Мальчик, который жил по-другому (гет)

От автора (не от переводчика):

Это фанфик по мотивам серии книг о Гарри Поттере, созданной Джоан Роулинг. Оригинальные персонажи, обстановка и магические элементы являются собственностью Джоан Роулинг, Warner Bros и их соответствующих филиалов. Этот материал является некоммерческим, создан фанатами и предназначен исключительно для развлекательных целей. Все права на оригинальный материал принадлежат их соответствующим владельцам.

Автор этого фанфика не претендует на оригинальных персонажей, сеттинг или построение мира и пишет эту историю исключительно как уважение к любимому фильму. Любое сходство с реальными людьми, местами или событиями — это чистое совпадение.

Это вдохновенная версия оригинальной истории, которая была удалена автором. Феттучини (автор на сайте fanfiction) отреагировал на предыдущую публикацию своей истории, дав разрешение на любую публикацию его удаленных работ.

Предыстория сюжета фанфика:

— Разница в возрасте: В этой истории Гарри на два года старше, чем в каноне. Возраст других персонажей не изменен, Гарри просто родился на два года раньше.

— Хронология: Гарри поступает в Хогвартс в 2000 году, а не в 1990 или 1991, как в каноне. Это позволяет использовать более современные технологии и избежать

необходимость использования устаревших технологий.

— Пророчество: Гарри остается кандидатом на звание "Дитя Пророчества". В пророчестве говорится о приближении того, кто обладает силой победить Темного Лорда, но это не обязательно означает, что он только рождается.

— Роли персонажей: Гермиона, Рон, Джинни и Уизли играют менее заметные роли по сравнению с каноном и многими фанфиками. Гарри будет учиться в том же классе, что и близнецы, но не подружится с ними. Рон и Гермиона появятся в сюжете на третьем курсе Гарри.

— Статус Гарри: Гарри не "Мальчик-который-выжил". Пророчество не приведет к каким-либо заранее определенным результатам; у Гарри будут реальные сильные стороны, основанные на его

тяжёлой работе. У него будет только Парселтанг — его уникальная способность.

— Змеиный язык: Как и у мага-метаморфа, змеиный язык появляется случайно и передается по наследству. Это не сила, получаемая с помощью ритуала, а врожденный дар.

— Невилл Лонгботтом: Невилл — "Мальчик-который-выжил", и для него будет характерна смесь высокомерия и похвалы, а не злости или подлости.

— Ночь нападения: Волдеморт решил сначала отправиться в дом Лонгботтомов. Хвост остается хранителем тайны Поттеров, в то время как пожиратели смерти атакуют дом Поттеров после того, как тот был распродан. Это будет разъяснено в сюжете.

— Наследование мантии невидимки: Игнотус Певерелл — предок Невилла, а не Гарри, поэтому плащ принадлежит Невиллу.

— Способности Гарри: К окончанию школы Гарри станет довольно могущественным, но не будет хвастаться своими способностями. Его сила заработана тяжелым трудом, а не магическими ритуалами или легендарной родословной.

Магические навыки: Гарри преуспеет в трансфигурации, чарах, рунической магии и арифмантике. В будущем возможна связь с маггловской медициной. Его навыки будут реалистичными и это улучшит экшн-сцены.

— Развитие персонажа: Не ожидайте, что Гарри будет выкладываться по полной до конца седьмого курса. Его будут изображать как антигероя — блестящего, но озлобленного и эгоцентричного, заботящегося только о тех, кого он считает семьей.

— Нейтральная мораль: Гарри не будет четко вписываться в категории "темных" или "светлых". Он пойдет своим путем и будет действовать в соответствии со своим собственным мнением.

— Расширенный магический мир: после Хогвартса история выйдет далеко за пределы Британии.

— Распределение по факультетам и личность: Гарри будет учиться в Рейвенкло, система сортировки будет тщательно изучена позже.

— Роль Дамблдора: Дамблдор не злой, но его действия, совершенные из лучших побуждений, могут иметь непредвиденные последствия. Его манипуляции не будут экстремальными.

— Оригинальные персонажи: Будут тщетно обработанные командиры. Они сыграют важную роль и, надеюсь, будут хорошо восприняты читателями.

— Пэйринг: Гарри в конечном итоге будет в паре с Флер. Сюжет будет сосредоточен на реалистичных, не слишком романтичных отношениях и, возможно, будет обсуждаться секс.

— Юмор и тональность: Ожидайте саркастического юмора, фарса и изобилия острот. Тональность будет отражать личное чувство юмора автора.

— Продолжительность рассказа: повествование будет выходить за рамки Хогвартса, рассматривая Хогвартс скорее как обширный пролог для формирования характера, чем как основную историю.

Теперь, когда у вас есть представление о том, чего ожидать, вы можете решить, продолжать чтение или нет. Я надеюсь, что вам понравится эта история. Не стесняйтесь оставлять свои отзывы.

Глава 1. Волшебная палочка выбирает волшебника

Ремус Люпин стоял на краю грязного футбольного поля, его поношенное пальто развевалось на октябрьском ветру, как флаг капитуляции. Эта одежда — лоскутный памятник магазинам подержанных вещей и небольшим магическим взрывам — несла на себе шрамы всей его жизни: следы ожогов от экспериментальных заклинаний, заплатки от превращения в прошлом месяце и воротник, который уже много лет назад перестал поддерживать свою форму. Но Ремус был слишком сосредоточен на матче, чтобы обращать внимание на катаклизмы, и с тревогой грыз свой шарф, наблюдая за Гарри.

Воскресное утро было предназначено для чаепития и чтения потрепанных книг в мягкой обложке, а не для того, чтобы отморозить задницу, наблюдая, как десятилетние дети гоняют мяч. Но это был не просто ребенок, который рвал и метал. Мальчик, который превратил футбол в олимпийский вид спорта, был Гарри, сын его лучшего друга.

Гарри перехватил пас. Благодаря средству для укладки, изобретенное в "Нью-Йорк Таймс" его форма была безупречной, несмотря на сорок минут грязи и беспорядка. Рубашка заправлена, носки высоко подняты, острая резкость — в то время как его товарищи по команде выглядели так, как будто попали в ураган. Противоречие было в чистом виде, как у Гарри: парадокс, окутанный решимостью, и все это было скрыто под невероятным шиком каждого средства для укладки, изобретенного в новом тысячелетии.

Ремус забрал Гарри к себе после ночи, которая заставила бы плакать любого: Джеймс Поттер, мертвый на полу своей кухни после того, как он убил трех пожирателей смерти. Лили Поттер, впавшая в магическую кому в больнице Святого Мунго — живая, но не способная даже встать с больничной койки. И Гарри, которому едва исполнилось шесть, смотрит на Ремуса слишком взрослыми для его лица глазами и шепотом спрашивает: "Когда мама вернется домой?"

* * *

Четыре года назад.

Несмотря на трагедию, выпавшую на долю его юного возраста, Гарри был замечательно воспитан — если вам нравился острый, как бритва, ум и сарказм, которыми можно было резать стекло. Малыш не закатывал истерик. Он не совал пальцы в электрические розетки; он спрашивал, почему дома волшебников не были должным образом защищены от магических разрядов, когда маггловские технологии становились все более актуальными в современном мире.

Вначале Гарри был молчалив, как могила, и часами смотрел в окно, словно философ, размышляющий о жестокости вселенной. Ремус чуть было не организовал терапию пока Гарри не нарушил молчание — не для того, чтобы поделиться чувствами, а чтобы потребовать знаний. "Расскажи мне о Риме", — попросил он за завтраком, словно обсуждая погоду. "Я хочу знать, почему он пал".

Книги вместо объятий. Факты важнее чувств.

Их вечера превратились в академические битвы — споры о тактике Цезаря, дискуссии о том, почему волшебники не могут просто заколдовать свои волосы, чтобы заставить их подчиняться споры обо всем, начиная от теории трансфигурации до того, был ли квиддич на самом деле опаснее гладиаторских боев.

Домашнее обучение было неизбежным; объяснять маггловским учителям "Защиту от темных искусств" было все равно, что учить венгерскую хвосторогу правилам поведения за столом. Но сегодня речь шла не о древней истории или теории магии. Сегодня речь шла о футболе — прекрасной игре, которая покорила сердце Гарри быстрее, чем снитч.

Счет был ничейный. "Хайбери Юнайтед" потерял одного игрока — их защитник на собственном горьком опыте убедился, что, называя судей "слепыми", можно заработать желтые карточки и

приговор, а не сочувствие. Казалось, что вот-вот наступит дополнительное время.

Тогда Гарри сделал то, что делал всегда: он переписал сценарий.

Вратарь отразил удар Гарри с расстояния тридцати ярдов. Время замедлилось, когда он получил мяч, развернулся и ускорился, как одержимый мальчишка. Защитники разлетелись за ним, как листья перед ураганом. Партнеру по команде, зажатому стеной игроков соперника, ничего не оставалось, как отдать пас назад. Гарри принял мяч левой ногой, посмотрел вверх и запустил его.

Мяч просвистел в воздухе с такой скоростью, что Ремус подумал, не вложил ли Гарри в удар свой неиспользованный талант трансфигуратора. Вратарь отчаянно нырнул, касаясь воздуха кончиками пальцев, и мяч влетел в верхний угол.

Взрыв. Столпотворение.

