Недуг Курамы (джен)

Токио утопал в ночи, освещенный лишь бледными лунами уличных фонарей. Воздух был густым и влажным, словно пар от кипящего котла. После душного, переполненного зала ночная прохлада казалась глотком свежего воздуха. Но спокойствие было обманчивым.

Внезапно небо разверзлось, и на город обрушился яростный ливень. Не просто дождь, а настоящий шторм, сгусток гнева небес. Свинцовые тучи, словно нависшие над городом драконы, изрыгали потоки воды, затапливая улицы и переулки. Ветер, словно обезумевший демон, метался между домами, срывая с деревьев листья и ломая ветки. Капли, тяжелые и холодные, били по асфальту, словно тысячи невидимых барабанщиков выбивали жуткую симфонию.

Дождь не просто шел, он обрушивался, бушевал, яростно колотил по всему, до чего мог дотянуться. В нем чувствовалась какая-то дикая, необузданная сила, способная смыть с лица земли все живое. Казалось, что город замер, затаив дыхание перед лицом разбушевавшейся стихии. Светящиеся вывески магазинов мерцали сквозь пелену дождя, словно призрачные маяки в океане тьмы. Звуки города — гул машин, смех прохожих — потонули в реве ветра и плеске воды.

Курама, только что отыгравший очередной концерт, вышел из здания, надеясь быстро добраться до такси. Он не ожидал такой подставы от погоды. Едва ступив на тротуар, он почувствовал, как ледяные иглы дождя пронзают его одежду. Через мгновение он был мокрым до нитки.

Промокший насквозь, с водой, стекающей по лицу и слипшимися перьями на плечах, Курама раздраженно выругался. Он забыл зонт. И теперь ему предстояло пробираться сквозь этот адский ливень, чтобы добраться до дома.

Курама прищурился, пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь непроницаемую стену дождя. Улицы превратились в бурные реки, несущие обрывки бумаги, сломанные ветки и прочий мусор. Фонари отбрасывали дрожащие блики на поверхность воды, создавая иллюзию зыбучих песков.

Он прижал руки к груди, пытаясь хоть немного согреться. Тонкая концертная рубашка, казалось, совсем не защищала от пронизывающего ветра. Зубы невольно начали выбивать дробь, а по телу пробежала дрожь. Курама понимал, что если он не поторопится, то рискует подхватить серьезную простуду.

Решительно вздохнув, он шагнул в бушующий поток. Вода мгновенно проникла в ботинки, вызывая неприятное ощущение холода и сырости. С трудом пробираясь сквозь водяную завесу, Курама старался не обращать внимания на ледяные струи, хлещущие по лицу. Он с трудом различал знакомые ориентиры, пытаясь угадать направление к ближайшей станции метро.

Каждый шаг давался с трудом. Ветер пытался сбить с ног, а поток воды норовил унести прочь. Курама чувствовал, как усталость постепенно наваливается на него. Но он не сдавался. Мысль о горячем чае и сухой одежде придавала ему сил.

Наконец, сквозь пелену дождя, он заметил тусклый свет над входом в метро. Внутри было сухо и относительно тепло. Курама облегченно вздохнул и, прибавив шаг, устремился к спасительному укрытию.

Добравшись до турникетов, он достал промокший пропуск и с трудом приложил его к сканеру. С облегчением услышав сигнал, Курама прошел внутрь. Спустившись по эскалатору, он огляделся в поисках свободного места на скамейке. Найдя таковое, он рухнул на него, чувствуя, как дрожь постепенно отступает. Впереди его ждала долгая дорога домой, но теперь он хотя бы был в тепле и безопасности. Шум дождя за стенами метро казался уже не таким угрожающим. Это был просто шум, от которого можно было укрыться. И Курама был благодарен за это.

Рассвет прокрался в квартиру Курамы мучительно медленно, окрашивая стены в болезненно-серые тона. Голова гудела, словно в ней поселился рой разъяренных пчел, каждая из которых без устали жалила его мозг. Он попытался открыть глаза, но яркий свет тут же пронзил его виски, вызвав острую вспышку боли.

С трудом перевернувшись на другой бок, он застонал. Тело ломило, каждый мускул протестовал против любого движения. Холод, прокравшийся в него прошлой ночью, теперь хозяйничал в его костях, превращая их в ледяные глыбы. Кажется, вчерашний ливень не только промочил его до нитки, но и насквозь простудил. Он попробовал откашляться, но в горле все саднило и першило, а легкие горели огнем. Кажется, это не просто простуда, а что-то посерьезнее.

Курама приподнялся на локте, чувствуя, как мир вокруг него качается. Он нуждался в помощи. Но кого он мог попросить? Его группа сейчас на гастролях в Осаке, менеджер занят продвижением нового альбома, а настоящих друзей… настоящих друзей у Курамы практически не было.

Вдруг он вспомнил о Нанами. Она всегда была отзывчивой и доброй. Она единственная, кто, казалось, искренне заботился о нем. С тяжелым вздохом он потянулся к телефону, лежащему на прикроватной тумбочке.

Набрав номер Нанами, он приложил телефон к уху, с замиранием сердца ожидая ответа. Гудки тянулись мучительно долго.

— Алло? — послышался в трубке сонный голос Нанами.

— Нанами… это Курама… — прохрипел он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более бодро.

— Курама? Что случилось? Ты как-то странно звучишь… — обеспокоенно спросила Нанами.

— Я… заболел, кажется. Подхватил простуду под дождем. Чувствую себя ужасно.

На другом конце провода воцарилось молчание, а затем послышался встревоженный голос Нанами.

— Ох, Курама! Бедняжка! Конечно, я сейчас же приеду! Не волнуйся, я что-нибудь придумаю. Томое со мной.

— Томое? — переспросил Курама, поморщившись. Он знал, что ничего хорошего от визита лиса ждать не стоит.

— Да. Он будет мне помогать. До скорой встречи! — весело проговорила Нанами и повесила трубку.

Курама тяжело вздохнул, предвкушая предстоящий визит. С одной стороны, забота Нанами была приятна, с другой — саркастические комментарии Томое могли добить даже самого стойкого.

Через полчаса в дверь его квартиры настойчиво позвонили.

— Курама! Это мы! — раздался за дверью жизнерадостный голос Нанами.

Собрав остатки сил, Курама встал с кровати и открыл дверь. На пороге стояла Нанами, сияющая своей обычной улыбкой, и Томое, нахмуренный и недовольный.

— Курама! Боже, как ты плохо выглядишь! — воскликнула Нанами, впорхнув в квартиру и одарив его лучезарной улыбкой. Она тут же принялась осматривать его, трогая лоб и заглядывая в глаза.

