Герцог (и его король) (джен)

— Я вас ненавижу! — прошипела королева со злым отчаянием, пока за деревьями на соседней тропинке потерянно скитался силуэт герцога Бэкингема.

— Любите ненавидящих вас, — на автомате выдал Ришелье и нырнул в ближайший куст, едва держась на ногах от пережитого. 

Всемогущий Господь, он только что поцеловал чертову королеву Франции! Опять!

Не успел он обрадоваться, что у этой сцены не было лишних свидетелей, как рядом раздался голос, обещавший ему большие проблемы.

— Вы не изменяете своим вкусам, как я посмотрю, — произнес голос желчно, и кардинал столкнулся нос к носу с королем. 

Лишь многолетний опыт попадания в разного рода… условия жизни, позволил Ришелье встретить это внезапно возникшее обстоятельство с надлежащим достоинством.

— Сир, вам нужно перестать носить чёрное, — пробормотал кардинал, переводя дыхание. — Хотя бы по ночам. У меня сейчас чуть инфаркт не случился. 

— А вам все равно недолго осталось, — холодно отозвался Людовик, скрещивая руки на груди. — Я все видел. 

— Вы сказали, что будете ночевать в «Королевском олене». 

— Я передумал. Знаете, ваш энтузиазм оказался очень заразителен. 

— Моя королева! Что с вами? — загалдел неугомонный Бэкингем. — Врача, кто-нибудь, врача! Её Величество упало в обморок! 

Кардинал едва успел схватить за шкирку Людовика, который доблестно метнулся на помощь своей благоверной.

— Пустите меня! — попытался вырваться король, но хватка у Ришелье была крепкой, даже несмотря на худосочную комплекцию. Сила воли, так-то вот.

— Вы совсем обнаглели!

— Сир, сами подумайте, насколько хуже станет ситуация, если вы сейчас там появитесь.

— И кто допустил эту ситуацию?! 

— А я предупреждал вас, чтобы вы торопились. 

— То есть, это я ещё и виноват?! — в гневе воскликнул король и выдернул у кардинала полу своего плаща.

— Если бы вам не вздумалось делать омлет на полдороге, мы оба были бы здесь до сумерек, и ничего этого вообще бы не случилось! 

В темноте и под шляпой нельзя было разглядеть, но Людовик покраснел до ушей. Он смущенно помолчал, опустив голову, затем повернулся и пошел к выходу из парка. 

— Сир, вы что, обиделись? — спросил Ришелье растерянно. 

Король не ответил.

— Сир, ну простите меня! Я не собирался целовать вашу жену, это вышло нечаянно! 

— Клянусь вам, я хотел, как лучше! 

— Сир! 

* * *

Днем ранее

Бах! 

— Отличный выстрел, Ваше Величество, — с вкрадчивым налетом подобострастиях заметил кардинал, элегантно отмахиваясь от дыма. 

— Пока я не попал в вашу голову — едва ли. 

Улыбка Ришелье приобрела несколько нервозный оттенок. 

— Это шутка, — хихикнул Людовик и принялся перезаряжать аркебузу. — Когда вы уже привыкнете? 

— Думаю, что сразу после того как вы перестанете использовать мое чучело вместо мишени. 

— Но куда-то же надо девать эти дурацкие сувениры с вашей предвыборной кампании, — возразил король. — Вы явно переоценили свою популярность — их никто не покупает; а если и покупает, то только для того, чтобы сжечь и радостно поплясать вокруг костра. Ни на что не намекаю, кузен, но я на вашем месте предпочёл бы расстрел. 

— Ни на что не намекаю, сир, но с каждой минутой я все больше хочу предпочесть отставку… 

— Ладно-ладно, все — не начинайте, — отмахнулся Людовик. — Давайте, что у вас за дело? Снова какая-нибудь гадость? Испания? 

— Нет, сир.

— Бунт? 

— Нет, сир. 

— Мой брат во что-то вляпался? 

— Нет, сир. 

— Моя мать опять с вами не разговаривает? 

— Нет, не разговаривает, мой король. 

Людовик резко обернулся и вопросительно уставился на кардинала. 

— Что это ещё за «мой король»? Какой я ваш, если я общественный? 

— Прошу прощения, мне просто надоело повторять «сир», и я решил разнообразить повествование. 

— Больше так не делайте.

