Мать Оленей (джен)

— И где она? — Очень ровным голосом спросил Хохвенде, но было видно невооруженным оком, что генералу шадди больше не требуется. Напротив, ему настоятельно нужен отвар кошачьего корня, чтобы восстановить душевное равновесие.

— В борделе, — Равнодушно сказал Хосс, поднимая крышечку сосуда для шадди, — Я допью?

Он обернулся на звон фарфора. Вернер Бермессер стоял возле своего кресла, в ногах у него валялись осколки его чашки с блюдечком и залитая шадди книга сонетов Веннена.

— А что случилось? — Удивленно спросил капитан, — Почему у вас такие лица?

— Мы, Говард, — Ответил Кальдмеер, напрочь теряя интерес к записям плотника, — Сейчас прикидываем: остаток своих дней нам придется провести в марикьярском борделе в собственных мундирах или на нас натянут платья?

Капитан округлил глаза, от сдержанного Оружейника подобного хода мысли он не ожидал.

— Да, господин адмирал цур-зее очень точно выразил общие мысли, — Хохвенде был краток, — Надо спешить, может быть мы успеем устроить достойную встречу.

— Не успеем, — Веско сказал Хосс, — Я уже позаботился о её досуге.

— Ты ж наш заботливый, — С горечью выдохнул Бермессер, прижимая руку к дрожащему сердцу.

— А все-таки я не понимаю, что не так? — Пожал плечами капитан, допивая усладу шадов прямо из сосуда. Остаток шадди был холодным, но божественно-вкусным.

— Хосс, если бы ты узнал, что фрошеры отправили твою беззащитную пожилую мать в бордель и с ней сейчас неизвестно кто, что бы ты с ними сделал? — Загробным тоном спросил Хохвенде.

— Что? — Подскочил Хосс, — Очень даже известно, с кем она там! С фок Ило и Паулем! Это ж мои лучшие парни!

— Что?! — Завопил Хохвенде, который даже лучше, чем хотел бы, знал ублюдочного мерзавца Пауля, а Карла фок Ило рекомендовал Хоссу лично сам отнюдь не за кротость и целомудренность.

— Шадди она там пьет! — Перекричал его капитан, — а Карл с Паулем составляют ей компанию! Она сказала, что умрет без шадди, а на крыльце «Сладких титек» стояла Сью и предложила, сказала, что только сварили, она и Тина, и что только у них в Хексберг сейчас варят по-кэналлийски, ну эрэа графиня и захотела. Нет, я конечно мог засунуть её в мешок, как древний варит в старые добрые времена и принести вам…

— Не надо, — Выразительно сказал Хохвенде, — Мешков.

— Как-то не могу сосчитать… — Олаф отложил перо.

— Вы про пеньку, смолу и сосновые доски, господин адмирал? — Дрогнувшим голосом спросил Бермессер, невольно ассоциируя сосны с гробами, стряхнул со своих туфель осколки чашки и упал в кресло, — Или про то, во сколько мешков поместимся мы, когда придется за это все расплачиваться?

— Нет, граф, — Глаза Олафа были невеселыми, — Мне интересно, за сколько дней до маршала Эмиля или маршала Лионеля Савиньяков долетит весть о том, что в Хексберг у вражеской армии гостит их матушка графиня Арлетта Савиньяк?

* * *

Девушки оказались милыми. Балованные не капризной клиентурой, но вобщем, скромные, со спутниками Арлетты они обращались запросто, даже командуя ими. Красавчик Пауль принес свежей воды по просьбе Тины, а фок Ило подал накидку для обнаженных плеч Сью, не забыв отметить родинку на её левом плече касанием губ.

Дриксы тоже не спешили являть матери двух маршалов вражеские лики. Впрочем, это ей было понятно.

Шадди действительно был отменным, девочки предложили свежую выпечку и остатки сладостей, которые им вчера преподносили клиенты. Графиня Савиньяк угостилась хрустящей булочкой, попеняла Паулю на то, что он пьет шадди с молоком, тот беспрекословно сменил напиток на черный шадди, чтоб не оскорблять чувств Арлетты. Значит, с матерью маршалов Талига пока что собирались миндальничать. Это ей было на руку. Под настроение она поведала собравшимся сказку о благоразумном гусе. Девчонки вряд ли поняли весь смысл, хоть и слушали с удовольствием, а вот дриксенцы тонкие то ли угрозы, то ли намеки графини оценили.

