?

— Вождь был в кают-компании, когда я уходил.

— Спасибо.

Арзаки никогда не звали Ильсора по имени — только Вождь. Кау-Рука это даже не забавляло, настолько Ильсор заслуживал свое звание: благородный, рассудительный и неожиданно властный. Штурман не удивился бы, узнав, что черные глубокие глаза арзака обладают гипнотическим воздействием: ему после прослушивания вдохновленных речей тоже хотелось назвать Ильсора Вождем и первым водрузить знамя революции над резиденцией Верховного. Но потом Кау-Рук вспоминал отлаженную военную структуру менвитского государства, уровень подготовки солдат и стратегическую гениальность Гван-Ло напополам с безумной жаждой власти — и всякое желание ввязываться в восстание проходило. Не его это дело. Хотят свободы — пусть возьмут сами.

Ильсор действительно был в кают-компании. Высунув кончик языка от усердия, он старательно вписывал что-то в бумаги, которые Баан-Ну в свое время использовал как черновики.

— Мой штурман! — Ильсор с радостной улыбкой, не имевшей ничего общего с той подобострастной, что он адресовал генералу, оторвался от своего занятия. — Представляете, воздействие изумрудов оказалось куда глубже, чем просто защита от гипноза.

— В плане?

— Я начал вспоминать наш язык. Начертание, алфавит… Вот, пытаюсь записывать.

Кау-Рук искренне порадовался. Он слышал арзакский, когда был ребенком, и он производил невероятное впечатление. Распевный, плавный, команды на таком отдавать неудобно, а вот песни петь — самое то.

— Но я вижу, вы чем-то встревожены мой, штурман.

— Аномалия. Словно мы пролетели через что-то. Пойдемте, покажу.

Ильсор взял лежавший на столе изумруд и без лишних слов проследовал за Кау-Руком в рубку.

— Вот, смотрите.

— Звезды.

— Да. Ничего не предвещало, а потом они замерцали всеми цветами…

Штурман запнулся и потер переносицу. Он не знал, как точнее описать увиденное.

— Радуги?

— Нет, точно не радуги. Я не знаю.

— Может, какой-то космический спектр…

— Не знаю, — с нажимом повторил Кау-Рук. — Но мне это сильно не понравилось. Не должно так быть.

— Как долго длилось явление?

— Несколько секунд.

— Значит, мой штурман, чем бы это ни было, мы его миновали. И, судя по всему, без последствий.

Кау-Рук покачал головой.

— Посмотрите еще раз. Ничего не замечаете?

— Космос, звезды… Что я должен замечать?

— Звезды какие-то не такие, вот что!

Кау-Руку захотелось треснуть себе по голове. Но это были единственные слова, которые он смог подобрать, чтобы описать свои ощущения.

— Не знаю, как по мне, вполне обычные. — Арзак развернулся и мягко положил руку штурману на плечо. — Может, вы просто переутомились? Конечно, столько времени вглядываться в космос…

Да, он вглядывался в космос восемнадцать лет, и уж мог понять, что что-то определенно не то! Кау-Рук вздохнул. Ильсор просто не мог увидеть то, что видел он. Хотя, что вы видите-то, полковник?

— Возможно. Не знаю. Зря я вас потревожил…

— Все в порядке. Мы же команда.

Кау-Рук напряженно вглядывается вперед.

Непроглядная чернота. Взгляд вязнет. Там, где должна быть Рамерия — пусто.

Свет в рубке мигает и гаснет.

Чернота поглощает Неуловимый.

Кау-Рук открыл глаза и провел рукой по лицу, пытаясь сбросить до дрожи осязаемый сон. Беглый взгляд на часы заставил неприятно удивиться — проспал время подъема, чего раньше с его дисциплинированным организмом никогда не случалось. Перенервничали вы в прошлый цикл, полковник.

После рутинных гигиенических процедур Кау-Рук направился в пищеблок. Есть совершенно не хотелось, но штурман прекрасно знал, когда можно «хочу-не хочу», а когда — «надо». И завтрак определенно относился к категории «надо». В пищеблоке обнаружился Ильсор, с вялым видом ковырявшийся в тарелке.

— Доброго утра, мой штурман.

— И вам, Ильсор.

Кау-Рук взял свой любимый рыбный сублимат.

— Не советую рыбу, она сегодня какая-то пресноватая.

— Цикл назад было нормально. Не вижу, почему бы это могло измениться.

Кау-Рук сунул упаковку в пищевой шкаф. Будут тут ему арзаки указывать, что делать… Штурмана передернуло от самого себя. Он же летит в дивный новый мир, в котором не будет места старым привычкам… Хотелось бы в это верить, но верилось с трудом.

— Ну как знаете. Может, моя упаковка подпортилась. Или просто поганое настроение.

Ильсор улыбнулся, но улыбка вопреки обыкновению получилась какой-то вымученной.

— Что-то случилось?

Не то, чтобы Кау-Рук ожидал честного ответа, скорее, спросил из вежливости. Но, вместо ожидаемой отмашки в стиле «не выспался», или «да ничего такого, мой штурман», услышал:

— Прозвучит глупо, но мне был плохой сон, будто я обладаю гипнозом. Если это хоть чуть похоже на… В общем, не завидую я вам, менвитам… Простите, не стоило мне так.

Кау-Рук был даже польщен: Ильсор до того никогда не демонстрировал настоящие мысли — всё вежливая улыбка да бесконечная терпимость.

— Ничего, — штурман вытащил приготовившийся завтрак и сел напротив. — Удивлен только, что вам не понравилось.