— Как пожелаете, — с поклоном отозвался Ришелье. Людовик смерил его неопределенным взглядом и вернулся к своему драгоценному ружью. 

— Так фто, вам так хофется погофорить с моей матерью? — спросил он шепеляво, сжимая в зубах бумажку с порохом. — Я если что с ней тоже не разговариваю, поэтому вам придётся общаться через попугая, которого вы ей подарили. Кстати, ужасно смышленая птица — сделаю её премьер-министром, когда вы уйдёте в отставку, вы не против? 

— Этот попугай работает на меня, так что без проблем, — пожал плечами кардинал. — А я вообще-то хотел пожаловаться на вашу жену. 

— И чем это вам не нравится моя жена? 

— О, она мне очень нравится! 

Людовик поднял бровь. 

— В самом деле? 

— Не в том смысле, Ваше Ве…

— Да, я понял, — мрачно перебил его король и снова прицелился. Выстрел пришелся прямо в лоб. Из набитой головы соломенного кардинала на траву посыпались опилки. 

Ришелье внимательно проследил за этим действом и шумно сглотнул. 

— Так что? — немного повеселев, сказал Луи. — Как поживает моя дорогая Анна? Она там не родила дофина случайно? 

— Случайно — нет. Но может очень не случайно устроить международный скандал с участием господина Бэкингема. 

— Опять вы за своё, — тоскливо вздохнул король. — Мне тоже не нравится этот крендель, но вы по-моему перегибаете. К тому же, я посадил их с королевой в разные кареты, и матушка за ними приглядывает. Вот вы бы могли делать что-нибудь непристойное в её присутствии? Хотя… нет, не отвечайте. 

Ришелье удалось сохранить ледяную невозмутимость, когда Людовик сделал очередной выстрел. 

— И все же, Ваше Величество, я советовал бы вам принять меры, — осторожно подал голос кардинал после неловкого молчания. — Ситуация кране серьёзна. Мои люди видели, как герцог переодевался привидением и гулял под окнами Лувра. 

Король усмехнулся.

— Что, правда? А чего вы меня посмотреть не позвали? 

— Вы заперлись в своей комнате вместе с господином де Туара и всю ночь сочиняли пьесу об охоте на дроздов. Мы не решились вас беспокоить. 

— Ах да… дрозды… — мечтательно протянул Людовик. — Славная выходит пьеса. Я вам потом зачитаю кусочек. Я собираюсь поставить по ней балет в следующем году. Правда, конечно, мало кто его оценит — перевелись у нас те, кто хоть что-нибудь смыслит в настоящей охоте… 

Искушенный в монарших привычках Ришелье вовремя почуял, что это грозит ему получасовым плачем о недостатке квалифицированных специалистов в охотничьей отрасли, и от греха подальше свернул разговор к первоначальному вопросу. 

— Сир, я хотел бы заметить, что речь идёт о деле государственной важности. Я настоятельно не рекомендую вам пускать это на самотек. 

Людовик вздохнул ещё более тоскливо. 

— А ещё говорят, что это я душнила. Ладно, что вы там предлагаете? 

Лицо кардинала преобразилось настолько, что даже щеки порозовели. Он принял свою любимую позу «во благо отечества» и произнес: 

— Я долго думал о том, как разрешить это сложное положение с наименьшими потерями для всех сторон и пришел к выводу, что первым делом — нам нужно напугать королеву. 

Король удивленно моргнул. 

— Напугать? Она что, икает? 

— Нет, сир, она подвергает риску репутацию Вашего Величества и всей Франции. Но вы не волнуйтесь — мы это исправим. Нам всего-лишь нужно показать ей, насколько её действия опасны для неё самой и для благополучия её новой родины, — с достоинством проговорил кардинал и скромно улыбнулся. — Как вы понимаете, у меня уже есть план. 

— О, подождите-подождите, я угадаю! — воскликнул Людовик неожиданно живо. — Мы должны компрометировать королеву, украв у неё подвески, которые я подарил ей в прошлом году, а потом приказать ей надеть их на бал в ратуше, и если она этого не сделает — публично опозорить её перед всем двором! В этом ваш план, да? 

Ришелье потрясено кашлянул. 

— Нет, вообще-то нет. Как вам такой бред пришёл в голову? 

— Да так, почитал тут на досуге кое-что… ладно, забудьте, — махнул рукой король и, снова заскучав, принялся чистить ружейное дуло. — Давайте ваш план. 