Крыша над ними загрохотала, когда родители разразились радостными криками. Ремус поймал себя на том, что кричит что-то невнятное, когда Джанин — блондинка, полная энтузиазма,

от которой у всех на лицах было написано восхищение — схватила его за подбородок и запечатлела поцелуй, не оставляющий места для споров.

Если бы Люпин не был так ошеломлен, он, возможно, ответил бы на поцелуй. А пока он мог думать только о том, что это один из способов разогреться в 2000 году.

* * *

Гарри Поттер сидел, скрестив ноги на своей кровати, прижимая к себе самое ценное, что у него было — потрепанную акустическую гитару, принадлежавшую его матери. Он рассеянно бренчал, извлекая вступительные ноты из "Hotel California", шедевра Eagles, который Лили Поттер, очевидно, любила играть до тех пор, пока струны не взмолились о пощаде.

Это была необычная гитара. Каждая царапина рассказывала историю, каждый изношенный лад хранил воспоминания. Когда Ремус подарил его Гарри на его восьмой день рождения, у него появилась возможность овладеть этой связью с матерью, которую он едва помнил.

Разучивать "Отель Калифорния" в восемь лет было все равно что пытаться решить математическую задачу цветными карандашами. Его пальцы едва могли дотянуться до грифа, и это соло, это чертово, невозможное соло, мучило его несколько месяцев. Но Гарри Поттер не бросал работу на половине пути.

Год. Целый год, потраченный на одну песню, в то время как другие дети играли в PlayStation и собирали карточки с покемонами. Но когда он, наконец, справился с этим соло — когда каждая нота зазвучала по-настоящему, а его пальцы... они танцевали на струнах так, словно были рождены для этого — Гарри почувствовал что-то, чему не мог дать названия. Соединение. Цель. Мост через пустоту между тем, кем он был, и тем, кем была его мать.

Он часто думал, что она нарочно задрала планку так высоко. Благодаря этому все остальное казалось легким.

Иногда Гарри задавался вопросом, была ли эта одержимость музыкой здоровой. Потом он вспоминал, как она лежала в стерильной палате больницы Святого Мунго, пойманная в ловушку между жизнью и смертью, потому что приняла на себя предназначенное ему проклятие, и здоровье казалось ему роскошью, которую он не мог себе позволить.

Беллатриса Лестрейндж. При одной мысли об этом имени его пальцы сжались на грифе гитары. Женщина, возглавлявшая нападение, которая сражалась на дуэли с его матерью, пока Джеймс Поттер истекал кровью внизу. Та, что наложила проклятье из-за которого Лили Поттер существовала, но не жила, оказавшись в ловушке магической комы, которую не мог разрушить ни один целитель.

Некоторые люди называли чудом то, что его мать выжила. Гарри называл этих людей бездельниками. Не было никакого чуда в том, чтобы наблюдать, как кто-то угасает не в силах пошевелиться. Иногда, в его самые мрачные моменты, когда его мучило чувство вины, Гарри хотел, чтобы она умерла в ту ночь. По крайней мере, тогда она могла бы присоединиться к его отцу во всем, что было дальше.

За каждый твой вздох она платила.

Эта мысль обволакивала его, как вторая кожа, тяжелая и удушающая. Каждый сыгранный им аккорд, каждый усвоенный урок, каждая маленькая победа казались украденными — взятыми взаймы временем, которое должно было принадлежать ей.

Вот почему он подталкивал Ремуса к получению новых знаний, вот почему он жадно поглощал старые учебники своих родителей, вот почему он изучал магию с таким усердием, словно готовился к войне.

Потому что это была война против времени, против невозможности, против проклятия, которое держало его мать в плену. И Гарри Поттер намеревался победить.

Силуэт коричневой сипухи, заслонивший окно, прервал его размышления. На письме, которое она принесла, была восковая печать, которую Гарри ожидал в течение нескольких месяцев.

Школа чародейства и волшебства Хогвартс.

— Меня никогда не перестанет удивлять, насколько хорошо у тебя это получается.

Гарри подпрыгнул, чуть не запустив свою гитару на орбиту.

Ремус стоял в дверях, ухмыляясь так, словно только что выиграл в лотерею и обнаружил, что шоколад — это овощ.

— Господи, Ремус. Тебя стучаться не учили? — Поттер бросил на него насмешливый взгляд. — У меня чуть не случился сердечный приступ.

— Честно говоря, это из-за твоей тощей задницы, Счастливчик, — ответил Ремус с театральной торжественностью. — Пожалуйста, не говори дамам. Они будут в шоке.

Мальчик заметно поморщился.

— Я бы очень хотел, чтобы ты не называл меня так.

"Счастливчиком" Ремус его прозвал еще в детстве. Это ужасное прозвище, придуманное лучшим другом его погибшего отца, о том, что он "счастливчик", который выжил, в то время как Невилл Лонгботтом стал Мальчиком-который-выжил, заставляла Гарри грустить.

— Мне нравится, когда ты играешь именно эту песню, — продолжил Ремус, усаживаясь в кресло за рабочим столом. — Твоя мать постоянно играла ее. А отец был просто в восторге, потому что мы мало что знали о маггловской музыке, поскольку выросли волшебниками. Джеймс просто сидел там, наблюдая за ее пальцами на грифе, как будто она творила чудеса.

Тень пробежала по лицу Ремуса при упоминании погибших друзей промелькнула и исчезла в мгновение ока.

— Ты чего-то хотел? — спросил Гарри.

Ремус редко заводил разговоры без цели — если только он не замышлял розыгрыши или не давал непрошеных жизненных советов.

— Ничего такого — сказал Ремус, кивая на письмо. — Просто любопытно, почему ты не отскакиваешь от стен. Большинство детей сходят с ума, когда получают письмо из Хогвартса.

Гарри пожал плечами.

— Я бы предпочел продолжить обучение на дому. К сожалению, у министерства есть мнение, что наследников древних и благородных домов обучают "незарегистрированные репетиторы". Даже если упомянутый наставник окажется блестящим.

— Лесть поможет тебе везде, — ухмыльнулся Ремус. — Но, возможно, в Хогвартсе у тебя действительно появятся друзья. Люди, которые понимают, каково это — быть... другим.

— Я был бы более взволнован, если бы не был на много лет впереди в учебе, — признался Гарри. — И если бы они играли в футбол, а не в этот летающий цирк, который они называют квиддич.

— У квиддича есть цели, построение, тактика — просто здесь больше шансов получить телесные повреждения, — заметил Ремус. — Кроме того, это у тебя в крови. Твой отец был лучшим игроком Гриффиндора.

— Это что, команда факультета? — в тоне Гарри сквозил сарказм. — Дай угадаю. Гриффиндор, где обитают храбрые сердцем и способные к учебе?

Ремус рассмеялся. Настоящим смехом, от которого осветилось все его лицо.

— Вообще-то, я бы поставил, что ты попадешь на Рейвенкло. Ум, сообразительность, любовь к учебе. Хотя из-за твоего острого языка тебя могут оставить после уроков еще до того, как Распределяющая шляпа коснется твоей головы.

— Когда мы пойдем в Косой переулок? — спросил Гарри, стараясь не выдать своего нетерпения по поводу того, что наконец-то получит свою собственную палочку.

Пользоваться палочкой Ремуса было все равно что пытаться играть на чужой гитаре. Это было функционально, но неправильно.

— Завтра, на твой день рождения, — сказал Ремус, протягивая руку, чтобы взъерошить Гарри волосы. — Считай, что это ранний подарок.

Гарри, нахмурившись, уклонился от этого жеста. — А теперь, пока Лиззи не подала ужин, как насчет того, чтобы сыграть мне что-нибудь?

— Ни в коем случае, — ответил Гарри, уже направляясь к двери. — Мне нужно принять душ. Спущусь через десять минут.

— Давай же! Просто что-то из группы Джона Бови!— крикнул ему вслед Ремус, с притворным отчаянием.

— Это Бон Джови, ты, музыкальный варвар! — крикнул в ответ Гарри Поттер, невольно усмехаясь.

* * *

Гарри проснулся тридцать первого июля от ощущения, что он висит вниз головой на потолке своей спальни, промокший до нитки, и с него капает, как из сломанного крана.

— Чертов Ремус Люпин! — пробормотал он, слегка покачиваясь, когда ледяная вода попала ему в глаза. — Как только я достану свою палочку, ты умрешь!

Тишина. Конечно.

Проведя тринадцать мучительных минут в роли человека-маятника, Гарри рухнул на свой матрас. Тут же его кровать взорвалась дождем меда и перьев.

Это означало стать тренировочной мишенью для оборотня, у которого проблемы с целеустремленностью и ужасное до невозможности чувство юмора.

Схватив письмо из Хогвартса, Гарри тактично отступил к двери. Оранжевое заклинание просвистело у него над ухом, опалив стену в том месте, где только что была его голова.

— Черт возьми, он когда-нибудь устанет от этого? — пробормотал Гарри, уклоняясь от очередного заклятия, и бросился к лестнице.

Бартоломью, внушительная коричневая сипуха Ремуса, поприветствовал его кивком, исполненным достоинства, что говорило о том, что у него, по крайней мере, есть некоторое представление о приличиях в день рождения. Чердачная комната совы была просторной и хорошо обставленной, вполне подходящей для птицы, которая вела себя как королевская особа.

