Эории Раканы (джен)

Хозяйка замка воплощала собой все ценности Эсператизма разом. Заживо давно похоронив себя с возлюбленным супругом, она следовала за звездой одиночества и нищеты с Честью, достойной её титула.

Нищета закончилась с прибытием сына и наследника — в Ракане Ричард Окделл занимал не последнее место, был дружен с королем и по желанию Альдо Ракана, распоряжался особняком убийцы своего отца и тем, что его наполняло.

Молодой человек привез для матери и сестер все, что счел нужным и даже лишнее, и в ожидании праздничного обеда предложил своим северным гостям прогулку по надорским владениям. Гости любовались дубравами и скалами, им было интересно все, от старинных памятников времен язычества до природы Надора. Но червячок сомнений не позволял Окделлу с чистым сердцем отвлечься на красоты родного края.

— Не вижу ничего постыдного, — Пожал плечами дриксенский граф Бермессер в ответ на сомнения Ричарда в абсолютной правильности присваивания имущества Ворона.

— А как бы мы стали тем, кто мы есть, если бы не обирали побежденных? — Удивился Хосс, который ехал слева от Повелителя Скал, — Во все времена победитель получает всё. Думаете, сокровища Ворона нажиты исключительно благочестивыми путями? Разве он намолил золото и ройи? — Дриксенец, улыбаясь проследил за шустрой белкой, сбросившей шишку прямо под ноги его лошади. Ему нравился Надор.

Нет, благочестия в герцоге Алва не было и в помине, но все же герцог Окделл никогда не видел, чтобы Рокэ брал что-то чужое сам и поделился этим наблюдением с дриксенцами, насмешив их до слёз.

— Дорогой мой герцог, — граф Бермессер промокнул глаза кружевным платочком, от которого ветерок донес тонкий аромат мяты и цитрона, — Да зачем же ему было тащить на своей спине чужие сундуки?! Вы были при особе герцога, не при особе его слуг, тащат-то слуги. Они точно знают, чего желает господин, или что нужно в доме.

— И из казны Оллара ему поступало вознаграждение, — хмыкнул Хосс, — Даже если он чудовищно богат, это его заслуженное жалование, как Первого Маршала и награда за успешные кампании. С чего ему рисковать своей шкурой задаром?

— Герцог Алва, — тихо, но твердо сообщил Окделл, — все делал для Талига.

— И это достойно дворянина, — чуть ли не в один голос согласились северяне, а Бермессер продолжил:

— Он побеждал — Талиг был его, Ворон вам проиграл… теперь он в Нохе, женат на Айрис, урожденной Окделл и они пытаются зачать наследника Дома Ветра, кровь предателей отступит под кровью Повелителей Скал, вернет свое благородство! И когда у них получится, на плахе, прошу заметить, окажется один Ворон. Ну а если не получится… Будем надеяться на лучшее, зная Его Величество Альдо, Ворон постарается ради своей супруги. То, что вы тогда рассказали, что он вас отпустил, это жизнь за жизнь, так, кажется, на талиг? Вы справедливый и добрый человек, — Убежденно сообщил граф Бермессер, улыбнулся, засмотревшись на луг и реку, — Как хороши ваши владения, дорогой герцог!

— Сегодня мы выпьем на брудершафт, — Твердо сказал Ричард, — И сможем звать друг-друга по имени.

* * *

Торжественный ужин неожиданно напомнил Ричарду детство. Тогда Дикон к общему удивлению, очень любил, а потом совсем забыл про это, засахаренный тмин. И пирог был такой же, как в последний праздник, когда все были живы. Матушка, в накинутом на красное шелестящее платье, фартуке, всегда сама хлопотала над таким пирогом, или занимаясь вензелем именинника, или выкладывая узор, обозначающий праздник, к которому подавали этот пирог. Белая сахарная корка и этот пряный сладкий тмин, который маленький Окделл всегда тайком таскал с пирога, сперва, пока глазурь не застынет, а потом, отковыривая с уже подсохшей. А в эсператистские праздники в пироге бывала и сушеная смородина, ее очень любили девочки, все три.

Вообще все было, словно время повернулось вспять, только без отца и матушка не сняла траура.

Но она раздвигала бескровные губы в улыбке, адресованной гостям и правду сказать, дриксенцы герцогиню Мирабеллу явно предпочитали её дочкам, оба непритворно радовались, если она заговаривала с ними и поощряли к дальнейшей беседе.