— Странно такое слышать от вас, мой штурман.

— Не буду скрывать, даже для меня в этом есть своя доля очарования. Ощущение абсолютной власти не может не…

Кау-Рук с досадой на себя умолк. Мой полковник, вы только что дали Ильсору повод думать, что по сути своей ничем не отличаетесь от своих соотечественников.

Ильсор смерил штурмана совершенно нечитаемым взглядом.

— Если это так приятно, что же вы не вели себя как остальные избранники?

Штурман и сам не раз задавался этим вопросом. Непозволительно затянувшаяся фаза юношеского максимализма и желание быть не как все? Или же он действительно и был не такой — лучше, умнее, добрее? Первый вариант был слишком абсурдным — стать изменником и предателем из-за такого мог только клинический идиот, к которым Кау-Рук себя не относил, а второй — отдавал патологической самовлюбленностью. А истина же, скорее всего, лежала где-то посередине — самовлюбленный идиот. Но эти размышления были слишком личными, чтобы делиться ими с кем бы то ни было, поэтому Кау-Рук просто пожал плечами. Ильсор, честь ему и хвала, не стал настаивать на ответе и, хмыкнув, сделав, очевидно, какие-то свои выводы, встал со стула.

— А знаете, что? Мне приснилось, что я приказал вам убить себя. И в этом не было ничего приятного.

— Вам просто надо войти во вкус, Ильсор. — Кау-Рук не понимал, зачем провоцирует арзака, но не мог с собой совладать: — Допустим, вы умеете прокладывать курс, а затем смогли бы самостоятельно посадить Неуловимый. Неужели вы бы не думали о том, чтобы от меня избавиться?

— Вы этого боитесь, штурман?

— Когда вы предложили сделку, это представлялось вероятным вариантом развития событий.

— Да что вы? А сейчас…

— А сейчас — нет. За год я вас, арзаков, узнал получше, на что вы похожи без постоянного гипноза. Возьмем Гелли, к примеру. Смотрит лютым зверем, но не делает различий между капсулами с арзаками и менвитами. Я бы, честно, на ее месте подкрутил пару кранов. Хотя… — штурман выдержал многозначительную паузу, — раз вам такое снится… Значит, все-таки думаете об этом?

При этих словах лицо арзака приобрело какое-то жалкое выражение.

— Я не…

— Ильсор, простите, у меня дурное чувство юмора. Не воспринимайте серьезно, — Кау-Рук примирительно поднял руки, но не удержался от ехидной шпильки: — Не одолжите изумруд? На всякий случай…

— У вас действительно ужасное чувство юмора, штурман.

Ильсор сердито сгреб поднос с недоеденным завтраком и, гордо выпрямив спину, зашагал к выходу. А Кау-Руку хотелось настучать себе по башке. Ну вот зачем он так? Разозлил единственного доброжелательного члена экипажа. Нет, в том, что Ильсор уже в обед снова будет улыбчив и приветлив, штурман не сомневался, но сомневался в том, что тот забудет сказанные в запальчивости слова. Кау-Рук положил в рот кусочек рыбы и скривился. Пресноватая? Не то слово. Стоило перепроверить условия хранения сублиматов. Наспех поскидав в себя безвкусную еду, штурман направился в рубку: пора было приступать к своим непосредственным обязанностям.

Проверив курс по системе астронавигации и убедившись, что столкновение с блуждающими небесными телами им пока не грозит, Кау-Рук привычным жестом потянулся к кнопке. Штурман немного успокоился и сам не понимал, от чего вчера он так испугался, но, едва посмотрев в космос — понял. Мертвые, холодные звезды. А густая черная пустота между ними затягивала взгляд, как зыбучие пески. Сердце словно обхватили ледяные пальцы, и штурман поспешил закрыть экраны. Да, полковник, долгий полет в черноте вкупе с пребыванием на сумасшедшей Беллиоре не мог не сказаться на вашем психическом здоровье.

Кау-Рук помотал головой прикрыл глаза и воспроизвел в голове план на сегодняшний цикл. Он, в отличие от арзаков, старался придерживаться четкого распорядка. Подъем и сопутствующие процедуры, завтрак, корректировка курса — выполнено. Свободное время, которое Кау-Рук обычно занимал чтением в рубке в компании звезд, но сейчас был намерен немного изменить своим привычкам и почитать в каюте. Корабельная гимнастика, чтоб ее. Наивным надеждам, что без Баан-Ну и Мон-Со эта ежедневная физкультурная каторга упразднится, сбыться было не суждено — Ильсор был твердо убежден в ее полезности и необходимости, а Кау-Руку, как самому опытному, выпала сомнительная честь выступать в роли инструктора, и штурман, хоть убей, не понимал, почему за целый год арзаки не научились справляться без него. «Вам это тоже идет только на пользу, мой штурман. Я не могу вам приказать, но…». Нет, все же этот арзак определенно нахватался гипнотических приемов, ему и приказывать-то было не обязательно. Обед. Снова свободное время. Ужин. Корректировка курса. Отбой. Так было 225 циклов до, повторится и в 3599 после. Разнообразием корабельный распорядок не блистал. И Кау-Руку очень хотелось бы, чтобы следующие 3599 циклов были похожи на прошлые 224, без происшествий и таинственных космических аномалий.