Штаб «гусей» располагался на пригорке. Арлетту любезно сопроводили, предупреждая о каждой кочке на пути. Видя готовность нести её на руках, женщина отстранила сопровождающих и надменно поднялась сама к двухэтажному дому, над которым вился флаг с лебедем.

— Графиня Арлетта Савиньяк! — Торжественно представил ее этот мальчик, фок Ило.

Навстречу талигойке поднялось четверо мужчин, привлекательный яркой внешности варит с волнистыми волосами медового оттенка и в генеральском мундире, высокий и худой сероглазый северянин в иссиня-черной форме адмирала цу-зее, редкой красоты моряк с очень светлыми волосами, но слишком правильные черты лица, голубые большие глаза и пухлые губы делали его внешность сладковатой на вкус графини. Ещё один моряк держался в тени, это он обнаружил сломанную карету графини, чуть не пристрелил сопровождавшего Арлетту Давенпорта, без стеснения представился капитаном Хоссом, двусмысленно шутил, на что-то намекал, объяснил, что со своими людьми собирался поохотиться на дичь, но не ожидал встретить оленей.

Арлетта улыбнулась. Она любила смелых "гусей". Её сыновья тоже таких предпочитали. К обеду, в яблоках.

Ей объяснили, что продолжить дорогу в Альт-Вельдер она сможет, как только починят карету и дождутся эскорта от любого из её сыновей.

— А Давенпорт?

— Он будет вас сопровождать, пока что этот господин под охраной, — Судя по всему за главного был рыжеватый генерал, Манрика рыжие волосы делали забавным, оттенок волос северянина был медовым, очень красивым. И смешным этот дрикс совершенно не казался, даже при всех его веснушках.

— Дорога была сложной, господа , я желаю отдохнуть, — Этого Арлетте хотелось бы на самом деле.

После прозвучавшей фразы графини возникло некоторое затруднение, дриксенцы, забыв о приличиях, кратко, но эмоционально посовещались, после чего графине Савиньяк отвели покои здесь же, при штабе.

* * *

— А что, бордель был бы лучше? — Возмущался Хосс, инициатива оставить мать маршалов Талига в штабе Дриксен в Хексберг принадлежала ему.

— Теперь нам отчеты пытаются вручать на крыльце, даже Шнееталь через порог вчера побоялся зайти, словно мы прокляты, — Невыспавшийся Хохвенде потер глаза, — И это понятно, я сам вторую ночь пытаюсь сообразить, что я бы сделал на месте Савиньяков. Попытался бы выкрасть мать, вырезав нас или…

— И ты еще меня называешь выдумщиком, — Попрекнул Хосс товарища, — Они спокойно дождутся от нас письма, увидят, что мы им возвращаем мать безвозмездно, так сказать из соображений чести и трусости, заберут матушку и продолжим спокойно воевать. Есть даже шанс, что нам если что позволят унести ноги.

— Фи, — Поморщился Хохвенде на очередную горькую правду от друга, но больше ничего не сказал.

— Ты письма-то написал? — Нервно спросил Бермессер, который тоже плохо спал, образы хищных Савиньяков будоражили его воображение.

— Написал, — Вчера до первого часа ночи Арлетта Савиньяк потчевала усталого генерала притчей о высоко взлетевшем журавле. Хохвенде для себя еще не решил, случайно ли она угадала его детское прозвище, или же ей кто-то из друзей проговорился?

— Ты вежливо написал? — Вернер понял, что впервые в жизни ждет Савиньяков, чтоб они забрали бы свою матушку и катились бы вместе с ней в Кадану, а лучше в Багряные Земли.

— Вежливо, — Вздохнул Хохвенде, — Занять бы её чем-нибудь, ей дали и бумаги и чернил, но она свои побасенки редко записывает. Чаще рассказывает.