Замершая на годы в серой паутине траура, герцогиня Окделл словно бы стала оттаивать. Дейдри и Эдит скромно сидели, опустив глаза в тарелки и боялись дышать, впервые за долгое время услышав смех матери. Мирабелла сразу же закашлялась, коснулась горла.

Она не сказала, что отвыкла смеяться, Дикон знал, что герцогиня Окделлская никогда не опустится до выпрашивания чужой жалости.

А северяне старались потешить хозяйку Надора вовсю. И Ричард с благодарностью понял, что мужчины выбирают из своих историй те, которые могут развеселить и подбодрить вдовствующую герцогиню.

Оказалось, что в Эйнрехте живет подруга матушкиной юности и герцогине Мирабелле было приятно знать, что женщина, в честь которой назвали Эдит, о ней не забыла.

— Перед самым отъездом в Надор пришло письмо для вас, — Хосс с поклоном вручил герцогине шкатулку. Герцогиня Окделл приняла ее, осторожно коснулась резного узора и на её бледных щеках расцвели розы.

— Что ж, господа, — она поднялась и мужчины торопливо встали за ней.

— Я хочу просить у вас прощения, — с таким видом не прощения просят, а на линию вызывают противника, — подумалось графу Бермессеру, — Я подозревала, что все происходящее лживо, что путь ваш не прям, но теперь вижу, что сама виновата перед вами в недоверчивости.

Гости склонились перед откровенностью хозяйки и охотно простили её недоверчивость, потом Хосс осторожно спросил, что именно подтвердило их честность и добрые намерения.

— Что ж, вы можете теперь узнать, — Мирабелла повернула шкатулку узором к дриксенцам, — В этой шкатулке я в последний раз отправила письмо Эдит. Потом нам обеим стало не до писем.

Она опустилась в кресло, негромко велела склонившемуся к ней слуге принести еще блюд.

С невеселой улыбкой смотрела, как дриксенцы осторожно пробуют сахарный тмин из особых вазочек, сперва с сомнением, потом еще немного ради гостеприимства, а потом уже не понимая, как они могли жить и не знать о такой странной и вкусной вещи.

— Помните, Ричард, как вы любили это лакомство? — Спросила его матушка и Дикон кивнул, не сразу совладав с комом в горле.

— Был праздник, матушка, вы вошли в красном платье с узором, как листья ивы, тоже красные, но светлее, — Воспоминания облекались в слова и видение обретало все большую четкость, — Вы посыпали на пирог такой тмин, кто-то привез вам хризантемы под цвет платья, все восхищались…

— Герцог Вальтер Придд привез пурпурные хризантемы, да, — кивнула мать, — Такие цветы и теперь редкость. Тогда Придды и Рокслеи гостили в нашем замке, ваш отец любил гостей. Герцогиня Ангелика всегда была приятнейшей женщиной из мне известных.

Она накрыла ладонь сына своей:

— А Генри привез вам сахарных зверей, помните?

— Кажется, я тогда забыл поблагодарить его от восторга, — смущенно припомнил Дикон.

Потом он увидел, с каким жадным вниманием слушают его сестренки. Для него самого прошлое являлось в тумане, возрожденное к жизни словами матери, что же должны были помнить они?

Самым невероятным было то, что после трапезы матушка села играть с графом Бермессером в игру, о которой Дикон тоже совсем забыл. Выточенные из камня и кости фигуры ходили по расчерченной доске, эта игра, единственная, была разрешена Эсперадором, правила Ричард когда-то знал. Сколько Дикон себя помнил, эта вещь принадлежала Эгмонту Окделлу.

— Что-то изумительное, герцог Окделл, это просто саккота, — Поделился с Диконом Хосс, — Эти сладкие зерна невозможно перестать есть!

— Можете говорить мне «Ричард», — улыбнулся Дикон, на брудершафт пили белое кагетское и глядя на веселящихся мужчин, даже герцогиня пригубила сладкого солнечного вина, тем более, матушка наверное и забыла, когда в её честь произносили уместные здравицы, лжи в восхищении чужаков не было, так что герцогиня Окделл благосклонно принимала полагающиеся ей почести и хвалы.

— Спасибо, Ричард, — глаза этого северянина напоминали пыль цветом и были веселыми, — Могу попросить вас… тебя об одной вещи?

— Даже и не об одной, — Ричард услышал сдержанный, но довольный возглас выигравшей партию матери и закрыл глаза от непонятной боли. Она ведь когда-то была не такой мрачной, его матушка… Как, оказывается, все это время им было плохо.

