Пусть цветок победит Тьму (гет)

— Просыпайся, Зеленоглазик — пропела Луна, щекоча Гарри по носу пушистой ромашкой. Гарри зажмурился и, схватив цветок, засмеялся. Луна, лежавшая на подоконнике и свесившая голову вниз, чтобы мир казался перевернутым, слегка прикрыла глаза. Ромашку, которой она только что щекотала друга, Луна поднесла к своему к уху, будто прислушиваясь к шепоту цветка.

— Сегодня день необычный — сказала она — В воздухе пахнет морошкой и открытыми горизонтами.

— Это же просто отлично! — воскликнул Поттер, кубарем скатившись с кровати. — Гарри уже давно не удивлялся таким заявлениям. После шести лет жизни в доме Лавгудов удивляться чему-либо казалось таким же бессмысленным, как пытаться разделить радугу на полоски.

Всё началось в ту ночь, когда Пандора Лавгуд решила создать дождь из сливового варенья. Она стояла на крыше с медным котлом, из которого вырывались сияющие искры искры, читала заклинание на смеси латыни и собственной скорописи — и случайно открыла пространственный разлом, из которого, прямо с Тисовой улицы вывалился мальчик. Котёл тут же лопнул, а вместо слив пошёл мелкий снежок с запахом ванили и сразу припорошил маленького Гарри Поттера, что сидел на крыше и удивленно взирал на мир своими невероятно зелеными глазами.

— О — пораженно моргая, сказала тогда Пандора — Ты… определённо не слива. Да и на джем не очень-то и похож.

Державшийся за руку Ксено Лавгуд поднялся на крышу и, покачав головой, подошёл к своей жене.

— Похоже, вселенная выбрала нас. — сказал он, осматривая мальчика, который принялся чихать, после того как понюхал снег на своей руке.

— Ты о чем? ¬— удивленно спросила у мужа миссис Лавгуд.

— Я об этом — Ксено вытянул руку вперед и показал сформированную метку магического родства и тут же указал на такие же метки у нее и у маленького мальчика.

— Значит у нас нет выбора — заключила всё-таки выжившая в этот день Пандора — И это просто чудесно. Вместе будет веселее!

С тех пор Гарри и жил с Луной и её родителями — в доме, полном портретов, которые разговаривали с мебелью и банок с пыльцой для ускорения мыслей и чая. В его комнате обитали бумажные совы, летающие по кругу и шепчущие стихи. А по пятницам Пандора устраивала “Эксперименты за пределом здравого смысла”. Чаще всего всё оканчивалось пирогом. Гарри же, за эти годы, завёл друзей среди грибов — особенно с болтливым моховиком под лестницей.

— Мы сегодня идём ловить песочных бабочек — сказала Луна, спрыгивая с подоконника и беря Гарри за руку. — Они умеют говорить о снах.

— Я думал, мы собирались помогать папе пересаживать шепчущие лилии — напомнил Гарри, уже натягивая сапоги. Один из них был левитирующий — это Пандора как-то экспериментировала с антигравитацией и ботинками.

— И то и другое — улыбнулась Луна. — А потом мы будем пить лимонад с мятой и строить воздушный улей.

— Из чего?

— Из воздуха. Это же очевидно.

Иногда, по вечерам, Гарри пытался представить, как могла бы выглядеть его жизнь, если бы его не затянуло тогда на крышу дома в форме Ладьи. Тисовая улица, дядя Вернон, чулан под лестницей… Но воспоминания были туманны, словно дурной сон. Здесь, с Лавгудами, всё было по-другому. Да, странно, но по-настоящему тепло, мягко и всегда весело.

Иногда Гарри ловил на себе взгляд Пандоры. Внимательный такой взгляд, как у ведьмы, которая знает, что её случайное заклинание стало судьбой. Она не говорила об этом вслух. Только однажды, когда Гарри уснул с книгой в обнимку, она сама себе прошептала:

— Ну вот, всё-таки не зря. Не сливово-джемовый дождь, конечно… но так даже лучше.

— Не забудь шляпу! — крикнула Луна, стоя босиком на крыльце дома. В руках у неё был огромный зонт с кучей танцующих маргариток на обтягивающем его брезенте. Луна, впрочем, упорно называла его Парасолем. Причем тут соленый пар Гарри не знал, но уже давно привык не обращать внимание на такие обыденные мелочи.

— Это не моя шляпа! — отозвался Гарри, укладывая в чемодан стопку носков, на которых Пандора вышила: «Одевай с намерением».

Хогвартс ждал его, а вместе с ним — поезд, люди в мантиях, формальности, и совсем другие чудеса. Гарри чувствовал, как всё это отличается от дома Лавгудов, где ложки пели хором, а тараканы приносили почту, если у сов был выходной.

Он стоял у крыльца, ставшего родным похожего на ладью дома и прощался с этой, милой его сердцу атмосферой безумных чудес. Луна хлюпнула носом и, отбросив свой Парасоль, крепко обняла его.