Томое, напротив, остался стоять в дверях, окинув квартиру оценивающим взглядом.

— Ну и ну, падший ангел совсем разболелся. Не удивлюсь, если у тебя крылья отвалились, — проворчал он, скрестив руки на груди.

Курама проигнорировал колкость Томое, сосредоточившись на заботе Нанами. Она усадила его обратно в постель, измерила температуру и, нахмурившись, достала из сумки лекарства.

— Нужно выпить жаропонижающее и лечь в постель. А еще я принесла куриный бульон. Говорят, он очень помогает при простуде. — заботливо проговорила Нанами, ставя на тумбочку термос.

От заботы Нанами Кураме действительно стало немного легче. Она была такой теплой и искренней, что даже саркастические комментарии Томое перестали его раздражать. Он выпил лекарство и, прикрыв глаза, позволил себе задремать, чувствуя себя немного спокойнее. Нанами осталась сидеть рядом с ним, нежно поглаживая его по руке.

А Томое, поворчав еще немного, отправился на кухню, ворча себе под нос:

"Будто мне больше нечем заняться, кроме как ухаживать за этим пернатым идиотом…"

Пока Курама, убаюканный тихой дрёмой, отдавался в объятия Морфея, Нанами, словно юркая мышка, пошла за Томое в кухонный закуток, подальше от острого слуха хворающего айдола.

— Томое, ну что же нам делать? Он выглядит… как бледная тень! Нельзя же сидеть сложа руки! — прошептала Нанами, встревоженно оглядываясь на затворённую дверь комнаты Курамы, будто опасаясь, что стены имеют уши.

Томое, с грацией вальяжного кота, уселся на табурет, скрестив руки на груди, и вздохнул так преувеличенно, словно на его плечи легла тяжесть всего мира.

— Что делать? Трепетать от ужаса, полагаю. Или, может, воззвать к духам хвори, принеся им в жертву… ну, скажем, пару бутылок саке? — проронил он с неприкрытым сарказмом.

Нанами в ответ лишь закатила глаза, этот жест выражал всю глубину её отчаяния.

— Томое, ну будь же серьёзен хоть на секунду! Он ведь и вправду нездоров. Может, всё-таки позвать врача?

Томое нахмурил брови, погружаясь в пучину раздумий.

— А, да… У этого… пернатого… кажется, была сестра. Вроде как врач или медсестра… Не припомню точно. Кажется, её звали Мией.

Курама, которого уже почти сморил сон, внезапно уловил обрывок разговора. Имя "Мия" словно разряд молнии пронзил его сознание. Веки его распахнулись, сон как рукой сняло, а по лицу, словно тень от зловещей птицы, промелькнула гримаса ужаса.

Мия… Его ненаглядная сестрица… Врач… Это было подобно смертному приговору, прозвучавшему над его головой.

— Мия… — едва слышно прошептал он, — Только не она…

Сердце бешено заколотилось в груди, словно пойманная в клетку птица. В памяти, как кадры старой киноплёнки, всплыли картины его детства и её "лечения". Мия была… изобретательной. Она с маниакальным упорством находила самые "действенные", но при этом невыносимо болезненные способы поставить его на ноги. Отвары из трав, зловонных, как болотная жижа, компрессы из едкой редьки, от которых кожа нестерпимо зудела, и, конечно же… уколы. О, эти адские уколы! После каждого прикосновения её шприца он ощущал, будто в его ягодицу вонзили раскалённый гвоздь. И пусть после её "забот" он выздоравливал с невероятной скоростью, платой за это была адская боль, локализованная в одном, весьма деликатном месте.

«Нет, только не уколы!» — в панике пронеслось в его голове.

Он обречённо выдохнул. Кажется, его песенка спета. Если Мия узнает о его недуге, его ждёт не исцеление, а настоящая пытка. Он даже представил себе её, с безумным блеском в глазах, приближающуюся к нему со шприцом наперевес.

Тем временем на кухне Нанами продолжала умолять Томое.

— Томое, умоляю, найди её номер! Кураме ведь совсем худо!

Томое вздохнул, понимая, что от него так просто не отделаться.

— Ладно, ладно, успокойся. Сейчас поищу, — пробурчал он, роясь в телефоне.

Курама, услышав это, окончательно впал в пучину отчаяния. Всё кончено. Его ждёт мучительная смерть… от уколов.

— Не… не надо… — прошептал он, но его голос был слишком тихим, чтобы быть услышанным.

На кухне Томое уже рылся в телефонной книге, отыскивая контакты Мии. Он усмехнулся, предвкушая незабываемое зрелище. Ему было крайне любопытно, какие рулады издаст Курама, когда его сестрица приступит к своим "врачебным" экзекуциям.

— Так… вот она! Мия, врач-садист… — пробормотал он себе под нос, с дьявольским огоньком в глазах.

Курама закрыл глаза, смирившись с неминуемым. Ему оставалось лишь ждать. Ждать расплаты за свою минутную слабость. Ждать появления сестры Мии, которая превратит его выздоровление в адскую кару.

Тишину в квартире разорвал оглушительный стук в дверь. Курама, и без того находящийся в состоянии панического ужаса, от неожиданности рухнул с кровати, как подкошенный. Инстинкт самосохранения взял верх, и он, не раздумывая, юркнул под кровать, словно таракан, застигнутый врасплох.

— Это, должно быть, Мия… — прошептал он себе под нос, забившись в самый дальний угол под кроватью. Сердце колотилось так, что казалось, оно вот-вот выскочит из груди.

Дверь распахнулась и в комнату влетела Мия. Со стороны она казалась хрупкой и юной девушкой, с копной пепельных волос, спадающих на плечи, и спокойным, даже озорным блеском в глазах. Ничего не выдавало в ней тирана-медика.

Мия окинула комнату растерянным взглядом. Брата нигде не было видно.

— Курама? Ты где? — позвала она, стараясь, чтобы ее голос звучал ласково и обеспокоенно.

Томое, войдя следом за Мией, с интересом наблюдал за происходящим. Он прекрасно видел, где прячется Курама. Чёрное крыло, предательски торчащее из-под кровати, выдавало его с головой.

Он подошел к Мие и наклонился к ее уху.

— Посмотри под кровать. — прошептал он, еле сдерживая смех.

В глазах Мии вспыхнул огонек азарта. Она резко опустилась на колени и схватила Кураму за ногу.

— Попался! — радостно воскликнула она, потянув его на себя.

Курама отчаянно пытался уползти обратно под кровать, цепляясь руками за ковер, но Мия была сильнее. Она вытащила его, как репку из земли, и он предстал перед ней во всей своей жалкой красе.

