Нойдова ученица, или Дура и шаман (джен)

Невысокая казашка в теплом меховом тряпье, с убранными в хвост чёрными волосами, смотрела на нойда пугливо и любопытно, словно землеройка, высунувшаяся из норы.

— Чего тебе? — спросил Тымешк. Она приближалась к его землянке не в первый раз, но не решалась заговорить с ним и лишь наблюдала издали. Ее присутствие раздражало старого шамана. — Нет, — сказал он с твердостью, — сил моих не хватит приворожить к тебе Хао Асакуру.

Казашка склонила голову набок:

— Ты это… шаман, типа?

— Как видишь.

— А можешь меня учить?..

Нойд задумался:

— Зависит от того, сможешь ли ты учиться, нӣйта⁽¹⁾.

— Конечно… А что ты знаешь?

— Смешная. Ты хочешь учиться у меня, но сама не понимаешь — чему.

— Ну… магии там… с духами говорить… Ты это умеешь, я видела! Я тоже хочу!

— Я научу тебя чистить оленей, убирать за ними навоз — вот на что ты годишься!

— Да бл…! — экспрессивно воскликнула казашка, очевидно, не блиставшая изящностью лексикона. — Я у тя учица хочу, а не у оленей!

— Вычесанный сытый олень — путь к сердцу старого нойда! — важно заявил Тымешк.

— Я ж не в невесты к тебе набиваюсь! — возмутилась она.

— А я тебя бы все равно не взял!.. И где твои родители? Они понимают, что ты сейчас со старым шаманом в тайге — и кругом ни души? Живой.

— Знают! — ответила казашка гордо. — Они понимают меня!..

«Сидела бы у себя в ауле, училась камлать⁽²⁾ у местных, варила бы мази из степных трав… — думал Тымешк с досадой. — Чего привязалась? Мне еще оленей кормить. Скоро зима!» С другой стороны, жизнь в тундре — тяжкая жизнь, и лишние рабочие руки пригодились бы в доме старого нойда, облегчили бы его труд. Согласиться? А как поймет, что не выйдет ничего — отпустить.

Но… учить чужака? Немыслимо!

А может… вообще не учить?

Старый нойд едва удержался от ликующей усмешки. Он почувствовал себя истинным мудрецом.

— Хорошо, нӣйта, — сказал Тымешк. — Входи в дом.

* * *

Казашку звали Зарина. Она оказалась работящей девушкой, послушной, как оленуха. Нойд нагружал ее самой черной, самой неблагодарной работой — а сам бездельничал, медитировал и курил. Бывало, Зарина отрывалась от работы и, вытирая рукой потный лоб, говорила:

— Тымешк-сан, когда вы начнете учить меня?

Тымешк сидел неподалеку, на шкурах, сложив по-турецки ноги.

— Не зови меня «сан». Не «сенсей». Не «сама». Для тебя я уххцэй⁽³⁾… И — нет. Пока духи не благоволят начать обучение.

— Но почему?! Что мне следует сделать?

— Терпение, девочка. Ничего не дается сразу. Я слышал историю о шамане, который нагим вошел в ледяную пещеру и провел в ней десять лун без пищи и тепла… У тебя же пока лишь олени. Не спеши. Чеши им шерсть можжевеловым гребнем.

— Что же… будет дальше?

— А дальше — упорные тренировки. Медитации. Пост. Возможно, голод и смерть. Ты должна быть готова телом и духом.

— Но я готова! — возмутилась Зарина.

— Нет. Пока ты одержима этой мыслью — тебя будут ждать лишь олени.

В конце концов Зарина возвращалась к работе, а Тымешк — к безделью. Он был рад своей находке. К счастью, ложь давалась ему легко, без единой капли стыда.

И все шло своим чередом, пока не пришла звезда-предвестница. О, много зла творят из-за этой звезды!..

Каждый шаман слышал зов войны, что толкал его в путь и к битве. Но саам Тымешк не знал слова «война». Он не хотел проливать алую кровь, не хотел становиться Королем звезд. По крайней мере, не задумывался об этом... Ну и слова «король» он тоже не знал.

Зарина мыслила иначе. С раннего детства она знала о Турнире шаманов, о великой битве, которой должно случиться на стыке эпох. Она желала быть готовой к ней, желала проливать алую кровь. Ночами она грезила, как займет место среди последователей Хао Асакуры, величайшего шамана всех времен, могучая и непобедимая, и жалкие, словно муравьи, люди будут поклоняться ей. Днем же — убирала навоз за оленями…

Но когда пришла звезда Лаго, Зарина бросила работу и сказала Тымешку:

— Вы обещали учить меня, но не сдержали свое обещание. И теперь у меня почти не осталось времени! Я хочу увидеть Турнир! Хочу увидеть… Его! Учите меня сейчас! Пока есть возможность!

Тымешк странно улыбнулся, не открывая глаз. Как и раньше он сидел на оленьих шкурах около своего дома, маленькой землянки, по-турецки сложив ноги.

И ответ его был:

— Нет.

— Тогда… — Зарина повела плечами и вдруг сдернула с себя полушубок. — Мы будем драться! И если я одержу победу, вы!..