И оставшееся до отбоя время прошло практически в соответствии с распорядком. Ильсор, как и предполагалось, снова был сама доброжелательность, и лишь в самой глубине его черных глаз штурман мог разглядеть неприязнь. Или, ему так казалось. Еще выяснилось, что нечто непонятное случилось не только с рыбными сублиматами. Все, что Кау-Рук взял на обед и ужин оказалось… нет, не испорченным настолько, чтобы невозможно было есть, но абсолютно никаким. Как недоваренная крупа без соли и сахара. Гелли и Артасу повезло больше, по крайней мере, они утверждали, что их еда нормальная. Но Ильсор, которого, как и штурмана, тоже смутил вкус некоторых блюд, распорядился проверить все упаковки в пищеблоке и назавтра принести из складского отсека новые в надежде, что с теми будет все нормально.

«226-й цикл. Скорость полета штатная. Курс — Рамерия. Отмечены легкие отклонения от нормы в эмоциональном состоянии среди экипажа. Неидентифицированное происшествие в пищеблоке, повлекшее порчу части пищевых запасов. Заместитель командира, звездный штурман Кау-Рук».

Глядите мне в глаза, повинуйтесь мне, мой штурман.

Штурман поднимает голову и смотрит в холодные черные глаза.

Отныне я — ваш Вождь. Моя воля — ваша воля.

Он послушно кивает. Разве может быть по-другому?

Не дышите, мой штурман.

Кау-Рук открыл глаза и посмотрел на часы. Проспал, снова. И ладно бы выспался, но чувство было такое, словно он и вовсе не ложился пару циклов. Остатки сна вцепились в свинцово-тяжелую голову, тоска скребла по сердцу, и будь Кау-Рук немного слабее духом, его бы наверняка накрыло апатией. Но штурман не мог позволить каким-то дурацким и совершенно нехарактерным для него снам выбить его из колеи. Поэтому он прикусил губу и волевым усилием обратил свои мысли к насущным делам, сделав, однако, небольшое изменение в привычном суточном распорядке. Нужно было зайти к Гелли перед завтраком. Еще не хватало, чтобы единственный — штурману почему-то хотелось в это верить — член экипажа, способный корректировать курс, оказался неспособен выполнять свои обязанности.

В медотсеке Гелли не оказалось. Еще спит, завтракает, вместе с Ильсором строит планы на революцию? Кау-Рук не удивился бы, узнав, что она вообще не придерживается никакого распорядка. Знаменитая арзакская беспечность. Штурман подошел к прозрачной двери, за которой располагались ряды анабиозных капсул. Нет, обязанностями-то медсестра точно не пренебрегала, ни одна ведь до сих пор не отказала. Кау-Рук прислонился лбом к холодному стеклу. Интересно, спящим снятся сны? А если да, то какие они, могут ли быть страшными? Штурмана передернуло от мысли, что кому-то там, пусть даже одному из всех, может сниться кошмар длиной семнадцать лет, от которого нельзя очнуться, пока сердобольные медики не выкрутят свои вентили с химическими реагентами. А вообще, каково это — вверить свою судьбу маленькому экипажу, случись что с которым — и ты вечно будешь лететь в пустоте, пока шальной астероид не прервет твое существование? Штурман спешно попытался подумать о чем-нибудь другом, но нездорово разошедшееся воображение принялось рисовать сцены гибели Неуловимого. Сердцебиение участилось, стерильный корабельный воздух словно растерял все молекулы кислорода, оставив только удушающую углекислоту. Кау-Рук стиснул зубы и постарался сфокусировать взгляд на своей руке, но казалось на самой сетчатке загорались, перекрывая реальность, образы. Освещенный тусклым красным светом отсек с капсулами. Арзаки и менвиты смотрят на него пустыми глазницами. Кровь. Мертвый экипаж. Мертвый он сам. Все закрутилось водоворотом и утонуло в темноте. И он растворился вслед за ними, и там, внутри, все началось по новой, приобретя не поддающуюся никакой идентификации форму, а затем снова, и снова….

— Штурман!.. Штурман!

Кау-Рук вынырнул из черноты. Перед глазами — потолок медотсека и склонившееся встревоженное лицо медсестры. На щеке — ее подрагивающие пальцы, под спиной — холодный пол. Какой позор, мой полковник.

— Что с вами случилось? — Гелли убрала руку и теперь обеспокоенно разглядывала штурмана своими большими бестолковыми глазами.

— Здравствуйте, Гелли.

Кау-Рук повернулся на бок и, игнорируя спешно протянутую на помощь руку, с усилием поднялся на ноги — при этом в глазах на секунду потемнело — и вытер рукавом выступивший на лбу пот.

— Что случилось?

— Не знаю, — штурман неопределенно пожал плечами.

Бешено стучащее сердце понемногу успокаивалось, как и дрожь в коленях. И вот как ему описать свои жалобы? Ладно обморок — вещь осязаемая и конкретная, но изначально-то он с чем пришел? Мне страшно и тоскливо, помогите? Нет. Плюнуть на гордость и рассказать все, как есть, включая и недомогание, и усталость, и панику со страхом, и даже про кошмары, пусть и не раскрывая их конкретного содержания? Возможно. Просто недомогание и усталость? Да.

Гелли внимательно слушала, попутно готовя оборудование, и кивала головой.

— Прошу. Еще что-нибудь?

— Вроде нет.

Кау-Рук закатал рукав и уселся в медицинское кресло. Медсестра шустро нацепила на штурмана датчики.

— Судя по всему, это просто нервное переутомление. Может, вы слишком много работаете?

Проверка курса — не абы что, но и не назвать чрезмерно утомительной работой.