Сказать, что Курама был "рад" видеть свою сестру, было бы огромным преуменьшением. Он смотрел на нее с ужасом, словно на надвигающуюся катастрофу.

— Мия… Что ты здесь делаешь? — пробормотал он, отползая от нее на безопасное расстояние.

Мия, напротив, сияла от счастья. Она подскочила к нему и обняла его так крепко, что Курама едва мог дышать.

— Ах, Курама! Бедняжка! Как ты мог так заболеть? Я так за тебя волновалась! — щебетала она, осыпая его поцелуями.

Курама скривился от такой бурной демонстрации чувств. Ему было противно, страшно и одновременно немного трогательно.

Мия отстранилась от него и принялась осматривать его, ощупывая лоб и заглядывая в глаза.

— Ну и ну, ты выглядишь просто ужасно! Как такое могло случиться? Ты же у нас такой сильный и крутой айдол! Неужели не смог справиться с какой-то жалкой простудой? — упрекала она, но в ее голосе звучала скорее насмешка, чем искреннее недовольство.

Курама закатил глаза. Вот началось. Сейчас она начнет его подкалывать и высмеивать. Но он знал, что за этими колкостями скрывается забота. Своеобразная, жестокая, но все же забота.

Томое, стоя в дверях, еле сдерживал смех, наблюдая за этой комичной сценой. Он понимал, что Курама попал в ловушку. И выбраться из нее будет непросто.

— Ну, ладно, не буду тебя мучить. Я принесла лекарства и все необходимое. Сейчас мы тебя вылечим! — заявила Мия, доставая из сумки огромный шприц.

Курама в ужасе зажмурился. Кажется, худшие опасения сбываются…

Увидев шприц, выросший в его воображении до чудовищных размеров, Курама едва сдержал рвущийся наружу крик. Инстинкт самосохранения заставил его скрыть панику, но предательская бледность, залившая щеки, и дрожь в руках выдавали его с головой.

— Я… Я просто… воды попью, — пробормотал он, делая неуверенный шаг назад. Под маской жажды скрывалось отчаянное желание исчезнуть, раствориться в воздухе, пока Мия не осознала его намерения.

Но Мия не была простушкой. Она прекрасно видела его жалкую попытку к бегству, и эта комичная сцена доставляла ей искреннее удовольствие. Упустить возможность потешиться над страхом брата она не могла.

Едва Курама приблизился к спасительному дверному проему, его путь преградил Томое, застывший в дверях с самодовольной ухмылкой. В глубине его лисьих глаз плясали огоньки предвкушения.

— Куда это ты намылился, птенчик? Забыл, что тебе прописан отдых и забота? — промурлыкал Томое, преграждая ему путь.

Курама попытался юркнуть мимо, но лис молниеносно перехватил его, не упустив случая напоследок поддеть, и вернул обратно в заботливые, но коварные объятия Мии.

— Держи своего брата, Мия. Кажется, он немного боится иголочек, — ехидно произнес Томое, передавая трепещущего от ужаса Кураму сестре.

Мия подхватила его без труда. Он был легким и податливым, словно тростинка на ветру, попавшая в ее руки.

— Ну что ты, Курама? Чего ты так переполошился? Ты же у нас такой взрослый и сильный, а боишься маленького укольчика? Это же совсем не страшно, — проворковала Мия, глядя ему прямо в глаза.

Томое расхохотался, не в силах сдержать веселье. Его заразительный смех, словно удар хлыста, хлестал по самолюбию Курамы.

Внезапно, словно по щелчку пальцев, воцарилась тишина. Нанами, до этого молча наблюдающая за развернувшейся драмой, подошла к Томое и отвесила ему увесистый подзатыльник.

— Нельзя смеяться над чужим страхом! Это бессердечно, — отчитала она его тоном строгой матери.

Томое замолчал, потирая ушибленное место и бросая на Нанами обиженный взгляд.

Мия, тем временем, продолжала неотрывно смотреть на Кураму, в ее глазах плясали лукавые огоньки.

— Ладно, Курама, на этот раз я прощу тебе твою трусость. Ограничимся лишь уколом. Но в следующий раз, если я только услышу, что ты пренебрегаешь своим здоровьем… — она сделала паузу, чтобы придать своим словам вес, — …тогда ты получишь не только укол, но и кое-что еще… гораздо более болезненное.

Она извлекла из сумки тонкий кожаный ремень и демонстративно покрутила его в пальцах. Кожа издала зловещий свист.

— Ты ведь помнишь, как я умею им пользоваться, Курама? Уверяю тебя, ты не захочешь испытать это вновь, — прошептала она, приблизив свое лицо к его уху.

По спине Курамы пробежал ледяной озноб. Он слишком хорошо помнил, как Мия наказывала его в детстве. И ремень был ее самым любимым инструментом.

— Я… Я буду заботиться о себе. Обещаю! Я буду вовремя ложиться спать, правильно питаться и всегда носить шарф в холодную погоду, — выпалил он, готовый поклясться чем угодно, лишь бы избежать грядущей расплаты.

Мия удовлетворенно кивнула.

— Вот и славно. А теперь давай сделаем укол, и все будет хорошо. Потерпи немного, — сказала она и приблизилась, держа в руке зловещий шприц.

Курама зажмурился, ожидая неминуемого. В этот момент он ощутил себя маленьким и беззащитным, словно ребенок, попавший в руки жестокой и безжалостной воспитательницы.

Надежда умирает последней, но, кажется, Курама достиг той точки, когда даже она начала угасать. Война, развернувшаяся в квартире, вымотала его физически и морально. Но он продолжал бороться, хотя каждый его шаг казался все более отчаянным.

Он вновь и вновь пытался сбежать, но Мия и Томое, словно сговорившись, были начеку. Они ловили его, словно неопытного воробья, не давая ни малейшего шанса вырваться.

В отчаянии Курама упал на колени перед Мией, умоляя её о пощаде. Он обещал, что будет хорошим, что будет послушно пить все лекарства и выполнять все её рекомендации. Он даже пообещал добровольно вымыть всю посуду в доме до конца года.

Но Мия оставалась непреклонной. Она смотрела на него с сочувствием, но её глаза говорили о том, что решение уже принято.

— Курама, я делаю это для твоего же блага. Ты должен понять, что укол необходим, — твердо произнесла она, не поддаваясь на его мольбы.

Томое, наблюдавший за происходящим, лишь усмехнулся.

— Бесполезно, Курама. Тебе не удастся её переубедить. Просто сдавайся и потерпи немного, — посоветовал он.

И вот, наступил момент, когда силы Курамы окончательно иссякли. Он понял, что сопротивление бесполезно, и опустил руки.