Гарри дрожащими пальцами вскрыл письмо из Хогвартса:

ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА ХОГВАРТС

Директор: Альбус Дамблдор

(Орден Мерлина первой степени, Великий чародей, главный чернокнижник, Верховный Магвамп, Международная конфедерация. о волшебниках)

Уважаемый мистер Поттер,

Мы рады сообщить вам, что у нас есть место для вас в Школе чародейства и волшебства Хогвартс. В письме прилагается список всех необходимых книг и оборудования. Семестр начинается 1сентября 2000 года.

Мы ждем вашу сову не позднее 31 июля.

Искренне ваша,

Минерва Макгонагалл -

Заместитель директора.

— Мы уже подходим к концу, не так ли? — пробормотал Гарри, просматривая список принадлежностей.

Всё, начиная от перчаток из драконьей кожи и заканчивая… Никаких метел? Серьезно?

Он быстро написал письмо о согласии и привязал его к ноге Бартоломью.

— Хорошо, мальчик. Доставь это Макгонагалл как можно быстрее. И если увидишь других сов, передай им привет от меня.

Сипуха издала короткий гудок — звук, который выражал как признание долга, так и легкое презрение ко всей ситуации, и взмыл в утреннее небо.

Внизу Ремус Люпин прилагал героические усилия, чтобы скрыть ухмылку, но потерпел впечатляющую неудачу.

— О, ты просто умора, — сказал Гарри, отвесив ему подзатыльник. — Просто валяй, пока у меня не будет своей волшебной палочки. Тогда посмотрим, кто будет смеяться.

— Я весь дрожу, — усмехнулся Ремус. —Кстати, с днем рождения. Готов к своему первому походу в Косой переулок?

— Уже много лет готов, — ответил Гарри, накладывая себе на тарелку столько еды, что хватило бы на небольшую армию. Взросление означало, что ты все больше проголодаешься, а розыгрыши на день рождения, очевидно, приравнивались к кардиотренировкам.

— С днем рождения, мастер Гарри! — прощебетала Лиззи, домашний эльф, стоя у плиты, где она накладывала последние штрихи на то, что выглядело как торт, созданный с нарушением нескольких законов физики.

— Спасибо, Лиззи, — тепло поблагодарил мальчик. Юная эльфийка густо покраснела и с удвоенным энтузиазмом вернулась к своей кулинарной работе.

— Только подумай, — сказал Ремус, намазывая тост маслом с подозрительной невинностью, — через несколько часов у тебя будет собственная волшебная палочка. Больше не нужно одалживать мою, чтобы время от времени накладывать заклинание левитации.

— И через несколько часов ты будешь спать с открытым глазом, — парировал Гарри, хотя его улыбка смягчила горечь.

Лиззи появилась рядом с Ремусом, подняв лопатку, как оружие. — Перестань дразнить мастера Гарри, негодяй! — отругала она его, нанося несколько безобидных, но ощутимых ударов по голове, пока он не начал смеяться так сильно, что не смог защищаться.

* * *

Дырявый котел выглядел как место, где гигиене пришел конец. Гарри сморщил нос, когда они шли по полутемному пабу мимо посетителей, которые, казалось, одевались исключительно в благотворительных магазинах и на распродажах от проклятий.

— Очаровательное заведение, — саркастически заметил Гарри, когда они вышли на задний двор.

— Подожди, пока не увидишь, что находится за стеной, — сказал Ремус, постукивая палочкой по определенным кирпичам. Стена задрожала, камни стали складываться, как волшебная головоломка, пока не открылась арка, ведущая в...чертов ад.

Косой переулок раскинулся перед ними во всей своей хаотичной красе. Магазины теснились друг к другу, как разноцветные зубы, их вывески покачивались и сверкали волшебством. Толпы людей сновали между витринами магазинов, где продавалось все — от экипировки для квиддича до маринованных слизняков, и сам воздух, казалось, гудел от едва сдерживаемого волшебства.

— Первая остановка — Гринготтс, — сказал Ремус, указывая на внушительное белое здание, возвышавшееся в конце переулка. — Без золота много не купишь.

Гоблин-ювелир, стоявший за стойкой выглядел так, словно сам факт их существования нанес ему личное оскорбление. Когда Гарри протянул свой ключ, эти черные глаза изучали сомнительный бриллиант.

Гоблин прошипел:

—Хранилище 687. Следуйте за Крюкохватом.

Поездка на тележке до хранилища Гарри Поттера была похожа на американские горки, спроектированные кем-то, кто имел зуб на "внутреннее чутье".

Когда они наконец остановились, ноги Гарри казались переваренными макаронами, но вид его наследства стоил того, чтобы его укачало.

Золото. Больше золота, чем он когда-либо мог себе представить, сложено аккуратными стопками рядом с серебряными сиклями и бронзовыми кнатами. Гарри наполнял свой кошелек деньгами дрожащими руками. Они дрожали не от страха от поездки в тележке, а от понимания, что это происходит на самом деле.

Вернувшись в переулок, Гарри старался сохранять невозмутимый вид, пока они шли к узкой витрине магазина, на которой поблекшими золотыми буквами было написано: "Олливандеры: производители волшебных палочек с 382 года"

— Ты иди, — сказал Ремус, легонько подталкивая его. — Я буду здесь.

Колокольчик над дверью звякнул, когда Гарри вошел внутрь, и он сразу понял, что попал в особенное место. Тысячи узких ящиков выстроились вдоль стен, уходя к потолку, теряющемуся в тенях. В воздухе пахло старым деревом и древней магией.

— Мистер Поттер.

Гарри развернулся, едва не опрокинув башню из коробок с волшебными палочками.

Пожилой мужчина материализовался из тени, словно услужливый призрак, его растрепанные седые волосы и светлые глаза придавали ему потусторонний вид.

— Я все гадал, когда же мы увидимся, — продолжил Олливандер, пристально изучая Гарри. —Палочка твоего отца. Красное дерево, одиннадцать дюймов, гибкая, отлично подходит для трансфигурации. Палочка твоей матери. Ива, десять с четвертью дюймов, изящная, отлично подходит для создания заклинаний. Обе палочки были куплены здесь много лет назад.

— Вы правда помните все волшебные палочки, которые когда-либо продавали? — спросил мистер Поттер, хотя подозревал, что уже знает ответ.

Олливандер загадочно улыбнулся.

— Все до единого, мистер Поттер. Все до единого. Он достал рулетку, которая сама по себе начала измерять длину руки, расстояние от запястья до плеча, ширину ноздрей.

— Ты правша, не так ли? — пробормотал Олливандер, исчезая в глубине своего магазина.

Он вернулся с несколькими коробками, выбрав одну.

— Вот. Попробуйте эту. Одиннадцать дюймов, сердечная жила дракона, прочная и пригодная для защитной магии.

В тот момент, когда пальцы Гарри сомкнулись на темной палочке, по его руке пробежал холодок, словно он схватил живого угря. Олливандер выхватил ее прежде, чем Гарри успел осознать, что произошло.

— Нет, нет. Попробуйте другую. Держите. Она длиной одиннадцать с четвертью дюймов, волос единорога от довольно гордого самца. Подходит для изящества и точности в колдовстве.

Эта палочка сияла серебристо-белым светом, прекрасная и холодная, как зимний лунный свет. Гарри взял ее, на пробу взмахнул и...

— Определенно нет, — сказал Олливандер, забирая ее, прежде чем Гарри успел случайно превратиться в жабу.

Третья волшебная палочка — двенадцатидюймовая, из сердцевины венгерской хвостороги — казалась многообещающей, пока экспериментальный взмах Гарри не превратил половину инвентаря магазина в лавину коробок, перьев и общего хаоса.

— Я начинаю принимать это близко к сердцу, — сказал Гарри, доставая из волос медную подзорную трубу, когда Ремус вошел, чтобы осмотреть ущерб.

— Пока ничего не получается, Счастливчик? — спросил Ремус, выглядевший слишком удивленным разрушениями.

— Очевидно, я трудный клиент, — вздохнул Гарри, переступая через груду разбросанных пергаментов.

Олливандер появился из задней комнаты, неся коробку, которая выглядела старше, чем сама цивилизация. Пылинки танцевали в воздухе вокруг нее, как крошечные золотые духи.

— Мне никогда, — медленно произнес он, — не было так трудно найти клиенту волшебную палочку. Но, с другой стороны, именно волшебная палочка выбирает волшебника, и возможно...

Он открыл коробку с благоговейной осторожностью.

Волшебная палочка внутри была не похожа ни на одну из тех, что Гарри когда-либо видел. Темное дерево, изогнутое, как струящаяся вода, заканчивалось наконечником, бледно поблескивавшим, как слоновая кость. Она была прекрасна в том смысле, в каком часто бывают опасны предметы — элегантая и мощная.

Гарри нерешительно потянулся к палочке. В тот момент, когда его пальцы соприкоснулись, по телу разлилось тепло — не холод от первой волшебной палочки и не электрический разряд, а что-то более глубокое. Это было похоже на возвращение домой.

Это был секундный шок, но...

Палочка начала светиться, мягкий золотистый свет струился между пальцами Гарри, словно пойманный солнечный луч. Она пульсировала в такт его сердцебиению, и на мгновение показалось, что весь магазин затаил дыхание.

Когда свет померк, Гарри посмотрел на свою палочку — свою волшебную палочку — со смесью благоговения и одержимости.

— Любопытно, — прошептал Олливандер, не сводя светлых глаз с лица Гарри. — Действительно, очень любопытно.