Старый нойд, храня молчание, поднялся с места, размял кости и шагнул ко входу в землянку.

— Вы не будете драться?! — возмутилась Зарина.

— Возвращайся к оленям и навозу, нӣйта, — ответил Тымешк, не оборачиваясь. В гневе Зарина схватила с земли небольшой камень и швырнула в Тымешка. Попала… Нойд зловеще остановился и медленно обернулся к ней — и сказал, спокойно, пугающе: — Хорошо. Я покажу тебе… один прием. Будь внимательна.

Он поднял со шкур большой овальный бубен с мембраной из желтой кожи. Зарина напряглась, приготовилась к атаке — приготовилась взглядом ловить каждое движение, ушами — каждый звук…

Но атаки не было. Старый нойд выстукивал какую-то мелодию. Зарина стояла бездвижно и напряженно слушала… пока не почувствовала, как тяжелеют ноги, как темнеет в глазах, как становится сложно дышать. Мир вокруг потемнел, словно в грозу.

Вдруг нойд запел — хрипло, будто рыча, на своем родном языке. И когда нойд запел, Зарина закричала — потому что неведомая сила подхватила ее и потянула вверх. Внизу Зарина видела, как опустилось на холодную землю тундры ее бездыханное тело.

«Не кричи, — услышала она спокойный строгий голос старого нойда. — Не бойся».

Он уже не пел, но она все еще слышала рев — казалось, ревело небо — как в грозу. Зарина зажмурилась и вспомнила глаза цвета плавленого золота. Цвета залитой солнцем степи. Он пришел к ним в аул, когда она была девочкой, мудрый и всемогущий… Он сказал, что когда она станет старше, сильнее — тогда он возьмет ее к себе… Его называли мастером, великим шаманом, оммёдзи…

Зарина охнула. Она вновь была в своем теле. И мир снова обрел краски.

— Что вы сделали? — спросила она.

— Выстукивая ритм на своем барабане, я могу направить твою душу и в ад, и в рай. Я могу погрузить тебя в беспробудный сон — чтобы ты спала, дышала, жила, но твоя душа, услышавшая зов моего барабана, металась между землей и небом.

— Какая страшная сила!

— Нет. Это лишь отголоски силы… Мой дед был могучим нойда. Когда он входил в город, люди вокруг закрывали глаза и выли песни, слов которых не знали. Вот — истинная власть над чужими душами. Обладая такой, ты, наверное, перестаешь быть человеком.

Зарина задумалась:

— Интересно, я смогу этому научиться?

— Зачем тебе это, нӣйта? — удивился Тымешк. — Люди боятся подобной власти. Большое могущество обернется для тебя одиночеством.

— Я найду таких же могучих, как я! — восторженно проговорила Зарина. — Все будут бояться нас и уважать!

Тымешк многозначительно вздохнул.

— Это то, что вы хотели показать мне, учитель? — продолжала она. — Теперь вы научите меня этому приёму, да?

И без малейшего страха потянулась к нойдову бубну. Отстранившись, нойд щёлкнул Зарину по лбу.

— Тебе поздно учиться нийта, — сказал он и продолжил, заметив, как исказилось ее лицо, — мы начнём утром. А теперь войди в землянку и ложись спать. Ночью к тебе снизойдут добрые духи. На рассвете же, с новой мудростью, мы начнём твои тренировки.

…Может, она и бездарна, но это её упрямство... Тымешк не потерял лица, не дал Зарине догадаться, что она сломила его заклинание одним лишь усилием воли. «И что только делает её настолько упрямой? — думал Тымешк. — Неужели — любовь? Если можно считать любовью это полубезумное помешательство!»

1) Девочка на саамском

Вернуться к тексту

2) "Камлать" означает совершать шаманские обряды, шаманить. Это слово происходит от тюркского "кам", что значит "шаман".

Вернуться к тексту

3) Учитель на саамском

Вернуться к тексту

Утром они отыскали нойдову лодку в зарослях на берегу и под привязью спустили ее на реку. В путь отправились после обеда. Зарина не знала, куда они плывут: нойд держал в тайне свои тренировки.

Было холодно, и небо тундры, серое и низкое, готовилось пролиться на землю мелким дождём. Зарина отчаянно гребла, а старый нойд в обманчивой полудрёме сидел напротив неё, ссутулившись, сощурив глаз, подперев щёку рукой. Одет он был в тёплую длинную дублёнку и меховой капюшон, и выглядел как настоящий шаман (по крайней мере, так думалось Зарине).

Речка, по которой они плыли, врезалась в землю тундры, словно тугая тонкая верёвка в человеческую кожу. Течение её было степенным, тихим — поэтому нойд отдыхал, позволив Зарине грести. «Больные суставы у меня, нӣйта», — признался он ученице.

