Что скрывает туман... (джен)

Ледяной дождь стучал по крыше дома, который теперь был слишком большим, слишком тихим. Похороны закончились шесть часов назад. Шесть часов, как я — последний Ленартов. Родители, старшая сестра Карина... все превратилось в груду искореженного металла и мокрого асфальта под колесами фуры на туманной трассе. Я остался. Почему? Никто не ответит. В глотке стоял ком, тяжелее могильного камня. Я сидел в гостиной, в темноте, кроме мерцающего экрана телевизора без звука. Пустота. Она звенела в ушах громче дождя.

Я не спал. Не мог. Сознание плыло где-то между кошмаром и оцепенением. Воздух был густым от сырости, запаха старых книг и... чего-то еще. Кислого. Слабого, но навязчивого. Пахнет подвалом, — мелькнула мысль, но я отогнал ее. Не сейчас.

Скрип.

Я вздрогнул. Старые половицы. Дом осел. Или ветер. Только ветер.

Скрип. Скрип.

Ближе. Из прихожей. По спине пробежали мурашки. Я замер, впиваясь взглядом в темный арочный проем, ведущий в холл. Сердце колотилось, как у воробья.

— Леша... — шепот. Тихий, прерывистый, знакомый до боли.

Карина.

Сердце упало, потом взлетело в горло. Галлюцинация. Срыв. Это единственное объяснение. Я сглотнул ком и зажмурился. Все пройдет. Это не может быть реальностью.

— Леша, посмотри на меня.

Я открыл глаза. Она стояла в проеме. Бледная, как мрамор под луной, которую не было видно за туманом. Платье — то самое, темно-синее, в котором... ее похоронили. Волосы были мокрыми, будто она только вышла из ливня, но на полу под ней не было луж. Только слабое холодное сияние...

— Ты... не настоящая, — выдавил я, голос хриплый, чужой. — Ты мертва. Я видел... Я опознал...

— Я не пришла утешать, — ее голос звучал странно: и ее, и нет. Как эхо из колодца. — Нет времени, Леша. Ты должен знать. То, что мы скрывали от тебя. Четырнадцать лет.

Она сделала шаг вперед. Воздух вокруг нее дрожал, как над раскаленным асфальтом. Холодный запах сырости усилился, смешался с запахом... старой крови? Земли?

— Карина... — я встал, ноги подкашивались. — Уйди. Пожалуйста. Я не вынесу...

— Ты должен вынести! — ее шепот стал резким, почти шипением. Глаза, такие знакомые, карие, горели неестественным, лихорадочным блеском. — Иначе будет хуже. Для всех. Оно вырвется.

— Кто? Что вырвется? О чем ты? — Паника, острая и животная, сжала горло.

— Подвал, Леша. Запертая дверь. Помнишь? Тебе всегда говорили: "Там плесень, опасно". Ложь. — Она снова шагнула ближе. Я почувствовал ледяное дыхание. — Четырнадцать лет назад... была авария. Не только машина. Папа... папа сбил что-то. На глухой дороге. В такой же туман. Но это был не животное.

Я замер. Мир сузился до ее бледного лица и этого леденящего шепота.

— Не... животное?

— Сущность. Древняя. Живущая в тумане, во влаге. Папа не понял. Привез... его .. домой. В багажнике. Оно было ранено, ослаблено. Но не мертво. — Карина задрожала, ее образ заколебался, как отражение в воде. — Дедушка знал старые... способы. Он заточил его. В подвале. Ритуал. Серебряные цепи, соляные круги, знаки на стенах. И... подпитка.

— Подпитка? — Я почувствовал, как холодеет все внутри.

— Кровью. Капля... раз в месяц. От каждого из семьи. Чтобы оно спало. Чтобы цепи держались. — Глаза Карины наполнились нечеловеческой скорбью. — Мы скрывали от тебя. Ты был слишком мал. Потом... привыкли молчать. Боялись. Боялись, что ты не поймешь. Испугаешься. Сломаешь что-то... — Ее голос сорвался. — Но сейчас... все, кто знал ритуал... все, кто давал кровь... ушли. Остался только ты. И цепи... они держатся на вере семьи. На нашей силе. А ее... больше нет.

