Бабушка (джен)

Босые ноги ласкает теплый песок, танцующие моряки вокруг костра, одуряющие запахи цветов и плодов…

Это было во сне и вчера. А нынче вместо привычной легкой добычи на северном побережье, пиратов с юга встретили вооруженные отряды.

Старуха в сером в сопровождении рослых челядинцев, смотрела, как горел пиратский корабль, сладко жмурясь, слушала крики матросов, привязанных к мачтам и пила из кубка с двуглавым лебедем пенистую дрянь, вдыхая гарь от спаленной у ручья южанами часовни и пиратского корабля.

Как северная ведьма узнала о готовящемся грабеже оставалось только гадать.

— Если бы ты, Ховард, потрудился кого-нибудь из этих орущих чаячьих детей добить, они были бы сейчас тебе только признательны, поверь, — сказала старуха младшему из внуков. Позади стервы стояли ее люди, крупные северяне куда более зверского вида, чем пираты, один из здоровяков с почтением держал старухин арбалет. Старший внук седой ведьмы, красивый и даже для дрикса рослый парень промолчал, младший, до смешного унаследовавший резкие черты лица своей бабушки, юноша с окровавленным ухом, опустил голову.

— Ничего, привыкнешь, — смягчилась ведьма и отдала кубок одному из слуг: — Допей, Керт. Сейчас позабавимся на славу.

Сердце противно екнуло.

За себя кэналлийцу страшно не было, чего только не повидал Франсиско, где только не был, даже попав в опалу соберано рук не опустил. А теперь Исабель напрасно будет их ждать и какого Леворукого он в этот раз взял с собой сына? Алваро, названный в честь когда-то друга, а ныне врага, соберано Кэналлоа, уцелел в схватке, сейчас его рукой занимался лекарь. Северяне были настроены на долгие забавы и наиболее уцелевших из понравившихся пленников желали подлечить, чтоб растянуть веселье на подольше.

— С кого начнем? — Бабка, весело оскалившись, оглянулась на свою свиту, те, посмеиваясь, предвкушающе разглядывали добычу. Кто-то подбрасывал поленья в костры, принесли огромное сооружение из дерева, наподобие кресла, но без сиденья. Один из северных здоровяков закатал рукав, растопырил пальцы, а потом свел в кулак, с силой двинул рукой, сопровождая свои жесты грубым комментарием, от которого захохотали все, включая старую ведьму.

Отец снова взглянул на своего Алваро, щемило душу, не к такой доле готовил он мальчика. Черные глаза сына смотрели не на лекаря, который закончил аккуратную повязку и отошел к другому пленнику.

Алваро то и дело вскидывал глаза на отца и эти взгляды заметили.

Старуха спросила о чем-то и Франсиско разобрал, что чужаки, бившиеся с пиратами, назвали его самым сильным из пиратов и мастером сабли. Дриксенское наречие кэналлийцу не нравилось, даже, когда Франсиско хвалили. Особенно здесь и сейчас. О награде, которую он получит сполна за проявленные силу и ловкость, а так же за дурость, что притащил сына, Лафарга старался не думать.

— Как твоё имя? — Выцвевшие глаза хозяйки этих мест смотрели величественно. Не следовало ее сейчас злить. Не то чтоб кэналлиец надеялся, что карга вспомнит о том, что она женщина, которая должна бы быть по природе своей милосердной, но что-то ему подсказывало, что дерзости ни от пленника, ни от кого другого она не потерпит.

— Франсиско Лафарга.

Она кивнула, не спеша решать его судьбу. Протянула руку ладонью кверху, не глядя, слугам. Один из её приближенных вынул кинжал зверского вида, подал старухе, твердой рукой она сбрила щетину с левой щеки кэналлийца, поверх вычертила вензель, пока что неглубоко, не спеша поднесла острие к глазу Франсиско и Алваро не выдержал:

— Отец! Нет!

У Лафарги оборвалось сердце. Сейчас бы подзатыльника дурню. Ну что за несдержанность, дриксам же того и надо.

Обрадовались все, кроме самого младшего, с рваным ухом, дрикса. Бабка аж закаркала от смеха.

Потом посмотрела на младшенького и сдвинула седые брови. Резко спросила парня, не стоит ли ему принести сюда к кострам юбку и молитвенник.

