Второй сын (джен)

Праздник святой Хельги отмечался в Дриксен скромно: святая малоизвестная и прославилась скорее милосердием, чем достойным саги подвигом мученичества, но в городке неподалеку от Фельсенбурга, на заре эсператизма построили храм в честь этой непорочной девы, и у местных жителей и гостей местечка сегодня был большой день.

Герцоги Фельсенбург считали своим долгом принести почести этой святой и подарки храму, их всегда ждали, радостно приветствовали, и младшему из почетных гостей, Михаэлю было приятнее всего раздавать людям в благодарность за их любовь серебряные монеты. Матушке не слишком нравилось то, как младший сын говорил об этом, но в то же время её радовало то, что от праздника Михаэль ждет возможности проявить щедрость, и хочет людской приязни. Это говорило о том, что мальчик будет добрым эсператистом и хорошим господином. Надо сказать, его и народ приметил, ведь Михаэль отличался от старшего брата, словно день от ночи. Руперт был горд, смел, и хорош собой, все без исключения признавали, что воспитанный для герцогского титула первенец Фельсенбургов достоен своего положения, как никто иной.

На Руперта засматривались все девушки, как знатные, так и простолюдинки, так статен был этот юноша, так красив. Своим поведением, и осанкой и речами, он всем давал понять, кто он по праву рождения. О карьере Руперта говорили между собой взрослые, его военные таланты были бесспорными, он уже успел отличиться, и стал адъютантом адмирала цур зее, что было одновременно и лестно и несколько скандально, ведь теперь Фельсенбург подчинялся простолюдину, хоть и достигшему высокого положения.

Михаэль тоже сидел в седле ровно, и никогда не горбился при ходьбе, он был ладно сложен, а черты лица мальчика обещали со временем явить миру довольно симпатичное сочетание мужественности герцога Фельсенбурга и красоты его супруги, но навсегда он был вторым. И Михаэль всегда помнил об этом, привычно уступая брату первенство во всем, даже в сердце матушки и отца.

Если бы Руперт хоть немного обращал внимание на младшего брата, обожание Михаэля не было бы щедро приправлено горечью. Менторы твердили, что он должен быть достойным Руперта, подстрелившего свою первую цаплю на охоте в семь зим, что Михаэль должен если не превзойти старшего брата в фехтовании, то хотя бы не позорить его… Увы, Создатель одарил всеми возможными талантами Руперта, не оставив младшему мальчику ничего, кроме терпения.

Менторы, перестали его мучать попытками разбудить в младшем мальчике тщеславие, только, когда герцогиня, заметившая, что Михаэль стал все сильнее замыкаться в себе, приказала им оставить эту затею.

Сегодня Михаэля сопровождал его слуга, племянник Генриха, самого преданного герцогине Шарлотте Фельсенбург человека, на которого маленький Михаэль полагался более, нежели на Создателя.

Этого слугу можно было расспросить обо всем, и Генрих чаще, чем родной отец, обращал внимание на самого младшего Фельсенбурга, и находил для него время и теплые слова, хоть и боготворил его старшего брата, впрочем, как и все. Племянник Генриха, резвый юноша двумя годами старше Михаэля, был осведомлен обо всем, скрытен, и учтив в присутствии старших, но весел и откровенен с Михаэлем. Лучшего приятеля для приятного времяпрепровождения и пожелать было нельзя.И Людвиг был невероятно полезен. Кроме того, он знал о настроениях в доме и о вассалах Фельсенбургов больше, чем господин, пусть и самый младший изо всех.

Обычно, к появлению у храма герцогов, вассалы встречали их, стоя впереди мещан и простонародья.Некоторые ревниво следили за тем, кто стоял ближе, на ком господа дольше задержали взгляд, это порождало массу домыслов и даже ссор.

Приветливо кивая всем, Михаэль обратил внимание, что державшиеся, как обычно, особняком, Хоссы сегодня в сером. Ему не надо было спрашивать Людвига, тот сам наклонился к молодому господину, и прошептал, что пару месяцев тому назад к Говарду Хоссу приехала женщина с заболевшей девочкой — его незаконнорожденной дочерью — из мест, охваченных поветрием какой-то лихорадки. Девочка уже не приходила в себя, и Хосс и та шлюха (а кем еще может быть такая женщина?) ходили к закатной скале приносить подарки существу, о котором сегодня нельзя сказать.