Тогда Мия отдала приказ. Нанами, до этого стоявшая в стороне, подошла к Кураме и, упершись руками в его спину, крепко прижала его к кровати. Томое, не теряя времени, схватил его за ноги и удержал их.

Курама понял, что это конец. Последний рубеж пал. Он закрыл глаза, готовясь к неминуемому.

Мия, действуя быстро и профессионально, стянула с него штаны. Обработала ягодицу спиртом и, не давая ему опомниться, воткнула шприц.

Курама изо всех сил старался не закричать. Больно было так, что хотелось выть. Он стиснул зубы, сжал кулаки и вцепился зубами в подушку. Но боль была слишком сильной. Из его горла вырвались приглушенные стоны.

Когда все закончилось, Мия аккуратно вытащила шприц и похлопала его по месту укола, как маленького ребенка.

— Ну вот и все. Было не так уж и страшно, правда, — спросила она, стараясь говорить ободряющим тоном.

Курама молчал, уткнувшись лицом в подушку. Он чувствовал себя униженным и побежденным.

Мия, зная, что ему сейчас не до разговоров, оставила его одного. Она вышла из комнаты и вернулась через несколько минут с листком бумаги в руках.

— Вот список рекомендаций. Обязательно выполняй все, что здесь написано. И не вздумай меня ослушаться, — предупредила она, протягивая ему листок, — Да, кстати, я сегодня с тобой останусь. Вдруг, плохо станет.

Курама застонал. Он не хотел, чтобы Мия оставалась с ним. Он хотел, чтобы его оставили в покое.

Но ему ничего не оставалось, как подчиниться. Он знал, что спорить с Мией бесполезно.

Он лежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и думал о том, как низко он пал. Он, Курама, знаменитый айдол, превратился в беспомощного пациента, которого терроризирует собственная сестра.

И казалось, что этот кошмар никогда не закончится.

Тишина окутала квартиру Курамы. Лишь мерное дыхание больного нарушало её покой. Мия сидела в кресле рядом с кроватью брата, наблюдая за его бледным лицом. Свет ночника мягко освещал комнату, отбрасывая причудливые тени на стены. Укол, казалось, начал действовать, и Курама, наконец, крепко уснул.

Мия тихо вздохнула, откинувшись на спинку кресла. Ее взгляд блуждал по комнате, цепляясь за знакомые детали. Вот его любимая гитара, прислоненная к стене, а вот стопка книг на прикроватной тумбочке. В каждой вещи чувствовалось присутствие Курамы, его характер, его увлечения.

В памяти Мии начали всплывать картины прошлого. Детство, горы Курама, шум крыльев тэнгу… Она помнила, каким маленьким и хрупким был Курама тогда. Его крылья были меньше, чем у других детей, и он часто становился объектом насмешек.

«Эй, Курама! Где твои крылья? Что, не выросли еще?»

Мия поморщилась, словно услышала эти слова снова. Она всегда приходила на помощь брату, словно маленькая кошка, готовая выпустить когти, чтобы защитить своего детёныша. Она, хоть и сама была еще ребенком, вставала между Курамой и обидчиками, шипела, царапалась, кусалась, пока те не отступали. Сойро, старший брат, обычно приходил следом, чтобы добить отступающих.

Ей было все равно, что они старше и сильнее. Ее любовь к Кураме придавала ей сил. Она готова была на все, чтобы он не чувствовал себя слабым и беспомощным.

Вспоминались моменты, когда она сама дразнила Кураму, подкалывала его, шутила над ним. Ей казалось, что так она делает его сильнее, закаляет его характер. Но сейчас, глядя на его спящее лицо, Мия понимала, что это была лишь маска, способ скрыть свою любовь и заботу.

«Неужели я действительно вела себя как вредная сестра?» — пронеслось у нее в голове.

Настоящая Мия была совсем другой. Она была доброй, милой, заботливой и сострадательной девушкой. Она просто не умела выражать свои чувства по-другому. Она часто плакала ночами, переживая за Кураму, когда он улетал на свои концерты, или когда слышала о его проблемах. Но она никогда не показывала этого ему, боясь показаться слабой.

— Курама, дурачок, — тихо прошептала Мия, поглаживая его руку, лежащую на одеяле, — Неужели ты не понимаешь, как я за тебя волнуюсь? Как сильно я тебя люблю?

Она знала, что он не услышит ее. Но ей было необходимо высказаться, выплеснуть те чувства, которые так долго копились в ее сердце.

Мия устало прикрыла глаза. Бессонная ночь давала о себе знать. Но она не могла уснуть, пока не убедится, что с Курамой все в порядке. Она пообещала себе, что больше никогда не позволит ему чувствовать себя одиноким и беспомощным. Она всегда будет рядом, чтобы поддержать его, защитить его, любить его.

В ее сердце зародилось новое обещание — быть не только его сестрой, но и его другом, его опорой, его семьей. И она сделает все, чтобы сдержать это обещание.

Мия поднялась с кресла. Шаги её были тихими, почти неслышными. Она приблизилась к кровати, где безмятежно спал Курама. В сердце разлилось тепло, желание быть ближе к нему, ощутить его дыхание.

Не удержавшись, она осторожно прилегла рядом, стараясь не потревожить его сон. Укрыв их обоих одеялом, Мия расправила свои крылья. Нежные и тёплые, они словно кокон окутали Кураму, даря чувство уюта и защищённости.

Курама зашевелился, сквозь сон чувствуя чужое присутствие. Он приоткрыл глаза, зрение было затуманено остатками сна. С трудом узнав рядом Мию, он попытался отстраниться.

— Мия? Что… что ты делаешь? — пробормотал он сонным голосом, чувствуя себя смущённым и немного раздражённым.

В ответ Мия лишь сильнее прижалась к нему, ещё плотнее обвивая его своими крыльями. Курама замер, ошеломлённый её неожиданным порывом. Тепло её тела, мягкость крыльев, нежность прикосновения — всё это вызывало странные, непривычные ощущения.

«Что это взбрело ей в голову? Решила придушить меня во сне?» — саркастическая мысль промелькнула в голове, но тут же была отброшена волной воспоминаний.

Зарывшись носом в её волосы, пахнущие лавандой, Курама вспомнил… Вспомнил маленькую Мию, отважно бросающуюся на защиту брата от хулиганов. Вспомнил, как мучился, когда она болела, и как радовался, когда она, наконец, поправилась. Вспомнил, как обижался на её поддразнивания, не понимая, что за ними скрывается забота и любовь.