— Все очень просто, — заверил его кардинал. — Сегодня ночью в Амьене королева пойдёт на свидание с Бэкингемом в сад. Мы их подкараулим, и вместо герцога — она наткнётся на вас! 

Взгляд короля из просто незаинтересованного сделался скептическим. 

— Значит, вы хотите напугать мою жену мной, я вас правильно понимаю? 

— Кхм, ну, в некотором роде…

— Что-то вы теряете хватку, кузен, — хмыкнул Людовик и снова нацелился в изрешеченное чучело. — Вообще, не стоит ли вам пойти проветриться куда-нибудь в Люсон, а? Мне кажется, вы слегка переработали. 

Ришелье побледнел. 

— Что вы имеете ввиду? 

— А то, что вы тут стоите и пытаетесь убедить меня в том, что моя жена собирается мне изменить с послом другой страны прямо под носом у кучи придворных! Вы её совсем за дуру держите?

— Если вы спрашиваете меня, то я вам всей душой сочувствую, сир. 

— А я вас не спрашиваю, — огрызнулся король. — Я вам отвечаю, что моя жена выше этих гнусных подозрений. Она порядочная женщина! 

— Она сливает секретную информацию своему брату в Мадрид, — сдержанно заметил кардинал. 

— Я уже обсуждал с ней это. Она обещала, что больше не будет. 

— Это замечательно, что вы наконец-то начали хоть что-то с ней обсуждать, но я вынужден вам напомнить, что эта женщина вписалась в заговор с целью вашего убийства. 

— Это была случайность. Я тоже не всегда читаю мелкий шрифт, когда ставлю подписи. 

— Да, Бассомпьер так купил себе особняк Шайо за ваш счёт. 

Людовик в негодовании уставился на кардинала.

— Вы долго ещё будете припоминать мне это?!

— Это объективно был ваш косяк, — повёл плечом Ришелье, все ещё глубоко раненый тем, что в его будущей славной флотилии для будущей великой Франции недоставало половины фрегата и двух хорошеньких бригантин.

— И что мне теперь — посыпать голову пеплом, отобрать у Бассомпьера все имущество и посадить его в Бастилию?

— Звучит как отличная идея. 

— Ну да, — фыркнул Людовик, — и он настрочит там трехтомные мемуары, в которых выставит вас кровожадным маньяком-сатанистом, а меня так вообще — геем каким-нибудь! Вы этого хотите? 

Кардинал поворошил носком туфли гравий на дорожке и как бы между делом заметил: 

— Но согласитесь, сир, что вы даете некоторый повод… 

Король замер, угрожающе сжимая в руках ствол аркебузы.

— Я извиняюсь?

Ришелье встретил его закипающий взгляд с завидным хладнокровием.

— Я совершенно ни на что не намекаю…

— Ещё бы вы намекали.

— …и тем не менее, это вы сидите у себя в спальне с левым мужиком и сочиняете пьесы о дроздах, пока ваша жена смотрит, как герцог Бэкингем гуляет по Лувру в простыне.

— Из этого не следует, что я гей! 

— Конечно, нет. Я сказал только, что вы даете повод для сплетен. 

— Сплетни! Да вы вообще слышали, что про вас говорят? 

— Разумеется, слышал. Я только вчера из депрессии. 

— Ну вот там бы и оставались! 

— И где бы вы тогда были? 

— У себя дома! 

— Да если бы не я, сир, ваш дом уже давно стал бы домом Бассомпьера.

— Ну и пожалуйста, мне не жалко! 

— А мне жалко! 

— А вас никто не спрашивает! 

— Ну тогда я и пойду! 

Сказал кардинал. И пошёл. 

— Я вас никуда не отпускал! — крикнул король, сердито сопя ему вслед.

— А зачем я вам нужен, если вы не слушаете, что я вам говорю? — буркнул Ришелье через плечо. 

— Если бы я вас не слушал, я бы вас уже давно повесил! Ну вот куда вы идете, а? 

— В Люсон, очевидно. Ибо я больше ничем не могу быть полезен Вашему Величеству. 

Он продолжал очень медленно, но очень гордо удаляться, пока король принимал решение. 

— Ладно, стойте, — нехотя сказал Людовик спустя полминуты. — Поедем в Амьен, так и быть. 

Кардинал резко тормознул и стремительным пружинистым шагом вернулся назад.