Ледяной ужас обволок меня, как этот проклятый туман снаружи.

— Значит... оно...

— Сейчас слабо. Но скоро проснется. Очень скоро. — Карина посмотрела на окно, за которым клубилась непроглядная мгла. — Туман и дождь... это его стихия. Его сила. Ты должен пойти в подвал. Сейчас. До того, как оно полностью очнется. Укрепить круг солью. Проверить цепи. И... дать свою кровь. На центральный символ. На пол. Только твоя кровь, твоя воля могут удержать его еще.

Мозг отказывался поверить. Семейная тайна? Плененный монстр в подвале? Кровь? Это был бред. Кошмар наяву, спровоцированный горем и бессонницей.

— Нет, — прошептал я, отступая. — Это сон. Ты — галлюцинация. Я схожу с ума. Подвал... там просто хлам и плесень! Я не пойду туда! Ни за что!

Лицо Карины исказилось от отчаяния и чего-то еще... страха?

— ЛЕША, НЕ ТУПИ! — ее крик прозвучал как визг рвущегося металла, неестественно громко в тишине дома. Ее образ резко померк, стал прозрачным. — ОНО УСЛЫШИТ! ОНО...

БА-БАХ

Глухой, мощный удар снизу потряс весь дом. Люстра над нами закачалась, зазвенев. Откуда-то из глубин, явно из подвала, донесся протяжный, скрежещущий звук. Как будто огромный кусок железа волокли по бетону. И запах... этот кислый, гнилостный запах ударил в нос с невероятной силой.

— Слишком поздно... — шепот Карины был полон ужаса. Ее фигура начала расплываться, как дым на ветру. — Оно проснулось... Оно знает, что ты один... Оно выйдет... И будет убивать... Только в туман... в дождь... пока не насытится силой... или пока ты... — Голос оборвался. Ее образ дрогнул и исчез, как будто его стерла мокрой тряпкой. Осталось только ледяное пятно на полу и гнетущая тишина, нарушаемая лишь стуком дождя и...

Скр-р-р-режжж...

...медленным, неумолимым скрежетом из-под пола. Еще один удар — слабее, но настойчивее. Что-то билось в старую дубовую дверь подвала.

Это был не сон.

Холодный пот стекал по спине. Голова гудела. Но панику вдруг сменила ледяная, острая ясность. Карина говорила правду. Сущность была внизу. И она рвалась наружу. Моя семья... они держали ее в плену четырнадцать лет. Ценой крови. Ценой страшной тайны. Теперь это был мой груз. Мой ад.

Еще один удар. Дверь в прихожей, ведущая вниз, в подвал, содрогнулась в раме. Старые петли застонали. Оно сильное. Но еще не на полную.

Я огляделся в полумраке. Кухня. Соль. Много соли. Нож. Мне понадобится нож... для крови. И фонарь. Самый мощный, что только был в этом доме.

Скрежет усилился. Дверь подвала затрещала. По дереву поползла тонкая паутинка трещин. Оно почти вышло.

У меня не было времени думать о безумии, о горе, о том "почему я". Был только леденящий ужас, адреналин, жгучий в жилах, и одна задача: заточить его обратно. Прежде чем туман и дождь станут саваном для кого-то еще.

Я рванул на кухню, сметая со стола солонку. Руки тряслись, но движения были резкими, точными. Соль. Фонарь. Нож.

...Сердце бешено колотилось в такт ударам, нарастающим из-под пола.

Внезапно скрежет и удары прекратились. Наступила зловещая тишина, нарушаемая только бешеным стуком моего сердца и монотонным шумом дождя. Слишком тихо. Слишком.

Я замер у кухонного стола, прислушиваясь. Тишина длилась пять секунд... десять... Потом — тихий, влажный, булькающий звук. Как будто что-то большое и слизистое выползало из узкой щели. Он доносился... не из-под двери подвала. Он доносился из вентиляционной решетки у самого пола в прихожей.