Тут вступился старший братец. Объяснил, что, когда зимой казнили предателя короны, собрали всех дворян и когда жертву начали четвертовать, он тоже принялся звать отца. Сестрица Дагмар испугалась, ухватила за руку матушку, а та, зло кривляясь, бросила ей в лицо то, что кричал четвертуемый: «Отец! Ах, отец!!» и до сих пор матушка иногда дразнит Дагмар этой фразой, к месту и не к месту, чтоб напомнить о её слабости. Вот Говарда и передернуло при этом крике. Брат говорил имя младшего чуть иначе, чем остальные, «Говард», делая твердым первый звук.

Посмеявшись, старуха махнула рукой: «Жидкая кровь!» и вдруг радостно ахнула — к кострам выехали всадники и с серого коня спешился редкой красоты мужчина, почтительно наклонился к старухиным рукам «Матушка!». Радостно загомонили северяне, а ведьма приезжего и вовсе обняла, нежно поцеловала светлые волосы.

— Дядя! — Обрадованно воскликнул старший мальчик. Младший стоял с видом побитой собаки, но видимо на радостях, ему не припомнили недостойную мужчины слабость.

Бабка объяснила положение дел сыну, пригласила позабавиться с ними и тот кивнул, улыбаясь.

— Смотри, это лучший среди них боец, — Старуха указала на Лафаргу, — А вот это сын его.

Улыбка её собственного сына стала шире, кровь в жилах Франсиско застыла. Он давно разбирал людей и не удивился бы, услышав, что стоящий перед ним мужчина предпочитает на завтрак младенцев. Ещё живых. Ни тени милосердия не было в светло-зеленых глазах дриксенца.

— Я думаю, было бы неплохо, если бы этот фрошер научил бы Ховарда драться, — Неожиданно сказала старуха, — Баба в штанах растет, а витфуртцам и дела нет.

— А если кэналлиец убьет парня? — Озвучил праздные чаяния Франсиско бабкин сын.

— Его собственного мальчонку тогда по жилочкам растянут, — фыркнула старуха, — Да и потом, наследник Эвард, его в учение фрошеру не отдам, в Витфурт с тобой отправлю, ну а если что, невестка молодая, еще нарожает.

— Милая матушка, делайте, как пожелаете, — Почтительный сын склонил светловолосую голову, — Остальных под нож?

— Потом — да. Если будут хорошо просить о смерти, — Облизнула узкие губы старуха, кивнула в сторону валуна, наподобие человека с грубо высеченными чертами лица и копьем, посмотрела на кинжал в своей руке, ухмыльнулась, — А теперь напоим же их кровью нашу землю и наших богов.

Франсиско и Алваро отогнали от товарищей. Их привязали на коленях к распоркам и заставили смотреть… До конца дней в ночных кошмарах являлась южанам эта жестокая ночка.

* * *

Алваро содержали под стражей, в тепле и сухости и лекарь не притворно старался восстановить парню руку. Его водили гулять, не обижали. Какова старуха Хосс Франсиско уже знал. И очень старался научить её волчонка бою. Ховард учился изо всех сил, понукаемый бабушкой. На насмешку и злые слова та не скупилась, могла и пинка отвесить, хоть внуку, хоть пленнику, да и слугам, если ей что-то не нравилось, но все было за дело. Старший из мальчиков, красивый наследник, действительно скоро уехал вместе со своим зверем-дядей, а младший дрикс остался на побережье до весны.

— Этот твой эйнрехтский мастер боя был напыщенный глупец, — презрительно отзывалась старуха о предшественнике Лафарги, — Хотя бы кэналлиец тебя чему-нибудь научит.

Когда дриксенке показалось, что учитель с учеником притерлись друг к другу, она их раздела догола, чтоб выбить из колеи. Когда поняла, что Лафарга равно искусно бьется обеими руками, приказала дать ему две деревянных сабли, Ховарду оставили одну. Бои были и утром и вечером, прибывший с Ховардом из родительского дома ментор слова и счета не смел напоминать о себе, только униженно сгибался при виде властной хозяйки замка. К его вящему ужасу, старуха отправила его обучать дриксенской грамоте и стихосложению Алваро. Лафаргу сей поступок сумасбродной бабки позабавил.

— Научи Ховарда биться, — старуха разговаривала с Франсиско с глазу на глаз, — и я дам тебе и твоему мальчику свободу. Делай, что хочешь, но он не должен меня опозорить. А к воле получишь золота на дорогу. Моё слово крепко.

С обещанием она не врала, никто и никогда не знал случая, чтоб хозяйка прибрежного замка солгала.