— Хватит и одной, — Вздохнул Хосс, — Покажите завтра мне и нашим людям эту гору. Я даже в сумерках рассмотрел там тропы для конных.

— С удовольствием, — Дикон знал, что сияет, переполненный воспоминаниями и удовольствием, но ничего не мог с собой поделать, — Это Кабаний Клык, самая старая из гор, если верить легендам Надора. Рокслей когда-то привез мне сахарных дриксенских зверей, там был вепрь и клыки у него были такие же. Я его долго берег.

— Сейчас в Дриксен чаще всего продают сахарных рыцарей и в большой моде, но в опале у Церкви сахарные святые, — Улыбнулся Хосс, — мои племянники их обожают. И разноцветные леденцы, тут и я грешен…

Он запустил руку в карман, извлек полотняный мешочек, развязал, протягивая с легким поклоном:

— Угощайтесь!

Ричарду стало интересно, потом он понял, что похожую на вкус карамель варили в Надоре поздней осенью, только в нее макали яблочки.

— И у нас макают, — Кивнул собеседник, выслушав его, — еще и молочную карамель стали варить… Послушайте, Ричард, мне, как женатому чужестранцу, это будет непристойно, но вы, как брат и покровитель, вполне можете угостить своих сестер. Пожалуйста, примите.

Дикон подержал в руке мешочек с леденцами. Кажется, этот северянин говорил что-то о своей сестре, наверное, при виде девочек, он подумал о ней.

— У вас младшая сестра?- Спросил Повелитель Скал.

— Старшая, — Ответил Хосс, — но я очень её люблю. И точно знаю, что на месте ваших сестер, Дагмар ждала бы обещанного бала. Наверное, после гибели герцога Эгмонта балов в Надоре не давали, теперь вам открывать бал, как главе Дома.

Ричард тихонько вздохнул. Это казалось почетным, но следовало подготовиться, он не был уверен в том, что сумеет открыть бал достойно Повелителя Скал.

— А если вы не сочтете за труд обратиться к графу Бермессеру, это будет бал, который по своей модности превзойдет балы Раканы, — Выдернул Дикона из невеселых мыслей Хосс.

— Граф — знаток танцев? — Ричарду было любопытно.

— И танцев и балов и чего ещё только не. Всех в высшей степени светских развлечений, — Рекомендовал друга Хосс.

Как раз подошел граф Бермессер, смеясь и утверждая, что герцогине Мирабелле с ее талантами в стратегии следовало бы планировать битвы.

— Я повержен и поражен! — Весело сообщил граф.

У Повелителя Скал появилась неприятная мысль, что только в балах дриксенский граф является знатоком. И словно поняв его сомнения, Хосс вдруг сказал:

— А я как раз собирался рассказать герцогу Окделлу о том, как ты меня спас.

— Ну вот, — Настроение у Бермессера несколько испортилось.

И не улучшилось, даже когда Хосс рассказал все, как было, про последнюю битву и абордаж «Верной Звезды», про то, как на скользкой от крови палубе они бились с врагами, как Хоссу достался противником огромный Альмейда и Вернер видел, что измотанный боем друг долго не продержится и то, что он слабее марикьяре. Сам Бермессер заколол своего противника и понял, что уже не бьются, все смотрят на то, как Альмейда отбивает удары сабли Хосса, как последним страшным ударом марикьяре перерубил дриксенскую саблю и Хосс не удержавшись на скользкой палубе упал с остатком сабли в руке, оглушенный ударом, пытаясь подняться.

И Бермессер услышал свой крик:

— Альмейда!

На миг марикьяре обернулся, увидел, как Бермессер прижимает дуло своего пистолета к виску Альберто Салины, крепко держа его за горло и прижав к себе.

В черных глазах марикьяре плеснули злость и страх, но этого мгновения, что он отвлекся и упустил инициативу, хватило. Снова занести свою саблю Альмейда не успел — раздался выстрел — Бермессер стрелял не в Салину, во вражеского адмирала и Альмейда упал.

Потом уже пленный Салина зло бросил, что у Бермессера сердце билось во время всего этого так, что он чувствовал его со спины.

Тогда Хосс разбил парню лицо. Он был признателен другу, понимая, чего Вернеру стоил этот героизм.

И теперь, в безопасном Надоре, от воспоминаний сердце ускорило бег, заставляя Бермессера несколько раз, как советовал кесарский лекарь, глубоко вдохнуть, задерживая вдох и медленно выдыхать.