— Что в этом любопытного? — спросил Ремус, хотя в его голосе слышались нотки, которые говорили о том, что он уже подозревал.

Выражение лица Олливандера стало серьезным.

— У волшебной палочки, которую вы держите в руках, мистер Поттер, богатая история. Палочка длиной тринадцать с половиной дюймов, из бузины с сердцевиной из волосяного покрова хвоста фестрала, чрезвычайно мощная и, как известно, трудная в освоении.

Гарри почувствовал озноб, который не имел ничего общего с температурой.

— И что?

— Легенда утверждает, что эта палочка была создана самой Смертью, — продолжил Олливандер, — и подарено старшему из трех братьев, которые обманули Смерть на переправе через реку. Младший брат получил мантию-невидимку, которая, как я полагаю, теперь принадлежит юному мистеру Лонгботтому. Но эта волшебная палочка... на протяжении всей истории она переходила от волшебника к волшебнику, как правило, путем убийства, поскольку ее верность переходит только тогда, когда ее хозяин побежден.

— Это...

Гарри посмотрел на волшебную палочку в своей руке. Она казалась теплой и правильной, а не каким-то артефактом убийства и предательства.

— Это всего лишь история, верно?

— Возможно, — тихо сказал Олливандер. — Но ее последним владельцем был Темный лорд Гриндевальд, и именно этой палочкой пользовался Альбус Дамблдор, чтобы победить его в 1945 году. Когда Дамблдор принес ее мне для ремонта, он попросил меня беречь ее, пока не появится ее истинный хозяин.

Слова повисли в воздухе.

— Хорошо, — наконец сказал Гарри. — Ну, легенда это или нет, но я чувствую, что это мое. Сколько я вам должен?

— Нисколько, мистер Поттер, — ответил Олливандер, хотя его глаза не отрывались от лица Гарри. — Волшебная палочка выбирает своего волшебника, и эта палочка долго ждала вас. Однако, — добавил он, доставая кобуру из драконьей кожи, — вы могли бы подумать вот об этом. За счет заведения.

— Я заплачу за кобуру, — быстро сказал Ремус, выкладывая на прилавок двадцать галлеонов. Его руки слегка дрожали, когда он помогал Гарри застегнуть его. Легкое движение запястьем, и в ладони Гарри появилась палочка — гладкая, как шелк.

— И последнее, — сказал Олливандер, когда они собрались уходить. — Юный мистер Поттер, было бы разумно, если бы вы изучили окклюменцию — защиту разума. Многие захотели бы использовать вас из-за силы этой палочки.

Ремус побледнел.

— Я оборотень, — тихо сказал он. — Мы прирожденные окклюменты. Я научу его.

— Проследи, чтобы ты это сделал, — ответил Олливандер. — Палочка, которая выбирает волшебника, часто является и подарком, и бременем.

Они покинули магазин в задумчивом молчании, ощущая теплую тяжесть новой волшебной палочки Гарри на своем запястье. Остальные покупки прошли как в тумане — мантии у мадам Малкин, в книжном магазине "Флориш и Блоттс" (из-за которых бюджет Гарри потерпел сокрушительное поражение), ингредиенты в аптеке.

Когда Ремус Люпин исчез, чтобы купить в определенном магазине книгу, которая требовала присмотра взрослых, Гарри обнаружил, что его тянет в небольшой ювелирный магазинчик. Бриллиантовые серьги, выставленные в витрине, переливались на свету, как захваченные в плен звезды.

Почему нет?

Двадцать минут спустя Гарри появился с недавно проколотыми ушами и бриллиантовыми запонками, которые, вероятно, стоили больше, чем месячная арендная плата большинства людей. Он любовался своим отражением в витрине магазина, когда Ремус вернулся.

— Что ты сделал? — тихо спросил он.

— Решил примерить новый образ, — сказал Гарри, дотрагиваясь до одной из сверкающих шпилек. —Что думаешь?

— Мне кажется, твоя мама собирается убить меня, — прошептал Ремус. — Я слишком молод, чтобы умирать, Гарри. Слишком молод и слишком беден, чтобы позволить себе достойные похороны.

Гарри только усмехнулся и направился в Дырявый котел, оставив Ремуса плестись следом, бормоча что-то о подростковом бунте и о том, как Лили Поттер собиралась убить его, когда проснется.

Когда она проснется. Нет, если проснется.

Когда Гарри дотронулся до своей новой волшебной палочки в рукаве и позволил себе на мгновение надежды. Старшая палочка, Жезл смерти, Жезл Судьбы — называйте это как хотите. Если это поможет ему спасти мать, легенда это или нет, Гарри овладеет этим искусством.

У него была работа, которую нужно было сделать.

Прошел месяц с тех пор, как Гарри и Ремус совершили свое грандиозное путешествие в Косой переулок на его день рождения — месяц, наполненный книгами, теорией магии и периодическими экзистенциальными кризисами. Гарри проводил большую часть своего времени, уткнувшись в учебники для первокурсников, которые оказались такими же захватывающими, как руководства по эксплуатации бытовой техники. Между тем, Ремус знакомил его с мистическим, завораживающим миром окклюменции, с помощью сомнительного тома, который они приобрели в магазине на Ноктюрн-аллее, который буквально кричал: "Мы продаем темные артефакты и не задаем вопросов".

Основной принцип окклюменции казался достаточно простым: очисти свой разум от всех мыслей. То есть простым до тех пор, пока тебе не исполнится тринадцать лет, и твой мозг не заработает как автомат для игры в пинбол на кофеине. Ремус начал с медитативных упражнений, направленных на достижение ясности ума. Но занятия Гарри, как правило, превращались в философские споры, считается ли размышление о том, что не думать, по-прежнему мышлением (так оно и было), и не было ли все это упражнение какой-то изощренной шуткой, которую оборотни разыгрывали над людьми.

После нескольких недель умственной гимнастики, которая привела его скорее в отчаяние, чем в просветление, Гарри наконец, сумел очистить свой разум — хотя это все равно заняло у него примерно столько же времени, сколько потребовалось бы леднику, чтобы пересечь Лондон. Ремус, вечный оптимист, заверил его, что с практикой он, в конце концов, достигнет мгновенной ясности ума, как какой-нибудь магический мастер-джедай. Гарри, который был значительно менее убежден в этом, представил, как проведет следующие семь лет, пытаясь овладеть этим навыком, постепенно теряя остатки здравомыслия.

Неохотно пообещав продолжать практиковаться (и мысленно помолившись о том, чтобы в ближайшее время ему не пришлось отбиваться от темных магов, умеющих читать мысли), Гарри и Ремус отправились на вокзал Кингс-Кросс первого сентября 2000 года.

* * *

В то утро вокзал напоминал муравьиную колонию, которую кто-то растолкал: бизнесмены сжимали в руках портфели и пили кофе, туристы тащили крупногабаритный багаж, а семьи гнали детей, которые, казалось, были полны решимости разбежаться во все стороны.

Это был первый визит Гарри на знаменитую станцию, и выражение его лица колебалось между восхищением и ужасом. Толпа была определенно не в его вкусе.

Ремус, заметив неловкость Гарри, ободряюще улыбнулся.

— Держись поближе ко мне, пока мы не доберемся до платформы номер 9, хорошо?

Гарри, не желавший, чтобы его поглотил людской поток, вцепился в куртку Ремуса.

Когда они, наконец, добрались до платформы 10 (к счастью, на ней не было магглов, которые могли заметить, как странно одетые люди превращаются в твердые предметы), Ремус повернулся к Гарри с подозрительно озорной улыбкой.

— Теперь, — сказал он с преувеличенной небрежностью, — Все, что тебе нужно сделать, это побежать прямо к этой стене.

Он указал на очень прочный кирпичный барьер между платформами.

Гарри моргнул.

— Чего ты хочешь от меня?

— Побежать к ней. Это иллюзорная стена. Поверь мне. — улыбка Ремуса стала шире, и Гарри должен был распознать признаки готовящегося розыгрыша. Но, будучи доверчивым человеком, которым он был (или, возможно, на мгновение забыв, с кем имеет дело), мальчик кивнул и решительно побежал к стене...и тут же врезался в очень прочную кирпичную стену со всей грацией пьяного гиппогрифа.

Ремус согнулся пополам от смеха, а Гарри сидел, растянувшись на земле, держась за кровоточащий лоб и подвергая сомнению каждый жизненный выбор, который заставил его довериться человеку, считавшему, что превращение в волка раз в месяц — это здоровый образ жизни.

— Итак, — сказал Гарри с убийственным спокойствием, — это стена с другой стороны платформы, не так ли?

Люпин не смог ответить. Он был слишком занят, хрипя и хватаясь за бока, по его лицу текли слезы. Гарри закатил глаза, поднялся со всем достоинством, на какое только способен человек, впечатавшийся лицом в стену, и подошел к нужному барьеру. Он окинул его подозрительным взглядом, на мгновение задумавшись, есть ли место логике в мире, где люди передвигаются с помощью камина и носят с собой ветки для самообороны.

Преодолев нужный барьер (который, к его огромному удовлетворению, не привел к дальнейшим травмам черепа), Гарри развернулся на каблуках, сжал кулак и нанес точный удар в самое уязвимое место Ремуса. Оборотень рухнул, как срубленное дерево, схватившись за пах и издавая звуки, которые смутили бы раненую гиену.

— Теперь мы квиты, — с довольной ухмылкой заявил Поттер, стоя над своим поверженным опекуном, который в данный момент размышлял о неудачном жизненном выборе, приведшем к этому моменту.