— Ты ведь вернёшься?

— Конечно — улыбнулся Гарри. — Кто же ещё будет следить, чтобы ты не нарисовала лицо на луне?

— А я всё равно нарисую ¬— показала язык девочка — Только, с другой стороны. — На что Гарри только улыбнулся.

Ксено подошёл с чайником, из которого валил не пар, а золотистые пузыри. Один пузырь лопнул над головой Гарри, обдав его запахом груш и… старых книг.

— Ты готов, сын? — спросил он неожиданно серьёзно. Гарри кивнул ему в ответ. Он не был им сыном по крови, но был им по магии и чудесам. А в мире волшебников это значит гораздо больше.

Поезд до Хогвартса напоминал живое существо: он пыхтел, фыркал и, кажется, слегка мурлыкал. Гарри нашёл пустое купе, присел у окна и сжал в руках письмо от Луны, которое принесла странная сова с кудряшками, стоило ему как следует устроится.

"Если станет скучно — загляни под скамейку. Я спрятала там крыло бабочки, которое умеет смеяться." Сообщало письмо с печатью в форме антигравитационного редиса. Немного подумав Гарри запечатал купе с помощью фокуса с руной, который ему как-то показала Пандора и достал завтрашний выпуск «Придиры». Всё-таки быть сыном по магии у издателей самого чудесного журнала в мире имеет свои преимущества.

Станция Хогсмид была мокрой от тумана и лунной пыли. Именно такая ассоциация пришла в голову Поттера стоило ему ступить на платформу в Хогсмиде. Постояв немного, он огляделся, пытаясь сообразить куда двигаться дальше, но тут раздался голос огромного мужика с черной плюшевой бородой.

— Первокурсники — сюда! За мной! В лес, а потом к озеру и на лодках. ¬— громко зазывал он к себе первачков. Пожав плечами, Поттер пошел к нему. А дальше было путешествие на лодках через Черное озеро и высившийся над ним волшебный замок. Хогвартс был прекрасен, хоть и, по мнению Гарри, менее чудесен чем мог бы быть на самом деле.

После озера первокурсников ждал зал волшебным потолком, который показывал почти правдивое уличное небо. Его выдавали немного съехавшие на бок Большой пес и Большая медведица, а также Дева, что почему-то гостила у Дракона.

Услышав своё имя, Гарри закончил изучать неточности потолка и, мурлыкая минорный мотивчик, поспешил к распределяющей шляпе. Она была старая, потрёпанная, вся в заплатках и, похоже, слегка капризная. Шляпа долго молчала, когда её надели Гарри на голову, а потом задумчиво проговорила:

— Ты особенный. И не потому что... ну ты понял. У тебя разум — как шкаф с секретным отсеком. Любопытство. Смелость. Доброта. И этот лёгкий налёт… странности. Пожалуй, на Гриффиндоре тебе делать нечего, а потому... РАВЕНКЛО! ¬— последнее слово она прокричала так, чтоб услышали все собравшиеся.

Аплодисменты раздались на весь большой зал и аплодировали даже змеи за столом Слизерина, а вот Гриффиндор хоть и присоединился к всеобщему ликованию, но всё же было в его хлопках что-то недоуменное и растерянное. Словно у всего факультета чудо отобрали.

Гарри уселся за стол с ребятами в сине-бронзовых галстуках и, поприветствовав всех, попросил чайник налить ему чаю. Его не волновало, что задумчивый деректор ещё не сказал своё слово, а распределение ещё идет. Он очень хотел пить и даже пустой стол его не смутил, ведь чайник у него всегда с собой. Как и кружка.

Под недоуменные взгляды сидящих рядом равенкловцев, Поттер наклонил голову и из превратившегося в чайный носик кончика тульи шляпы в подставленную им кружку полился чай с оранжевой мятой и невидимым чабрецом.

— Однако — покачал головой староста факультета — Ты определенно впишешься в наш факультет.

¬— Чаю? ¬— спросил его, довольный Гарри.

— Не откажусь — ответил тот.

И где-то далеко, за много миль от Шотландии и школы волшебства, Луна уронила в кружку с таким же чаем сахарную звезду и улыбнулась. Она знала — с Гарри всё хорошо.

Когда Гарри открыл последнюю дверь подземелья, его встретил запах… мармелада. Надо было прихватить чаю, подумал он и шагнул через порог ступая на какие-то мелкие веточки. Они захрустели под его ботинками так, словно он ел вафли ногами. Помурлыкав немного, успокаивая ветки Поттер сделал шаг вперед и под его ногой пискнул камушек. Или, быть может, это был пикси в отпуске? Гарри не знал. Да и не за этим он сюда пришёл. Луна написала ему про шнурки, а значит их нужно найти! И решить проблему одним махом!

— Ты пришёл, Поттер, — двойным эхом раздался голос Квирелла и кого-то еще. Кого-то с его затылка. Похоже у профессора самый неприятный затылок на свете, пронеслось в голове Гарри, пока он спускался по лестнице.