Повелитель Скал смотрел на своего гостя с восторгом. Потом неожиданно, немного смущаясь, спросил у северян об их крайней почтительности к герцогине Окделл. Ричард не упомянул о своих подозрениях, но ему не хотелось бы, чтоб матушка предала память отца.

— Мы почтительны, — сказал Хосс, — Оттого, что каждая женщина должна бы быть такой, как ваша матушка. Она пожертвовала своей жизнью ради памяти вашего отца. Мужчины должны чтить такую женщину, как в душе, так и напоказ, чтоб другие видели пример должного поведения благородной госпожи.

С души Дикона упал последний камень. Он больше мог не сомневаться — в Надоре гостили друзья.

* * *

Наутро они с Хоссом и шестнадцатью вооруженными северянами, отправились исследовать горы. Иногда Хосс извинялся, переговариваясь с солдатами на дриксен, который Ричард знал довольно плохо. Но северяне, которые их сопровождали, не знали талиг, так что герцог Окделл извинил графа Хосса. Он видел, что отряд в три раза бОльший отправился по другой тропинке, более удобной, но считал, что северянин имеет право на предосторожности.

Потом вообще ехали молча — по одному. А потом, заслышав сигнал трубы, Хосс и Окделл по настоянию дриксенца, пропустили свой отряд вперед.

И только выехав на кабанье плато, Ричард понял, для чего все это делалось.

— Взрывчатка, — Обернулся к герцогу Хосс, указывая на ящики, которые его мОлодцы осторожно вытаскивали из-под уложенных камней, — И чудовищно много. Хватит на то, чтоб обрушить здесь все, включая замок.

— А вот и те, кто хотел взорвать эту красивую гору, — хмыкнул он, — моим людям было приказано оставить только главных, они опытные в этих делах, вряд ли ошиблись.

С некоторой оторопью Ричард узнал в брошенных на колени под белое, словно кость, дерево, связанных окровавленных военных в черно-белых мундирах двух своих однокорытников — Валентина Придда и Арно Савиньяка.

* * *

За ужином Повелителю Скал кусок в горло не лез, но надо было слушать то, что граф Бермессер любезно рассказывал о бале. Уже шили одежду для праздника, бал было спешно решено совместить с помолвкой сестер Ричарда с последним из Приддов и юным Савиньяком. Срочным гонцом испросили согласия и благословения короля Ракана.

Сам же Ричард от всего происходящего был в прострации, хотя все, даже матушка сошлись на том, что это верное решение. Он не знал, что на душе у девочек, обе безвольно и послушно приняли волю старших.

Герцога Придда Альдо уже не простит, но для Арно может быть получится выхлопотать помилование. И все же… Если Альдо не согласится, то все герцогини из дома Окделл будут вдовами.

Ответ короля не замедлил ждать. После помолвки в Надоре, за четой Придд и четой Сэ прибудет почетный эскорт, присланный из Гайифы. Свадьбы сыграют в столице, потом молодых постигнет судьба герцога Алвы и его супруги. Если виконт Сэ пожелает принести присягу королю Ракану, этот вопрос может быть пересмотрен, в зависимости от степени нижайшести заступничества виконта за герцога Придда и себя самого.

Относительно же герцогини Айрис Алва, сюзерен жизнерадостно сообщал, что надеется уже грядущим летом обрести нового вассала из Дома Ветра. С судьбой отца этого вассала было решено ждать до прожития ребенком срока в три года. Подразумевалось, что речь шла о мальчике.

— … тогда распорядитель объявляет новый танец, мне кажется, — Граф Бермессер посерьёзнел, — Всего уместнее будет оставить наиболее традиционные для бала танцы, все же двойная помолвка и присутствие духовенства обязывает…

Духовенство Надора, отец Маттео обходил дриксенцев, словно те были закатными тварями, при том, что они худого слова не сказали священнику. Хосс кажется, даже исповедовался у него.

Ричард заставил себя слушать дальше графа Бермессера, хотя в свете судьбы однокорытников, менее всего его беспокоили традиционный для бала на Севере белый суп с пряностями и кореньями в качестве согревающего угощения и благородные напитки. Валентин, конечно, предатель и скотина (и его-то получит в мужья бедняжка Дейдри!), но Арно… Арно мог бы быть славным вассалом королю Ракану. И со времен Лаик Ричард сохранил теплые воспоминания о друге. Он бы желал видеть Арно родичем и радовался за Эдит.

* * *

До бала случился еще один памятный день.