— Не сказал бы.

Штурман поморщился, когда игла, проткнув кожу, вошла в вену. Гелли, собрав необходимое количество крови, поместила ее в анализатор и запустила диагностику.

— Теперь надо подождать.

Штурман согласно кивнул и прикрыл глаза. Он от души надеялся, что обнаружится что-нибудь конкретное, и, желательно, корректируемое соответствующими витаминками или таблетками. Но что-то подсказывало, что так легко он не отделается.

Приборы пискнули, сообщив о завершении диагностики. Гелли вгляделась в экраны и недоуменно сдвинула брови.

— Что там?

— Странно… Никаких изменений структур… Биохимия крови, гормоны, давление… Все в норме.

— Может, запустить еще раз? — Ведь с ним определенно что-то происходило.

— Согласна. По крайней мере, должен был бы быть повышен гормон стресса. Возможно, ошибка приборов.

Но повторный анализ крови и диагностика показали идентичные результаты. Ничего. Все с вами в порядке, полковник.

* * *

Кау-Рук пытался сосредоточиться на черных строчках, но смысл напрочь ускользал. Штурман отложил электронку и растянулся на постели, заложив руки за голову. Отлаженная корабельная жизнь стремительно катилась под откос, и хуже всего было то, что он, Кау-Рук, не знал, что предпринять по этому поводу. На звезды смотреть — страшно, едой наслаждаться — мерзко. Пища теперь не просто была безвкусной, но оставляла на языке привкус пепла. Но когда Ильсор, услышав жалобу, попробовал его порцию, то лишь недоуменно посмотрел на Кау-Рука и пожал плечами.

— Не бог весть что, мой штурман, но съедобно же… Но мы все тщательно проверим.

И проверили, разобрали по винтику, собрав, конечно, затем обратно, все оборудование в складском отсеке и в пищеблоке, но не нашли ничего аномального. Артас потом ворчал еще, что пришлось работать ради пустого избраннического каприза.

— Разве мы недостаточно на них горбатились? Вождь…

Но Ильсор лишь многозначительно посмотрел на него и с улыбкой покачал головой.

Что же там еще?.. Ах, да. Медицина — бессильна. И если он еще и окажется неспособен читать — то останется только в петлю лезть. Пусть сами как-нибудь долетают до Рамерии, без него…

Невеселые мысли были бесцеремонно прерваны стуком в дверь. Штурман лениво перевернулся на бок, с намерением встать, но дверь отворилась и на пороге появился запыхавшийся Артас.

— Мой штурман! Вождь срочно требует вас в медотсек!

На его лице было такое дикое выражение, что Кау-Рук решил все вопросы задать потом. Вскочив с постели, он выбежал из каюты, едва не задев арзака, и опрометью кинулся к медотсеку. Ждать еще, пока он там отдышится… Коридор, ступеньки, коридор… Наконец, нужная дверь.

— Мой штурман.

Кау-Рук скользнул взглядом по мертвенно бледному лицу Ильсора и такому же бледному, но вдобавок искаженному ужасом и залитому слезами лицу Гелли, и понял все за мгновение до того, как Ильсор заговорил.

— Отказало три капсулы.

Сердце упало. Страшная мысль, которую он запретил себе думать, пока бежал сюда — оказалась верной. Но штурман был не готов к количеству. Один отказ — это можно было бы списать на сбой оборудования. Но три сразу…

— Кто?

— Ривон, Эрдене и Баан-Ну, — глаза Ильсора блестели от сдерживаемых слез.

Имена арзаков штурману не сказали ровным счетом ничего. Но генерал… Офицер, военный, по умолчанию готовый к смерти. Но — не так! Не в капсуле во время сна! Пальцы сами собой сжались в кулаки. Гелли, уловив это движение, шагнула за спину Ильсора, страх на ее лице стал еще сильнее, хотя, казалось, куда уж.

— Мой штурман… — в голосе арзака послышались предупреждающие нотки.

Возьмите себя в руки, полковник, вы пугаете женщин. Кау-Рук выдохнул и разжал кулаки.

— Нужно выяснить причину отказа, Ильсор. Выяснить и не допускать потерь впредь. Сразу говорю — я ни в коем случае не обвиняю никого, и особенно Гелли. Уверен, она делала все от нее зависящее.

И это было правдой. Штурман был бы уверен в отсутствии умысла, даже если бы погибли только менвиты. Не в их природе.

— Разумеется. Как только придет Артас, мы начнем проверку и найдем причину. И устраним.

— Рассчитываю на это.

Штурман кивнул Ильсору, вышел из медотсека и нетвердой походкой направился в рубку. Двое арзаков, один менвит. Генерал… Кау-Рук не станет по нему скучать, но сам факт… Получается, мой полковник, вы теперь командующий? Да к черту! Штурман со всего маху ударил себя по щеке, чтобы вернуться в чувство. Это не его зона ответственности. Гениальный инженер, спроектировавший Неуловимый, и ассистентка Лон-Гора найдут уязвимость и исправят. А он не инженер и не медик. И уж точно не командующий. Он — звездный штурман.

Астрокомпас сфокусировался на ориентирах. Корректировка не требовалась. По крайней мере, здесь все было в порядке. Что бы ни случилось, он доведет Неуловимый домой. Слегка успокоив себя этой мыслью, он потянулся к кнопке, подумал пару секунд, и опустил на нее палец. Звездный штурман не должен бояться звезд. Не должен бояться своей зоны ответственности. Защитные экраны раздвинулись, и перед взором предстала черная бездна. Кау-Рук посмотрел в нее несколько секунд, и откинувшись в кресле, зашелся в истерическом хохоте. Всех трех созвездий, на самых ярких светилах которых должна была фокусироваться система навигации, не было.