Вроде как и приняла нечисть подарки, вернулись они домой, девочка глаза открыла, узнала родителей, а мать ее тут же без чувств упала и уже ни дочь не обняла, ни полюбовнику бывшему ничего не сказала. Сгорела в одну ночь.

Говорили люди, что Хосс, хоть и законно уже женатый на другой, с лица почернел, говорили, что чуть ли не держал покойницу на руках, пока тепло жилья не испортило тела, да много ходило слухов.

Михаэль с опаской покосился на этого своего по слухам, вассала, но нет, лицо у него черным не было, а рядом действительно стояла миловидная девочка, тоже в сером. А позади — госпожа Дагмар, о которой Людвиг так смешно сказал, что мужей она себе выбирает по стати, чтоб были громадные, как медведи, чтоб её братья быстро убить их не могли. Теперь она была дважды вдовой, и нельзя было понять, траур на ней по ее супругу, или по блуднице. Наверняка по супругу, кто ж будет горевать о беспутной женщине, Людвиг говорил, как люди дивились, что Хосс надел серое.

Еще Людвиг доподлинно знал, сколько золота Хосс отвалил за то, чтоб обратившуюся за помощью к нечисти мещанку схоронили на кладбище, ближе всех к склепу Хоссов и теперь о ней служили молебны, словно она была благородной госпожой, а не распутной мельничихой. Людвиг вообще много чего знал.

А девочку в серых мехах Михаэлю стало жаль. Конечно, она богато одета, золотые застежки на ее плаще пристали скорее госпоже, чем девочке, как матушка повторяет Агате, но ведь теперь у этой бедняжки остался только отец и тот, по слухам, человек не из лучших.

Михаэль кивнул ей отдельно, постаравшись, чтоб вышло учтиво и ласково, и успел увидеть лицо девочки, когда она выпрямилась после поклона. Осунувшееся личико было красивым, она не походила ни на отца, ни на свою мать, которая по словам видевших ее людей и Людвига, сильнее всего напоминала репу по фигуре, да и лицом тоже, толстая и желтая. Михаэль не особенно этому верил, ну разве можно убиваться так, как убивался Хосс, по такой уродине? На красавицу-тетку девочка тоже не походила, словно выточенная изо льда Дагмар была хороша, но держалась обычно, словно далекая Луна. Об этой Дагмар говорили разное, но шепотом, и все сходились на том, что ее красота совершенно особенная.

Девочка, хоть и выглядела грустной, дарила смотрящим на нее тепло своей яркой внешностью и милым личиком. Ямочки на щечках и золотистые кудри скрадывали серую мрачность ее одежд. Михаэль даже обернулся с лошади на нее. И смотрел, пока не перехватил пристальный взгляд Хосса.

— Зовут Хельга, — негромко сообщил Людвиг, бесценный в подобных делах, — отец с нее пылинки сдувал, даже когда они в Ротфогеле жили отдельно, навещал. Теперь хочет удочерить, мачеха не против, для этого в Витфурт законника пригласили, да не из последних.

В Витфурте Фельсенбурги почти не бывали, теперь это показалось Михаэлю досадным.

— Он же морской капитан, — усмехнулся Людвиг, наблюдавший за своим господином, и давно приучившийся угадывать его желания без слов, — часто в отлучке.

— Руперт тоже моряк, — Михаэль подумал, что благодаря старшему брату, скорее всего он точно будет знать, когда капитан Хосс оставит Витфурт и окажется на своем корабле.Он вдруг захотел, чтоб этот момент наступил поскорее.

— Ну, вы не равняйте… Господин Руперт на «Ноордкроне» служит, великая честь. А Хоссы вряд ли высоко взлетят.

— Почему?

— А дядя говорил, вассалами вашими они не по своему желанию стали. То есть, желание было, но речь шла о покорности или смерти, — Людвиг обожал старинные истории и особенно его влекли кровавые обычаи варитов, — Хоссы кто угодно, но не дураки, понятно, что жизнь выбрали. Только вот вассалы они дурные, все смотрят, как в глотку своему господину вцепиться. С самого начала и уже не первый Круг. Власти над собой не признают по праву крови. Говорят, что про клятву верности это выдумка прадеда вашего. Прямо, как дурной быкодер, готовы рвать тех, кто упоминает об этом.