Рыжие листья еще не слетали с деревьев, но небо уже было серым и низким. Во двор замка прилетел белый сокол. Он опустился на руку Хосса и тот, любовно огладив птицу, снял тонкую полоску пергамента с его лапки.

— Ну вот, — Дриксенец улыбнулся, — Завтра, герцог Окделл, вам придется меня утешать. Такой кусок мимо моего носа пронесут, эх. Позвольте ненадолго принять на себя командование, — Хосс бросился к своим людям, пытающимся общаться знаками с надорскими солдатами из принявшего сторону Окделла гарнизона, — Савиньяк идет, господа, готовимся к осаде!

Дикон удивленно поднял глаза на Говарда, но ничего не успел спросить подробнее, того, словно ветром сдуло.

А назавтра жители и гости Надора стояли на крепостных стенах и смотрели на страшную битву внизу в долине. Они опоздали, уже гремели пушки, когда герцог Окделл вышел на стену. Черно-белые олларские всадники сошлись с черной лавиной воинов на одинаковых рыжих лошадях. Ричард не знал эти мундиры, граф Бермессер пояснил, что это дриксенские конные рейтары.

Рядом стоял Хосс, словно аллегория Страдания и смотрел на битву жадными глазами.

— Ты еще после встречи с Альмейдой на левую ногу припадаешь, — Прошипел ему граф Бермессер и Хосс совсем поник головой.

Второй сокол — снова белый, на грудке несколько коричневатых перышек опустился ему на руку и позволил снять полоску тонкого пергамента.

Ричард услышал стон восторга, пергамент был вручен графу Бермессеру, сокол — мальчишке, сопровождавшему Хосса, сам капитан, прихрамывая, устремился к конюшням со всей доступной ему скоростью.

— Возможно так все окончится быстро, — Бермессер убрал послание и холодными глазами смотрел на то, как его друг с вооруженным отрядом спускается в долину.

— Герцог Ричард, сообщаю вам, что командующим этим боем генералом Хохвенде, пленных мятежников приказано не брать, — полуофициально сообщил Дикону Вернер. И кисло улыбнулся, но герцог Окделл его чувства понял, несмотря на свой восторг от происходящего:

— Мне, знаете ли, герцог, ближе море. Никогда не любил кавалерии и артиллерии.

— Наверное, море прекрасно, — Дикон впервые в жизни подумал о том, что никогда не видел моря.

— Когда все закончится, — немного церемонно сказал граф Бермессер, — Мне хотелось бы пригласить вас в Северную Жемчужину Кэртианы. Вы увидите много красивых мест и то самое море, о котором я сейчас так вздыхаю.

— Буду счастлив… — Ричард со смешанными чувствами смотрел на гибель своих бывших соотечественников. Даже если их выпустить через графство Рокслей к Ренквахе, ничего не изменится, эта осень была теплой для Надора и болота, погубившие когда-то восстание Эгмонта, не то, что не промерзли, ледком ещё не схватились.

Отчего-то Ричард вспомнил, как вчера прошла помолвка его бывших однокорытников с его сестрами.

Как изменился в лице Валентин, когда шеи Арно коснулся разбойничьего вида нож. Он только царапнул шею виконта и по светлой коже побежали капли крови, дыхание виконта Сэ стало чаще, но он молчал.

Надо отдать Спруту должное, слова клятвы он выговорил ровно и учтиво, однако смотрел только на Арно.

Скорее всего, Придд не доверял ни Ричарду, ни дриксенцам, и боялся, что они не оставят виконта в живых — на тот момент, кроме виконта Сэ в живых было еще два Савиньяка.

Потом пришел черед Арно. Этот вспыхнул глазами цвета ночи на Ричарда, пронзил глубоким, тяжелым взглядом Валентина и перевел глаза уже на Эдит. Без кровинки в лице она покорно смотрела на того, кому отныне вручала свою жизнь и честь и под чью защиту переходила.

Нечаянно Дикон увидел, что Валентин из-за решетки коснулся руки Дейдри, и та не отняв руки, умоляюще и испуганно посмотрела на своего суженого. Дальше что-то произошло, наверное, Валентин пожал ей руку или погладил, во всяком случае, не обидел. Дикон потом спросит сестру, но её глаза, обращенные к жениху стали благодарными.

— Победа! — Хосс, весёлый, как никогда, в грязи и крови, спешился у ворот, вернув Дикона в сегодняшний день.

— Я счастливый вестник, — Дриксенец был пьян боем и победой, — Встречайте теперь победителя!

Ворота надорского замка распахнулись.