«227-й цикл. Скорость полета — предположительно штатная. Курс — предположительно Рамерия. Произошел отказ трех анабиозных капсул, причины пока не установлены. Среди погибших — командир экспедиции генерал Баан-Ну. Командование принял полковник Как-Рук. Сбой в системе астронавигации — визуальные наблюдения выявили отсутствие ориентиров, которые показывает автоматика. Эмоциональная нестабильность экипажа. Командир экспедиции, звездный штурман Кау-Рук».

Черная фигура в генеральском мундире.

Полковник вытягивается и отдает честь.

Фигура говорит голосом Баан-Ну.

Трус.

Предатель.

Ничтожество.

Полковнику нечего ответить.

— Вот вы где, мой штурман.

Кау-Рук встрепенулся. Он таки заснул прямо в кресле.

— Ильсор. Доброго… времени суток, — прохрипел он.

— Доброго ли, мой штурман?

Ильсор подошел к приборной панели и облокотился на нее. Под его черными глазами залегли темные тени, лицо было осунувшееся и бледное. Мой полковник, вы уверены, что сами сейчас выглядите лучше?

— Мы тщательно изучили медицинское оборудование. Я ничего не понимаю… Все в порядке. Все без исключения капсулы работают. Исправно подают питательные вещества и хладагенты. Но… Находящиеся в них почему-то мертвы. Гелли произвела вскрытие всех троих, и…

— И ничего не нашла.

Кау-Рук потянулся и принялся разминать затекшую шею. Ильсор посмотрел на него нечитаемым взглядом.

— Почему вы так решили?

— Предположил. Я не прав?

— Правы. У них просто остановилось сердце, без всяких видимых причин.

— Что вы хотите сделать с телами?

— Привезти на родину и похоронить, как подобает.

Штурман согласно кивнул и потер пальцами пульсирующие виски.

— Гелли сказала, что вы вчера утром приходили в медотсек.

— Приходил. И убил генерала, чтобы не попасть дома под трибунал, а остальных — для отвода глаз.

— Как бессердечно, шутить сейчас… — Ильсор устало покачал головой и уселся в кресло второго пилота. — Я никогда бы на вас не подумал.

— А ваши подчиненные?

— Не подчиненные, — арзак поморщился, — а товарищи. И они тоже. Но я ведь совсем не к этому вел… С вами-то что происходит?

— А вам Гелли не передала?

— Она передала только то, что сказали ей вы. Но, может быть…

— Нет.

— Как скажете. И что мы имеем? Странные сбои оборудования, три смерти и нездорового штурмана. Боги, и это только второй год полета… На Беллиору вы так же летели?

Кау-Рук хрипло, из-за пересохшего горла, рассмеялся. Надо бы в рубке воду держать…

— Нет. Повезло.

— Да, повезло. Мы успешно долетели, приземлились на Беллиору, черт побери, даже добыли оружие против гипноза. Мой штурман, неужели мы исчерпали свою удачу?

Кау-Рук почувствовал раздражение.

— Что вы хотите от меня услышать, Ильсор? Что все будет хорошо, и мы все вернемся домой? Или что?!

Он вскочил с кресла и принялся мерить пространство рубки шагами. Ильсор с каменным спокойствием наблюдал за ним.

— Вот что я вам скажу. У нас итак все, если не хорошо, то нормально. Абсолютно! Что бы мы ни делали, что бы ни измеряли, что бы ни изучали, все в порядке!

Кау-Рук внезапно застыл как вкопанный, устыдившись себя. Где ваша выдержка, полковник, почему вы позволяете себе истерики? Прочистив горло, он продолжил гораздо более спокойно:

— И это значит только одно — у нас в принципе не работает оборудование. Холодильное, медицинское, а теперь еще и навигационное.

Лицо Ильсора вытянулось.

— А с ним-то что?

— Смотрите, — штурман подошел вплотную к панели. — Видите вот эти три… а, уже четыре… но нас интересуют вот эти три… черных беззвездных пятна? — он потыкал пальцами в разные уголки обзорного окна.

— Не уверен, мой штурман.

— Ну вот, же, ну. Между вот этими двумя скоплениями, самое явное.

— Кажется, да…

— Ни одной звезды вот тут не видите?

— Не вижу ни одной, мой штурман, — голос и выражение лица Ильсора сделались какими-то через чур ласковыми, но Кау-Рук решил пока не обращать на это внимания.

— И я не вижу. Искал до тех пор, пока прямо тут и не заснул… А вот эта штука, — он потыкал пальцем в мигающий огоньками экран астрокомпаса, — видит. Еще два цикла назад там располагались координатные звезды, по которым я прокладываю курс. Я их не вижу, вы их не видите, но чертов прибор как-то видит и утверждает, что мы летим ровнехонько к Рамерии, даже корректировки не требуются. Каково, а?

— При всем уважении, мой штурман… Я вижу слишком много звезд и слишком много пространства между ними, чтобы что-то утверждать наверняка.

А, вот к чему ласковость. Арзак определенно пытался его не разозлить.

— Я уверен в том, что вижу, — Кау-Рук призадумался. — И в том, чего не вижу.

— Мой штурман, послушайте, — Ильсор встал и подошел к нему вплотную, — может сломаться какое угодно, даже самое надежное оборудование, наши органы чувств могут нас обманывать. Но ничто не может украсть звезды с неба. Это невозможно.