Картины прошлого проносились перед его внутренним взором. Вот Дзиро сталкивает его в яму, полную мерзких тварей. Леденящий страх сковывает тело, впереди лишь боль и отчаяние. И вдруг появляется Суеро, готовый на всё ради защиты. Он бросается в яму, отталкивает Кураму в безопасное место, принимая удар на себя. Ценой своей самоотверженности Суеро лишился крыльев.

«Суеро…» — в мыслях Курамы прозвучала тихая, полная горечи мольба.

Воспоминание растворилось, оставив после себя горький привкус вины и сожаления.

«Как он там… один?» — вопрос терзал душу. Тоска по дому, по семье, по родной горе Курама душила его. Он скучал по братьям, по их шуткам и подколам, по их силе и поддержке. Он скучал по жизни, которую оставил позади, гонясь за славой и признанием.

Медленно, словно тяжёлая ноша, напряжение покидало его тело. Он расслабился в объятиях Мии, позволяя теплу её крыльев окутать себя. В этом моменте он чувствовал себя защищённым, умиротворённым и, что самое главное, не одиноким.

«Наверное, это и есть семья…» — подумал Курама, закрывая глаза. «Любовь, забота, защита… и понимание, которое не требует слов».

Он прижался к Мие крепче, безмолвно благодаря её за то, что она рядом, за то, что не оставила его в трудную минуту. И в этот миг Курама осознал, что, несмотря на свои ошибки и разочарования, он не одинок. У него есть семья, которая любит его и примет его любым. И это — самое ценное сокровище, которое только можно пожелать. С этими мыслями Курама вновь погрузился в сон, чувствуя себя впервые за долгое время по-настоящему счастливым.

Солнце едва пробивалось сквозь щели в шторах, окрашивая комнату мягкими, золотистыми оттенками. Курама проснулся рано, чувствуя себя немного лучше, чем накануне. Головная боль, словно по мановению волшебной палочки, отступила, оставив лишь лёгкое ощущение разбитости.

Он осторожно повернулся на бок, чтобы не потревожить спящую рядом Мию. Её крылья, сложенные вокруг него, казались сейчас особенно нежными и пушистыми. Сердце наполнилось благодарностью к этой хрупкой, но такой сильной девушке.

Аккуратно высвободившись из её объятий, Курама тихо встал с кровати и направился на кухню. Ему отчаянно хотелось кофе, чтобы окончательно проснуться и привести мысли в порядок.

Заваривая бодрящий напиток, он заметил на столе сложенный вдвое листок бумаги. Любопытство взяло верх, и Курама развернул его. Записка гласила:

«Курама, ни в коем случае не вздумай вставать с кровати! Я останусь с тобой, пока ты полностью не выздоровеешь. Никаких концертов! Тебе нужно отлежаться и отдохнуть. И… да, тебе придется пройти курс уколов. В ягодицу, разумеется. Люблю, твоя Мия.»

Последняя фраза повергла Кураму в настоящий шок.

«Курс уколов?! В ягодицу?! Этого ещё не хватало!» — пронеслось в его голове.

Он представил себе, как Мия, с озорным блеском в глазах, приближается к нему со шприцом в руках, и по спине пробежал холодок.

Но ещё больше его испугало другое. За размышлениями он не услышал, как кто-то вошёл на кухню. Внезапно за спиной раздался знакомый, слегка сонный голос.

— Курама? Что ты тут делаешь? Я, конечно, понимаю, кофе… Но я же сказала — лежать в постели!

Курама вздрогнул и медленно обернулся. На пороге стояла Мия. Она была немного растрёпанной, с сонными глазами, но взгляд её был твердым и решительным. Видно было, что она не намерена отступать.

«Ну всё, попал…» — обречённо подумал Курама, чувствуя, как к горлу подступает паника. Ему казалось, что сейчас начнётся новая битва за его… ягодицы. И исход этой битвы, к сожалению, был предрешён. Мия была настроена серьёзно, и спорить с ней было бесполезно.

— Мия, я… я просто хотел кофе… — попытался оправдаться Курама, надеясь на чудо.

Но Мия лишь прищурилась, и он понял, что чудо не произойдёт. Ему оставалось лишь смириться с неизбежным и приготовиться к новым "болезненным" процедурам. Курс уколов в ягодицу под бдительным присмотром сестры — это была его расплата за легкомысленное отношение к своему здоровью. И, пожалуй, самая страшная расплата в его жизни.

Курама судорожно сглотнул, пытаясь придумать хоть какой-нибудь способ избежать неминуемой участи. Он окинул взглядом кухню, словно ища пути к бегству, но все выходы были перекрыты Мией. Она стояла, как страж у ворот, скрестив руки на груди и не сводя с него пронзительного взгляда.

— Кофе, значит? А я вот думаю, тебе сейчас совершенно другое нужно, — сладко пропела Мия, делая шаг вперед. В её голосе слышались одновременно забота и зловещая угроза. Курама ощутил, как по спине пробегает неприятный холодок.

— Мия, ну правда, мне уже лучше! Голова не болит, температура нормальная. Может, обойдемся без этих… твоих методов? — взмолился Курама, пытаясь разжалобить сестру.

Но Мия оставалась непреклонной.

— Не выдумывай! Я же врач, мне виднее. И вообще, я записку оставила, разве ты не читал? Там все написано черным по белому: курс уколов! Или ты ремня хочешь?

Курама попытался возразить, но Мия не дала ему и слова сказать. Она подошла к нему вплотную и, взяв за руку, повела обратно в спальню.

— Не сопротивляйся, Курама. Это все ради твоего блага, — приговаривала она, словно гипнотизируя его.

В спальне, словно по зловещему сигналу, на прикроватной тумбочке уже красовался небольшой медицинский столик, на котором аккуратно были разложены шприцы, вата, спирт и другие "инструменты пыток". Курама с ужасом взглянул на этот арсенал и почувствовал, как его мужество стремительно тает.

— Мия, может, хотя бы сегодня один укол? А завтра уже посмотрим? — предпринял он последнюю отчаянную попытку.

Мия остановилась, задумавшись на мгновение.

— Ну ладно, уговорил. Сегодня один, но завтра — два! И никаких поблажек!

Курама облегченно выдохнул, но тут же понял, что это лишь временная передышка. Завтра ему придется столкнуться с двойной дозой боли и унижения. Мысль об этом заставила его снова напрячься.

Мия тем временем начала готовиться к процедуре. Она ловко набрала лекарство в шприц, выпустила воздух и, повернувшись к Кураме, лукаво улыбнулась.

— Ну что, братик, готов?

Курама сглотнул, чувствуя, как ком подступает к горлу. Он медленно кивнул, понимая, что сопротивление бесполезно. Он обреченно лег на кровать, лицом вниз, и зажмурил глаза, готовясь к худшему.