— Опять же, сыновьям пожалуется, что её тут не развлекали, — Задумчиво сказал Хосс.

— Это как же мы должны её развлечь? — Холодно осведомился Кальдмеер, поднимая голову от каких-то расчетов.

— А может быть…? — Хосс потискал растопыренными пальцами обеих рук что-то выпукло-невидимое, и скорчил сладострастно-зверскую гримасу — А-за-за-за?

— А потом тебя Савиньяк, — Хмыкнул Хохвенде, копируя выражение лица, позу и жест Хосса, — Вот так же «А-за-за-за»!

— Какой ещё Савиньяк? — Удивился Хосс, — Всё будет по любви.

— А что, есть разница, какой? — Спросил Олаф, — Они же, кажется, одинаковые?

— Неодинаковые, и разница, думаю, колоссальная, — Уверенно сказал Хохвенде и повернулся к Хоссу, — Оба! Или даже втроем.

— Так ей же понравится, — Пожал плечами Хосс.

— Не вздумай, — Твердо сказал генерал.

— Не хочу никого оклеветать, — Жалобно начал Бермессер, смущаясь под острым взглядом Кальдмеера, — Но кажется, графиня была бы не против… этого… А-за-за-за…

— С тобой — может быть, — Рассеянно заметил Хохвенде и вдруг замер.

Кальдмеер, Хосс и Хохвенде посмотрели на Бермессера так, словно впервые его увидели, а тот сжался в кресле.

— А ведь вы не женаты, — Задумчиво изрек Кальдмеер, опирая на стол локоть и устраивая подбородок в ладонь.

— Вы тоже! — Взвизгнул Вернер.

— Не расстраивайся, Ило тоже неженат, — Успокоительно заметил Хосс, — Я его спрошу. Вдруг Карла тоже домогались, она просто обязана любить молоденьких и блондинчиков. Но он бы уже рассказал, если бы такое имело место быть. Надо шелка заказать в Паоне вам на свадебные наряды. Сейчас в моде цвет «крем», ты сам мне говорил, ей под черные глаза пойдет. А вообще стать отчимом двух вражеских маршалов это я тебе скажу…

У Бермессера от такой перспективы дробно застучали зубы.

— Красивая свадьба здесь, в Хексберг, — Мечтательно вздохнул Амадеус, — Я, как представитель кесаря готов стать посаженным отцом… трое взрослых многообещающих сыновей. Считай, пришёл на всё готовое.

— Вы все спятили, — с трудом выдавил вице-адмирал, понимая, что еще немного и он пойдет, привяжет свою перевязь к вон тому ясеню за окном и удавится на ней. Свадьба в Хексберг, рядом Арлетта в кремовом. Савиньяки полным составом. Лепестки хризантем, которыми осыпают в этих краях новобрачных на счастье и маршал Лионель, который нежно говорит ему: «Папенька…»

— Соли!!! У кого есть нюхательные соли?!

— Вернер! Дыши глубже!

— Откройте окна, господа!

* * *

Нервы графа Бермессера были настолько потрясены всем происходящем, что в эту ночь он решительно заставил Хосса изменить Таннерам и остаться в его спальне. Спать в кресле Вернер другу не позволил, ему будет гораздо спокойнее, если тот ляжет рядом.

— Это ты придумал, чтоб прокравшийся ночью Савиньяк понял, что мы с тобой два гайифских сладострастца и не трогали его матушку? — Засмеялся Хосс.

— Глупости какие, — Покраснел Вернер, — Просто ложись рядом. И давай без допроса.

— Не понимаю, чем ты не доволен, такая роскошная женщина, — Облизнулся капитан, — А её потрогать бы и не грех, формы богини, и ты видел, какая у неё кожа? А ножка? В мою ладонь ступня графини поместится.

— Говард, — Умоляюще простонал Бермессер, не постигая, когда капитан успел все это рассмотреть, — Пока ничего не случилось, не накаркай, а?