В отличие от своего слуги, Михаэль любил красивые сонеты и рисование красками, и кровавыми сагами не увлекался, так что эта история была ему в новость.

— Быкодеров, которые не поддаются дрессуре, убивают еще щенками, — продолжал Людвиг, — а этих поди убей, расплодились…

— Их трое всего, — это Михаэль знал наверное, помимо стариков, Хоссов было трое, два брата и сестра.

— Эти трое плодятся, как кролики, — фыркнул Людвиг, — одно хорошо — кесарь тоже их не любит. Да и как любить их таких, которые все время настороже и ждут удобного момента, чтоб убить тебя и занять твое место.

Это было несомненной правдой, хотя Хоссы старались лишний раз с Фельсенбургами не сталкиваться и при встрече оказывали должные почести, между господами и этими их как бы вассалами ощущалась невидимая преграда. Да и зная хоть кого-то из Хоссов, было сложно представить себе человека, на чьи колени они могли бы положить голову по старинному обычаю испрашивая покровительства. Как бы Михаэль не любил своего отца, тот точно не был таким человеком. Может быть тот далекий предок, который поставил на колени своего первого Хосса-вассала и был полон силы, перед которой не стыдно согнуться, но нынешний герцог Фельсенбург славился своей добротой и даже охоту оставил с годами для спокойствия своей супруги.

Кстати, Михаэль вспомнил, как случайно услышал сказанное по адресу Говарда Хосса «зверь», причем говорил Руппи, и речь шла о пленных южанах.

— А как же то, что Говард Хосс столько лет под началом Бермессера и его до сих пор не загрыз? — Проще всего было согласиться с мнением старшего брата и любимого слуги, но Генрих часто говорил, что хороший господин должен быть справедлив и думать сам, уметь принять решение и составить свое мнение. А глаза той девочки… Хельги… кажется, они были синими-синими, словно небо вечером.

— И я удивляюсь, — честно сказал Людвиг, — такого труса сразу бы подмять, а нет же столько лет друг за дружку стоят, всегда вместе, говорят он тоже приезжал, когда Хосс ту блудницу хоронил.

— Значит, они друзья, — несмело предположил Михаэль и Людвиг не возразил ему.

Это ободрило мальчика, человек с хотя бы одним другом не может быть совсем уж зверем. И дочка у него не в черном теле, нарядная, рядом с отцом, мачехой и теткой стоит, хоть и рождена вне закона.

— И не посовестился незаконнорожденную вывести на люди, — подумал вслух о том же, но по-своему Людвиг, — наверное, потому что день ее святой, потом будет ярмарка, вот и решил девчонку побаловать.

Почетный, усыпанный тепличными цветами путь к храму окончился и Фельсенбурги спешившись, вошли в тепло, пропахшее праздничными смолами. Остальные последовали за ними.

Началась служба, но Михаэль никак не мог на ней сосредоточиться, хотя ему нравилась и ее торжественность и убранство храма и сознание того, что исполняющий обряд священник так роскошно наряден по его, Фельсенбурга, милости в том числе.

Он знал, что где-то позади, стоит эта маленькая Хельга и немного жалел, что не сможет подойти к ней под взглядами своей и её родни.

Но на ярмарку он пойдет!

Михаэль не видел себя со стороны, но Людвиг одобрительно заметил, как упрямо младший Фельсенбург сжал губы. А он не такой и рохля, как считают все, разве что не пылок, да не поспешен в решениях, как старший братец. Конечно, этот выродок Хосс прирежет обоих мальчишек, не посмотрев на их положение в обществе, если поймет, что их принесло в Витфурт из-за его дочки, уж это Людвигу было понятно, но он ведь не узнает.

* * *

— Жаль, что не сегодня, — даже кожа Говарда казалась серой, в траурном наряде граф был особенно похож на привидение, и сливался с каменной кладкой дома, у которого стоял, — а ведь все могло и получиться.

Его слуга и единокровный брат огляделся по сторонам, прежде чем ответить.