Мия, словно опытный палач, ловко стянула штаны и обработала кожу спиртом. Курама почувствовал легкий холодок и напряг все мышцы, готовясь к уколу.

— Расслабься, Курама, иначе будет больнее, — прошептала Мия, прикладывая свою ладонь к его коже.

Курама попытался расслабиться, но это было выше его сил. Он чувствовал, как сердце бешено колотится в груди, а руки судорожно сжимают простыню.

Внезапно, Курама почувствовал резкую, жгучую боль. Он невольно вскрикнул и дернулся, но Мия крепко придержала его.

— Тихо, тихо, все уже закончилось, — успокаивающе проговорила она, вынимая шприц и прикладывая ватку к месту укола.

Курама тяжело дышал, пытаясь прийти в себя. Боль постепенно стихала, оставляя после себя лишь ноющую тяжесть.

— Ну вот и все. Видишь, не так уж это и страшно, — сказала Мия, похлопывая его по месту укола.

Курама промолчал, не в силах выдавить из себя ни слова. Он чувствовал себя униженным и беспомощным.

Мия тем временем убрала медицинский столик и села рядом с ним на кровать.

— Ну ладно, хватит киснуть. Сейчас я тебе сделаю чай с медом, и ты снова будешь как раньше, — сказала она, заботливо поправляя его волосы.

Курама не ответил, но в глубине души он был благодарен Мие за ее заботу. Пусть ее методы лечения и были немного… своеобразными, он знал, что она делает это из любви и желания помочь ему.

Он понимал, что ему придется смириться со своей участью и пройти этот курс уколов до конца. Ведь в конце концов, это все ради его здоровья. И ради спокойствия его любящей, но такой настойчивой сестры.

С этими мыслями Курама немного успокоился и позволил Мие укутать себя в одеяло и принести ему горячий чай. Он знал, что впереди его ждет еще много "болезненных" процедур, но он готов был вытерпеть все ради того, чтобы снова быть здоровым и вернуться к своей любимой работе. А пока что он был пленником заботы и уколов в своей собственной квартире.

Утро следующего дня выдалось для Курамы особенно мучительным. Он лежал на диване, наполовину оголенный, штаны небрежно опущенные до колен, обнажая покрасневшую и ноющую ягодицу. Воспоминания о вчерашнем уколе и перспектива сегодняшних двух заставляли его молиться всем известным богам, как небесным, так и земным. Он представлял Мию, ее ловкие руки, готовые снова вонзить иглу в его несчастную плоть.

Мия, как назло, спешила на работу. Срочный вызов в больницу перечеркнул все ее планы на неспешное лечение брата. Она металась по квартире, собирая вещи и одновременно наставляя Кураму.

— Лежи спокойно, не вздумай вставать! — крикнула она из прихожей, натягивая куртку. — Сейчас я быстро сделаю укол и убегу.

Курама застонал, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Он попытался было возразить, но Мия уже вернулась в комнату со шприцом в руках.

— Так, не дергаемся! — скомандовала она, ловко обнажая его ягодицу. Спирт, вата, быстрый шлепок. Курама успел лишь судорожно вздохнуть, как почувствовал резкую, пронзительную боль.

— Ай! — невольно вырвалось у него.

Мия, не обращая внимания на его страдания, быстро ввела лекарство и выдернула шприц.

— Готово! — бодро заявила она, похлопывая его по месту укола. — Только ты не обижайся, я тороплюсь, могла немного кривовато попасть. Вечером посмотрим.

С этими словами она бросила на тумбочку использованный шприц, схватила сумку и выбежала из квартиры.

— Не скучай, братик! Я вечером вернусь и мы продолжим! — жизнерадостно прокричала Мия, убегая за дверь. Замок щелкнул, отрезая Кураму от любой надежды на спасение.

Курама застонал, перекатился на бок и попытался устроиться поудобнее, но безуспешно. Любое движение отдавалось острой болью в бедре. Он проклинал Мию, ее поспешность и свои слабые ягодицы.

Внезапно в квартире раздался знакомый, полный сарказма и язвительности голос.

— Что, пернатый, совсем скис? Не думал, что ты такой неженка.

Курама вздрогнул и поморщился. Не хватало еще и его издевательств для полного счастья.

— Что тебе нужно? — буркнул он, отворачиваясь к стене.

— Нанами прислала узнать, как твое самочувствие, — фыркнул Томое. — Не переживай, я не собираюсь за тобой ухаживать. Просто передать поручение и свалить.

Курама лишь вздохнул и отвернулся. Он не был в настроении выслушивать его колкости.

Томое, удивленный отсутствием реакции, подошел ближе и наклонился над Курамой.

— Эй, тэнгу, с тобой все в порядке? Ты обычно с меня три шкуры сдираешь за такие слова.

Курама раздраженно дернулся.

— Отстань, Томое. Не твое дело. Ты не поймешь, каково это — получать уколы… туда.

Последнее слово он произнес с особым отвращением.

В комнате повисла тишина. Томое задумчиво почесал подбородок.

— Знаешь, а ведь ты прав, — внезапно произнес он. — Я действительно не представляю. Но, может… может, я могу помочь?

Курама с недоверием посмотрел на него.

— Помочь? Ты? Не смеши меня.

— Ну а что? — пожал плечами Томое. — У меня есть одна идея. Давай я приму твой облик, а ты где-нибудь спрячешься. Когда Мия вернется, я отдуюсь за тебя.

Курама удивленно приподнял бровь.

— С чего это вдруг такая щедрость? С чего тебе помогать мне, своему злейшему врагу?

Томое усмехнулся.

— Ну, во-первых, Нанами попросила. А во-вторых… с кем я тогда буду ругаться, если ты будешь валяться в постели и хныкать? Скучно же будет.

Курама некоторое время молча смотрел на лиса. Идея была безумной, рискованной, но… чертовски заманчивой. Шанс избежать уколов, пусть и такой, был слишком хорош, чтобы его упустить.

— Хорошо, — сдался Курама. — Я согласен. Но если что-то пойдет не так…

— Не беспокойся, пернатый, — перебил его Томое с самодовольной улыбкой. — Я все устрою. Просто доверься мне.

Курама с сомнением оглядел Томое. Лис, облаченный в его облик, выглядел подозрительно убедительно. Та же надменная ухмылка, тот же вызывающий взгляд.

— Говори, что я должен делать?

Курама вздохнул. Он чувствовал себя полным идиотом, доверяя свою задницу (и судьбу) этому лису.

— Веди себя как обычно. Хами, язви, жалуйся на жизнь. Только… не переборщи. Мия знает меня как облупленного.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Томое. — Я прирожденный актер. Буду лучшим Курамой, которого ты когда-либо видел.