— Тем будет сильнее удар, когда ты нарушишь клятву, — Случайно Лафарга услышал, как она наставляет младшего внука, — Никто не будет ждать твоего предательства, только тогда оно имеет смысл. И, конечно, мало чести соврать, скажем, к примеру, твоему мастеру боя, который пленник, да еще и связан сыном по рукам и ногам, ну что мне в таком обмане, пусть живут… — Она стиснула кулак, — Клятвопреступничать, чтоб с гор рухнули камни, чтоб боги старые и новые содрогнулись, вот где удаль!

С несвойственной ему прежде кротостью, Франсиско предпочел не обижаться на то, что старуха сочла его незначительной персоной для обмана. Иногда он останавливался возле портрета её покойного супруга и думал, каким же надо быть человеком, чтоб укротить такую женщину? Художник, наверное, был талантливым — покойный Хосс очень походил красотой на своего старшего сына, такое же мрачно-удовлетворенное лицо было у северянина, когда он упивался вражескими муками у костров. При мысли о том, какое у него самого было бы лицо на портрете, возьми он в супруги не Исабель, а эту Закатную тварь в серой вуали, Франсиско пробирал нервный смех.

Бабушка мальчишки часто смотрела на их битвы и однажды вдруг равнодушно сказала, что сегодня позволяет мастеру боя сделать со своим воспитанником все, что тот пожелает, ей безразлично, что именно, она потом не взыщет с кэналлийца. Франсиско удивленно взглянул на дриксенку, потом улыбнулся как можно гаже и посмотрел на своего ученика.

Уже давно оба Лафарги ели за одним столом с северянами и те иногда подначивали пленников рассказать что-то интересное. Алваро как-то, не сдержавшись, поведал о нападении на агарисский прибрежный поселок, с подробностями. Северян не покоробило. Пленников хлопали по плечам и наперебой угощали выпивкой, попутно расспрашивая, эти люди были жадны до всего нового. Ученик мастера боя наутро пришел с кругами под глазами, рассказ изобиловал непристойными жестокостями, видимо, не зря старуха опасалась, что младший внук вырастет тряпкой, спал он явно плохо.

Ховард опустил глаза на песок с опилками. Холодало и им было позволено одеться, кэналлийцу дали всю одежду, привычный к зимней свежести северянин дрался в одних штанах.

Да, обещание бабушки вдохновило обоих. Франсиско не собирался давать себе волю, но ему забавно было хотя бы представить, что он может все, что захочет, в плену это действительно развлечение.

К середине зимы сабли были уже не деревянными, но тупыми, умения кэналлийца хватило, чтоб подрезать одним ловким движением опояску на штанах дрикса.

Штаны свалились парню на ноги.

— Теперь ты не можешь идти, — Лафарга, наслаждаясь, подходил ближе, воспользовавшись растерянностью противника, выбил у него из руки саблю, рассмеялся.

— Упустил момент, и драться тебе тоже нечем.

И дрикс вышагнул из штанов, опустился на колени, рабски пополз навстречу Франсиско. Тот уже собирался, как делал это всегда, отметить допущенные учеником ошибки, но в лицо южанину полетела пригоршня смешанного с опилками песка, получив очень приличный удар в живот Лафарга согнулся, что-то упало и старуха засмеялась. Напуганный мальчишка всерьез собирался не дать южанину победить и тот это оценил.

Проморгавшись, кэналлиец увидел, что Ховарда с его саблей в руке держит медвежьей хваткой здоровенный слуга хозяйки замка, а тот пытается вырваться, чтоб возможно попытаться зарубить своего мейстера.

— Я тебе пришлю вина, — Сказала старуха Франсиско, — Лучшей Змеиной Крови, много. Выпьешь со своим сыном, да расскажите моему обормоту, как оно бывает в жизни-то, когда деваться некуда. Он пока что мало видел, пусть послушает. Что говорить, ты сам знаешь, не юноша, уж наверное, повидал да попробовал всякого.

Она откашлялась и поднялась, проходя мимо внука, сунула к его губам руку, а когда он почтительно её поцеловал, сама ласково тронула поцелуем его макушку.

— Будет толк, — бабушка кивнула и вышла.

К весне Ховард научился всему, что пленник прибрежного замка смог ему дать.

Тогда же он отправился в Шванштайн. Своим учителем боя он всегда называл эйнрехтского мастера, как ему было велено, но очень часто с благодарностью вспоминал кэналлийского пирата, ведь жизнь Говарду Хоссу чаще всего спасали именно его уроки.

К о н е ц