Пассажиры, находившиеся поблизости, начали бросать на них обеспокоенные взгляды — сначала на взрослого мужчину, корчащегося на платформе, затем на подростка, стоящего над ним с тревожно-довольным выражением лица.

Гарри слегка подтолкнул Ремуса ногой.

— Вставай. Ты устраиваешь сцену.

— Это было неуместно, — прохрипел Ремус, когда снова смог произносить слова, его голос был на несколько октав выше, чем было задумано природой.

Гарри пожал плечами с великолепным безразличием.

— Скажи спасибо, что я воспользовался кулаком, а не вон тем кирпичом. Он кивнул в сторону расшатанного кирпича, который едва не пришел ему на ум.

Ремус побледнел, явно прикидывая, насколько близок он был к необратимой анатомической перестройке.

— Я думаю, — прохрипел он, с трудом поднимаясь на ноги, — мы просто договоримся никогда больше не говорить об этом.

Гарри торжественно кивнул.

— Согласен.

Наконец они обратили свое внимание на Хогвартс-экспресс — сверкающий алый паровоз, который ждал, чтобы увезти Гарри к семи годам магического образования, подростковым драмам и неизбежным ситуациям, опасным для жизни.

— Ну что ж, — сказал Ремус, безуспешно пытаясь придать своему голосу непринужденность, — вот и все.

Это был первый раз за многие годы, когда Гарри будет вдали от него на несколько месяцев, и оборотень явно переживал по поводу предстоящей разлуки.

— Да, полагаю, что так, — ответил Гарри. Затем с нарочитой беспечностью добавил: — Да, кстати, у меня для тебя кое-что есть.

Ремус Люпин удивленно моргнул.

— У тебя для меня что-то есть? По какому случаю?

— Назовем это подарком "спасибо, что не так уж плохо воспитал меня", — сказал Гарри, доставая конверт с печатью Гринготтса. Ремус открыл его, и его глаза расширились, когда он понял, что там лежит документ о продаже пустой витрины магазина в Ноктюрн-аллее.

— Ты всегда говорил о том, что хочешь открыть свой собственный бизнес, — продолжил Гарри, внезапно заинтересовавшись его шнурками. — Что ж, ты можешь брать деньги из моего хранилища, чтобы начать бизнес. Ты можешь вернуть позже с процентами, если это поможет тебе успокоить свою гордость или что-то в этом роде. Это твое дело, и все, что ты возьмешь — твое.

Опекун уставился на него, на мгновение потеряв дар речи, а затем заключил Гарри в медвежьи объятия, которые грозили переломать ему грудную клетку.

— Ты не представляешь, что это значит для меня, — сказал Ремус хриплым от волнения голосом. — Ты хороший парень, ты знаешь это?

— Ремус, —проворчал Гарри, извиваясь в его объятиях, — люди смотрят на тебя. Сначала ты лежал на земле, сжимая в руках свою... анатомию, а теперь обнимаешь мальчика-подростка. Люди начнут строить предположения.

Ремус рассмеялся и отпустил его.

— Ладно, ладно. Веди себя хорошо, ладно? Я полагаю, ты будешь дома на Рождество?

Гарри кивнул, и искренняя улыбка пробилась сквозь его тщательно поддерживаемый фасад подросткового безразличия.

— Да, я буду дома. — он помолчал — Эй, Ремус? Постарайся переспать с кем-нибудь, пока меня не будет, ладно? Я серьезно начинаю беспокоиться о твоей... ориентации.

Возмущенный возглас Ремуса, произнесенный с нарочитой небрежностью, был заглушен смехом Гарри, когда он садился в поезд, игнорируя любопытные взгляды других студентов.

Когда поезд отошел от платформы, Гарри устроился в пустом купе, его мысли уже обратились к предстоящему приключению и к спрятанной в рукаве волшебной палочке, сила которой была полна потенциала и обещаний.

* * *

Хогвартс-экспресс отошел от платформы девять, оставив позади все еще взволнованного Ремуса Люпина и унося Гарри навстречу будущему, которое проверит все, о чем он думал.

Он знал о магии, дружбе и самом себе. Несмотря на всю его подготовку и обучение, ничто не могло по-настоящему подготовить его к тому, что ожидало в Хогвартсе — школе, где лестницы двигались, портреты сплетничали, а опасность таилась в самых неожиданных местах.

Но, с другой стороны, Гарри Поттер был не из тех, кто отступает перед вызовом. С Бузинной палочкой на боку и решимостью на своем пути — даже если это означало выдержать семь лет магического обучения бок о бок со студентами, которые, несомненно, прониклись бы его сарказмом и сердцем, он был готов встретиться лицом к лицу со всем, что могло бы стать пугающим или невыносимым.

Когда Лондон скрылся за их спинами, Гарри позволил себе слегка улыбнуться. Что бы ни случилось дальше, скучным это точно не будет.

Оказавшись на борту Хогвартс-экспресса, Гарри обнаружил, что движется по чему-то похожему на полосу препятствий, созданную волшебником-садистом с извращенным чувством юмора.

Узкий коридор кишел студентами. Возбужденные тринадцатилетние подростки делились впечатлениями о летних приключениях, старшекурсники выкрикивали приветствия через всё купе, а старосты пытались поддерживать порядок с таким же успехом, с каким гоняют кошек сломанной палочкой.

После того, что казалось надеждой на уединение, после целой вечности попыток увернуться от локтей и чемоданов, Гарри, наконец, нашел купе в хвосте поезда, которое, к счастью, оказалось более тихим, однако оно перестало быть тихим в тот момент, когда он открыл дверь.

Внутри сидели две фигуры, которые, казалось, сошли прямо со страниц "Волшебных личностей: исследование контрастов". Первой была девушка с длинными, черными как смоль волосами, завязанными в низкий хвост, который струился по ее спине, как жидкий обсидиан. Ее оливковая кожа сияла от загара средиземноморского лета, а резкие, угловатые черты лица в данный момент выражали крайнее раздражение. Ее темные глаза, обрамленные невероятно длинными ресницами, были опасно прищурены, когда она смотрела на своего спутника.

Объектом ее явного неудовольствия был мальчик с каштановыми волосами, уложенными в модную прическу, которая явно была попыткой привести их в беспорядок, но больше походила на то, что он попал в шторм. Его бледная кожа резко контрастировала с кожей его спутника, и, несмотря на аристократические черты лица — высокие скулы, прямой нос и четко очерченный подбородок, — в данный момент его лицо было расплылось в улыбке, такой нелепо широкой, что она грозила полностью покинуть его пределы. Это было похоже на то, как если бы я увидел портрет эпохи возрождения, заколдованный для выражения ликования.

— Не возражаете, если я присоединюсь к вам? — спросил Гарри, постучав костяшками пальцев по дверному косяку, прежде чем войти внутрь. — В других местах народу больше, чем в хранилищах Гринготтса.

Девушка резко повернула голову, выражение ее лица смягчилось, и она встретилась взглядом с Гарри с такой напряженностью, что можно было предположить, что она одним взглядом оценила его как человека. После чего возникло что-то похожее на облегчение — как будто Гарри представлял собой потенциальный спасательный круг в море раздражения.

— Пожалуйста, — сказала она, указывая на место напротив нее изящным движением запястья. — При условии, что вы не будете так много разговаривать, как этот.

Она ткнула большим пальцем в сторону мальчика, выражение лица которого мгновенно изобразило на лице театральную обиду.

— Ты ранишь меня, моя дорогая Стефи-флауэр! — воскликнул он, схватившись за сердце обеими руками, как будто его поразило особенно жестокое заклятие. В его голосе звучали драматические нотки человека, который слишком много времени проводил за просмотром волшебных опер.

Гарри прикусил щеку изнутри, чтобы подавить приступ смеха. Левый глаз девушки опасно задергался, а мышцы на челюсти сжались с такой силой, что Гарри почти услышал, как она скрипнула зубами. Движением, столь быстрым, что оно произвело бы впечатление на ловца, она вытащила из рукава свою волшебную палочку и со смертельной точностью нацелила ее на самое уязвимое место мальчика.

— Еще раз назовешь меня так, — сказала она, и ее голос сочился сладким ядом, — и древний и благородный род Монтегю оборвется на тебе, Аркадес.

Мальчик — по-видимому Аркадес — побледнел до такого оттенка, что по сравнению с ним призраки выглядели бы живыми. Он отпрянул назад, инстинктивно выставив руки, чтобы прикрыть свое угрожаемое имущество.

—Давай не будем торопиться, Стеф! — пропищал он, повысив голос на несколько октав. — Убери палочку, помнишь? Занятия в школе еще даже не начались!

Девушка еще мгновение сохраняла угрожающую позу, прежде чем с нарочитой медлительностью опустить оружие. Она повернулась к Гарри, и выражение ее лица стало почти приятным, хотя огонь в глазах еще не полностью угас.

— Я Стефани Забини, — сказала она, и теперь в ее голосе звучали культурные нотки человека, выросшего в высшем волшебном обществе. — И этот невыносимый дурак, — пренебрежительно махнула рукой в сторону мальчика, который осторожно возвращался на свое прежнее место — Аркадес Монтегю.

— Но ты можешь называть меня Арчи! — вмешался мальчик, его жизнерадостность, по-видимому, не пострадала от недавнего столкновения с изменением. Его улыбка вернулась на прежнее место, хотя Гарри заметил, что он настороженно следит за рукой Стефани с палочкой.

