Бездна (гет)

Мрак на глубине Кайманового желоба являлся не просто физическим отсутствием света, это была абсолютная, всепоглощающая пустота давящая неумолимо и постоянно, как плотная, чёрная субстанция, в которой тонули последние лучи надежды. Здесь не было ни звука, ни эха, ни отголоска. Только бесконечное безмолвие, способное свести с ума.

В этом царстве тьмы и тишины, словно гигантский, безмолвный хищник, скользила подводная лодка Монтана. Её массивный, чёрный корпус, разработанный для противостояния невероятному давлению, будто стал продолжением самой бездны. Лодка двигалась медленно, её огни, словно глаза этого зверя, прорезали мглу, высвечивая лишь небольшие островки иллюзорной безопасности.

Внутри, несмотря на идеальную работу систем и уверенность команды, царило заметное напряжение. Каждый человек, от капитана до рядового матроса, чувствовал нарастающее давление — не внешнее, а внутреннее. Это был не страх, это было инстинктивное, животное предчувствие. Никто не говорил об этом вслух, но каждый взгляд, каждый жест выдавал эту скрытую тревогу.

Командир гидроакустической станции, лейтенант Харпер, прижимал наушники к голове, вслушиваясь в шумы бездны. Он знал, что там ничего не должно было быть, но он слышал. Не что-то конкретное, а странный, едва уловимый фон. Харпер плотнее прижимал к голове наушники, стараясь отсечь последний, еле слышный шум вентиляции. Его глаза были закрыты, всё его существование сузилось до единственного ощущения — слуха. Он был ушами "Монтаны", её единственной связью в этом безмолвном мире. Он знал, что слышать ему было нечего. Бездну не населяло ничто, достаточно крупное, чтобы издавать хоть какой-то звук. Никаких китов, никаких рыб, никакой жизни. Только давящая, абсолютная тишина. И всё же, он слышал, хотя приборы не фиксировали ничего. Это не было похоже ни на что, с чем ему приходилось сталкиваться. Не было щелчков сонара, не было шума двигателей, не было далёких, призрачных отголосков. Это был странный, едва уловимый фон. Он был так слаб, что его можно было принять за помехи, за каприз аппаратуры. Но Харпер был профессионалом. Он знал свою технику, как самого себя, и знал, что этот звук был реальным. Это был не звук в привычном понимании слова. Это была скорее вибрация. Низкая, монотонная, проникающая в самые кости. Она была похожа на гудение далёкого генератора, но в то же время несла в себе что-то совершенно иное — нечто древнее, медленное, как само время. Казалось, будто сама материя бездны дрожит в предвкушении чего-то. Будто кто-то или что-то, находящееся за пределами его слуха, дышало в этой тьме.

Инстинкты, которые никогда не подводили Харпера, кричали об опасности. Звук был везде и нигде одновременно. Он пронзал мрак, как ледяной клинок, и каждая его нота усиливала ощущение иррационального, животного страха. Страха перед неизвестностью. Перед тем, что могло существовать в этом мире, где не должно быть ничего.

А инженер-механик, Томас, с необычайной тщательностью проверял показания приборов. Он знал, что системы работали идеально, но его рука почему-то дрожала, когда он прикасался к холодному металлу. Ему казалось, что корпус лодки стал не просто оболочкой, а чем-то живым, что тоже чувствовало приближение чего-то неведомого и страшного.

Напряжение нарастало с каждой секундой. Это был не страх перед аварией или поломкой, это было предчувствие встречи с чем-то запредельным. Тишина стала ещё более давящей, а мрак — ещё более плотным. Как будто их безмолвный хищник, подводная лодка, сама почувствовала, что она больше не одна в этой бесконечной бездне.

Капитан подлодки тоже не мог избавиться от этого гнетущего, запредельного ощущения. Он провёл в океане достаточно большую часть жизни, и его интуиция, отточенная годами, никогда не подводила. Сейчас она кричала ему об опасности, которой нет в учебниках и на картах. Ему хотелось отдать приказ разворачиваться, уходить как можно скорее, но приборы не давали повода, а с таким грузом, который был на борту, нельзя было просто так уйти без приказа с земли.

Внезапно с центрального поста раздался голос:

— Капитан, у меня полная тишина. Пассивный сонар ничего не слышит.