— Я знал, что вы поступите мудро, сир! Мир еще не видел правителя справедливее! — воскликнул он радостно. — Эй, кто-нибудь, седлайте лошадей! Король желает ехать в Амьен! Идемте скорей, сир, время не ждет! 

Людовик с сожалением положил ружье на подставку и поплелся вслед за кардиналом к конюшням. 

— И не боитесь вы, кузен, что однажды я все-таки возьму и перепутаю вас с вашим чучелом? — желчно поинтересовался он. 

Ришелье только снисходительно улыбнулся. 

— Сир, я служу вашей матушке с 1615-го года — я уже лет десять как адреналиновый наркоман.

* * *

— …и четыре тысячи ливров на комплектацию ещё одного полка для похода на Ла-Рошель, — отрапортовал кардинал и захлопнул папку. 

— У вас все? — спросил король, не отрывая взгляда от углей в камине, которые он уныло ворошил кочергой. 

— Да, сир, — ответил Ришелье, неловко переминаясь за спинкой кресла.

Людовик дулся за инцидент в Амьене уже вторую неделю, и хотя кардинал отчаянно искал пути к примирению, все его попытки жестоко игнорировались. А обиды король, подобно своей незабвенной родительнице, хранил долго.

Хотя доклад был закончен, Ришелье уходить не спешил, и несколько минут в комнате висело мрачное молчание. 

— Ну, и чего вы ждете? — первым не выдержал Людовик. 

— Сир, так не может дальше продолжаться, — измученно проговорил кардинал. — Или простите меня, или позвольте мне подать в отставку. Я больше так не могу! 

— Чего вы не можете? 

— Не могу жить с мыслью о том, что причинил неудовольствие моему королю. 

— Во-первых — никаких «моих королей», я вам уже говорил. А во-вторых — когда вы вообще причиняли мне что-то, кроме неудовольствия? Раньше вас это не особенно беспокоило. 

— Это другое. Это все было во имя Франции. В этот раз я действительно поступил… не очень благородно. 

— Это мягко сказано. 

— Ну, простите меня, сир. Я клянусь вам, что это было только глупое недоразумение. Мне вообще не нравится ваша жена! 

— Мне кажется, совсем недавно вы утверждали обратное, — заметил Людовик. 

— Не в том смысле… я к ней совершенно равнодушен, честное слово! 

— Будет вам заливать, кардинал. Весь двор знает, что вы в нее уже два года как втрескались. 

Ришелье с самым несчастным видом умолк и обреченно спросил: 

— Вы не отпустите меня в Люсон, сир? 

— Королева уронила мою репутацию в Ла-Манш, у нас на носу война, а моя мать остаётся регентом в Париже — разумеется, я не отпущу вас в Люсон. 

— Тогда после этой кампании? 

— После этой кампании будет ещё одна кампания. 

— А потом? 

— А потом — суп с вашим котом, — фыркнул Людовик. — Чего вы у меня спрашиваете? Посмотрите в свой ежедневник, вы же сами составляли гос.программы на следующие сто двадцать лет. 

— Я могу их переделать, — с готовностью заявил Ришелье. — Сделаем из Франции маленькую региональную державу: будете торговать вином, тряпками и брендовой косметикой — я вам вообще не понадоблюсь. 

Людовик с сомнением поджал губы.

— Ставлю душу своей матери, что и недели не пойдёт как вы прибежите обратно с криками: «о, во что же превратили мою бедную родину!».

— Я обещаю, что ограничусь грустными памфлетами. 

— Кого вы обманываете? — устало вздохнул король. — Очевидно, что в этой жизни мне от вас не избавиться. 

— А вы бы хотели? — тихо спросил Ришелье.

Людовик смерил его хмурым взглядом и снова принялся ворошить угли. 

— Куда я от вас денусь. 

— Значит, вы меня простили? 

— Ещё нет. 

— Сир, обижаться — грех. 

— Целовать чужих жен — тоже. 

— Это был последний раз, даю вам слово.

— Я бы советовал вам, кардинал, «понаблюдать, откуда дует ветер и не мозолить королю глаза, когда он в дурном расположении духа.»«Наставления и правила, которыми я намерен руководствоваться, когда буду состоять при дворе» А.Ришелье

Ришелье остолбенел. 

— Вы что, читали мои дневники? 

— Нет, — внезапно улыбнулся Людовик. — Просто попугай работает не только на вас.