— Ну что ты, что тут можно накаркать-то? — Смеялся Хосс, — Как ты себе это вообще представляешь? Входит графиня и начинает тебя сношать? Против воли? Или смотрит на нас, усаживается на вон тот табурет и говорит, «Продолжайте, господа»?

Отчего-то Вернеру было совершенно не смешно. Но и Хосс перестал зубоскалить, когда дверь сперва открылась, потом в неё небрежно постучали и на пороге появилась графиня Савиньяк.

Сощурившись и обозрев окаменевших в постели раздетых дриксенцев, она зашла в комнату, и прикрыла за собой дверь.

— Наверное, я не вовремя, господа, но есть вещи сильнее законов вежливости.

* * *

— … И тогда даже я подрастерялся, правда потом взбодрился, когда услышал, что она про вдохновение, я тоже его испытываю по ночам, но увы, мне не обломилось ничего, — Печально вздохнул Хосс.

— Вожделение ты по ночам испытываешь, вож-де-ле-ние, сколько можно путать… То есть, она вам полночи читала свои басни? — Поднял глаза от карт Хохвенде.

— Ага, — Сожалеюще сказал Хосс. Он не стал рассказывать, что когда он, уставший от туманных намеков Арлетты, сообщил графине, что всегда предпочитал намеки исключительно похабные и зайдя сидящей на табурете даме в тыл, попробовал аккуратно провернуть пресловутое «А-за-за-за», то получил рукописью по лицу и твердое обещание превосходящих самые разнузданные его фантазии похабных действий от троих сыновей графини.

— Это надо понимать, как отказ? — Грустно спросил он тогда.

— Категорический, — Улыбнулась Арлетта, — Извольте вернуться в постель — вы раздеты, а здесь свежо — и дослушать меня.

* * *

День, когда за графиней Савиньяк прибыли посланцы, в штабе постановили вечером достойно отметить. Стараясь не звенеть бутылками, в погреб заранее опустили четыре корзины прекрасного белого вина, повару заказали особый ужин.

На новой границе Хексберг стоял почетный караул, карета, Давенпорт, кучер и служанка графини, а также верхушка штаба Дриксен в Хексберг в полном составе.

Сама Графиня Савиньяк ожидала свой почетный эскорт сидя в роскошном кресле, принесенном на опушку леса, в накинутых подаренных врагами серебристых мехах.

Но вот показались конные всадники под вымпелами Талига.

С лица Вернера отхлынула кровь, когда он увидел впереди отряда фрошеров троих мужчин с волосами цвета льна. С некоторых пор Бермессера терзали очень страшные сны с участием несостоявшихся пасынков. Он искренне боялся всех троих и даже младшего, особенно увидев выражение его лица сегодня.

Кальдмеер незаметно коснулся дернувшейся щеки, старый шрам ныл, когда Олаф переживал. Сейчас ему были понятны чувства этих фрошерских мальчиков, мать которых была вынуждена пользоваться гостеприимством врагов. Графиня Арлетта показалась ему симпатичной женщиной, сказки её были всегда с моралью, казались адмиралу цур-зее познавательными и остроумными. Лично Олафу она не докучала, предпочитая изводить столичных хлыщей.

Невеселый Хосс разглядывал делегацию глазами безоружного охотника, упускающкго добычу. Хохвенде запретил устраивать на оленей засаду и решительно отверг еще около шестнадцати идей, исключительных по своей кровожадности.

— Мы вариты, — Тоном Горного Волка из Шванштайн сообщил другу детства Хохвенде, — А не головорезы.

— А я говорю, что это идеальная приманка, — Вздохнул Хосс.

— А я считаю, что они это предусмотрели, — Жестко сказал Хохвенде, — Мы вернем им мать и дадим понять, что если что, с нами можно иметь дело.

Хосс развел руками и покорился.

В черном с серебром мундире, при всех регалиях, сладко улыбаясь, Хохвенде предложил руку графине Арлетте и торжественно повел к черте, у которой её ожидали сыновья.

Но приятная улыбка с его губ исчезла, когда женщина, сжав его локоть чуть сильнее, шепнула:

— А вот с вами это самое «А-за-за-за» у нас могло бы получиться…

К о н е ц