— Хорошо, Майк. Так и должно быть. Мы в самой глубокой впадине, здесь нет ничего, кроме нас, — ответил капитан, но его голос звучал напряжённо.

— Да, сэр, но… это странно. Я не слышу даже фонового шума. Как будто вода вокруг нас… умерла.

И именно в эту тревожную тишину, которую фиксировали приборы, вдруг вклинился едва уловимый, но глубокий и давящий гул. Тот самый, который так беспокоил Харпера. Он не регистрировался ни одним из датчиков, но его низкие, монотонные вибрации теперь ощущались каждым членом экипажа, проникая сквозь стальной корпус в каждую клетку тела.

На экране сонарного дисплея, который до этого отображал лишь пустоту, внезапно проявилась яркая, стремительно движущаяся отметка.Она двигалась с немыслимой скоростью, по курсу прямого столкновения с "Монтаной".

Старший помощник, оцепеневший от шока, не успел отдать приказ, как из рубки управления раздалось: "Полный реверс! Готовиться к столкновению!"

Звук аварийной сирены пронзил отсек, и каждый член экипажа, мгновенно осознав неизбежность происходящего, занял свои места, готовясь к удару. Попытки уклонения оказались бесполезны — неидентифицированный объект, казалось, намеренно следовал курсом прямого столкновения. Секунды казались вечностью, а "пинг" сонара отбивал последние мгновения перед катастрофой.

Последовал резкий, оглушающий удар, который сотряс всю конструкцию подводной лодки, бросив её набок.

Пронизывающий, надрывный вой сирены "General Quarters" разорвал тишину, которую нарушал лишь монотонный гул систем жизнеобеспечения. Красный свет стробоскопов, метавшийся по узким коридорам, выхватывал из темноты бледные, искажённые страхом лица. Электронный голос, лишённый эмоций, повторял: "Emergency dive! All hands, brace for impact!" Этот голос, который сотни раз звучал на тренировках, теперь стал предвестником конца.

Капитан Дэниел Морган бросился к главному пульту. Его слова утонули в какофонии звуков. "Damage control, report!" — крикнул он в микрофон, но ответ ему принесла лишь тишина.Трюм содрогнулся, его стены застонали, будто живое существо, пойманное в ловушку. Резкий, леденящий душу скрежет — зловещий, протяжный звук, который каждый подводник узнал бы даже во сне. Это была не просто мелодия гибнущего металла; это был предсмертный хрип гиганта, поглощаемого бездной.

Вода ворвалась в корпус не с шипением, а с громогласным рёвом, как дикий зверь, вырвавшийся из клетки. Сквозь трещины в обшивке она хлынула мощными потоками, стремительно заполняя пространство. Запах озона и горелой проводки смешался с морской солью. Вспышки искр ослепляли, освещая панику на лицах экипажа. Раздался резкий, сокрушительный толчок. Подлодка содрогнулась, будто получив удар по корпусу. Удар. Корпус скрипнул, застонал, и внезапно наступила тишина. Мёртвая, оглушительная тишина, которую нарушали только мерные звуки льющейся воды и редкие, судорожные всхлипы.

Свет погас. Все погрузились в кромешную тьму, где единственным ориентиром были слабые блики воды. В этой темноте, где страх и паника стали их единственными спутниками, те кто ещё были живы, пытались разглядеть друг друга; они чувствовали, как холод обволакивает, лишая дыхания, а в памяти всплывали образы базы в Гротоне, улыбки самых близких... И всё, что оставалось — это надежда, которая таяла с каждой секундой, растворяясь в холоде и безнадёжности.

После секунд жуткой тишины, показавшимися весностью, "Монтану" пронзил новый, чудовищный скрежет разрывающегося металла. В этой хаотичной какофонии трескающейся стали, ревущей воды и криков ужаса тонули последние мольбы, невидимая сила неумолимо увлекала подлодку вниз.

Тяжелая громадина, еще недавно казавшаяся неприступной твердыней, теперь стремительно погружалась в бездну. Давление снаружи нарастало с каждой секундой, сминало и рвало внутренние переборки, издавая предсмертные стоны искореженного металла, унося с собой и экипаж, и смертоносный груз в безжалостную бездну океана.