— Гарри Поттер, — представился Гарри, усаживаясь на сиденье напротив них и обращая свое внимание на окно, где за стеклом все еще виднелась платформа девять.

Он наблюдал, как семьи прощаются друг с другом, старательно сохраняя нейтральное выражение лица, несмотря на неприятное стеснение в груди.

Стефани и Арчи обменялись озадаченными взглядами, явно гадая, обидели ли они чем-то своего нового соседа по купе или он просто был задумчивым типом. После минутного неловкого молчания они вернулись к прежнему разговору: Арчи болтал с энтузиазмом пирожка с кофеином, а Стефани то демонстративно игнорировала его, то бросала убийственные взгляды.

За окном разворачивалась сцена, которая полностью завладела вниманием Гарри. На платформе стояла семья из четырех человек — мать, отец и младшая сестра, прощались с мальчиком примерно того же возраста, что и Гарри. Мать заботилась о внешнем виде сына, поправляя ему воротничок и пытаясь пригладить непослушные волосы, в то время как отец, заговорщицки подмигивая, то и дело взъерошивал их. Мальчик поежился от смущения, но не смог скрыть улыбку. Младшая сестра вцепилась в талию брата, явно расстроенная его уходом.

Это было похоже на просмотр движущейся фотографии всего, что Гарри потерял — или, скорее, чего у него никогда по-настоящему не было. Его родителей отняли у него, когда он был слишком мал, чтобы у него сформировались какие-то конкретные воспоминания. Конечно, у него был Ремус, и оборотень был отличным защитником, но сцены, подобные этой, всегда вызывали у Гарри какую-то боль в груди — глухую боль, которую не могли унять никакие доводы рассудка.

Осознав, что впадает в меланхолию, Гарри заставил себя применить приемы окклюменции, которым Ремус обучал его в течение последнего месяца. Он на мгновение закрыл глаза, сосредоточившись на своем дыхании и систематически очищая разум от запутанных эмоций, грозивших захлестнуть его.

Когда он снова открыл глаза, семья исчезла из виду, поскольку поезд отошел от станции, оставив позади Лондон и направляясь на север, в сторону Шотландии.

Путешествие продолжалось по мере того, как Хогвартс-экспресс пересекал британскую сельскую местность, постепенно превращаясь из городской застройки в холмистые сельскохозяйственные угодья и, наконец, в дикую, пересеченную местность Шотландского нагорья.

Послеполуденное солнце отбрасывало длинные тени на холмы, окрашивая пейзаж в насыщенный золотой и темно-зеленый цвета, которые казались слишком яркими, чтобы быть настоящими.

Атмосфера внутри помещения установилась в особом ритме. Арчи поддерживал почти постоянный поток мыслей, перескакивая с темы на тему с сосредоточенностью продавца в ювелирном магазине. Он рассказывал обо всем, начиная от квиддича ("Фалмутские соколы в этом сезоне добьются успеха, запомните мои слова!") и заканчивая последними тенденциями волшебной моды ("Волшебные мантии, меняющие цвет, в моде в Париже") и заканчивая своим обширным генеалогическим древом ("Моя прапрабабушка когда-то прокляла министра магии за то, что он наступил на ее любимого книзла")

Стефани, со своей стороны, в совершенстве овладела искусством избирательного слушания. Она то и дело листала глянцевый номер "Ведьминого еженедельника", разглядывая свои безукоризненно наманикюренные ногти и время от времени бросая на Арчи взгляды, от которых у нее бы засохли ядовитые щупальца. Гарри был странно очарован их динамикой, словно наблюдал за сложным танцем, где один партнер с энтузиазмом исполнял джигу, в то время как другой пытался вальсировать с достоинством.

После обеда, когда солнце начало клониться к горизонту, окрашивая небо в яркие оттенки оранжевого и розового, Стефани наконец не выдержала.

— Итак, на какой факультет по-твоему, ты поступишь? — спросила она небрежным тоном, но в ее глазах светилось неподдельное любопытство.

Гарри пожал плечами, его взгляд все еще был прикован к великолепному закату за окном.

— Для меня это не имеет особого значения, — честно ответил он. — Пока я могу учиться тому, что мне нужно, я не собираюсь беспокоится о том, в какой спальне я буду спать.

Он обернулся, и увидел, что Стефани и Арчи уставились на него так, словно он только что объявил, что втайне является кентавром.

— Определенно из Рейвенкло, — заявила Стефани через мгновение, решительно кивнув. — Никаких предрассудков, только сосредоточенность на учебе. Ты уже практически одет в синее и бронзовое.

Она откинулась на спинку стула, довольная своей оценкой.

— Моя семья из поколения в поколение училась в Слизерине, так что я закончу там — в ее голосе чувствовалось легкое колебание. Слышалась едва уловимая нотка неуверенности, которая свидетельствовала о том, что ее чувства по этому поводу были более сложными, чем она показывала.

— Я буду там, куда отправится моя милая Стефи-какашечка! — Объявил Арчи с такой лучезарной улыбкой, что она могла бы осветить Черное озеро в полночь. — В конце концов, нам суждено быть вместе!

— Не называй меня так, ты, болтливый бабуин! — вскрикнула Стефани, и ее самообладание пошатнулось, когда она ударила Арчи по руке с такой силой, что он взвизгнул. — И нам ничего не "суждено", кроме того, что я прокляну тебя на следующей неделе, если ты не прекратишь давать нелепые прозвища!

Гарри ничего не смог с собой поделать. У него вырвался смешок, прежде чем он смог его подавить. Этот звук привлек внимание Стефани, как ястреб, заметивший добычу.

— Что-то смешное, Поттер?! — спросила она, опасно сверкнув глазами.

— Да — ответил Гарри таким будничным тоном и с таким невозмутимым выражением лица, что это на мгновение прервало тираду Стефани.

Она моргнула, ожидая прямого ответа, хотя ожидала либо отрицания, либо извинений.

— О, Мерлин мой! — воскликнул Арчи, глядя на Гарри с вновь обретенным благоговением. — Ты заставил ее замолчать всего одним словом! Это было великолепно! — он подпрыгнул на стуле, и его волнение было ощутимо.

— Она такая: "Что смешного, Поттер?!" — передразнил он высоким голосом, который совсем не походил на голос Стефани, и сопровождался преувеличенными жестами. — А ты такой: "Да", такой хладнокровный и собранный! Ты должен научить меня, как это делается!

Губы Стефани дрогнули, почти складываясь в улыбку, но она вовремя спохватилась. Гарри, однако, не собирался позволять ей взять верх.

Он повернулся к Арчи и спросил:

— Аркадес, ты знал, что большинству девушек просто нравится, когда ты можешь часами поддерживать с ними глубокую, содержательную беседу? — спросил Гарри, и в его голосе прозвучала фальшивая серьезность. — Они находят невероятно привлекательным, когда мужчина может по-настоящему выразить себя.

Едва заметная улыбка Стефани исчезла, сменившись выражением нарастающего ужаса, когда она поняла, что делает Гарри. Арчи, тем временем, выглядел задумчивым, сосредоточенно нахмурив брови.

— Правда? — спросил он, переводя взгляд с Гарри на Стефани с нетерпеливым выражением щенка, которому предлагают лакомство. — Ты уверен в этом?

— Ты думаешь, я крутой, да? — Гарри продолжал, сохраняя выражение невинной готовности помочь.

— Ну... да, — признал Арчи, медленно кивая. — У тебя все это происходит так таинственно и тихо.

— И поскольку я крутой, я бы знал, как произвести впечатление на девушек, не так ли? — продолжил Гарри ободряющим тоном.

Лицо Арчи озарилось пониманием.

— В этом есть смысл!

Он повернулся к Стефани с новым энтузиазмом.

— Он довольно крутой, так что, должно быть, знает, о чем говорит!

— Нет! Арчи, не слушай его, он просто выводит тебя из себя! — запротестовала Стефани, в панике повысив голос.

— Стал бы крутой человек лгать тебе, Аркадес? — серьезно спросил Гарри, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица.

Арчи покосился на Гарри, затем решительно покачал головой.

— Нет... хладнокровный человек не стал бы лгать мне о чем-то настолько важном.

— Так поговори с ней! — настаивал Гарри, указывая на Стефани, на лице которой застыло выражение предательства. — Держу пари, ты ей действительно нравишься, но она просто слишком смущена, чтобы показать это. Девушки такие сложные.

Лицо Арчи преобразилось от радости, как у человека, который только что узнал, что Рождество в этом году будет дважды.

— Я так и знал! — воскликнул он, поворачиваясь к Стефани с распростертыми объятиями. — Я всегда знал, что ты втайне обожаешь меня, моя медвежонок Стефи!

Он рванулся вперед, явно намереваясь обнять ее, но рефлексы Стефани были отточены, как подозревал Гарри, годами уклонения от таких же точных ударов коленом в пах Арчи, от которых тот согнулся пополам, вскрикнув от боли.

— Она не хочет торопиться, Аркадес, — мудро подсказал Гарри, когда мальчик рухнул на пол купе, свернувшись калачиком. — Ты не можешь вот так просто бросаться на леди. Они ценят деликатность.

Стефани повернулась к Гарри, ее глаза обещали возмездие.

— Это еще не конец, Поттер, — прошипела она низким и опасным голосом. — Ни в коем случае.