С этими словами Томое вальяжно развалился на диване, приняв позу, которую Курама обычно принимал перед своими концертами.

— Ну, где тут твой укол? — спросил он, изображая скуку. — Не люблю заставлять леди ждать.

Курама, тем временем, искал укромное место, чтобы спрятаться. Выбор пал на просторный шкаф стоявший рядом с диваном. Забившись между кипами одежды, он прислушивался к происходящему в комнате.

Вскоре послышался звонок в дверь. Сердце Курамы бешено заколотилось. Вот и Мия.

— Привет, братик! — прозвучал ее жизнерадостный голос. — Как ты тут без меня?

— Как в аду, — отозвался Томое, в точности копируя тон Курамы. — Лежу тут, как овощ, и жду, когда ты придешь и снова вонзишь в меня иголку.

Мия засмеялась.

— Не преувеличивай. Сейчас я тебя быстро подлечу, и ты снова будешь порхать, как бабочка.

Курама затаил дыхание. Судя по звукам, Мия направлялась на кухню. Он слышал, как она гремит посудой и наливает воду в чайник. Затем, с чашкой чая в руках, она вернулась в гостиную.

— Ну, показывай свой зад, — скомандовала Мия. — Не будем тянуть кота за хвост.

Курама услышал, как Томое с нарочитой ленью вздохнул и начал стаскивать штаны.

— Ты уверена, что это необходимо? — спросил он, стараясь как можно точнее имитировать голос Курамы. — Может, можно обойтись таблетками?

— Нет, — твердо ответила Мия. — Уколы — самый эффективный способ. К тому же, ты сам виноват, что попал под дождь.

Раздался звук шлепка по голой коже.

— Эй, что ты делаешь? — возмутился Томое.

— Проверяю, насколько ты чувствителен, — ответила Мия, смеясь. — Расслабься. Это всего лишь укол.

Курама закрыл глаза. Он не хотел слышать и представлять, как игла пронзает плоть Томое, пусть даже и в его обличии. Он чувствовал себя трусом, прячущимся в шкафу, пока лис принимает на себя его наказание.

Вдруг раздался громкий крик.

— А-а-а! Что ты творишь, садистка?!

Курама вздрогнул. Крик был настолько неистовым, что он невольно высунул голову из шкафа.

Картина, представшая перед его глазами, была поистине комичной. Томое лежал на диване, наполовину оголенный, со шприцом в... Мия стояла рядом с ним и смотрела на него с удивлением.

— Что случилось? — спросила она. — Я сделала что-то не так?

— Не так?! — взвыл Томое. — Ты воткнула мне иглу прямо в кость!

— Не может быть, — возразила Мия. — Я знаю анатомию как свои пять пальцев.

— Знаешь, говоришь? — огрызнулся Томое. — Тогда почему мне так больно?!

Мия нахмурилась, внимательно изучая место укола. Она осторожно потрогала кожу вокруг, и Томое снова закричал.

— Да прекрати ты! — взвыл он. — Это невыносимо!

— Странно, — пробормотала Мия. — Здесь какое-то уплотнение… Подожди-ка…

Она схватила со столика ватку, смоченную спиртом, и тщательно протерла кожу. Под слоем грима, которым Томое загримировал себя под Кураму, проступила небольшой шрам, которой у певца-ворона никогда не было.

Мия замерла, уставившись на шрам. Затем она перевела взгляд на Томое, который смотрел на нее с виноватым видом.

— Ты… ты не Курама! — прошептала она, отступая назад. — Ты… ты кто?!

Томое вздохнул, и его облик начал меняться, возвращаясь к его истинному лисьему облику.

— Прости, Мия, — сказал он. — Это все Курама. Он попросил меня его подменить.

Мия была в ярости.

— Где он?! — закричала она. — Где этот трус?!

Она оглядела комнату, ее взгляд упал на приоткрытую дверцу шкафа. Рывком распахнув ее, она вытащила оттуда дрожащего Кураму. Тот попытался было вырваться, но взгляд Мии буквально приковал его с полу.

Она подошла к тумбочке, взяла шприц и злобно улыбнулась.

— А теперь, Курама, — сказала она. — Приготовь свою попку к расплате!

Курама застонал и попытался убежать, но Мия была быстрее. Она поймала его за руку и потащила обратно к дивану. Томое, наблюдая за этой сценой, не мог сдержать смеха. Курама, вырываясь и крича, был похож на перепуганного воробья.

В итоге, Курама все-таки получил свой укол. И Томое, глядя на его страдальческое лицо, вдруг понял, что он получил гораздо больше удовольствия от этой авантюры, чем ожидал. И дело было вовсе не в том, чтобы избежать укола. Дело было в возможности поиздеваться над Курамой — пусть даже косвенно.

Мия, закончив с Курамой, вытерла руки и сердито посмотрела на Томое.

— А теперь, лис, — сказала она. — Настала твоя очередь.

— Моя очередь? — переспросил Томое, стараясь выглядеть невозмутимо. — А я-то тут при чем? Я всего лишь выполнял просьбу друга.

— Да? — усмехнулась Мия. — А кто кричал, что я воткнула ему иглу прямо в кость?

Томое покраснел.

— Ну… может быть, я немного преувеличил, — пробормотал он. — Но мне действительно было больно!

— Вот и хорошо, — ответила Мия. — Теперь ты знаешь, каково это — получать уколы. А поскольку ты помог Кураме избежать лечения, то ты тоже заслуживаешь наказания.

Она снова взяла шприц и направилась к Томое. Лис отступил на шаг.

— Погоди, Мия, — запротестовал он. — Может, мы как-нибудь договоримся?

— Нет, не договоримся — отрезала Мия. — Снимай штаны.

Томое вздохнул и обреченно посмотрел на Кураму. Тот, в свою очередь, ухмылялся во весь рот.

— Что, лис, попался? — спросил он, злорадно потирая руки. — Теперь ты знаешь, как это — страдать.

Томое бросил на Кураму испепеляющий взгляд.

— Еще посмотрим, кто тут будет страдать, — прошипел он. — Я тебе это припомню, пернатый.

Но Мия уже была рядом, и Томое пришлось подчиниться. Он с неохотой стащил штаны и приготовился к уколу.

— Только не в кость! — взмолился он. — Пожалуйста!

Мия усмехнулась.

— Обещаю, — сказала она. — Но только в этот раз.

И она сделала ему укол. Томое закричал, но на этот раз не так громко. Он понял, что наказание заслужено, и что, возможно, в следующий раз он подумает дважды, прежде чем помогать Кураме в его безумных затеях.