Победитель вел за собой войско, которое к вечеру разбило шатры у стен Надора. Это был рыжеватый учтивый северянин, который первым делом приветствовал Ричарда и преклонил колено перед его матерью. Герцогиня Окделл, казалось, помолодевшая, нашла достойные легенд приветственные слова для победителя мятежников Оллара, и Дикон порадовался, увидев, как записывает все происходящее летописец.

А вечером был Бал. Все затеянное к празднику сходило так удачно, Дикон блистал и сам это знал. Приглашенные вассалы, особенно те, что с дочерьми (вассалов было меньше, чем девушек), жадно смотрели на Повелителя Скал, который открыл Бал с матерью.

И начался праздник, какого Дикон не помнил вообще. Наверное, некоторые нововведения были неуместными, он не знал, но матушка даже если чего-то и не поняла, ему не поставила на вид.

Горячие и перченые закуски и белые вина были предложены гостям, все более чем роскошно и пристойно. И танцы.

Окделл не слишком удивился, видя, что на четырех танцах с нареченными танцуют Арно и Валентин. И верно, вчера вечером и генерал Хохвенде и граф Бермессер высказали уверенность в том, что молодые женихи должны, да что там — обязаны! оказать любезность всем собравшимся, вспомнить о своем дворянском происхождении, несмотря на плен.

Смотревший на рассуждавших соплеменников Хосс вдруг криво улыбнулся и покинул теплый ужин, чтобы лично испросить согласия пленников для танцев на балу и в случае необходимости, пробудить в них понимание сложившейся ситуации. Вчера захваченный победой и в полном восторге от такого умницы Хохвенде, Дикон совсем забыл обратить внимание на то, когда вернется Хосс. Кажется, он и вовсе не вернулся, Ричард не был уверен. Но главное, что цели дриксенский капитан достиг, убедил же!

Бледный спокойный Арно словно отдал на этот вечер свою веселую ипостась Придду. Тот и впрямь мило улыбался, являя собой пример вежливой радости, даром, что правая рука в лубках. Но изящно танцевать Валентину это не мешало.

Оба будущих родича Дикона танцевали в вычищенных мундирах, было решено неудобным рядить их в фамильные цвета в сочетании с цепями.

Не привыкшие к балам и многолюдью девочки в платьях красных оттенков с золотой вышивкой, страдали, жались к закованным в лёгкие цепи женихам.Они явно искали защиты у своих суженых, наверное и молодые люди понимали чувства проведших всю жизнь взаперти девушек, Ричарду было удивительно, но он слышал обрывки негромких фраз, которыми обменивались его однокорытники с Дейдри и Эдит.

И еще Дикон увидел глаза Дейдри, когда она смотрела на Валентина. Сестренка уже теперь боготворила его однокорытника. Ричард впервые задумался о том, что, если заставить Валентина принести дОлжным образом обозначенную присягу, он и сам готов ходатайствовать за Придда перед Альдо. Может быть, Дейдри не слишком красива, та же Эдит, хоть тоже похоже на матушку, но куда миловиднее, впрочем, Арно к ней внимательнее, чем вчера, но Дейдри с Валентина просто не сводит восторженных глаз и даже сердце ее брата кольнула и ревность и нежность одновременно.

Он успокоенно подумал, что если его однокорытники не покажут себя глупыми ослами, он добудет жизнь для обоих. И Альдо милостив и отходчив, он конечно же простит Валентину его выходку с Алвой. Все же Ворон, хоть и дерзко, но умно поступил, что остался в Нохе, если бы он покинул Ракану в тот день, Валентина теперь ждала бы только плаха.

А завтра они все наконец-то отбудут в Надор. Пленников повезут в цепях и крытом возке, под охраной северян. Девочки в карете, граф Бермессер уступил свою для такого случая.

Повелитель Скал отметил, что граф Бермессер был единственным из северян, кто танцевал не в мундире, но в придворном костюме, в котором сочетались голубой и белый шёлк и бархат.

На дриксенца надорцы смотрели с удовольствием, вид мундиров за последние годы в Надоре всем несколько надоел.

Теперь здесь будут военные в цветах герцога Окделла и всё будет иначе.

Ах, как же хорошо жить, как славно!

Ричард оглядел залу Надорского замка, затянутую в красные шелка. На герб Повелителей Скал, под которым танцевали те, кто отныне знает, чего достойны герцоги Надора.

Его переполняла радость и уверенность, что Ракана новый оплот Золотых Земель, что все хорошее только впереди!

К о н е ц