Гарри просто улыбнулся в ответ, уже предвкушая вызов. В прямоте Стефани было что-то освежающее — никакого скрытого честного антагонизма. И это странно успокаивало.

Их перепалка была прервана тем, что дверь купе распахнулась с такой силой, что задребезжали стекла. Два одинаковых мальчика с огненно-рыжими волосами и озорным выражением на лицах ввалились внутрь, захлопнув за собой дверь и упав на пол, словно укрываясь от вражеского огня.

— Брат мой, — выдохнул первый, осторожно выглядывая через стекло, — я действительно верю, что эта девушка безумнее, чем куча бешеных книзлов!

— Совершенно верно, Дрэд, — согласился второй, вытирая воображаемый пот со лба. — Нам никогда больше не следует подшучивать над ней, если мы ценим свою долю.

— Совершенно верно, Фордж, — торжественно кивнул первый. — Хотя зрелище того, как ее волосы превратились в настоящих змей, было довольно впечатляющим.

Трое первых пассажиров купе уставились на вновь прибывших в изумленном молчании, в то время как близнецы продолжали свой разговор, как будто они были одни.

— Итак, что у нас на повестке дня? — спросил тот, кого звали Дрэд, или это был Фордж? Их невозможно было отличить друг от друга, с одинаковыми веснушками на носах и одинаковым озорным блеском в глазах.

— Шоколадных лягушек, выпущенных на волю в вагоне старост? — предположил другой близнец, задумчиво постукивая себя по подбородку.

— Или может быть, мусорные бомбы, стратегически расставленные в ванных комнатах?

— Или мы могли бы связать шнурки на ботинках Перси, когда он не видит...

— О, это просто отличная идея!

— Что ж, спасибо тебе, брат мой.

Близнецы, казалось, заметили своих слушателей так же внезапно, как и появились. Они повернулись к Гарри, Стефани и все еще стонущему Арчи с одинаковыми улыбками, которые не сулили ничего, кроме неприятностей.

— Большое спасибо за временное убежище! — весело сказал первый близнец.

— Мы у вас в вечном долгу, — добавил второй с преувеличенным поклоном.

— Я Фред Уизли...

— А я Джордж...

— Или я Фред?

— А я Джордж?

— Возможно, мир не узнает никогда!

И с этим загадочным вступлением они выскочили обратно в коридор, оставив позади трех очень смущенных первокурсников и отчетливое впечатление, что по ним только что пронесся ураган Уизли.

— Они мне нравятся, — заявил Арчи, все еще сидя на полу, его голос все еще был слегка напряженным.

Гарри и Стефани обменялись взглядами, в которых впервые промелькнул намек на взаимопонимание. Какими бы ни были их разногласия, они могли согласиться в одном: близнецы Уизли были силой природы.

Пока поезд ехал, небо за окном потемнело и приобрело темно-синий оттенок, а звезды казались россыпью бриллиантов на бархате. Лампы в купе автоматически включились, заливая пассажиров теплым золотистым светом. Стефани вернулась к своему журналу, хотя Гарри заметил, что она уже не так сосредоточена на чтении, а больше на том, чтобы настороженно следить за ним и Арчи. Арчи, оправившийся от травмы, возобновил свой монолог как ни в чем не бывало, хотя теперь он держался на безопасном расстоянии от Стефани.

Гарри погрузился в размышления, его мысли обратились к тому, что ожидало его в Хогвартсе. Он прочитал "Хогвартс: история" от корки до корки (дважды), но чтение о движущихся лестницах замка, зачарованном потолке и потайных ходах, несомненно, отличалось от того, чтобы увидеть все это воочию. И еще был вопрос о его волшебной палочке.

Если верить Олливандеру, это была Старшая палочка. Гарри рассеянно коснулся рукава, где в кобуре лежала волшебная палочка, ощущая теперь уже знакомое тепло, которое, казалось, пульсировало в ответ на его прикосновение.

Поезд начал замедлять ход, приближаясь к станции Хогсмид, единственной полностью волшебной деревне в Британии. По купе разнесся бестелесный голос: "Мы прибудем в Хогвартс через пять минут. Пожалуйста, оставьте свой багаж в поезде, его доставят в школу отдельно."

Гарри почувствовал внезапный нервный трепет в животе — не совсем беспокойство, но обостренное осознание того, что он вот-вот вступит в новую главу своей жизни. Он взглянул на Стефани и Арчи, задаваясь вопросом, чувствуют ли они то же самое, но Стефани была занята тем, что поправляла свою и без того безупречную одежду, а Арчи буквально дрожал от возбуждения.

Когда поезд, наконец, остановился, коридор за их купе сразу наполнился звуками возбужденной болтовни и шарканья ног.

Гарри, Стефани, Арчи присоединились к толпе студентов, высыпавших на платформу и прохладный ночной воздух освежил их после духоты в поезде.

Спотыкаясь, первокурсники последовали за Хагридом, который повел их вниз по крутой извилистой тропинке к утесу, возвышавшемуся над огромным тихим озером. Лунный свет отражался в воде, как в серебряном зеркале, а на другой стороне озера стоял Хогвартс.

Замок оказался таким же величественным и волшебным, как Гарри и представлял, с его башенками, величественно вздымающимися в звездное небо.

— Итак, четверо в лодке, никаких шуток! — крикнул Хагрид, направляя их к маленьким лодкам, ожидавшим у кромки воды.

Гарри, Стефани, Арчи и тихий мальчик по имени Седрик Диггори забрались в одну из лодок, которая тут же отправилась в путь, плавно скользя по темной воде.

Пока они плыли по озеру, массивное щупальце внезапно вынырнуло из воды и медленно помахало в знак приветствия, на что все они уставились широко раскрытыми глазами, не веря своим глазам.

— Это всего лишь гигантский кальмар Бетси, — крикнул Хагрид со своей лодки. — Она безобидна… только не тыкайте в нее пальцем!

Поездка на лодке была недолгой, но вид Хогвартса, приближающегося с каждой секундой, наполнял Гарри чувством благоговения и волнения. Это было оно. Вот тут-то и началось его настоящее приключение.

Когда они, наконец, причалили к пещере у подножия скалы, лодки остановились, и Хагрид повел их по крутой лестнице в замок.

У дверей Хогвартса Гарри почувствовал, как его сердце замерло. Это было оно. Начало чего-то удивительного.

Когда они добрались до массивной дубовой двери, к ним подошла женщина.

— Добро пожаловать в Хогвартс, — сказала сурового вида ведьма, представившаяся профессором Макгонагалл. Ее проницательный взгляд, казалось, вбирал в себя все, что угодно, но в ее взгляде было тепло и Гарри сразу почувствовал себя спокойнее.

Двери со скрипом распахнулись, открывая взору огромный зал, и Гарри понял, что его жизнь вот-вот изменится навсегда.

Гарри, Стефани, Арчи и Седрик собрались вместе в маленькой комнате в Хогвартсе, с нетерпением ожидая своей очереди на распределение. Комната была такой же захватывающей, как тарелка обычной овсянки — серые стены, отсутствие окон и некоторая затхлость, которая так и кричала "историческое очарование".

Макгонагалл уже рассказала им о системе обучения на факультете, с которой Гарри в основном уже был знаком. Очевидно, зарабатывание очков за хорошие поступки и потеря их за плохие — так называлась игра, кульминацией которой был престижный кубок факультета в конце каждого года.

Пока они суетились, пытаясь сделать ожидание менее мучительным, призрак Слизерина, Кровавый барон, вплыл в комнату со всей грацией капризного воздушного шарика, наполненного гелием. Он уставился на них пристальным, немигающим взглядом, его призрачно-белое одеяние было забрызгано тем, что, как оптимистично предположила какая-то невинная первокурсница, было, вероятно, просто яблочным соусом. Гарри нашел это замечание забавным. Попытка девушки выдвинуть обнадеживающую теорию была встречена коллективным закатыванием глаз остальной группой.

— Как вы думаете, что они заставят нас сделать, чтобы попасть на факультет? — нервно спросил Арчи, обращаясь в основном к Седрику и Стефани, поскольку Гарри был непривычно молчалив, прислонившись к стене, как будто это был его давно потерянный друг.

— Мерлиновы яйца! Откуда мне знать? — огрызнулась Стефани, ее терпение таяло быстрее, чем лист пергамента под проливным дождем. Она явно была не из тех, кто любит ждать.

— Стефани, леди не подобает использовать такие выражения, — вмешался Гарри, и его голос прозвучал как удар хлыста.

Девушка покраснела, пробормотала извинения и пыталась смотреть куда угодно, только не на Гарри.

Арчи, ожидавший, что Стефани взорвется, был не готов к такому повороту событий и от удивления раскрыл рот.

Седрик едва сдержал смешок — его явно забавлял весь этот обмен репликами.

— Я спрашивал отца о распрелелении перед тем, как мы сели в Хогвартс-экспресс. Я знаю, как это работает. Он сказал, что это секрет и никто не должен знать, как это работает.

Гарри рассеянно кивнул, продолжая мысленно отрабатывать приемы окклюменции, в то время как остальные думали, что он отключился. Они и не подозревали, что Гарри был увлечен мысленной игрой "Как не позволить Распределяющей шляпе заглянуть в мои мысли".