— Мне все же кажется, что это удобнее сделать в чужом порту, — внешностью Пауль был куда красивей и представительней своего законорожденного брата, а вот голоса у них были одинаковыми, — в той же Ардоране, кто его там хватится первое время? А потом пускай ищут, кто его прирезал, может из-за девки. Главное, чтоб мальчишка от Оружейника отлип хоть ненадолго.

— Убедил. Травить парня на глазах у его матери как-то некрасиво, — глаза Хосса, обведенные кругами бессонных ночей казались особенно светлыми, — погоди-ка…

Он вгляделся в ярмарочную толпу, и нахмурился, обнаружив свою дочь беседующей у лотка со сладостями с мальчишкой Фельсенбургов. Пауль привычным жестом поймал его за рукав, прежде чем Говард дернулся в их сторону.

— Они просто разговаривают, — Пауль подвинулся, позволяя очередному торговцу показать им содержимое своего лотка.

— Этот щенок заглядывается на мою дочь! — Глаза Говарда вмиг побелели от ярости, разносчик длинных леденцовых палочек шарахнулся от такого покупателя, чуть не выронив товар.

— Госпоже Хельге сейчас полезно немного развлечься, — с упреком заметил Пауль, весьма благоволивший незаконорожденной своей племяннице, — они же еще дети.

— В прежние времена, через две зимы Хельга входила бы в брачный возраст, — проворчал Хосс, уже не отрывая от детей глаз. Рядом с ними шумела ярмарка, уличные актеры кривлялись, привлекая к себе внимание, вкусно пахло мясом, жаренным на огне и притягивали взгляд яркие сахарные лакомства, румяные зимние яблоки бережно перекладывали из опилок в корзину покупателю и по морозному воздуху тек их тонкий аромат, но дети смотрели только друг на друга.

— Ну же, перестань. Отвернись, они уже чешутся под твоим недобрым оком, — купив несколько разноцветных конфет и пару кульков засахаренных орехов, Пауль усмехался, пряча покупки и глядя на брата, — Тем более, Михаэль — не Руперт. Не обидит твою девочку. Да и Хельга со служанкой.

Эти слова были слабым утешением: упомянутая служанка вовсю смеялась, её умело отвлекал от присмотра за госпожой веснушчатый парень, хвостом таскающийся за младшим Фельсенбургом.

— Что решили? — Утомившаяся от ярмарки Дагмар подошла к мужчинам и оперлась на руку младшего брата, который осторожно стряхнул снежинки с плеча молодой женщины. Пауль принял у дочери своего отца корзинку с покупками, и слегка поклонился ей.

Бастарда Дагмар знала хорошо — законная супруга графа Хосса жалела сиротку Пауля, и тот был вхож в семью, несмотря на неодобрение своего кровного отца и первоначальную неприязнь старших детей.

Схожесть в чертах и цветах Дагмар и Пауля было поразительным до неприличия: тем, кто видел этих двоих, сразу становилось понятно, что они кровные родичи.

— Подождем до первого похода, до первого порта, — вздохнул Хосс.

— И правильно: здесь сразу же подумали бы на нас, даже если бы это были не мы, — Дагмар выразительно подняла светло-зеленые глаза к небесам, изумляясь такому недоверию, — И как вы хотели это сделать сегодня?

— Отравить воду в храме, — ответил ей Говард, — Конечно, пострадали бы не только Фельсенбурги, но…

— Старый прием, — поморщилась женщина, — ты чего шею вытягиваешь, как гусь, Говард?

— Смотрю на Хельгу, — Хосс был краток, но Дагмар заинтересовалась, обернулась, и усмехнулась увиденному.

— А она времени даром не теряет, — В ее голосе звучала гордость за племянницу, — какая роскошная рыбка попалась. Хорошо, что Хельга удалась в матушку, жаль, что и нравом тоже.

— Чему ты радуешься? — раздраженно поинтересовался Говард.

— Ты невозможен, братец, — развеселившись от вида ревнующего дочь Хосса, она подмигнула Паулю, и тот невольно улыбнулся.

Красавица Дагмар нечасто баловала его своим вниманием, несмотря на дружелюбие, но в вопросах семейной выгоды они всегда были заодно.