Вокруг них возвышались скалы, голые и дикие. Зарина восторженно глядела по сторонам. «Что же ждёт меня теперь, какие испытания?» — задавалась она вопросом и с нетерпением предвкушала встречу с оммёдзи, который властвовал над её снами…

Сойти на берег старик приказал на маленьком каменистом пляже. Зарина привязала лодку к нагому крючковатому деревцу, пока старик деловито ходил, разминаясь. А потом он достал из куртки термос с горячим чаем и бутерброды, завёрнутые в газету. Зарина глядела на него, подпрыгивая на месте от холода. В животе у неё урчало. По наказу Тымешка она не должна была вкушать пищи и пить воды до следующего утра.

Подкрепившись, Тымешк повёл её вдоль берега. И наконец среди скал Зарина увидела пещеру…

— Я говорил тебе о шамане, который нагим вошел в ледяную пещеру и провел в ней десять лун без пищи и тепла… Этим шаманом был мой дед. У нас нет десяти лун в запасе, но сегодня, после прихода звезды-посланницы — особенная ночь, и тот, кто войдет в пещеру на закате и выйдет из неё на заре, станет другим человеком.

— О! — только и произнесла Зарина с восторгом и страхом.

— Войдя в пещеру, ты окажешься на пороге ада. Дикие злые духи будут искушать тебя, звать тебя погреться у костра. Не слушай их, иначе они выпьют твой рассудок.

«Было бы что выпивать», — в мыслях продолжил Тымешк.

Как мог запугивал нойд Зарину, чтобы отказалась она от своей задумки и воротилась к домашним хлопотам. Рассказал он ей и о бесах, что станут варить и жарить заживо её плоть, и о демонах, что обглодают её кости, если она поддастся искушению… Много правдивых и лживых слов намешал он, словно трав в котле.

Девчонку не испугало ничего. Но это не опечалило Тымешка. Иногда духи не мучают, не испытывают, но наставляют… Может, они смогут поселить мудрость в ее голове?

— Тогда ступай, — сказал нойд. — Уже темнеет, нельзя терять времени… Вернёшься ты другим человеком. Мудрой и могучей, или безумной, седой, не способной вспомнить даже собственного имени…

Тымешк оставил Зарину, и она вгляделась в тёмные своды пещеры, куда должна была удалиться до грядущего восхода.

…Не смогла заснуть Зарина в пещере — ей было холодно и страшно. Но и вернуться она не могла, ведь позорно было отступать.

Сначала в пещере стояла кромешная тишина. А потом, дальше, в глубине, послышались разговоры, замерцал свет. Зарина поднялась и пошла…

Тут же запахло спиртом, клюквой и домашним уютом. У костра мать Зарины в цветастом синем халате и с двумя седеющими косами мешала что-то в котле. Отец Зарины, босой, вырезал из дерева фигурки круторогих маралов.

Возможно, в детской душе Зарины должна была пробудить тоску по дому эта картина, но девчонке оказалось плевать, и она, недвижимая, глядела на них со скукой и равнодушием.

Вдруг она заметила, что людей у костра стало больше. Руки о пламя грел старый Тымешк, а по другую сторону от него… По другую сторону сидел человек, ради которого она отправилась в путешествие. Зарина узнала миловидное детское лицо и задумчивые янтарные глаза, в которых отражалось пламя, и волосы, густые, словно грива степной кобылицы, водопадами струящиеся по плечам.

Это был он. Великий оммёдзи…

— Господин Хао! — закричала Зарина, отчаянно бросаясь вперёд. — Хао-сама, вы помните меня?!

Холодный северный ветер задул пламя костра.

— Беги, Зарина, — сказал старый Тымешк. И огромное чудище, возникшее подле длинноволосого оммёдзи, перекусило старика пополам. Так же, с утробным чавканьем, пожрало оно всех, кто был в пещере. В его пасти оказались перемолоты даже родители Зарины…

Зарина обмерла в темноте.

А после мир раздвоился, и она увидела себя насаженную на коготь чудища, болтающуюся в воздухе вниз головой. Окровавленный рот ее был широко, до натуги распахнут. Не закрывая глаз, она издавала гортанный, спазматический хрип.

— Как хорошо, что ты здесь, — длинноволосый оммёдзи посмотрел на нее, заблёванную, и улыбнулся почти ласково, — мой Дух Огня никак не может насытиться.

…В ожидании Зарины Тымешк разбил лагерь на берегу реки. Перед сном, дабы забыться, съел он галлюциногенный гриб и улёгся в мягкие оленьи шкуры, перешитые в спальный мешок. И пока спал он, унеслась душа его, легкая, как пух, в далёкие светлые высоты. Вместе с птицами, подобно ветру, летал нойд по дальним просторам Арктики, касался стопами холодного океана…

А потом кто-то схватил его за плечо и настойчиво, бессовестно растряс.

Нойд увидел сидящую над ним Зарину, её довольное, раскрасневшееся от холода личико.

— Нӣйта? — спросил он с удивлением. — Жива ли ты? Или это лишь твой бесплотный дух тревожит мой сон?..

— Я видела его! — сказала дрожащая Зарина, обнимая за шею растерянного Тымешка. — Там, в пещере!.. Спасибо вам, сенсей!

И, подскочив, запрыгала к реке, склонилась над водой и стала умываться. Тымешк сидел в спальном мешке и хлопал глазами.

— Дура, — только и сплюнул он.