Оно вылезло. Оно было уже здесь, в доме. Оно двигалось во тьме, в тумане, что начал стелиться по полу из щелей под дверью.

Задача резко усложнилась: выжить и загнать тварь обратно в подвал. Сейчас.

Я рванул к столу. Рука врезалась в крупную соль, рассыпавшуюся из опрокинутой солонки. Я сгреб ее горстями в карманы джинсов — они тут же отяжелели. Фонарь! Где чертов фонарь? Второй ящик, под раковиной. Мои пальцы нащупали холодный металл. Есть. Я щелкнул выключателем — яркий луч прорезал кухонную тьму, ослепив меня на миг. Из прихожии донеслось резкое шипение, будто луч света обжег невидимую кожу. Шелест на мгновение стих.

Нож. Нужен нож. Для ритуала... и не только. Я схватил первый попавшийся — тяжелый, с широким лезвием, которым мама рубила тушки бройлеров. Рукоять была липкой от моих потных пальцев. Я сунул его за пояс сзади. Холод металла просочился сквозь футболку.

Тишина в прихожей была густой, зловещей. Туман клубился уже выше плинтуса, превращая пол в молочное болото. Булькающий звук возобновился, но теперь он двигался. Справа. В сторону гостиной. Оно обходит. Оно искало меня. Или путь к выходу на улицу? К туману и дождю, где оно станет сильнее?

Адреналин ударил в голову, проясняя мысли сквозь панику. Подвал. Мне нужно загнать его ТУДА. Но как? Как загнать невидимую слизь обратно в клетку?

Вспомнились слова Карины: Соль. Цепи. Кровь. Соль замедляет? Ослабляет? Луч фонаря тоже сработал... Свет? Огонь? У меня не было огня. Но соль... соль была.

Я сжал горсть кристаллов в кулаке. Они впивались в ладонь. Глотнув воздуха, пахнущего сыростью и чем-то металлическим и гнилым, я шагнул из кухни в прихожую, направляя луч фонаря туда, где секунду назад слышался шелест.

Свет уперся в клубящийся туман у пола. И в нем... что-то двигалось. Тень? Отражение? Нет. Это была сама тьма, принимающая форму. Что-то бесформенное, размером с большую собаку, но лишенное очертаний. Оно колыхалось, как маслянистая лужа, но двигалось *целенаправленно* вдоль стены, к приоткрытой двери в гостиную. На полу за ним оставался влажный, блестящий след, воняющий болотом и ржавчиной.

Оно меня не видело. Еще нет. Но чувствовало? Слышало?

Я поднял руку с солью. Сердце колотилось так, что вот-вот выпрыгнет. Просто брось. Брось и беги к подвалу. Заманивай.

Я швырнул горсть соли прямо в центр колышущейся тени.

ПШШШШШ!

Звук был как от раскаленного железа, опущенного в воду. Тень вздрогнула, сжалась. Из нее вырвался пронзительный, нечеловеческий визг — высокий, как скрежет стекла. Она метнулась в сторону, отпрыгнув от рассыпанной соли, как от огня. На полу, куда попали кристаллы, туман рассеялся, а маслянистый след почернел и задымился.

Работает!

Сущность (именно так, теперь я не сомневался, что это) откатилась к стене, подальше от света и соли. Она снова сжалась в темный, дрожащий комок. Но визг сменился низким, угрожающим рычанием, исходящим будто из самой толщи тумана. Она не отступала. Она злилась.

Я бросился вдоль стены, к двери в подвал. Нужно было открыть ее. Создать путь назад в ловушку. Но как заставить эту тварь зайти туда?

Дверь была старой, дубовой, с тяжелым железным засовом. Я нащупал скобу. Затвор, со скрежетом поддался. Еще рычание, громче, ближе. Я оглянулся, светя фонарем. Тень снова двигалась, обтекая разбросанную соль широкой дугой. Она росла, поднимаясь по стене, как черная плесень, стремясь отрезать меня от кухни и... от выхода?