Арчи, явно чувствуя себя королем интеллекта, заявил:

— А что, если нам придется сразиться с драконом? Да, держу пари, что так оно и есть! В зависимости от того, как мы справимся с этим, они выберут наш факультет. Победив его в честном бою, мы поступим в Гриффиндор. Перехитри его, Когтевран. Подружись с ним, Пуффендуй. Используй хитрость, чтобы нанести удар из тени, Слизерин!

Он сиял от удовлетворения человека, который поверил, что разгадал код Да Винчи.

Пара других первокурсников смертельно побледнели при мысли о драконьих боях, а Стефани бросила на Арчи взгляд, от которого могло бы свернуться молоко. Седрик тем временем изо всех сил сдерживая смех.

— Ты самый большой придурок с испуганным лицом, которого я когда-либо имела неудовольствие встречать! — взвизгнула Стефани, явно раздраженная.— Они не заставят нас сражаться с драконом!

Она огляделась по сторонам, чтобы успокоить испугавшихся ребят, стоящих рядом с ней, бросая на Арчи яростные взгляды.

— А у тебя есть идея получше? — бросил вызов Арчи, чья гордость была уязвлена.

— Да, — ответила Стефани, — они оценивают наши личности с помощью какого-то волшебного предмета и распределяют нас по домам, которые подходят нам больше всего.

Гарри, услышав это, понял, в какой факультет попадёт Стефани. Объяснение вполне разумное. Возможно, даже слишком разумное. Он встретился с ней взглядом, наслаждаясь тем, как ее щеки вспыхнули от смущения под его пристальным взглядом.

— Как будто все так просто, — фыркнул Арчи с таким видом, словно ему только что сказали, что его любимый камень — это не ручной дракон. — Я все равно считаю, что моя теория лучше.

— Ну, так вот почему ты идиот, — парировала Стефани, снова краснея. Гарри ухмыльнулся, наслаждаясь словесной перепалкой, в то время как попытки Стефани извиниться были столь же неэффективны, как попытки потушить пожар ведерком конфетти.

Седрик озадаченно наблюдал за их перепалкой.

— Вы двое ссоритесь, как старая супружеская пара...

Арчи, с трепещущим сердцем и глазами, полными влюбленных искорок, ахнул.

— Правда? Стефи-Вефи, это судьба! Нам суждено было быть вместе!

Он бросился на Стефани с пылкостью человека, которому только что сообщили, что он выиграл в лотерею... но Стефани успела увернуться от него с грацией бывалого матадора, в результате чего Арчи врезался головой в стену. Гарри сочувственно поморщился: утром ему будет больно.

Стефани посмотрела на Арчи, который теперь лежал, распластавшись, на полу, как брошенная кукла.

— Может, ты прекратишь называть меня дурацкими именами и приставать ко мне каждые три минуты?

Для пущей убедительности она быстро пнула Арчи по ребрам.

Каким-то чудом тот вскочил, не испугавшись и оставшись целым.

— Приставать к моей прекрасной Стефи-принцессе?! — возмущался он, свирепо глядя на всех, кто находился в пределах слышимости. — Как вы смеете!

Стефани, теперь уже глубоко смущенная, попыталась спрятаться за Гарри и Седриком, бросая отчаянные взгляды, умолявшие стать невидимкой.

Как раз в этот момент Арчи, в неудачной попытке проявить героизм, обратился к ближайшему первокурснику.

— Это ты пытался приставать к моему медвежонку Стефи? Потому что, если это так, я засуну палочку тебе так глубоко в...

— Мистер Монтегюэль!

В дверях появилась профессор Макгонагалл, терпение которой было на исходе еще больше, чем у Гарри с Арчи. Ее неодобрительный взгляд мог бы заморозить дракона на расстоянии пятидесяти шагов.

— Что, по-вашему, вы делаете? Я бы сняла очки с вашего счета, если бы вы уже были распределены!

— Он пытался...

— Это было недоразумение со стороны Аркадеса, — мягко перебил Гарри, надеясь избежать наказания для Арчи. — Что-то в том, что он почувствовал, как кто-то дотронулся до его спины. Не пытайтесь понять его, профессор. Я считаю, что это приводит только к головной боли. — Он ободряюще улыбнулся Макгонагалл, в то время как Арчи, выглядевший совершенно пристыженным, отпустил другого мальчика и быстро пробормотал извинения.

— Если ваше имя назовут , вы все пройдете за мной в Большой зал для распределения, — сказала Макгонагалл, явно покончив с этой драмой на данный момент. — Вы должны подождать. Мы посадим вас на табурет, и распределяющая шляпа определит ваш факультет.

Когда они вошли в Большой зал, Гарри схватил Стефани за локоть, останавливая ее.

— Кто рассказал тебе о распределении, Стефани? — спросил он с ухмылкой, наблюдая, как она отводит взгляд.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — пробормотала она, явно взволнованная. Гарри счел ее отказ убедительным.

Большой зал был похож на кафедральный собор, освещенный свечами, с зеркальным потолком. Четыре стола, раскрашенные в цвета факультетов, словно распростертые объятия. Макгонагалл поставила стул. Он прочистил воображаемое горло и заиграл мелодию, которую никогда раньше не слышали:

"Старая залатанная шляпа на трехногом коне

О, соберитесь поближе, юные ведьмы и волшебники, под этим сводчатым куполом;

Я — Шляпа Замка Хогвартс, и ваши умы станут моим домом.

Четыре сердца из старинного камня и заклинания, хранящие молодость и знания.

И сквозь переплетение времен и легенд сохраняется их наследие.

Годрик Гриффиндор: львиный рык, чья отвага озаряет ночь.

Для смелых душ с крепкими нервами я украшаю поля шляпы яркими красками!

Ровена Рэйвенкло: очарованный звездами разум, который ищет скрытый путь;

За проницательность в вопросах и острый ум я награждаю тебя бронзово-серой короной.

Хельга Хаффлпафф: "очаг и поле", чье гостеприимство не знает границ;

Для сердец, которые трудятся и поддерживают друзей, моя кисточка становится коричневой.

Салазар Слизерин: "глубокая река", "серебряный язык амбиций".

Для тех, кто борется и принимает свою судьбу, я приготовил свои шелковые весы.

Так что испытайте меня — не бойтесь — я читаю, но никогда не осуждаю.

И направлю вас туда, где вашей истинной сущности есть куда расти и развиваться.

Для домов четыре широкие ветви на одном древнем дереве;

Вместе мы укрепим замок — вместе, ты и я!"

По залу прокатились вежливые аплодисменты, смешанные со вздохами облегчения — драконов не было видно.

— Асмедиус, Гарет!

— Хаффлпафф!

Рев со стороны черно-желтого стола.

— Диггори, Седрик!

— Хаффлпафф!

Улыбка Седрика грозила расползтись по лицу.

— Монтегю, Аркадес!

Шляпа так долго думала, что на ней появились новые морщины. И наконец-то:

— Когтевран!

Арчи торжествующе вскинул кулак; Стефани выглядела так, словно ее котел только что взорвался.

— Поттер, Гарри!

Шляпа устроилась поудобнее на его голове.

"Окклюменция? Восхитительно, но непрочно. Чувство вины, решимость, жажда познания Рэйвенкло отточит тебя."

— Когтевран!

Раздались аплодисменты. Гарри выдохнул — одно препятствие преодолено.

— Забини, Стефани!

— Слизерин! — прокричала Шляпа.

Сердце Арчи громко забилось. Облегчение Стефани было ощутимым.

Перекличка продолжалась. Уизли, Пьюси, Руквуд — до тех пор, пока на каждом месте не появился свой баннер.

Дамблдор поднялся.

— Добро пожаловать, все до единого, в новый год магических открытий. Сердечно приветствую профессора Гавейна Робардса, нашего нового преподавателя защиты от темных искусств. И как всегда: лес под запретом, Филч свирепствует, а шутки, направленные против моей бороды, будут встречены суровым взглядом.

Его глаза заблестели.

Раздался хлопок, и на столе появились блюда: ростбиф, горошек с мятой и пирог с патокой. Гарри ел, так, как будто не ел целую неделю.

За столом Когтеврана Арчи разразился драматическим монологом о несчастной любви.

— Она слизеринка, Гарри! Наш роман — это история на века!

— Больше похоже на предостерегающую сноску, — ответил Гарри, похлопав друга по плечу.

Стефани, стоявшая в другом конце зала, поймала взгляд Гарри и приподняла бровь, как бы прося: "Пожалуйста, последи за этим идиотом?"

Он ответил едва заметным кивком.

Старосты Когтеврана согнали первокурсников в башню. Они остановились у дверного молотка с бронзовым орлом.

— Что такое хрупкое, что, когда вы называете это, вы его ломаете?

— Тишина, — ответил Гарри. Дверь распахнулась внутрь.

Общая комната напоминала планетарий из сапфира и латуни, лунный свет играл на мраморе. Кровати стояли под вышитыми балдахинами, а в сводчатых окнах виднелись телескопы.

Арчи рухнул на матрас рядом с Гарри.

— Завтра мы найдем Стефани, извинимся и докажем, что судьба существует.

— Сразу после того, как осмотрим замок, — зевнул Поттер.

Из высокого окна виднелось Черное озеро. Где-то глубоко на дне гигантский кальмар лениво помахал щупальцем, пожелав спокойной ночи. Свечи погасли. Звездный свет окутал первокурсников.

На одинокой полке этажем ниже, в холле, Распределяющая шляпа сняла шапку-невидимку, полностью удовлетворенная своим выбором.