— Я уверен в том, чего не вижу, — упрямо повторил штурман. — Определенно случилось нечто, и, держу пари, это все как-то связано с той космической аномалией. Пропавшие звезды, отказавшие капсулы, да даже испорченная еда…

Взгляд Ильсора из ласкового стал жалостливым.

— Вам нужен отдых, мой штурман, — мягко сказал он. — И полное медицинское обследование.

Докатились, полковник, вас считают умалишенным.

— Проходили уже.

— Значит, вам стоит пройти его еще раз, — тем же мягким, но не допускающим возражений тоном произнес Ильсор. — Поешьте, приведите себя в порядок, а потом зайдите, пожалуйста к Гелли. Я не могу допустить, чтобы члены экипажа находились в таком состоянии.

Ну точно, Вождь. Кау-Рук усмехнулся про себя и отвернулся к смотровому окну. Теперь все оставшиеся звезды казались ему невыносимо блеклыми.

* * *

Штурман брел по коридору, ведя пальцами по стене. Как же ему хотелось, чтобы это все было лишь порождением уставшего разума… Потому что если его с каждым часом обостряющееся чувство отчаяния имело под собой реальное основание, то… То что, мой полковник? Что бы вы тогда смогли сделать? Так же, как и сейчас — абсолютно ничего. Гелли выдала ему какие-то таблетки, он послушно их съел, но ничего не поменялось. Но была маленькая вероятность, что без них было бы еще хуже. Слишком маленькая, чтобы принимать ее в расчет.

Дверь в кают-компанию. Кау-Рук отворил ее и заглянул внутрь.

— Мой штурман.

За столом сидел Ильсор, обложившись бумагами, между его бровей залегла глубокая складка.

— Учите свой язык заново? — Кау-Рук остался на пороге.

— Решил немного отвлечься, но не могу сосредоточиться. Кажется, забыл даже то, что вспомнил… Но это мои заботы. Вы сделали то, о чем я вас попросил?

— Ага. Поел, — при этих словах Кау-Рук снова почувствовал на языке пепел и скривился, — Обследование прошел, таблетки получил.

— И?..

Ильсор посмотрел на него с такой надеждой во взгляде, что штурман предпочел соврать.

— Ну, вроде бы… немного поспокойнее. А результаты полного обследования Гелли сообщит, сказала, как только, так сразу.

Ни лучше не стало, ни обследование ничего аномального не показало, о чем убитая горем Гелли сразу отрешенно и сообщила. Ей явно было не до менвитских страданий.

Но Ильсор либо не распознал ложь, либо распознал, но решил не показывать, и одобрительно улыбнулся.

— Что же вы так и стоите на пороге? Входите.

— Нет. Пойду к себе, пожалуй.

Кивнув арзаку на прощание, штурман закрыл дверь и пошел дальше по коридору. Обменяться бы сейчас с Ильсором тревогами… Что там его беспокоит? Гибель товарищей-подчиненных? Дурной менвитский штурман? Утраченные культура и язык? Освобождение своего народа? В любом случае, это все было просто и понятно. Особенно освобождение. Прилетел да освободил, дел-то на десять минут… Как же. Пожалуй, пусть каждый остается при своих печалях… Кау-Рук неожиданно призадумался. Что стало бы с менвитским бунтовщиком — понятно, черные камни. Но что сделают с бунтовщиком-арзаком? Разве были случаи, чтобы арзаков так казнили? Их вообще хоть как-нибудь казнили? Если раб что-то делал не так, и, насколько штурману было известно, все их «не так» были так же далеки от восстания, как Беллиора от Рамерии — максимум господский суп пересолил, то ему делали внушение и заставляли работать дальше. А вот с вами, мой полковник, такое не провернуть. Верховный, а такой незаурядной персоной, как вы, займется он лично, вытащит из вас всю правду о вашем участии в мятеже, и пойдете вы как миленький к черному камню, и зачитают вам приговор об измене, и ваш острый ум и не менее острый язык вам уже не помогут. У вас был выбор, полковник. И чью же сторону вы выбрали? Выбрали ли вы ее вообще?..

Внезапно взгляд зацепился за воду на полу. Все тягостные мысли мигом улетучились, сменившись недоумением. Кау-Рук озадаченно присмотрелся. Следы. Мокрые следы маленьких босых ног и капли воды вокруг. Тянулись цепочкой из жилого отсека и уходили в направлении стыковочного. Штурман пошел по ним, в голове роились предположения, но ни одно из них адекватно не объясняло ситуацию.

Завернув за угол, штурман поднял взгляд и оторопел. Перед шлюзом стояла Гелли. Мокрая и абсолютно голая. Черные волосы, с которых капала вода, рассыпались по плечам, ее рука тянулась к рычагу, открывающему двери. За долю секунды Кау-Рук понял, к чему все идет, опрометью бросился к ней и схватил за запястья. Грубо потянул на себя, оттаскивая от шлюза.

— Ты что творишь, дура?! — он взял ее за плечи и развернул лицом к себе.

И тут штурмана пробрало до дрожи. Гелли смотрела сквозь него, в пустых глазах не было ни толики осознанности, лицо напоминало фарфоровую маску.

— Гелли…

Кау-Рук слегка встряхнул медсестру. Похлопал по щеке. Ноль реакции. Какой-то эмоциональный шок? У штурмана не было ответа. Сам он не рискнул бы ничего делать, даже если бы и знал, что.