Мия, убедившись, что справедливость восторжествовала, оставила двоих пострадавших наедине. В квартире повисла тишина, нарушаемая лишь тихим шипением Томое и стонами Курамы.

Лис, прижимая руку к ноющей ягодице, хмуро посмотрел на тэнгу.

— Доволен? — процедил он сквозь зубы. — Из-за тебя я получил укол!

Курама, свернувшись калачиком на диване, пробурчал:

— Тебе же не понравилось валяться тут в роли больного? Мне тоже, так что не думаю, что ты тут пострадал больше меня.

— Это другое! — возразил Томое. — Я должен был иисполнит просьбу Нанами, а не становиться мишенью для твоей сестры-садистки!

— Не преувеличивай, — отмахнулся Курама. — Мия не садистка. Просто… очень заботливая. И, возможно, чуть-чуть злопамятная.

Томое фыркнул.

— Заботливая, говоришь? Больше похоже на профессионального мучителя!

Курама тяжело вздохнул и попытался перевернуться на другой бок, но резкая боль в бедре заставила его замереть.

— Черт, — пробормотал он. — Она действительно попала не туда.

Томое, несмотря на свои обиды, невольно почувствовал сочувствие к Кураме. Он подошел к дивану и наклонился над ним.

— Дай посмотрю, — сказал он.

Курама, нахмурившись, отвернулся к стене.

— Не нужно. Просто оставь меня в покое.

— Не будь ребенком, — настаивал Томое. — Я же просто хочу посмотреть. Вдруг там что-то серьезное.

Курама, поколебавшись, все же позволил Томое осмотреть место укола. Лис осторожно прикоснулся к покрасневшей коже вокруг, и Курама невольно вздрогнул.

— Да, тут явно что-то не так, — констатировал Томое. — Воспаление какое-то.

— Я знаю, — огрызнулся Курама. — Именно поэтому я и пытался избежать этих чертовых уколов!

Томое проигнорировал его слова и задумался.

— Знаешь, есть одно средство, — сказал он. — Старое, проверенное… Но тебе оно вряд ли понравится.

— Говори уже, — нетерпеливо произнес Курама. — Что за средство?

— Нужно… прогреть это место, — ответил Томое, немного смущенно. — Теплом.

— Прогреть? — переспросил Курама. — И как, по-твоему, я должен это сделать? Приложить горячий чайник?

Томое покраснел еще сильнее.

— Не обязательно чайник, — пробормотал он. — Можно… можно использовать…

Он замолчал, не в силах произнести это вслух.

— Что можно использовать? — настаивал Курама.

Томое глубоко вздохнул и выпалил:

— Можно использовать… меня.

Курама остолбенел.

— Что?! — воскликнул он. — Ты предлагаешь… себя? В качестве грелки?

Томое кивнул, опустив глаза.

— Ну… я же все-таки лис — пробормотал он. — У меня температура тела немного выше, чем у обычного человека. В общем, это может помочь… если ты, конечно, не против.

Курама молчал, переваривая услышанное. Идея была настолько абсурдной, что он не знал, что и думать. С одной стороны, он не мог поверить, что Томое, его злейший враг, предлагает ему такую помощь. С другой стороны, боль в бедре становилась невыносимой, и он готов был на все, чтобы ее облегчить.

— И что, по-твоему, я должен сделать? — наконец спросил Курама. — Просто прижаться к тебе задницей?

Томое покраснел еще больше.

— Ну… да, — пробормотал он. — Но… не обязательно ей. Можно… просто лечь рядом. И… ну, ты понимаешь.

Курама усмехнулся.

— Понимаю, — сказал он. — Ты предлагаешь мне обняться с тобой, чтобы облегчить мою боль.

Томое не ответил, лишь сжал губы в тонкую линию.

— Ладно, — внезапно сказал Курама. — Я согласен.

Томое удивленно поднял голову.

— Правда? — переспросил он. — Ты действительно согласен?

— Да, — ответил Курама. — Но только с одним условием.

— Каким? — настороженно спросил Томое.

— Никаких глупостей, — сказал Курама. — Просто тепло и никакого приставания. Ты понял?

Томое кивнул.

— Понял, — ответил он. — не дурак.

Курама вздохнул и осторожно перевернулся на бок, стараясь не причинять себе боли. Томое подвинулся к нему ближе и лег рядом, стараясь не касаться его.

— Ну, давай же, — сказал Курама. — Ближе. Иначе никакого эффекта не будет.

Томое послушно приблизился и осторожно обнял Кураму за плечи. Тот невольно вздрогнул от неожиданного прикосновения, но потом расслабился. Тело Томое было действительно теплым, и Курама почувствовал, как боль в бедре начинает постепенно отступать.

Они лежали так в тишине, лишь изредка переговариваясь. Курама чувствовал, как между ними исчезает напряжение, и как на его место приходит что-то новое, незнакомое.

Внезапно дверь открылась, и в комнату заглянула Мия. Увидев Кураму и Томое, обнимающихся на диване, она удивленно вытаращила глаза.

— Что здесь происходит?! — воскликнула она.

Курама и Томое резко отпрянули друг от друга, как будто их застукали за чем-то непристойным.

— Мы… ничего, — пробормотал Курама, покраснев. — Просто…

— Мы просто согреваем друг друга, — быстро вставил Томое. — Кураме было холодно.

Мия нахмурилась, глядя на них с подозрением.

— Холодно? — переспросила она. — Летом? Да еще и в обнимку? Что-то тут не так.

Она подошла к дивану и внимательно осмотрела Кураму.

— Погоди-ка, — сказала она. — А что у тебя с ягодицей?

Курама попытался прикрыться рукой, но Мия перехватила его руку.

— Покажи, — приказала она.

Курама, нехотя, позволил Мии осмотреть место укола. Она внимательно ощупала кожу вокруг, и ее лицо помрачнело.

— Да, здесь воспаление, — констатировала она с горечью в голосе. — Я, кажется, действительно немного переборщила.

Она посмотрела на Томое и Кураму, в ее глазах читалось непонимание.

— Ладно, — сказала она. — Я вам верю. Но если я узнаю, что вы что-то от меня скрываете…

Она многозначительно замолчала, и Курама с Томое невольно вздрогнули.

— Не волнуйся, Мия, — сказал Томое. — Мы ничего не скрываем. Просто… стараемся помочь друг другу.

Мия скептически посмотрела на него, но ничего не сказала. Она вышла из комнаты, оставив Кураму и Томое наедине.

— Ну и что это было? — спросил Курама, глядя на Томое.

— Не знаю, — ответил Томое, пожимая плечами. — Но, кажется, Мия что-то заподозрила.