Квирелл стоял у Зеркала Еиналеж, а мантия его развевалась в стороны и шевелилась сама по себе, словно пытаясь улететь подальше. "Мантия левитации! Чудно." Улыбнулся Поттер, наблюдая как профессор разматывает свой тюрбан, являя миру второе лицо на своем затылке. "Это ж сколько чая он пьет"? Задался вопросом Гарри, рассматривая лицо того, кто назначил его во враги.

— Гарри Поттер. Мальчик-который-выжил. Ты глуп, раз пришёл сюда! Думаешь, ты спасёшь камень? Думаешь, ты победишь? — ­голос Волан-де-Морта становится тише и злее — Я, Величайший из волшебников, ведь даже смерть мне не указ! А ты кто? Всего лишь жалкий мальчишка, едва взявший палочку в руки. Посмотри на себя — ребёнок что пришёл на убой с ромашкой в руке… А я — дух, что пережил смерть. Я вернусь. Я всегда возвращаюсь. Ты — не преграда для меня, Поттер, ты — просто небольшое препятствие. Заминка, случившаяся на моем пути. — он глухо засмеялся — Но я готов дать тебе шанс. Достань философский камень из этого зеркала и передай мне! В замен же Я дам тебе всё, что захочешь. Сила, знания, даже твоих… милых Лавгудов я могу пощадить. Присоединяйся ко мне, Гарри Поттер и узнаешь, что такое настоящая сила и власть!

— А вот ты похоже никогда не поймёшь, как правильно завязывать шнурки — ответил Гарри и коротко взмахнув палочкой палочкой сотворил простое заклинание. — Лигатус-шнуркус трипликата!

Шнурки Квиррелла завязались в тройной морской узел с бантиком и дернулись в сторону. Волан-де-Морт, невнятно крякнув, прокатился бочком, уткнулся в зеркало и случайно активировал древнюю магию чаепития. По крайней мере, судя по внезапному появлению фарфорового сервиза, это была именно она.

Гарри, не мешкая, подскочил к Волан-де-Морту и выбил палочку из его руки.

— А теперь... — сказал он и начал щекотать ромашкой лицо Волан-де-Морта. — Вот тебе! Чамомилла Пакс!

— НЕТ! — заорал окутанный облаком доброй магии Волан-де-Морт. — Что это?! Почему оно такое мягкое! Что происходит?

— Именно — сказал Гарри — Никакое зло не выдержит такой уровень доброты.

Тут зеркало засияло ярким светом. Его гладь затряслась и из глубины начали выплывать странные тени. Один за другим из зеркала проступали призрачные образы разных предметов: чёрный дневник, золотая чаша, кольцо с камнем, тяжёлый медальон и прекрасная диадема. Они не были настоящими — лишь отражения, но для магии этого было достаточно.

Отражения крестражей закружились над зеркалом, а Гарри Поттер неожиданно вскрикнул от резкой боли во лбу. С его шрама сорвалось ещё одно отражение. Оно было тонкой, извивающейся, словно змея, нитью, что, то и дело принимала очертания известного на весь магический мир шрама.

— Нет! — взревел понявший, что появилось из зеркала, Волан-де-Морт — Это всё моё! Я не позволю! — Но было поздно. Из зеркала вылетел чайник с позолоченным носиком и кружевными крыльями. Он легко пролетел над головой Гарри и, завертевшись в воздухе, врезался в грудь Квирелла вспыхнув какой-то ароматной магией. Она пахла как праздничный пирог, с лимоном и корицей. А ещё эта магия была теплая и липкая словно патока. Отражения крестражей моментально влипли в неё и задрожали, не в силах вырваться. Раздался пронзительный визг, и они начали тускнеть, растворяясь сладком и ароматном ничто.

— Нет! Нет! — орал что есть силы также влипший в эту странную магию Волан-де-Морт — Ты не знаешь, что творишь! Я — вечен! Верни их!

Гарри сделал шаг вперёд.

— Луна говорит, что даже вечности нужен отдых. И чай с печеньками. Особенно — ромашковый. Успокойся. Уже всё. Приятного чаепития. — Волан-де-Морт струйкой дыма вылетел из лысого затылка профессора и, продолжая что-то орать на шипящем языке, просто исчез. Квирелл же перестал дёргаться и расслабился, распластавшись на полу без сознания.

В зале стало тихо. Лишь крылатый чайники лениво кружил под потолком, испуская вокруг себя золотые блики. Гарри же стоял посреди всего этого и улыбался. Не из-за победы, а от того, что всё стало чуть-чуть добрее. Где-то за окнами начинался новый день.

— Интересно, сколько баллов за это дадут Равенкло? — спросил он у чайника и поспешил на выход, совершенно не удивленный произошедшим. Это что! Мама Пандора и не такое вытворяла! Но чаще всего у нее получались пироги.