— Иди за мной.

Кау-Рук взял медсестру за руку и развернулся, намереваясь отвести к Ильсору. И это было ошибкой. Удар пришелся прямо по шейному сплетению. Медик же, чтоб ее… От шока Кау-Рук разжал пальцы и упал на колени. Сзади раздались быстрые шаги и лязг закрывающихся дверей шлюза. Штурман попытался встать, но, пока силился совладать с телом, он услышал совершенно обычный, но такой страшный сейчас звук: система сигнализировала об открытии внешних дверей.

* * *

Все трое оставшихся членов экипажа были в бывшей каюте Лон-Гора, в которой жила Гелли.

Ильсор сидел, закрыв лицо руками. Артас ходил туда-сюда, то и дело поглядывая то на подвеску с изумрудом на тумбе, то на стоящего у стены штурмана красными от слез глазами.

— Она сняла изумруд, пошла в душ, — Кау-Рук задумчиво постукивал пальцем по губам, пытаясь понять, что именно не дает ему покоя, — Отправилась в шлюз в чем мать родила…

Под потолком загорелись сразу синяя, красная и зеленая лампочки, и раздался сигнал.

— Полагаю, никто из нас не знает, что с этим делать? — тихо спросил штурман.

Артас перестал нарезать круги по каюте и в упор посмотрел на Ильсора.

— Вождь… Я не верю ни одному его слову. Да, ей было плохо, тоскливо, она чувствовала вину за наших друзей и за этого генерала… тоже… Но Гелли не могла так поступить. Просто не могла.

— Но поступила, — Ильсор отнял руки от лица.

Его глаза были не менее красными, но вместе с горем в них была теперь еще и бесконечная усталость.

— Не верю. Она не могла. А вот он…

— Не нужно, Артас. Штурман бы этого не сделал.

— Почему, почему вы так уверены?!

— Потому что врач — это последний, от кого бы я избавился, — подал голос Кау-Рук. — Лететь долго. Мало ли, что может случиться.

Артас мог лишь возмущенно открывать и закрывать рот, как выброшенная на берег рыба.

Ильсор со вздохом снова спрятал лицо в ладонях и покачал головой.

— А вы оказались самым жестоким менвитом из всех, мой штурман.

«228-й цикл. Скорость полета — неизвестная. Курс — неизвестен. Медсестра Гелли совершила самоубийство. Отказало еще 17 анабиозных капсул. Визуальные наблюдения выявили очередные исчезновения небесных тел, которые должны быть видны в этом секторе. Но автоматика показывает, что движение проходит в штатном режиме. Все члены экипажа подавлены, эмоциональное состояние критическое. Командир экспедиции, звездный штурман Кау-Рук».

Преступника приковывают к Черному камню.

Безликие фигуры зачитывают обвинение и приговор.

Черный камень растет и становится выше неба.

Кау-Рук открыл глаза. Он опять провел ночь, если это можно было назвать ночью, в рубке, наблюдал за гаснущими звездами, пока не заснул. Теперь за экраном была лишь всепоглощающая чернота. Но у штурмана уже не было сил ее бояться. По крайней мере, эта чернота там, снаружи. Штурман поднялся с кресла и тут же был вынужден опереться на приборную панель, чтобы не упасть. Голова кружилась, желудок сводило от голода, ныли затекшие от неправильной позы для сна конечности. Вы — позор менвитской армии, полковник. Приставили бы уже себе бластер к виску, с присущими настоящему офицеру гордостью и достоинством… Нет. Смерть — это конец всего, какой бы достойной она не была. И поэтому штурман хотел жить, хоть и знал, что дома он уже не увидит.

Но чтобы жить, надо было поесть. К горлу от одной только мысли об этом подкатила тошнота. Кау-Рук не был уверен, что в пище содержится хоть что-то питательное, но выбора у него не было. Дойдя до пищеблока, штурман не глядя вытянул из холодильника упаковку. Какая уже разница, что в ней… За спиной послышался скрип отворяемой двери и осторожные шаги.

Кау-Рук повернул голову, чтобы поприветствовать вошедшего, и, к удивлению своему, увидел нацеленный прямо на него бластер.

— Руки верх!

— Где вы взяли бластер, Артас? — будничным тоном спросил штурман, кладя упаковку на пищевой шкаф, и полностью развернулся к арзаку. — Разве Ильсор не распорядился убрать все оружие под замок?

Артас сделал шаг назад, рука, державшая бластер, дрожала, но он упрямо целился штурману в лицо.

— Не ваше дело. Я понял, это все ваше поганое колдовство! Вы убили наших товарищей!

Кау-Рук покачал головой.

— Для чего мне это делать?

— Потому что вы все одинаковые, жестокие негодяи! Убили своего генерала, чтобы стать командующим. Вы забрали у Гелли изумруд, чтобы заколдовать ее, заставили ее испортить капсулы, а потом выбросили за борт! Даже Вождя умудрились обмануть, чтобы он вас защищал!

— Ну у вас и фантазия, однако…

— Фантазия?! Как вы смеете… Вы заколдовали Гелли, но меня, — арзак свободной рукой вытянул из-под комбинезона подвеску и многозначительно потряс ей, — но меня вам не околдовать! Я убью вас раньше, чем вы попытаетесь!

— Убьете, Артас? Бросьте. Для убийства нужен совсем другой склад характера.

Штурман шагнул вперед. Арзак попятился назад.

— Стойте на месте!