— Теперь Руперта следует убрать до того, как он возьмет себе супругу, — расчетливо заметила Дагмар.

— Я сам этим займусь, — согласился с ней Пауль, а Хосс вскипел.

— Вы оба сейчас о чем говорите? Моя дочь к Фельсенбургам никакого отношения иметь не будет!

— Ты еще скажи, — голос Дагмар внезапно стал пронизывающе-ледяным, и резал он незажившую рану обоих братьев, — что ты ее скорее убьешь, чем позволишь полюбить парня кесарских кровей. Когда-то Ингунн от отца услышала те же слова, и нам всем до конца своих дней придется гадать, его ли руки поднесли сестре яд или это Зильбершванфлоссе, не желая себе невестки из Хоссов, постарались? А может быть, когда у нечисти из Горы родичи просили остудить ее сердце, они были неосторожны в словах?! Кто к ней тогда ходил — матушка или кормилица Ингунн?

— Ладно, хватит, — Хосс скривился словно от телесной боли, пытаясь вытеснить из памяти жестокие слова сестры и горькие воспоминания, — я сейчас пойду пройдусь, а Пауль за тобой присмотрит.

Он ушел, задержав взгляд на Михаэле Фельсенбурге, а оставшиеся двое Хоссов смотрели ему вслед.

* * *

Хельга оказалась прелестью. Девочки милее Михаэль не видел, и за ее красоту и очарование, он забыл все злое и липкое, что связывали с именем ее отца. Ну, разве может быть отец такого синеглазого нежного чуда кровожадным чуть ли не морским разбойником? Разве может он быть одновременно капитаном корабля Его Кесарского Величества и промышлять работорговлей? Может быть, люди не врут, и его любовница не была хороша собой, но это не делало Хосса мужеложцем и насильником. О моряках чего только не болтают, если уж на то пошло!

Да и внешность женщины — дело тонкое, смотря с кем сравнивать. Рядом с герцогиней Шарлоттой или графиней Дагмар или вот с маленькой Хельгой немногие покажутся красивыми или хотя бы сносными.

А Хельга была еще и умна, так складно отвечала, и так хорошо смеялась над шутками Михаэля!

Очарованный мальчик пытался отвлечь Хельгу от ее печали, и та слушала его, одобряя и поощряя, как и подобает женщине, даже маленькой и особенно из семьи вассалов.

Собственно говоря, Михаэля мало кто слушал, только Людвиг и Генрих, но Генрих всегда был так занят. Сестры на младшего брата обращали немного внимания, а матушка сама себе отвечала на свои же вопросы, не дождавшись когда ей ответит сын.

Было удовольствием купить самых дорогих, узких, словно лепестки ромашки, южных орехов в сахарной крошке, и угостить всех спутников, начав с Хельги. Михаэль ощущал себя значимым, и ему это нравилось.

Три четверти часа, проведенные на шумной ярмарке с этой милой незнакомкой, показались Михаэлю просто чудесными.

Потом он поймал на себе взгляд этого то ли родича, то ли слуги Хосса и как-то вдруг понял, что приятной беседе настал конец. И верно, подошла Дагмар, мило поговорила с юным Фельсенбургом, и Михаэль простил ей то, что она уводила Хельгу сейчас. Показавшаяся на мгновение прекрасней всех женщин и людей вообще, Дагмар пригласила Михаэля бывать в Витфурте!

Уже на обратном пути Людвиг сказал, что лучше бы приглашение исходило от самого Хосса, но тут не попишешь, ничего, графиня будет рада их видеть, и там уже можно будет переброситься парой слов с ее племянницей. Оставалась самая малость — мнение собственной родни, но Михаэль надеялся обойти мать ложью и воспользоваться ее одержимостью первенцем.

— Кажется, сегодня я впервые рад, что я второй сын, а не первый, — сказал он Людвигу, укладываясь спать.

Они немного поговорили о том, как славно было бы полюбоваться Витфуртом до большого поста и некоторое время изыскивали пути, один другого невозможней, чтоб посетить Витфурт, не вызывая подозрений отца, матушки и особенно Хосса.

Погасив свечи, верный слуга улегся в ногах господина, тот привычно прижался к нему замерзшими ступнями, и заснул прежде, чем Людвиг смог согреть его.

К о н е ц