— Опустите оружие. Если бы вы действительно хотели… могли, — поправился штурман, — убить меня, сделали бы это сразу, без лишних разговоров.

Артас задрожал еще сильнее, рука, державшая бластер, однако, не опустилась. Кау-Рук решил, что пора заканчивать этот цирк, и подался вперед, с намерением выхватить оружие. Но арзак отшатнулся, нелепо задрав руки вверх, и штурман вместо бластера схватился за подвеску. Цепочка порвалась, и изумруд остался у штурмана в руке.

Выражение лица Артаса вмиг переменилось. Теперь на нем был только животный ужас. Он отпрыгнул к противоположной стене.

— Нет… — прошептал он. — Вы мне не прикажете! Никто из вас больше мне ничего не прикажет!

И, прежде чем Кау-Рук успел что-нибудь сделать, приставил бластер к виску и нажал на курок.

* * *

Штурман сидел на стуле и рассматривал подвеску. Свет играл на темно-зеленых гранях и странно успокаивал.

В коридоре послышались шаги, и через секунду на пороге появился Ильсор.

— Мой штурман, все капсулы в медотсеке… Артас…

Ильсор вошел внутрь отсека и опустился на колени рядом с тем, что осталось от его товарища.

— Как это случилось? — бесцветным голосом спросил он.

— Он пришел, начал угрожать мне бластером. Обвинил меня во всех бедах.

— И вы убили его за это?

Штурман задумался. Можно ли это так назвать?

— Я не знаю. Я попытался выхватить оружие, но случайно сорвал с него подвеску. И затем он выстрелил себе в голову. Вы мне верите?

Ильсор кивнул.

— А я бы не поверил, наверное…

Ильсор встал с пола и сел напротив штурмана. Его глаза, до того всегда горевшие добротой и надеждой, теперь были пусты и бесцветны.

— Знаете, что я понял?

Ильсор отрицательно мотнул головой

— Все дело в беллиорских камешках. Они… защищают как-то, что ли. Гелли сняла изумруд и убила себя. Артас сделал то же самое, едва лишившись его. Спящие в капсулах тоже были без изумрудов.

Штурман не стал добавлять, что камни, по его мнению, до последнего не давали арзакам почувствовать безнадежность положения. Ильсор долго молчал, глядя на свои руки.

— Тогда почему вы до сих пор живы, мой штурман? — спросил он, не поднимая головы.

Кау-Рук пожал плечами.

— Не знаю.

— То есть, если я выброшу это… — Ильсор достал из кармана комбинезона камень и подкинул в воздух.

— Давайте не будем проверять, — быстро сказал штурман, взял Ильсора за руку и сжал его пальцы с изумрудом в кулак.

— Не хотите остаться совсем один?

— Не хочу, — признал штурман.

Некоторое время они сидели в тишине.

— Что все капсулы в медотсеке, Ильсор?

— Вы сами знаете.

Штурман знал. Положив изумруд Артаса на стол, он поднялся на ноги.

— Пойдемте в рубку. Покажу кое-что.

— Зачем? Зачем это теперь? Я не справился, мой штурман. Я не смог… Они вверили мне свои жизни, свои мечтания. И посмотрите, куда я их привел…

— Пойдемте. Вы убедитесь, что вам не в чем себя винить.

Ильсор покорно встал и поплелся вслед за Кау-Руком. Они шли в тишине какое-то время.

— Свет в том коридоре не горит.

Штурман обернулся. Не горит. Абсолютная чернота, такая же, как и за стеклом обзорного экрана. Теперь она была внутри Неуловимого.

— Не вздумайте проверять, что там случилось, — севшим голосом сказал Кау-Рук.

— Я и не собирался. Какая теперь разница…

Хотя Ильсор был с ним, штурман почувствовал себя в одиночестве.

* * *

— Понимаете теперь? Как вы тогда сказали — ничто не может украсть звезды с неба? Я не могу представить, что это за сила, и не хочу представлять даже… Мы не могли это предусмотреть. Нам не суждено было долететь домой. Не повезло оказаться на ее пути… Ни вы, ни я ничего не могли сделать. Никто не мог.

Кау-Рук оглянулся и посмотрел в открытую дверь. В самом конце коридора была чернота. Как скоро погаснет свет и здесь? Ильсор неотрывно смотрел в бездну за стеклом.

— Вы правы, мой штурман, абсолютно правы… — наконец, сказал он. — Но тогда… Зачем мы оттягиваем неизбежное?

— Ильсор…

Погасла одна лампа. Чернота подступила на шаг.

— Мой штурман, я не хочу сидеть здесь и ждать конца.

Взгляд Ильсора был несгибаем. Взгляд Вождя. Кау-Рук опустил голову. Арзак достал из кармана изумруд и сунул ему в руки.

— Прощайте, мой штурман.

Вождь арзаков развернулся и твердым шагом вышел за порог. Кау-Рук смотрел, как он идет по коридору и исчезает в черноте.

— Прощайте, Ильсор.

«229-й цикл. Возможно, последний. Все, включая находящихся в анабиозе, члены экипажа кроме меня, мертвы. Погасли все источники света. Единственное, что у меня осталось — экран астрокомпаса, на котором горят несуществующие больше звезды. Я вижу, как они тоже медленно гаснут, одна за одной. Я не знаю, что будет, когда погаснет последняя. Командир экспедиции, штурман Кау-Рук».

Примечания:

На этапе идеи это была попытка в лавкрафтофский ужас. Но затем что-то пошло не так, и получилось то, что получилось)

Спасибо за прочтение)